Bedtime Stories.

У Венди нет дома. Точнее, как таковой дом-то как раз есть, стоит себе, шатается от ветра, трясётся от страха перед новым днём, боится будущего. Стёкла выбиты, двери сорваны с петель, в коридорах витает запах гари. Дом сломанный, трусливый, отвратительный. Прямо как сама Венди. Сама она есть, крутится на шесте, выгибается, обнажает жёлтые зубы в улыбке, скачет на коленях у очередного клиента. Но на самом-то деле, нет ни её, ни дома. Дом сгорел в обрывках памяти, Венди сгорела в жестокой реальности. Как тряпичная кукла, как обрывок военных писем прадеда, сгорела в этой жаркой, душной и озлобленной взрослой жизни. Раньше она бегала по саду, играла с соседскими детишками, плела матери венки из полевых цветов. Ей тогда, кажется, лет тринадцать было, теперь уже и не вспомнишь. Прошлое сгорело вместе с домом, вместе с Венди. Теперь она стоит, оперевшись на фонарный столб, курит одну за другой дешёвые сигареты, ждёт, что какой-нибудь маньяк её изнасилует и вонзит ей нож в глотку. Так оно легче будет, правильней. Так не придётся каждый день смотреть на этот мир, до боли в висках жестокий, до тошноты отвратительный. Да только просто в этом мире не бывает, поэтому под утро она возвращается в бордель, живая, невредимая, пахнущая табаком и сожалением. Посетителей каждый день много, и все как на подбор жирные, с сальными волосами и усами, больше напоминающими морские водоросли. Бордель вроде элитный, а платят всё равно, как проститутке подзаборной, жмоты зажравшиеся. Иногда приводят эти заплывшие уроды своих племянников или сыновей, иногда сыновей своих партнёров по бизнесу. Дешёвый трюк, уже обыгранный десятки раз, Венди даже тошно смотреть на всё это, ничего нового. Реальность не только жестокая, но и скучная. Да только деньги на философии не заработаешь, она это уже давно поняла. От неё не требуется умных мыслей, от неё требуется только крутиться на шесте, выставлять грудь на показ и улыбаться, оголяя кривые зубы. На пасту денег нет – на сигареты всегда найдутся. Когда её вызывают в VIP - комнату, она даже немного пугается. Там её подруги не танцуют, там они работают не столько телом, сколько ртом, и это настораживает. Зато платят там тоже в два раза больше, а это много значит. Венди только опасается, что её вырвет, но выдержка у неё железная, в конце концов, она много повидала. Может, наконец купит грёбанную мятную зубную пасту, а может, что звучит уже более реалистично, целый блок сигарет. Когда ожидаешь увидеть всё что угодно, а видишь самое малое из этого, всегда немного впадаешь в ступор. Человек, сидящий на бархатном диване, был ещё совсем мальчишкой, лет на пять младше Венди. Красивым – определённо, но ещё совсем маленьким и щуплым. - О! Венди, я знаю, что ты Венди, – радостно подпрыгнул он. Девушка смутилась, прикрыла дверь и только открыла рот, чтобы спросить чего он желает, как мальчишка подбежал к ней и поцеловал. Вот так вот просто, без слов или ещё чего-то. Он был на полголовы ниже, но это, скорее всего, только из-за её громадных каблуков. – Сигареты дерьмовые, у меня получше штука есть, только ты сними свои каблучищи, так целоваться неудобно. Как-то это всё спонтанно, неожиданно, быстро и до одури по-детски. Венди снимает туфли и садится рядом с мальчиком. Он и правда красивый. Молодой такой, юный, невинный. У неё-то всё лицо в макияже, глаза запавшие, а каштановые волосы грязные. Стыдно даже немного. - Эй нет, ты выглядишь как старуха, а я знаю, что ты не любишь быть взрослой. Его фраза звучит оглушающее и немного глупо, но Венди кивает. Забегает в ванную комнату, смывает макияж, принимает душ, одевает шёлковый мужской халат. Даже чувствует себя ребёнком, потому что раньше так же носила непомерное папино пальто. Он всегда над этим смеялся. Мальчик тоже смеётся, как ребёнок, заразительно и звонко. И Венди вдруг отпускает. Всю эту реальность, все эти сигареты, мятную пасту, клуб, жирных ублюдков по ту сторону двери, к чёрту это всё. Ей хочется жить, будто ей снова тринадцать. А мальчик перед ней загадочно улыбается и спрашивает: - Ты была когда-нибудь в Неверлэнде? Она понятия не имеет, что это такое, поэтому качает головой, глупо, словно куколка. Он улыбается ещё шире и тянет «Тогда давай я покажу» и Венди, кажется, хлопает в ладоши. Всё также наивно и глупо, но так даже забавней. Мальчишку зовут Питер, и он старше Венди на три года. Чувствуется зависть, он выглядит моложе, свежее, лучше. И тут же, прямо под боком, рядом с этой детской завистью, чувствуется благодарность и, как ни странно, влюблённость. Правильнее будет сказать – трепет, но какое-то слишком умное слово для маленькой глупенькой Венди и маленького улыбчивого Питера. Для них вообще почти весь лексикон старых слов слишком умный, так что они по большей части целуются, обнимаются, пьют текилу и путешествуют в Неверлэнд. Эта такая страна, где никто никогда не взрослеет, где никогда не бывает скучно, где всё всегда легко. В Неверлэнде не хочется усложнять. Венди любит Питера, Питер любит Венди, ха-ха-ха, неужели что-то ещё имеет значимость? Питер любит Венди, Венди любит Питера, ха-ха-ха, кроме них и Неверлэнда больше ничего не существует. - У меня есть комната с русалками, – как-то раз говорит Питер, когда они с Венди лежат на огромном диване и смотрят какой-то по-настоящему глупый детский мультик. Она смеётся, а он целует её в макушку. Заботливо, совсем по-детски. - С этими противными и заносчивыми? – хмурится девушка, поднимая на него взгляд. Питер улыбается, поднимается с дивана и тянет её за собой, в подвал. Русалки отвратительные, они смотрят на её мальчика, как на добычу, они хотят его отнять. – Почему они у тебя в доме? - Ты говоришь, что я их люблю больше. Это не так. Я хочу доказать. За дверью, на сыром полу валяются примерно штук десять связанных девушек. Русалки на суше теряют хвосты, думает Венди. Питер даёт ей в руки пистолет. И всё снова становится весело и понятно. - Ха! – громко восклицает она, стреляя в первую девушку. Все остальные кричат и начинают плакать. Мальчишка смеётся и притягивает её к себе, целуя в плечо. – Ха-ха-ха! Тупые шавки, думали, что сможете переплюнуть меня? Мерзкие, отвратительные сучки, этот маленький весёлый мальчишка только мой, ха-ха! Выстрелы гремят словно гром, и у обоих закладывает уши. Последняя русалка вдруг вскакивает и несётся на Питера, но Венди хищно улыбается и бьёт её наотмашь. Девчонка падает и скулит. - Ха-ха, безумная сука, ты больше не вернёшься в Неверлэнд. Последний выстрел и Венди начинает громко и заразительно смеяться. К чёрту, к чёрту, к чёрту. Питер подхватывает её на руки и несёт обратно на диван. К чёрту, к чёрту, к чёрту. Они оба смеются и пьют яблочный сок. К чёрту, к чёрту, к чёрту. Они целуются долго, будто в последний раз. Действительно. К чёрту. Они слышат, как в замке поворачивается ключ и громко смеясь, бегут на крышу, потому что родители Питера любят русалок и не любят Венди. На самой верхушке Питер аккуратно берёт девушку за руку, целует в щёку и дрожащим от предвкушения голосом спрашивает: - Готова ли ты вечность жить со мной в Неврлэнде? - Дольше, чем вечность. – отвечает она. А затем тихо хихикает и начинает петь: - Ха-ха-ха, мерзкие русалки разлагаются в подвале и больше никогда не посмотрят на моего маленького мальчика. – Они смеются и делают шаг вперёд. Ветер насвистывает им вслед уже заезженную, но такую приятную мелодию: «Ха-ха-ха, Венди любит Питера, Питер любит Венди, и теперь они навечно останутся в Неверлэнде.»