Отпуск

В ванной плывут травяные ароматы шампуня. Корра бодро растирается пушистым полотенцем, разгоняя по телу кровь. Она напевает какую-то прилипчивую песенку, которую услышала по радио в Республиканском Городе. Когда поёшь, мысли о том, что ты фактически занималась сексом сразу с двумя, да ещё и братьями, не так мучают. Корра чертыхается, когда не может найти на полке крем для тела. Он смягчает огрубевшую кожу после солёной морской воды. Замотавшись по грудь в полотенце, Корра шагает в свою спальню и вдруг замирает, проходя мимо кухни. Оттуда играет музыка, и на девушку не обращают внимания ни Ноатак, ни Тарлок, оба они слишком увлечены своим спором. Но кроме музыки, включённой, очевидно, чтобы заглушить голоса, слышно и то, отчего поневоле замрёшь на месте: – Я должен быть с ней! – Ты ведь уже был с ней! – Это ты был с ней! А я замещал тебя! Она думала, что я – это ты! – Ну... ты мог бы и не участвовать... – Думаешь, я хочу только смотреть, братец? Думаешь, мне этого достаточно? – Думаешь, я не набью тебе сейчас морду? Корра закрывает глаза. Пальцы сжимаются так, что крем из тюбика белой змейкой льётся на них. «Всё так просто, а я-то, дура, не догадалась. Явно ведь тогда в ванной. Надо было включить мозги, ведь Тарлок не мог сразу... второй раз...» Мысли мелькают с такой быстротой, что Корра дёргается, то врезать братцам-мерзавцам, то рвануть отсюда подальше: без магии с двумя мужчинами не справиться. Немного отдышавшись, она вдруг вспоминает, что у пирса на восточной оконечности есть лодка. Но сначала... Она влетает на кухню красиво, под музыку, будто в каком-нибудь экшн-фильме Варрика. И даже полотенце падает к ногам красиво. Теперь она голая, но ей плевать. Возможно, именно поэтому ошеломлённый её видом Ноатак удара не ожидает. И по этой причине летит через стол прямым попаданием в угол. И Корра может поклясться, что почти слышит одобрительный свист болельщиков с трибун. Только расслабляться рано. Тарлок уже предупреждён. Он в боевой стойке и с опаской поглядывает на неё. Но явно не только с опаской. И это Корру злит. – Значит, понял, что я в курсе вашей маленькой тайны... – Выслушай нас... – начинает он. – Мы тебя… И едва не пропускает удар по рёбрам. Корра не собирается слушать. Она собирается как следует отметелить этих двоих. И драться приходится уже с двумя: Ноатак очухался и подбирается сзади. – Послушай, Корра, – голос его напряжён, как струна, которая вот-вот порвётся. – Мы не хотели обидеть... или сделать больно. – Тогда стоило сказать обо всём честно! – змеёй шипит Корра. Её упругая грудь гневно вздымается. – Так ты представлял себе перемирие?! «Прости» Ноатака умирает на его губах, когда она атакует. А мгновение спустя он корчится на полу, держась за живот. Корра вовремя разворачивается к Тарлоку: он атакует стремительно, как кобра. И только опыт позволяет почувствовать направление его удара и уклониться. – А ты... – голос становится по-девчоночьи тонким, будто струна, которая вот-вот лопнет. – Ты знал! И ничего не сказал! – Я не... Корра нападает обманчиво плавно, будто снова колдует водой. И Тарлок едва не покупается на это. Но он уже имел с ней дело, и прекрасно знает, на что она способна. Со спины он направляет блок между лопаток, но Корра вовремя уворачивается. И тут же атакует агрессивным приёмом из магии огня. Прямо в солнечное сплетение. И чуть выше виска. Дезориентированный Тарлок лежит своим красивым лицом в пол, а густые длинные волосы трогательно прикрывают наливающийся синяк. И Корра с удивлением ловит себя на угрызениях совести. Жалость-то её и губит. Потому что в следующий момент Ноатак крепко сжимает её запястья и заводит руки за спину. Теперь она беззащитна. И пока не пустила в ход ноги, Ноатак укладывает её животом на стол. Ровно туда, где они только что собирались завтракать, между пиалами с ещё тёплым рисом. Разъярённая Корра дёргается так, что на запястьях явно останутся синяки от железной хватки. Она ещё не проиграла, но вполне себе чувствует кожей ягодиц сквозь ткань льняных брюк Ноатака, как он возбуждён. А возбуждён он прилично. Может, виной тому голая Корра, может, схватка и победа, но это дикое желание передаётся вирусом и ей. И Корра ничего не может с собой поделать. Только рычать и выгибаться. И тереться о его выпуклость в брюках. А Ноатак уже сдался: дышит тяжело, руки дрожат. Искушение слишком сильное: голая, беззащитная, вся в его власти. Да ещё и трётся так просяще... да один вид её крепких ягодиц пьянит не хуже вина! Не помня себя, он сдирает брюки, но металлическая пуговица не поддаётся. Ноатак перехватывает запястья девушки одной рукой, а второй сражается с пуговицей и молнией. Он высвобождает член и мерно трётся им между ягодиц Корры. Зрелище завораживающее. – Ты идеальна. Совершенна... Ноатак опускает его вниз, так, что при каждом движении, он трётся о её повлажневшие складки. – Это ты был в ванной... – шипит Корра и дёргается. – Ты! Ноатак склоняется над её ухом, продолжая двигаться так, будто он уже внутри. – Да. Я. Ты бы только знала... как хотел я тогда... чтобы там, под мемориалом остались только мы вдвоём... чтобы все мои солдаты исчезли. Тогда бы я... Его слова заставляют её покраснеть и вспомнить их стычку. Фантазия быстро рисует то, что Ноатак не договорил и... Корра шумно выдыхает, чувствуя, как истово отзывается тело, как намокает между ног. Она распахивает глаза, когда он проникает внутрь: постепенно, раз за разом. Когда толкается ещё. И ещё. Ноатак тянет её за руки, насаживая на себя. Он рычит, рычит и Корра, и есть в этом что-то действительно животное. Первобытное. И странное. Никогда ещё после боя её не одолевала такая похоть: постыдная и дикая, открывающая потайные желания. Корра прогибает спину, чтобы получить свою долю удовольствия, и Ноатак подстраивается под неё, сгибая ноги в коленях. Он будто пьян от всего происходящего, неотрывно глядя, как его член входит и выходит из девушки. Корра лишь на одно мгновение замирает: когда видит, как Тарлок сбрасывает с себя одежду. Затем – пиалы со стола. И медленно усаживается прямо перед ней во всей красе. Жаркая волна стыда окатывает Корру с ног до головы, но Ноатак продолжает двигаться, и не наслаждаться этим невозможно. – Ненавижу вас... – её шёпот похож на бред. – Ненавижу вас обоих... Член Тарлока прямо перед ней. Непозволительно красивый даже сейчас. И то, как он напрягается на глазах, поднимается и встаёт в боевую стойку, ещё больше возбуждает. Это как полная победа Корры и его капитуляция перед ней. – Тебе надо было одеться, – Тарлок облизывает губу, по которой стекает кровь. – Одеться, перед тем, как драться. Они оба знают, что сейчас будет: по жадному взгляду Тарлока, который обводит её губы и маняще приоткрытый рот, по глубокому и частому дыханию Корры. И Тарлок придвигается ближе, обхватывая её лицо ладонями. – Дай мне быть в тебе, милая, – хрипло просит он. – Хочу тебя, сил нет…

***

Вечером братья находят её у пирса, когда солнце полощет свои лучи в огненном горниле. Корра в гордом одиночестве сидит на разогретых досках и тоскливо смотрит за горизонт. Какое-то время они стоят молча, а потом садятся позади по очереди: сначала Ноатак, а потом Тарлок. И уже втроём смотрят, как золотой огонь льётся прямо в море, раскаляясь добела. Как наливается алым небо. Как удлиняются их тени на досках. – Мы любим тебя, – тихо говорит Ноатак, не пытаясь коснуться её. – Ты нужна нам, – вторит Тарлок. – Вы мерзавцы, – отрезает Корра. – Вы лодку спрятали. Братья согласно молчат и не пытаются даже коснуться её. За них говорит ласковый бриз. Шёпот прибрежных волн. И стук сердца, который лучше всяких слов рассказывает о том, о чём не скажешь словами. В этих странных посиделках есть нечто странное. Но уютное и почти магическое. Молчание связывает всех троих одной тайной нитью, той, которая не пустит внутрь круга посвящённых кого-то лишнего, кого-то извне. И таинство, появившееся здесь, на пирсе, вряд ли кто-нибудь откроет чужому человеку. Остывающее закатное солнце ласково оглаживает троицу, пропитывая пониманием нужности и тепла. – Чья была идея? – тоном ниже спрашивает Корра. И по голосу ясно, что бить сейчас она точно никого не будет. – Моя, – тихо отвечает Тарлок. – Нет, моя, – говорит Ноатак. – Просто ты успел раньше. – Может, подерётесь? – с наигранным любопытством интересуется Корра. Братья переглядываются, изо всех сил демонстрируя серьёзность. Первым не выдерживает Тарлок. Его смех раскатывается по вечернему пляжу, как вкусное игристое вино. Его просто невозможно игнорировать, и Корра начинает хихикать, а потом и хохотать. Ноатак смеётся низко, но вполне искренне: в его глазах пляшут весёлые солнечные блики.