Bedtime Stories.

Плакать хочется, не смеяться. Но почему-то именно это Ариэль и делает. Смеётся, как дурочка, как шлюшка продажная, и ластится к этому высокому мужчине в белой рубашке и грязных сапогах. От него воняет ромом, порохом и водорослями, так сильно, что бедной девочке блевать хочется. Или это просто морская болезнь её доконала, смысл не меняется, ей всё равно тошно. Так просто вышло, что Ариэль, дочка самого известного пирата семи морей, с рождения ненавидела море и его этот солёный привкус, вкус горечи, так сильно напоминавший слёзы её матери. Тоскливо на душе становится, когда в памяти всплывает образ Афины, да только сейчас тосковать нельзя, мужчины внимательные, сразу подлянку замечают, сразу в зашей гонят из каюты, а отец злится потом. Ариэль умная, она быстро учится. Лучше уж унижения, лучше уж бёдрами перед лицом всех этих пьяных уродов лишний раз помахать, чем позволить отцу располосовать её тело острым лезвием, вскрыть старые шрамы. - Как тебя зовут, девочка? – с каким-то придыханием, восхищением и не скрытым обожанием шепчет Эрик. И что-то в его глазах гипнотизирует, зажигает огонь в сердце. Она несмело улыбается и опускает взгляд. Стесняться она не любит, но тут по-другому не получается, тут по-другому вряд ли возможно. - Ариэль. – так же шёпотом отвечает. Этот матрос необычный, будто он действительно ею заинтересовался, будто в его глазах играет живая симпатия. Эрик улыбается, едва уловимо, только для неё. Все прежние мужчины гоготали, лапали её везде, куда руки дотянутся, а этот только смотрел и восхищался. Ариэль хотелось прыгать от восторга, её наконец-то полюбили, её заберут с корабля, её спасут от отца и она никогда не утонет за кормой, как её старшие сёстры. Отец только усмехается в бороду, когда она как заведённая начинает рассказывать ему о глубоких, словно Марианская впадина, глазах матроса, о его сладком голосе и нежных губах. - Всё для моей доченьки. – насмешливо тянет он, придвигая её за талию ближе. Ариэль сглатывает и замолкает. Вновь повторяется, вновь он смотрит на неё с желанием и похотью. Грубыми ладонями гладит её грудь, отбрасывает платье, дёргает за волосы и заставляет кричать от боли. Эрик не такой, он нежный, светлый, любящий. Отец шепчет ей, что она может играться с игрушкой, пока он играется с ней, и этот шёпот такой противный и ужасающий, что она против воли начинает плакать. Отец только громко смеётся и ставит дочь на колени. Утром она юрко выбегает из его каюты и бежит в свою. На пороге её встречает встревоженный и уставший Эрик. - Ничего страшного, всё в порядке, папа рассказывал мне разные истории и мы не заметили как уснули, глупо получилось. – такому светлому и чистому Эрику совсем не обязательно знать грязную правду. Дни тянутся медленно, тягуче, и только Эрик как всегда весел. Он смеётся, обнимает Ариэль, гладит её по алым волосам, целует в вишнёвые губы. Обещает, что осталось немного, и они спасутся, стоит только кораблю причалить, стоит ему только подойти к берегу, как они спрыгнут и убегут прочь. Ариэль ему верит, она слушает внимательно, впитывая каждое слово, будто губка. - Милая моя, свет очей моих, я никогда тебя не оставлю, лучше уж в пасть к акулам, чем без тебя по этому свету, – чёрными чернилами выводит она на пергаменте, всё как положено, с завитушками. Пальцы дрожат, девушка вздыхает глубоко и часто, будто боится, что одним прекрасным утром и Эрик, и все его слова обратятся в пыль, развеются по такому ненавистному морю. Уже завтра они пристанут к берегам королевства, про которое так много рассказывал ей Эрик. Он называл его «Сказочным» и это было так смешно. Уже завтра они сбегут, уже завтра начнётся новая жизнь. Она наконец-то сможет всецело отдать себя Эрику, не убегая по ночам в каюту отца, потому что его уже просто не будет. Самый страшный кошмар уйдёт, они будут счастливы. - Родная, принцесса моя, пламя закатов и рассветов, позволь мне вечно смотреть в глаза твои, окрашенные в самые насыщенные цвета небес, позволь вечно держать твою руку, что мягче всех шелков этого бренного мира, – вновь появляется на пергаменте, и девушка тихо смеётся, прижимает к сердцу кипу мятых и грязных листков и вдыхает их запах. Эрик волшебный, ему хочется верить. Сама Ариэль грязная, вся в табаке и крови, но это ничего не значит. Когда Эрика не оказывается рядом на следующее утро, она сразу чувствует что-то неладное, сразу чует подвох. И сердце падает, начинает биться бешено, заставляет подняться и бежать к палубе, быстрее, только бы не опоздать. Её милого, её принца, привязывают к матче и с невероятным удовольствием полосуют саблями. Ариэль кричит, Ариэль плачет, Ариэль кидается к нему, закрывает своим телом, целует в губы, покрытые солёной кровью, что-то неразборчиво шепчет. - Принцесса моя, морская сирена, - тихо, собирая последние силы, шепчет он в ответ, - я тебя никогда не забуду, я тебя вечно любить буду, слышишь? Матросы, остановившие своё веселье, недовольно кричат и оттаскивают девушку от почти бездыханного тела. Она кричит, упирается, бьёт их по рукам, топчет их ноги. Внезапно её за волосы хватает грубая и тяжёлая рука, и тащит её прочь, подальше от палубы, ближе к капитанской каюте. Сердце замирает, хочется умереть, хочется броситься за борт, в пасть к голодным акулам, только бы не то, что её ожидает. Отец швырят её на кровать, кричит что-то матерное, называет продажной шлюхой, крысой, которая чуть что сразу бежит с корабля. Ариэль не обращает внимания. Эрик, наверное, уже мёртв, а значит и она мертва, зачем же жить, если смысла нет больше? Отец только больше свирепеет, задирает её юбку, срывает бельё, вдалбливает её в кушетку, будто старается вытрахать из неё всю эту дурь. Да только что с мёртвого тела возьмёшь? Ей уже плевать, хоть на кухонном столе её заживо режьте – даже не вскрикнет. Только отец всё кричит и продолжает вбиваться в неё. Шлюха. Сука. Крыса. Продажная маленькая дрянь. Плевать. Настолько уже всё равно, что сознание Ариэль отключается. Она просыпается ночью, рядом с отцом и просто начинает плакать. От отвращения к самой себе, от ощущения собственной никчёмности. Поднимается, оборачивает вокруг себя простынь, перевязывает поясом отца, в котором он хранит револьвер и флягу с ромом, на голову надевает его капитанскую шляпу. Рыжие волосы у неё спутанные, поблекшие, глаза красные от слёз, а на коже красуются многочисленные шрамы и синяки. Нет больше Эрика, который их поцелует, нет больше его бездонных глаз и нежных губ. И его маленькой принцессы Ариэль тоже нет. Оболочка, пустой сосуд на ножках и обёрнутый в белую простыню. Она хочет записать последние слова Эрика на пергаменте, запомнить их на всю вечность. Да только чернил нет, все кончились. Ариэль умная, она быстро учится. Берёт маленький ножик и перерезает отцу глотку. Тот даже вскрикнуть не успевает, только смотрит на неё полными страха глазами и захлёбывается в своей же прогнившей крови. Девушка тихо хихикает. Переписывает на сотни страниц пергамента его фразу кровью их мучителя. Хохочет и поёт весёлую пиратскую песенку. Пиф-паф, у старшего помощника при осмотре тела недосчитаются одной третьей мозга. Пиф-паф, у вечного пьяницы и картёжника не найдут кисти руки. Пиф-паф, у повара вряд ли смогут отыскать глаза и уши, им бы хотя бы голову найти. Пиф-паф, за выстрелами не слышно вскриков матросов, не слышно плача маленького юнги, не слышно мольбы шлюхи, которую они подобрали на прошлой остановке. Выстрелы затихают, корабль погружается в тишину. Пиф-паф, дочку капитана найдут с простреленной головой. Когда корабль пристаёт к берегу минут десять никто из него не выходит. Обеспокоенные жители взбираются на него сами, и кто-то из них, кажется, падает в обморок. Трупный смрад охватил всю палубу и пробрался в каюты. Тела уже начали гнить, а из некоторых чайки уже вытаскали все органы. К главной мачте привязан молодой человек, чьё тело так сильно изрезано, что люди не сразу понимают, мужчина ли это. Рядом с ним сидит девушка, её волосы ещё отливают рыжим блеском, но большая их часть уже поседела. На её худом обветшалом лице застыла улыбка, в одной руке у неё револьвер, а второй рукой она крепко держится за привязанного к мачте матроса. В каюте капитана находят сотни пергаментов исписанных кровью и ещё с десяток – чернилами. На каждом красивые слова любви, а на одном из них лишь короткое – «Ад станет нашим сказочным королевством».