Отпуск

Над мирным островом Ладор ночь раскрыла свои широкие вороные крылья. На чёрно-синем небе такая огромная жемчужно-белая луна, что звёзд из-за неё почти не видно. На берег лениво накатывают пенные волны, оставляя на песке ракушки и водоросли. У местного бара слышна музыка: гулкие барабаны и чья-то гитара создают упругий чёткий ритм. Тарлок и Ноатак стоят у барной стойки, сплетённой из бамбуковых стеблей. Братья в лёгких рубашках потягивают холодный коктейль с настойкой из ягод годжи и смотрят на Корру. Она уже набралась. Не настолько чтобы упасть, но настолько, чтобы безумствовать. Корра распустила свои тёмные длинные волосы, и в одном купальнике танцует у костра, что разожжён у самого берега. Музыка подбадривает, ведёт её. Закрыв глаза, она плавно поводит руками и покачивает бёдрами, на которых развевается полупрозрачное парео. Она будто древняя богиня: в её танце и похоть, и боевые приёмы, и грация. Это так маняще красиво и дико, что заворожённые братья долго смотрят на неё, забыв про коктейли и вдыхая запах её волос, что доносится с моря вперемежку с солью. А потом они переглядываются, молча ставят стаканы на столешницу и, не сговариваясь, присоединяются к Корре. Первым вступает Тарлок. Он вливается в танец плавно, как вода, которой он управляет. Текучие движения гармонируют с движениями Корры. А она не открывает глаз. Только улыбается, чувствуя, что он рядом. Ноатак вступает последним. Его движения немного резки и неожиданны, но он – направление этого танца. Как стремительная горная река. До их бунгало недалеко. Братья несут Корру на руках по очереди. Когда они по дороге целуют её, она смеётся и повторяет: – Вы что, мне снитесь, что ли? А где Мако и Болин? Они не отвечают. Только снова многозначительно переглядываются. Донести до спальни не успевают. Корра выскальзывает из рук Ноатака и судорожно бросается к Тарлоку. Обнимает, пряча лицо на груди. Ноатак обнимает её сзади. – Я не причиню тебе боли. Больше никогда. Его ладонь придерживает затылок, а губы, сухие и горячие, обжигают шею, спускаясь к лопаткам. Корра невольно выгибается назад, но Тарлок крепко держит её за талию и прижимает к себе. – Мне страшно... – шепчет она. – Я боюсь... Тарлок снимает с её бёдер парео и передаёт брату. А тот завязывает им её глаза. – Доверься нам, – успокаивающе говорит он девушке на ухо. – Всё будет хорошо, – обещает Тарлок. На пол, поверх плетёных циновок, он набрасывает толстое покрывало, а на него укладывают Корру. Божество, принявшее форму девушки. Она дрожит, когда они снимают с неё бюстгальтер и трусики. Руки беззащитно обнимают плечи. Тарлок начинает с кончиков пальцев: он ласково целует их, неторопливо переходя к запястью, отводя руку Корры в сторону, раскрывая её. Ноатак берётся за тонкую щиколотку Аватара; его поцелуи медленны, но жарки, как южное солнце в полдень. – Мы твои... – Целиком и полностью... – А ты наша... – Наша... Их шёпот бежит губительным ядом по венам. Может, они и лгут, но это теперь не важно, нет, совсем не важно. Корра тает. Коктейль в её крови горячит, освобождает от любых запретов. Ласки братьев так заботливы и искренни, что Корра открывается им навстречу. Отвечает на сладкий поцелуй Тарлока. Глухо постанывает, чувствуя губы и язык Ноатака между бёдер, шире разводит колени. Сейчас она боится только одного: что они вдруг остановятся. Но братья и не помышляют об этом. Тарлок целует, обхватив затылок и ласкает грудь, обхватив её широченной ладонью. Ноатак пробует её на вкус, помогая себе пальцем, и от каждого касания мышцы вибрируют, напрягаясь. Желая большего. Потому что это форменное издевательство. Адское мучение. Поэтому едва Тарлок прерывает поцелуй, чтобы поднять её, обхватив за талию, Корра шепчет: – Пожалуйста... пожалуйста, будьте внутри... В темноте не виден румянец на её щеках, но это не так уж важно. Сердце и без того выстукивает дикий ритм – тот самый, с пляжа. И теперь она на коленях. А они поменялись местами. Тарлок (она абсолютно точно знает, что это Тарлок) ласково оглаживает живот, сжимает ягодицы. Значит, это Ноатак сложил ладони чашами и накрыл ими её грудь. Он покусывает шею, поднимаясь у уху. – Поласкай меня, хорошая моя, – беззастенчиво шепчет Ноатак. – Как я тебя сейчас ласкал. Просьба его заставляет Корру издать стон мучительного возбуждения. С азартом она спускает с него плавки, обхватывает на ощупь орудие, наведённое прямо на неё, и проводит языком по всей длине. Обводит солоноватую головку. Сжимает губами, с нескрываемым удовольствием слушая, как всхлипывает от восторга вечно невозмутимый Ноатак. Именно в этот момент пальцы Тарлока вонзаются в её лоно. – М-м! – всхлипывает сама Корра. Она подаётся ему навстречу ягодицами и сжимает член его брата. Ноатак осторожно подаётся вперёд и бережно поддерживает её голову, давая опереться руками на пол. Он, сжав зубы, движется между губ Корры. А потом не выдерживает и сдёргивает парео с её глаз. И смотрит, с неутолимой жадностью смотрит, не в силах оторваться. Тарлок стаскивает плавки и входит медленно, несмотря на то, что она уже мокрая. С аппетитом сжимая ягодицы, он смакует каждое движение и ракурс, когда исчезает и появляется в ней. Сладостью манит её упругое лоно, нежным жаром и безумием. Низкие стоны вырывает каждый толчок. И Тарлок, шалеет. Его средний палец надавливает на анус девушки и проникает внутрь. Затем к нему присоединяется указательный. Тарлок окунает их в прохладную смазку и продолжает, слушая жалобные стоны Корры – они-то и заводят ещё сильнее. Хотя, казалось бы, уже некуда. – Постой, братец, – он слышит голос брата будто сквозь туман. – Погоди… Оторвавшись от Корры, Тарлок чувствует пугающее опустошение и холод. Будто отняли всё самое тёплое – и сердце, и душу. А Ноатак переворачивается на спину и, не смотря на внушительные габариты, ловко подныривает под Корру. Он охватывает её бёдра и подвигает ближе к своему лицу. И снова вонзает язык в её вкусные недра. Тарлок понимает брата без слов: узкая тёмная дырочка ануса между роскошных ягодиц девушки оказывается прямо перед ним. А Корра дрожит и выгибается от медленных ласк Ноатака, крутит аппетитной задницей. Едва сдерживаясь от возбуждения, Тарлок входит, сжимая её мягкие округлости. Корра стонет от боли и тут же получает порцию наслаждения от Ноатака. Ещё толчок. И стон. Стон, плавно переходящий в раскатистый рык. Боль перекатывается, волной перетекает в удовольствие – точно чувства всех троих: ярость, любовь, ревность и похоть – всё мешается в одном котле. Тарлок стонет, проникая глубже, и из груди Корры рвётся кошачье рычание: и это уже не алкоголь, это – дикие ощущения, сжигающие изнутри. Она выгибается так, что Ноатак не успевает поймать языком её клитор. Он выдыхает резко, так, будто кто-то врезал под дых, когда Корра вдруг начинает облизывать его член. Он едва не теряет сознание от её потрясающих касаний её бархатных губ, тёплого языка… и продолжает дразнить языком её влажные складки, чтобы ни одно движение брата не причинило ей боль. Тарлок едва помнит себя от ощущения сладкого плена Корры. Сознание будто сузилось в одну точку, а в груди не хватает воздуха, хотя дышит он так, словно проплыл от набережной Республиканского города до острова Тензина. – Я сейчас… – сипло шепчет он. – Я больше не… И больше не контролирует себя. Резкими движениями он врывается в Корру, таранит, чувствуя, как мир вокруг уже на острие иглы, уже готов взорваться. – Корра… О, Корра… Язык Ноатака пускается в неистовый танец, он чувствует, как трепетно дрожит под ним мягкая плоть – и Корра вскрикивает. Сначала тихо, а потом громче, громче, и вот её крик переходит в долгий переливчатый стон, за которым можно услышать низкий стон Тарлока. Сжавшийся в чёрную точку мир разворачивается разноцветным фейерверком. Обнажённый Советник всё ещё крепко прижимается к Корре, закрыв глаза и слушая бешено бьющееся сердце, на его широкой груди между тёмных влажных кос блестят бисеринки пота. Ноатак немедленно отнимает у брата Корру, переворачивает на спину и целый миг любуется, как ту бьёт восхитительная дрожь: загорелая грудь колышется, сладкий рот хватает воздух, язык облизывает пересохшие губы, голубые глаза приоткрыты. А затем резко входит в неё, придавив к циновке всем весом. Когда она со стоном обвивает его широченные плечи руками, Ноатак стискивает зубы, чтобы ещё хоть сколько-то продержаться: внутри так тесно, так горячо, что срывает крышу и думать ни о чём больше невозможно. От новых ощущений у Корры на глазах выступают слёзы – это так прекрасно, что и не описать: будто стремглав бежишь с крутого склона и вот-вот взлетишь в синее небо. И с каждым толчком Ноатака всё ближе обрыв. – Ещё, ещё! – требует она, обвивая его поясницу ногами. – Ещё! Ещё! И крышу у Ноатака срывает окончательно. Он садится и до синяков сжимает бёдра Корры. И движется – движется резко, часто, бескомпромиссно, насаживает на себя. Шипит: – Кричи… Кричи… Кричи… И в этот момент Корра достигает «обрыва» и запрокидывает голову. Она чувствует, как земля ушла из-под ног, и хрипло кричит в небывалом экстазе. И этот крик – победный для Ноатака: кончая, он видит мир, расцвеченный всеми цветами радуги, он видит под собой главное – любимую девушку, которая взаимно любит его. Тело выкручивают сладкие судороги, в глазах темнеет мягким бархатом. – Моя Корра… *** Проснувшись ещё затемно, пока лиловые сумерки крадутся по спальне, взлохмаченный Ноатак лежит, оперевшись на руку. Он с улыбкой смотрит на Корру, голова которой покоится на груди брата. Она мирно сопит, закинув на него руку. Изгиб её бедра от талии – само совершенство, и Ноатак не может удержаться, чтобы не провести невесомо и легко по загорелой бархатной коже. Тарлок спит, по-царски раскинувшись звездой чуть ли не на пол-кровати. Одно слово – Советник Республиканского города. Левая рука свешивается с постели, правая придавлена Коррой. Густые тёмные волосы разметались по подушке. Устали. Очень устали после сегодняшней безумной ночи. Им понадобится плотный завтрак, и Ноатак уже прикидывает, как вкуснее запечь моллюсков. Ноатак прекрасно понимает, что брата Корра всегда будет любить больше: он нежнее и красивее, умеет подобрать нужные слова. Потому что Тарлок был первым. Но это для Ноатака не важно. Ведь Корра теперь и его тоже. А это главное. Поэтому он заботливо отодвигает с шеи Корры тёмную прядь. Пока солнце ещё не поднялось, но скоро будет жарко. Причудливая штука любовь – любить и девушку, и младшего брата, не умея выбрать кого-то одного. Но именно эта любовь и примирила их, всех троих, не дав Республиканскому городу погибнуть, утонув в крови гражданской войны. Благодаря этой любви, они сумели договориться. А кроме того – мятежные братья печально известного Якона смогли забыть о жажде мести отца и сойти с преступной тропы. И сердце этого волшебного чувства тихонько сопит между Тарлоком и Ноатаком.