Дракон, да не тот

Подвижки в тренировках Криков наступили лишь через две недели, когда я уже всерьёз задумался о побеге. В какой-то момент бесконечного повторения одного и того же слова «фус» я вдруг почувствовал, как вместе с произнесением его через меня словно прошла какая-то волна, а на Вульфгаре, который тогда был моим тренером и сидел напротив, шевельнулась борода. Повторить успех, правда, я смог только через сутки, и лишь через трое запомнил произношение и интонацию, при которых это «фус», которое мне уже по ночам снилось в кошмарах, работало. - Это прекрасно, - произнёс Арнгейр, убедившись, что прогресс действительно наступил, - это великолепно. Твои успехи потрясающи. - Это шутка? – уточнил я. Я хотел спросить: «Вы издеваетесь?», но не вспомнил перевода для слова «издеваться». - Нет, сын мой, о нет. Ты за две седмицы сумел почувствовать силу Голоса. Почти у всех, кто обучался в Высоком Хротгаре, на это уходило полгода. И лишь Ульфрик смог правильно произнести Слово через два месяца. - Ульфрик? – не поверил я свои ушам. – Штормовка? Ярл Виндхельма? - Да, - с какой-то горечью ответил мне Арнгейр, - ярл Ульфрик Штормовка. Он провёл в стенах Высокого Хротгара десять лет, постигая Путь Голоса, но предал Путь, вмешавшись в одну войну и начав другую. Впрочем, почему меня так удивляет, что Ульфрик обучался в Высоком Хротгаре? Он владеет ту’умом, и я должен был сразу предположить, что дело не обошлось без вмешательства Седобородых. - А Ульфрик, - осторожно спросил я, - драконорождённый? - Возможно, да, - развёл руками старец, - возможно, нет. Он быстро шёл по Пути Голоса, и постигал Слова быстрее, чем остальные ученики. Это может говорить о том, что он довакин, но может и не говорить. Понять, что перед тобой довакин, можно только после того, как человек убьёт дракона и поглотит его душу, а без этого можно лишь гадать, от Кинарет его дар, или от Акатоша… Фьодор, если ты выяснил все вопросы, что тебя интересовали, настоятельно предлагаю вернуться к занятиям… Что-то он слишком резко свернул разговор, более того, не поинтересовался, есть у меня вопросы или нет, а сразу констатировал, по сути, что их нет. Что не так с этим Ульфриком?.. *** Когда дело сдвинулось с мёртвой точки, заниматься стало, с одной стороны, легче, потому как я видел результаты своих стараний, но с другой – драконий язык стал меня выматывать физически. Если раньше после занятий у меня болели только язык и горло, то теперь я покидал ученическую келью совершенно обессиленный, с трудом доползал до кухни, ел и тут же на месте и отрубался. К медитации меня кое-как расталкивали, первые часа два я ещё с горем пополам держался и пытался выполнять все инструкции, даваемые мне мастером, но потом засыпал, и разбудить меня мог только тычок кинжалом. О работе в библиотеке речи больше идти не могло: я спал всю ночь и просыпался, совершенно окоченевший, только к завтраку. Арнгейр пытался меня усовестить и призвать к дисциплине, но при всём моём желании пересилить предельно измученный организм я не мог. В конце концов Арнгейр сдался, сократил занятия по Крикам и медитацию, в результате чего я получил днём несколько часов сна. Жить стало полегче, я даже смог урывать полчаса-час в день на изучение книг, но потом прогресс в изучении Криков пошёл ещё дальше, и добавились новые Слова. Каждое более-менее правильно произнесённое Слово вызывало упадок сил, между каждым Криком приходилось делать всё более длинные интервалы. Дошло до того, что между завтраком и обедом я мог Крикнуть от силы раз пять, и всё равно к обеду я был выжат, как лимон, и больше в этот день ни на что не способен. А к этому ещё добавлялись постоянный холод, голод, одышка от нехватки кислорода и постоянное желание спать. В тот день – а прошло уже месяца два после начала моего обучения – я проснулся только к обеду. Лидия объяснила, что утром приходил Арнгейр и велел меня не будить, пока я не проснусь сам, а когда проснусь, отправить меня к нему. Мне кажется, или в моей судьбе грядут перемены? Арнгейр был не один, все четверо старцев – сам Арнгейр, Борри, Вульфгар и Эйнарт – собрались у него в келье и, склонившись над столом, что-то обсуждали. Когда я вошёл и склонился в традиционном поклоне Седобородых, мастера, как один, подняли головы, и Арнгейр сделал приглашающий жест рукой и указал на пустое кресло напротив себя. Я сел в кресло и приготовился слушать, что мне уготовано на этот раз. - Фьодор, - начал Арнгейр, - твои успехи в изучении Криков поразительны. За два месяца ты освоил то, что другие осваивают годами. Но нас смущает твоё состояние. Ты измучен, и после каждого Крика тебе нужно много времени на восстановление. Слишком много, сын мой. Возможно, причина в том, что твой организм не успевает перестроиться и не готов к таким нагрузкам. Мы с братьями пришли к решению сделать перерыв в обучении. Как ты смотришь на то, чтобы уйти вниз и через месяц к нам вернуться? Вот и побег устраивать не надо. Просто уйти и не вернуться. Но с другой стороны, я не прочитал здесь всего того, что хотел. И ещё меньше из того, что я прочитал, я понимал, а посвящать меня в высокие материи старцы отказывались, утверждая, что я ещё не готов к таким знаниям, не давая внятного объяснения, почему они решили, что я не готов. И лучше мне сейчас действительно уйти, потом вернуться и со свежими силами взяться за библиотеку. - Мастер, - наклонив голову, ответил я, - я принимаю твоё решение. - Вернёшься ли ты к нам, когда твой организм восстановится? - Да. - Фьодор, - продолжил Арнгейр, - у нас будет к тебе просьба. Есть такое место в Скайриме, называется Устенгрев. Это развалины древнего нордского города, от которого осталась только усыпальница. В той усыпальнице похоронен Юрген Призыватель Ветра, основатель Ордена Седобородых. У Юргена был Рог, который захоронен вместе с ним. - Вам принести этот Рог? - Да. Я не настаиваю, Фьодор, потому что Устенгрев – это опасное место. Но если ты будешь чувствовать себя… в силах, то попробуй добыть Рог. - Мастер, я сделаю то, что в моих силах. Можно спросить, что это за Рог? - Он принадлежал Юргену Призывателю Ветра, основателю Ордена Седобородых. И его Рог – очень ценная реликвия для нас. Пока я пытался сообразить, как спросить, какая у этого Рога практическая ценность, Арнгейр, приняв моё молчание за то, что моё любопытство удовлетворено, добавил: - Только очень прошу тебя, сын мой, не дуй в него и не давай дуть никому. Это… очень ценная вещь, и древняя, её легко повредить. - Я понял. - Тогда можешь быть свободен, Фьодор. И можешь покинуть Высокий Хротгар в любое время. - Мастер, можно я… Останусь на два-три дня? Книги почитаю. - Конечно, сын мой, конечно… *** Мы с Лидией уходили из Высокого Хротгара ранним утром, когда на востоке только-только начал заниматься рассвет, а на западе ещё не начинали тускнеть звёзды. Дул холодный пронизывающий ветер, сдувал снег с горы, швырял его в лицо и завывал в скалах. Над Высоким Хротгаром, в тон ветру, гудели горны, призывая всех старцев и послушников на утреннюю медитацию. Я поднял воротник меховой куртки, поправил одну лямку своего заплечного мешка, в последний раз бросил взгляд на монастырь, бывший моим домом последние два месяца, и мы с Лидией пошли вниз по занесённому снегом серпантину.