Домашний уют

Не смотря на неусыпное бдение Андрея, я таки нажрался. Причем нажрался как свинтус, до зеленых жаб. Но не сразу, потому как с этим человеком пить можно только в пятницу – в другие дни это опасное дело. Есть у меня один хороший друг – Саша Киреев. Мы с ним еще с мединститута знакомы, в одной группе учились. Да и не только учились! Вместе любили пошутить, выпить, а потом пофилософствовать под утро, сидя на крыше общаги или в его комнате, если чердак общаги был закрыт. Жизнь нас развела по разным больницам, по разным направлениям. Я стал гинекологом, пиздоглядом, как цинично любил шутить надо мной Сашка, а он – уролог. Потом он стал хирургом по своему направлению, а сейчас занялся и трансплантацией почек. Давно я хотел с ним поговорить об этом. Каждому врачу это интересно. И вот в четверг я все же созрел. Каждый день возвращаться домой и видеть, как квартира становится все более и более комфортабельной и ухоженной, на столе сытный и вкусный ужин, свора довольная и тихая, а главное, недействующая на нервы и неходящая попятам, все это так настораживает. Как тот еще лентяй, я с радостью принимаю увеличение своего комфорта, но понимание того, что этот комфорт создает человек потенциально опасный для моей ориентации, меня напрягает. Вот и не могу я жить с таким дисбалансом мозгов и тела. Мне нужен советчик. А кто может быть лучшим советчиком, как не Киреев? И вот собрались мы у него на квартире. Кстати, она у него хоть и холостяцкая, но весьма ухоженная. Ну разве если не смотреть на антресоли или нечаянно не открывать кладовку – там полный кабздец. Так вот. Как положено инициатору, к Сашке я пришел с напитками: 6 литров пива, 2 литра коньяка и минералка. Он посмотрел на выставленную шеренгу, улыбнулся, прихватил паки пива и понес в холодильник. Из него же достал уже готовое, холодное пиво. Засели мы на кухне. Так как возраст уже не студенческий, а мы вполне способны содержать себя, то к пиву у нас была закуска: курица гриль из соседнего супермаркета, кетчуп и тарань. Я улыбнулся. С Саньком всегда чувствую себя свободно. -Что сидим, что втыкаем?!— со смехом проговорил Сашка, разливая пиво по высоким кружкам. -Вздрогнем?— весело парировал я. -Какой там вздрогнем? Дрожать перед стоматологом будешь. Да, факультет стоматологии мы несильно любили. Да и вообще. Кто их любит-то. Они то и женятся между собой обычно, так сказать, выводят новое поколение людей-стоматологов. Хотя куролесить мы любили со студентками стомата. Почему-то процент реальных блондинок там был самый высокий. Это уже неважно. Я этих блондинок потом столько перевидал… -Ну, как твои дела, манагер?— без особой подготовки перешел к делу хирург. -Дела идут, контора пишет,— засмеялся.— Да нормально все. Только не мое это. Веришь, не мое. Я как с женщиной говорю, совсем не на то внимание обращаю. Порой аж подмывает спросить о самочувствии или еще что-то, за что мне могут приписать сексуальные домогательства. А с мужиками так вообще абзац. Я просто с ними, как с клиентами говорить не могу. -А как можешь? -Никак. О футболе, о политике, о бабах. Полный комплект. Причем при мужиках лучше не говорить кто по специальности. Вечно как выпьем на работе, так и начинают пристебываться: расскажи, да расскажи. А что рассказывать. -Да… что рассказывать! Там видеть надо,— Саня заржал как конь.— Как Жанна? -Никак. Расстались. -Да ты что! Она же единственная, у кого хватало на тебя терпения, — скромно так, почти с тоской, потом продолжил.— Куришь? -Давай. -А, нэту. Бросил. Кашель замучил. А сам понимаешь, что такое кашель на операции. Или когда комок в горле, а ты помытый в маске, руки в кровище, в лучшем случае. Короче. Бросил. Хотя потом с этим отходняком вообще пришлось отпуск брать. Так что подумываю об электронной сигарете, просто так не могу без нее, особенно вот сейчас. Так бы с удовольствием и затянулся. Кстати, у меня профиты есть, будешь? -Это сено которые? Черные и вонючие? Пасс. Я не настолько низко пал или не так много выпил. -Тогда может по коньячку? И мы приступили к основному блюду. Некоторое время говорили о женщинах, потом о власти, потом добрались и до знакомых. Весьма неожиданно, кстати. -Кстати, Макс, ты Самохвалова помнишь? -А то! Конечно. Тот еще мужик. -Мужик-то он мужик, только нашел он себе мужика. Я их на днях видел. Приехал ко мне по делу. У сестры его мужика проблемы с почкой были. Туда-сюда. Разговорились, вижу, что юлит, а потом проговорился. Короче, посидели, потрындели. Потом я у него спрашиваю: «Вот ты жалеешь?», а он мне: «Нет». Я призадумался, впервые в жизни, наверное, призадумался. А он продолжает: «Знаешь, стремно было, когда до меня дошло, что люблю я его, а потом понял, что любят ни мужика, ни бабу, а человека. Так легче стало. Не жалею я, Сашка, не жалею» Макс перекинул как за себя рюмку коньяка, зажал рот кулаком. -Эх, а вот сигаретки сейчас не хватает, — встал, пошарил по ящикам, достал коричневую пачку Profit.— Окошко открой. Будешь? Я понял, что переступил рубеж Profit. Закурил. Какая же это дрянь! Коньяк пошел ровно, в запивку. -А ты бы смог?— реально для меня это вопрос животрепещущий. Мое существо ждало сейчас дома и, как я понимал, глядя на часы, то с качалкой или другим предметом кухонной утвари силового воздействия. Кстати об этом. Мужики могу сколько угодно говорить, что вот такие жены — суки и стервы, но в тайне им очень приятно, что их ждут и волнуются за них. Хотя бывают случаи тотального контроля, там явно без посторонней помощи мамочек и подружек не обошлось. Ну да ладно. Это все лирика. А сейчас передо мной сидел вздыхая мой старинный дружбан и рассказывал о нашем общем знакомом, который как я только что пересек границу профита, так и он пересек границу… не знаю как это даже назвать. -Наверное, смог. Ну, во всяком случае, попробовать мог бы. Понимаешь, после того как я на них посмотрел, бля буду, но чтоб так все семейные жили. И вот что я тебе скажу. Это в нас природа заложила. Как и почки гнилые, как и все остальное. Сашка еще отхлебнул коньяка. Снова скривился. Видно ему давно тоже хотелось с кем-то поговорить, только не каждому все можно сказать. -Понимаешь, Макс, я вот уже третий год трансплантацией занимаюсь, можно сказать, что у истоков пересадки почки в нашем городе стою. Насмотрелся много чего. И я против. Что дано богом, так тому и быть. Если тебе отпущено столько жизни, умей ее прожить достойно. А ведь многие этого не умеют, они всю жизнь на чьей-то шее сидят. Думаешь просто так чик-пик и от родного-здорового откорнали одну почку, а второму родному-больному пришили? А болтяру! Можно сказать, что пересрали жизнь здоровому и недолго проживет больной, — выпалив эту тираду, Сашка отдышался, опять налил нам по рюмкам, хильнул и продолжил, но уже спокойно. — Ну, если и проживет долго, то это уже не жизнь, я тебе скажу. Каждый день на гормонах. Сам знаешь: и удовольствие не из дешевых, и то, что они вынуждены принимать их, очень сильно иммунную систему косит. На тебя в автобусе чхнули, вот и грипп, а грипп в пневмонию или еще во что перерос. Короче, тот, кто забрал жизни кусок, за него платит. И платит так, что ну его нахер. Мы сидели молча, закурили еще. На сей раз трава пошла нормально. Словно обычные сигареты. У меня была тьма вопросов, только, видно, не стоило их задавать. -Сашка, неужели так может думать тот, кто делает операцию? -Так думают у нас все, Максик, все! Это кардиологам хорошо. Они не видят, как потом видит пациент у которого сердце забрали. А я вижу! У меня из одного больного, получаются два. А ты знаешь каково тому, кто получит эту почку. Не сейчас, не сразу, а через пару лет? Когда, бля, совесть просыпается. А она просыпается! Еще как! -Ладно, успокойся. Сам знаешь, свои мозги да в чужую голову не пересадишь. -И правильно! Потому что мозги просто невозможно трансплантировать! Кстати, а вот за это надо выпить стоя! Мы встали. Стукнулись рюмками и выпили. После чего Санька поставил свою, и уже заметно покачивающимся шагом пошел в сортир. И вот вы мне не поверите. Я автоматически, словно какая-то неведомая сила двигала моей рукой, набрал номер Андрея. Мне лично было в тот момент пофигу который час и что он делает, но я позвонил сказать, что домой я все же не приду. Звонок оборвал я сразу, как будто боялся, что меня начнут отчитывать как я своих питомцев, нагадивших на коврик в ванной. Хотя, возможно, и побоялся, что меня замучает совесть. Да ну к черту. Зато вернулся Санька с новой идеей. -Знаешь, Макс, а давай попробуем? -Что? -Это!..— поднял меня за грудки, сгреб в объятия, а он, поверьте, даже по моим меркам немаленький. — Давай попробуем! Я вечно говорю не то, и, как обычно, ляпнул: -Трансплантацию? А он прижал меня сильнее и поцеловал. Еще в институте от его поцелуев девки тащились. Теперь я понял почему. Потому как мне захотелось сейчас его обнять. Ответить на его влажную, отнюдь не слюнявую ласку. Вот как мы в постели оказались, не помню. Помню, что раздевали друг друга. Не знаю как он, но я так мало кого из дам своих раздевал. Помню еще поцелуй, как его хозяйская рука уролога пошла ласкать мой член. И все. Больше ничего не помню. Факт тот, что на утро я проснулся голяком, замерзший и с засохшими пятнами почти по всему телу. Нет, не по всему. Рожа была чистая. Что вы думаете, я проверил сразу? Правильно! Туда никто не лазил... кажись... Кто этих урологов знает. Думаете, я был в шоке и орал как бешеный — нихрена. Саша — друг и мы с ним столько раз спали вместе (хоть и не так откровенно вместе), что во мне ничего такого ужасающего это не вызвало. А может и вызвало, если бы не колющая на части головная боль. Встал, пошел в сортир и на кухню. Коньяк-то мы весь выпили, но на утро осталось пиво. Непорядок. Достал баклажку из холодильника и присосался. Хорошо, ох как хорошо. Алкоголь ударил по шарам повторно. Меня повело. В итоге я еще Сашке должен новый сервиз, в общей сложности. Грохоту было много. Сашка выполз на шум. Не знаю, что там ему снилось, но «утренний привет» был весьма заметен. -Ты че?— спросил он из сортира. -Скандалю, горшки бью. Сейчас заяву на тебя вкатаю, за изнасилование. -Совсем тронулся? Мы ж только отдрочили... кажется. Я засмеялся. Люблю я этого человека. Как друга люблю. Мы не будем любовниками никогда, но мы никогда и не расстанемся. Потому что такие друзья раз и до конца жизни. Спустя час, около полудня, когда привели себя в божеский вид, оделись, а Санек еще и запихнул постельное в стирку, мы снова сели за стол. Чинно так. По кофейку на минералке, заедая сычужным сыром. И я не выдержал. Рассказал ему все о своем новом питомце. Все, все рассказал. И про Жанну, и про поцелуй, и про то, что возбудился, и что в глаза ему сейчас смотреть не могу. Даже ту фразу: «я люблю тебя». И то, что Андрей признался, что не против. Меня как прорвало. Сашка молчал. -Дурак ты, Макс. Какого хера сразу не сказал? Я б тебя сразу домой отправил. Ты вот мне тут жалуешься, а сам, пиздюк, как только я с кухни вышел, ему звонил, предупредил, чтобы не волновался. Что ты у меня спрашиваешь-то? Умей жить, как живется. Помнишь? Это твои слова. Я обалдел. Словно моего старинного друга подменили. Даже не знаю, кто сейчас передо мной. -Санька?..— было начал я. -Что? Такая природа, Макс, такая вот она шутница. Найдешь мне такого детдомовца, так я тебе только спасибо скажу. А то страсть как хочется мне собаку, а завести не могу, приглядывать за ней некому. Вот теперь это Сашка. Такой уж он, сцуко, шутник. Мы поржали от души. Вышел я час спустя. Потому как после той шутки, Сашка звал меня к себе в отделение. Практика в урологии у меня была, да и гинеколог им был нужен. Я шел и думал: а может и правда? Тот, кто родился медиком, тот им и сдохнет. Не могу я со здоровыми, вот не могу и все. Натура у меня такая — дурацкая. Дома меня ждала пустота. Ни Андрея, ни котов, ни собак. Впервые в жизни я понял, что значит потерять то, за что стоит бороться. Все же Андрюха, тот еще засранец!