ID работы: 4605135

Язвы в сердце

Гет
NC-17
Завершён
63
Пэйринг и персонажи:
Размер:
43 страницы, 8 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
63 Нравится 2 Отзывы 5 В сборник Скачать

VIII

Настройки текста
      Ранее утро в лесу странным образом намекало на дерьмовый остаток дня, и Флиппи сейчас не мог утверждать наверняка, в чем именно сей факт сквозил красноречивее всего: в сухом сизо-лимонном свете виснущего над горизонтом солнца, затопившем большую часть веранды и превращающем даже наносекундный взгляд на окно в адскую пытку для глаз, в высоком, походящем на одну большую, слишком затянувшуюся вспышку от взрыва небе, в остром и всеобъемлющем запахе древесины или просто-напросто в полупустой пачке сигарет.       От скучных своими бесполезными выводами мыслей все невыносимее становилось желание ударить кулаком в стену, пнуть скамейку или ну хотя бы грязно выругаться в голос. До першения в глотке и грубого хрипа вместо и без того прокуренного голоса. А Блэр говорит, пора бросать: вкупе с возрастом и хреновым по всем пунктам здоровьем это вроде как отмеряет срок куда меньше и вот уж куда смешнее.       А еще Блэр дура.       Дура дурой, глупее всех тех девок, коих он знал раньше, и на то существует три причины. Первая – на задворках сознания она все-таки полностью осознает пустоту всех своих слов: курить Флиппи не прекратит все равно, более того – будет делать это гораздо чаще и, что главное, не упустит шанса затянуться прямо перед ней. Вторая – соглашается на все и иногда даже на чуть-чуть большее: а началось-то все с пресловутого «согласна» под увитой цветами свадебной аркой.       И для нее мир абсолютно точно был таким же чистым и оглушающе-светлым, как это небо. Витражом из радужного стекла, цветником невинного-хорошего-доброго и просто детской, почему-то не выветрившейся со временем из головы сказкой – со всеми ее феями-крестными, небесными замками, принцами на белых клячах. Пожалела ли она о своем выборе? Уж точно не в такой степени, в какой воздалась сторицей эта ошибка по молодости ему, – а уж не иначе, как ошибкой, это и не назовешь.       Даже выражение на такой случай есть – время бросать и собирать камни. Только вот брошенный в цветной витраж ее девичьих фантазий камень Флиппи за год с лишним найти так и не удалось. (А склеить осколки он даже как-то и не попытался.)       Блэр порой встревает, подпирает бока руками и презрительно фыркает, мол, не год, а почти двенадцать лет. Подумать – ахуеть разница. Только Флиппи тушит окурок о крыльцо и преспокойно сообщает, что имел в виду все прожитое ими вместе время, а не возраст их общей дочери. Она обижается и запирается в спальне, а он воспринимает это как должное – и снова курит.       И это была третья причина.       В этот раз она выходит наружу, кажется, без желания еще раз напомнить о том, как же сильно он тогда облажался. И садится на ступеньках рядом, морщится от запаха сигарет и головной боли. Что-то спрашивает о самочувствии, потом – интересуется видимо для проформы планами на день. Вздыхает и отворачивает голову к лесному пейзажу, услышав ироничное и по ясной причине раздраженное «наглотаться кваалюда и в положенное для сна время ходить как под кайфом».       – Так ты поэтому поднялся в пять утра?       – Старая привычка. Не могу отделаться.       – Не можешь или не хочешь?       Он бросает окурок через перила и ненадолго прислушивается, чтобы хоть краем уха уловить снова ее вздох смирения. Только осознав вовремя нелепость этой мысли, констатирует:       – Как будто у меня был выбор.       Флиппи, честно, не хочет вспоминать о том, что вообще-то срок их расставания должен был быть меньше раза эдак в два. Не потому, что так сожалеет или стыдится. Ведь все гораздо проще – и Блэр спокойно приняла адюльтер с его стороны.       Ранее сказано не было, но это четвертая причина.

***

      В редких случаях Флиппи думает, как же просто на самом деле было все вокруг. И там, где с первого взгляда вроде и стоит поискать скрытый смысл, ничего утаенного даже не намечалось. Конечно, в экзистенциалисты он никогда особо не рвался, но о такой поверхностности и очевидности как основной причине бессмысленности жизни все же задумывался. Скорее всего, это от скуки.       Уехать подальше от городской суеты и всего связанного с ней стресса посоветовал лечащий врач. О всех вытекающих отсюда нюансах, вроде той же самой скуки и неожиданного выявившихся философских зачатках, он, естественно, не предупреждал, и Флиппи всеми фибрами души алчет вернуться в треклятый полустационар лишь ради звука его ломающихся шейных позвонков. Если прямо – да хуйня вся эта ваша терапия.       – Недавно виделся с Паулем. – Джек скребет ногтями щетину на подбородке и взглядом из-под опущенных ресниц внимательно следит за переменами в мимике своего визави. Не найдя оных и чему-то усмехнувшись, опустив голову, он продолжил: – Нарастил себе бороду, живот и долги. Сейчас наверняка валяется в слюни в Рамаде в обнимку со шлюхами. Впрочем, жена у него не лучше: промискуитетная стерва. Вот тебе и все подводные камни свободных отношений.       – Я тебе об этом говорил. Так как ты это назвал? – Флиппи потер переносицу пальцами и слегка склонил голову к плечу, морщась. Недосып давал о себе знать палитрой и близко не приятных ощущений – начиная от тяжести в висках и заканчивая звоном в ушах и полуобморочным состоянием, что сравнимо было если только с контузией. – Предвзятостью, кажется.       – Не бросаться друг на друга из-за мелких перепалок внушали еще в армии. Ну, по крайней мере, пытались. Да не звери же мы, в конце концов!       – Полученный опыт оказался обратно пропорционален терпению. И от такой херни никто не застрахован.       – У тебя и до войны были проблемы с этим.       Джек смотрит на собеседника и думает, что тот очевидно абстрагировался от всего – и от него в первую очередь. Джеку хочется вскочить из-за стола и схватить Флиппи за отросшие волосы на затылке, дернуть назад и заглянуть в глаза. Но Джек боится, правда, тот редкий случай, когда по-другому это неясное иррациональное чувство он окрестить и не может, – боится не увидеть в карих воспаленных глазах ничего, кроме пары своих точных отражений. В зеркальных глазах человека, которого он знает с десяток лет и, оказывается, одновременно не знает совсем. Стоит ли добавлять, насколько это было отвратительно после всего пережитого?       – Да ладно, Джон.       Флиппи усмехается, соскребая с бутылки кольеретку, и Джек понимает, что вообще-то в свои тридцать шесть он так нихрена и не изменился. Да, набил татуировку на предплечье, да, отпустил бороду, и да, перестал носить камуфляж – и все это невероятно легко перекрывала знакомая, все такая же мальчишечья беспечность. Вся оставшаяся тревога Джека постепенно оседала на дно души, а он сам, стараясь случайно не всколыхнуть ее снова и надеясь пусть и на пару мгновений, но освободиться от грузных мыслей, припал к стакану со спиртным. Верить в то, что подоплека такой резкой смены настроения кроется именно в алкоголе, не хотелось до последнего. И он не верил.

***

      Стрелка часов показывает полночь, когда Джек решает, что на мало-мальски продуктивный диалог Флиппи хватит еще минут на шесть-семь. Он от нечего делать прослеживает за его бесцельным взглядом и скоро упирается в борозду на столе, как-то случайно в сравнение ее длины подставив ширину лезвия. Встрепенувшийся-взбодрившийся рассудок едва ли не тактильно тычет ему в спину своим костлявым, призрачным, могильно ледяным пальцем, и Джек охотнее согласился бы сломать его, метафорический палец, чем принять такую данность. Конечно, из двух зол он не выбирает ровным счетом ничего – и тогда как можно непринужденнее спрашивает:       – Ты еще пьешь таблетки?       Флиппи поднимает голову, Джек смотрит на его красные глаза и замыленный, словно осуждающий взгляд из-под бровей. Повторять вопрос почему-то не хочется, даже наоборот – хочется вернуть его обратно. И кто за язык тянул?       Джек ненароком посмотрел на руку бывшего сослуживца, впрочем, искомого ради непонятной цели обручального кольца так и не обнаружив.       – Знаешь, Джон, – начинает Прапор, и Джек старается не смотреть ему в глаза, – с каждым годом я все меньше осознаю свою значимость. В этой глуши… Да это, блять, чертова деградация. Я как… – в полусумраке складка меж бровей рисуется еще отчетливее, – ебучая М14 в джунглях: она вроде и есть, но хуй ты там с ней развернешься – и таких, как ты, по трое на каждый метр. Такие, как мы, Джон, никому тут нахер не уперлись, мы бесполезны, лишние составные в общей системе жизни.       Он откидывается на спинку стула, и Джек сметливо достает пачку сигарет из кармана брюк, предлагает одну. Аккурат в тот момент, когда Флиппи протягивает над столом руку, он замечает на сгибе его локтя два толстых рубца со следами от нитей вокруг.       – Блэр так говорит. Она любит это слово. Система, – Флиппи злобно-насмешливо ухмыляется и закуривает – в тишине щелкает кремень, дрожащий огонек играет с чертами лица долю секунды и так же быстро потухает. Из-за горького табачного дыма тьма вокруг них мерещится непроглядно-плотной, как сплошная материя, смыкается кольцом и стирает все окружение подчистую. Джек ерзает на стуле. – Все ее действия отточены до гребаного автоматизма, и если ты считаешь, что я сейчас дохрена преувеличиваю, – ты крупно ошибаешься.       Он подвинул стакан с жидкостью ближе к себе и, отпив немного напоследок, небрежно стряхнул туда пепел.       – А таблетки я не пью, у меня эта херня и так скоро вместо крови по венам потечет. Да и стал бы я тогда устраивать с тобой попойки?       Джек кивает в ответ и стучит по своему стакану подушечками пальцев. За всем этим разговором он совсем забыл о настоящей цели своего визита и то ли смиренно, то ли обреченно выдохнул через ноздри, склонившись над столом. Не то чтобы стало легче, на самом деле все совсем наоборот – недосказанность осела тошнотворной пленкой на языке и встала тугим комом в горле, имела запах пепла и цвет дыма, выдыхаемого Прапором, и в какой-то мере это намекало на его непосредственное участие в ее образовании.       – Вчера к нам с Мэгги приходила девушка, – говорит Джек. Флиппи заранее обозначает свое безразличие новой затяжкой. – Та самая, с тараканами в голове. Спрашивала про тебя и интересовалась, куда уехал. Ну я ответил, что…       – А, – оборвал его Флиппи, закашлявшись. Это, однако, не помешало появлению улыбки. – Убегайка. Лэмми, то есть. Девочка-ножки-спички. – Он затушил сигарету. – Я сломал ей оба запястья, перед тем как уехать из города. Но она упертая, знаю. Потому и сломал.       – Пузо этой девочки появилось в моем доме раньше нее самой. Она беременна, Флип.       Вообще Джек и с самого начала не ждал от Прапора бурной реакции на свои слова, но кажется, его собственное лицо отразило мимику куда более выразительную, нежели не исказившееся и тенью хоть какой эмоции лицо Флиппи (если не брать в расчет дрогнувший уголок губы; но не мало вероятно, что здесь замешаны скорее нервы, чем неожиданно вспыхнувший интерес Флиппи к какой-то брюхатой девице из прошлого).       – И че? Между нами хренов лес и временной разрыв в год. Это не мой ребенок, если ты об этом.       – Я тут тебе о твоей подружке соловьем разливаюсь, а ты и бровью не повел. Оброс слоновьей броней за пару лет?       – Джо-он, я, блять, заботливый муж и любящий папочка семь дней в неделю, если ты вдруг еще не понял. Какая в жопу подружка? Ты щас притворяешься или реально мне о бестолковой малолетке загинать приехал? Да мы просто трахались и иногда принимали одни и те же таблетки! – в конце концов он повысил голос и будто бы стал еще больше, опершись на предплечье и презрительно отодвинув стакан на край стола, и Джеку, быть может, показалось из-за выпитого, что на куцую секунду радужка правого глаза его собеседника озарилась снопом желтых искр, слишком ярких, чтобы быть реальными. К слову, из-за выпитого адреналин бил с пульсацией в виски, распаляя кровь до адской лавы, – и совсем скоро вспышки света перед глазами прекратили акцентировать на себе внимание.       – Знаешь что, друг, – язвительно выплюнул Джек, с продолжительным скрипом отодвигая стул и поднимаясь, помогая себе удержать равновесие на упершихся в поверхность стола руками, – почему-то только сейчас посетившее алкогольное озарение помогло дорисовать в голове всю картинку, и сей жест от сослуживца был воспринят Прапором откровенным вызовом. – Ты, бля, редкостное дерьмо. Зря тебя тогда не отдали под трибу…       Прежде чем реакция срабатывает и Джек уворачивается от нацеленного в челюсть кулака, Флиппи успевает подскочить достаточно близко для точного удара в подреберье, валит на стол и удерживает всего одной рукой за ворот футболки, чтобы уже свободно завершить начатое. С громким хлопком стакан падает на пол и разбивается, рассеивая осколки далеко вокруг и окропляя пол каплями бурбона, и скорее всего, Блэр вбегает ошалело в комнату только после этого.       \...\
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.