Феномен

      Слабый ночной ветер качнул ветви, сорвав сухую листву, и погнал её по лесу, подымая с земли пыль и рванную серую траву. В кронах зашумело, величавые ели замычали, закряхтели, твёрдая кора с шёпотом затрещала, и трещины пошли по замёрзшей земле, следом за волнами говорливого ветра. Полумесяц молчаливо наблюдал за суетливой природой и лениво освещал путь. Воздух набрался мороза, стал колким — и, вырвавшись на поляну, накрыл её холодом, а несущиеся за ним пыль и листва, мазнув по голому телу, царапнули кожу. Ветер обдал лицо, заигрался с рыжими волосами и, наполнив лёгкие, с силой расширил их, заставив грудную клетку содрогнуться, словно от удара разрядом.       Тереза громко вдохнула. Распахнула зелёные глаза. Устремилась взглядом в ночное небо, на тонкий полумесяц.       И ожила.       А лес затих.       Сухие иголки вонзались в спину, плечи, ноги. Тереза не двигалась — тело медленно обретало силу, она пока не чувствовала его. Сознание вернулось быстрее — и беспокойство отразилось в глазах. Девушка, плохо соображая, с трудом поворачивала голову с одного бока на другой, изучая местность. Ещё мгновение — и, полностью овладев рассудком, резко приподнялась на слабых руках.       Она лежала на ледяном мраморном пьедестале, усыпанном сухими листьями и хвойными иглами, а вокруг простиралась неширокая поляна, окольцованная молчаливым лесом.       — Что? — сквозь её сухую глотку продрался тихий голос.       Тереза оглянулась — за спиной возвышался могучий кривой дуб с чёрной влажной корой, по которой ручейками струилась непонятная тёмная жидкость.       Девушка села, обхватив рукой живот, и второй стыдливо прикрыла грудь. Осмотрелась. Глубоко задышала. Паника не спутала сознание, вместо неё пришёл лишь уместный страх — неужели, она опять утратила рассудок?       Холод кусал нагое тело, его сотрясало от ветра, замёрзшие губы дрожали. Тереза потёрла плечи, помяла стопы и, опустив взгляд, наткнулась им на разбросанные подле пьедестала человеческие останки. Шумно втянув в глотку воздух Фрей соскочила с возвышения, но она всё ещё была слаба, поэтому ноги не выдержали веса собственного тела — и она рухнула на землю.       Под руками хрустнуло. Девушка приподнялась, заскакав вниманием по серым костям и, морщась, поползла прочь, царапая коленки, живот, подбородок, руки — всю себя, пока, наконец, не очутилась на сухой примятой траве. Перевернулась на спину и, поднявшись на локтях, испуганно воззрилась на широкий дуб.       От него исходила зловещая аура, пугающая в разы сильнее, чем настоящие человеческие кости.       Фрей, дрожа, огляделась — поляна пустовала, лишь рядом с пьедесталом можно было рассмотреть бугорок из сожженной соломы и веток.       — Так… — Она заговорила вслух, надеясь тем самым поддерживать свою разумность. — Так… — Потрогала плечи и стопы. — Так… — Сначала присела на колени, затем осторожно поднялась. Ноги тряслись, равновесие она легко теряла и падала. Несильный ветер раскачивал её, будто травинку, и, казалось, сплетал меж собой прозрачные мысли — несколько раз сознание Фрей обнулялось, и она снова обнаруживала себя на земле, снова, как в первый раз, осматривалась, снова пугалась и снова собиралась с силами, чтобы двигаться.       — Итак, —пыталась говорить, тем самым могла сохранить связь с происходящим.       Осторожно ступала по сухой траве, озиралась. Потерянный взгляд скользил по деревьям и избегал дуба.       Где она? Куда ей идти?       Поскольку разум выплывал из дымки, Фрей уже могла мыслить чётче, а ещё она начала вспоминать.       Искажение. Грань. За Гранью.       Затормозила и, прикрыв веки, глубоко втянула кислород носом.       Никакой логики, Тереза. Только чувства.       В правое ухо шепнули. Девушка распахнула глаза и повернулась следом за тихим детским смехом. Вдали у самого подножья леса она рассмотрела силуэт ребёнка в белой рубахе до голени. Черты бледного лица никак не разглядеть, они смазались, но, если судить по голосу, это была девочка. Её вьющиеся каштановые волосы свисали до плеч и подпрыгивали, стоило ребёнку со смехом помчаться вглубь леса.       Это всё, за что сейчас могла зацепиться Фрей, поэтому, не думая, она бросилась следом, преодолевая сильное физическое истощение. Роняя болезненные стоны и хватаясь за каждый ствол, Тереза преследовала незнакомку. То и дело падала на колени, поскальзывалась, спотыкалась. Перед глазами плыло от перенапряжения — тогда белый силуэт превращался в бесформенное свечение, выделяющееся среди темноты, посему его было тяжело потерять из виду.       Задыхаясь, Тереза отталкивалась от деревьев, помогая себе ускориться. Девочка хихикала, не оглядывалась. Перепрыгивала высокие корни и овраги, парила, словно пёрышко, а Фрей тяжёлым грузом падала в ямы, драла кожу в кровь.       В какой-то момент пространство вокруг начало кутаться в белый туман. Он плотной тканью накрывал землю и поднимался всё выше, пока не погрузил в себя лес. Показалось, в один миг Тереза просто шагнула в белое облако. И как только то произошло, закончился лес.       Под ногами хлюпнула влажная грязь. Фрей остановилась, переводя дыхание, и щурилась, пытаясь что-нибудь рассмотреть в тумане. Она не видела дальше своей руки и, вытянув обе, шагала в неизвестности, надеясь нащупать хоть что-то.       — Эй? — тихо позвала, чувствуя — незнакомка всё ещё здесь.       — Эй, — ответили ей шёпотом.       И прозвучал тихий звон колокольчика в руках ребёнка.       Тереза оглянулась, всматриваясь в туман. Звоночек повторился. Она поспешила на его звук, руками машинально пытаясь раздвинуть серую дымку, и, наконец, смогла хоть что-то разобрать — очертания невысокого здания, с острой крышей. Чем лучше девушка его рассматривала, тем нерешительнее становился её шаг, пока она вовсе не остановилась перед деревянным строением с дубовыми дверями и узкими окнами, закрытыми ставнями. Тереза подняла глаза выше — над входом красовался деревянный крест, а далее — колокольня.       Церковь.       Фрей нахмурилась, медленно приближаясь к ней, и невольно коснулась старого шрама меж грудей.       — Не может быть. — Она не была уверена, но отдалённо ей казалось, будто это то самое место.       Остановилась возле дверей. За ними приглушённо звучали голоса. Сглотнув, Тереза осторожно потянула тяжёлую преграду на себя, опасливо заглядывая внутрь, но, к удивлению, никого не обнаружила: зал пустовал. Девушка переступила порог. Дверь со скрипом захлопнулась, грохот эхом разнёсся по залу, стены и пол завибрировали.       Стало тихо.       Скамей не было, вместо них разбросанное тряпьё. Впереди располагался высокий алтарь с одним единственным железным крестом, перед которым стояло кандило, а в нём — всего одна свеча. Её пламя тихо шипело, не дрожало, было неподвижно и спокойно.       Тереза настороженно приближалась к алтарю, изучая расписной крест, пока не заметила, что по его стану стекали густые тёмные капли, а на полу под ним расползалась чёрная лужа. Она остановилась, сдавленно дыша, и медленно опустилась на корточки, разглядывая жидкость, что постепенно приближалась к её ногам. Моргнув, девушка нерешительно поднесла к ней пальцы, но тут за спиной раздался скрип, и Тереза подскочила, встав полубоком, когда в церковь зашёл запыхавшийся Адам.       Фрей в тот же миг просияла и заулыбалась, да и он ответил тем же, но тут оба замерли. Уголки губ Терезы опустились, немигающий взгляд пронзил бледное лицо Филлипса, а тот отскочил вниманием в стену, отпустив ручку двери — тишину нарушил грохот.       Повисло молчание. Девушка обхватила руками тело, чувствуя, как всё прежнее эмоциональное отупение окончательно прошло. Адам, изогнув брови, продолжал сверлить стену взглядом. Кажется, они оба пришли в себя.       Тереза прищурилась, с угрозой прошептав:       — Только посмей пялиться, я тебе глаза выколю. — Голос, правда, дрожал, и больше не от холода, а от неловкости.       Филлипс смиренно поднял взгляд к потолку, прошептав:       — Не на что смотреть.       — Есть на что, просто у тебя со вкусом плохо. Отвернись!— взвизгнула Фрей, заставив парня поморщиться.       Он повернулся к ней спиной. Девушка, направившись к нему, сердито процедила:       — Почему ты в одежде?       Этот тип был при полном параде: джинсы, обувь, футболка да кофта — всё при нём.       — Могу раздеться в поддержку равноправия, — отшутился и дёрнулся от неожиданности, когда девушка потянула его за капюшон, молча призывая к исполнению. Вздохнув, Адам стянул с себя кофту и протянул в сторону. Фрей выхватила её и натянула поверх голого тела, застегнув на молнию. Расслышав рёв той, Филлипс без разрешения обернулся, за что был удостоен недовольного взгляда.       Тереза, сложив руки на груди, отошла от него, всеми силами стараясь натянуть на лицо маску безразличия, но от смущения щёки становились пунцовыми.       Адам окинул взглядом её расцарапанные грязные ноги — Тереза грозно фыркнула — он вниманием отскочил в сторону алтаря и зашагал к нему, рассматривая высокий крест. Девушка последовала за ним, держась на расстоянии, и озвучила мучащий её вопрос:       — Где мы?       Филлипс остановился у подъёма к алтарю и глубоко вдохнул металлический запах.       По кресту сползали капли густой человеческой крови.       — Судя по тому, что мы разбираем, что говорят тени, и сами они обрели человеческую форму, — за Гранью.       — Мы спим? В реальности что с нами происходит? Или это есть реальность? Что вообще…— Девушка забродила из стороны в сторону, не находя себе места, но при этом жадно изучала всё вокруг, желая как следует ознакомиться с новым «миром».       — Чаще всего это происходит, когда я сплю. Иногда я куда-то иду и — моргнул — оказываюсь в другом месте, — коряво объяснял Адам, сунув ладони в карманы джинсов. — Ты где была? — Обернулся.       — Спать легла, — с трудом припоминала Фрей. — А ты?       — Играл в карты с отцом Итана.       — То есть, это может произойти в любой момент? — Тереза в ужасе забралась пальцами в волосы, но вспомнила о том, что надо бы особо руки не задирать, и потянула край кофты вниз, скрывая голые бёдра.       — Да, — запоздало отреагировал Филлипс.       — То есть, сейчас, возможно, моя мать видит меня с белыми глазищами, а отец Итана тебя — с чёрными? И никак это не проконтролировать? И как ты обычно выбираешься?       Адам всеми силами скрывал, что сам особо не разбирался:       — Всё само по себе обрывается — и ты просыпаешься. Можно ещё попробовать импульсом вытолкнуть в реальность. Ну или мы не за Гранью и придётся самостоятельно топать домой.       Тереза вперила в него невесёлый взгляд.       — Я надеюсь, сейчас первый случай?       Парень зачем-то обошёл её и, будучи позади, прыснул в затылок:       — Надейся, что не придётся с голой жопой домой переть.       От такого жеста у Фрей по спине мурашки пробежали, она передёрнула плечами и с хмурым видом поплелась за ним к алтарю, когда неожиданно кое-что поняла:       — Что если… У меня до всех этих потрясающих событий были проблемы с памятью. Провалы, в смысле. Я могла идти на занятия, а через секунду очнуться где-нибудь в лесу, далеко от дома.       Адам остановился.       — Как давно у тебя эти проблемы?       — С детства. — Девушка встала рядом. Парень внимательно её разглядывал, отчего ей стало не по себе, и задал вопрос в лоб:       — У тебя траблы с башкой, да?       — Типа того. Но это сейчас меньшее из зол. — Как-то слишком легко согласилась Фрей. Скрывать данный факт от таких же чокнутых даже как-то глупо.       Филлипс поглазел на неё без доверия, после чего окинул вниманием зал, поинтересовавшись:       — Ты знаешь, что это за место?       — Оно кажется знакомым, — призналась честно. — Но я могу ошибаться. А ты?       Адам остановил свой взгляд на алтаре, а если точнее — на серой стене позади креста, что была измазана рисунками двенадцатиконечных звёзд, и чем дольше он изучал сие творчество, тем отчётливее жарило его грудь. Парень немного отогнул ворот футболки, чтобы ткань не касалась повреждённой ещё в далёком детстве кожи, но зуд не ослаб. В ушах зазвучали голоса, женщины запели, заиграла музыка, затанцевали вокруг огни свечей — и зал залился смехом, становилось всё громче и громче, ярче и ярче, а песенные мотивы сплетали между собой мысли и заводили хороводы, быстрее и быстрее, пока перед глазами не заплясали белые пятна и…       — Адам? — Тереза неуверенно ткнула пальцем в замершего товарища по несчастью. — Дозволяю фокусироваться на голой девушке.       Филлипс отмер и зыркнул на неё, изогнув брови. Она изогнула в ответ.       — Совратить меня пытаешься? — парень с хмурым видом обнял себя за плечи.       — Конечно, это ведь так уместно. — Фрей пнула его по ноге, призывая уже взяться за ум.       Адам поморщился ради приличия — и они оба в который раз осмотрелись.       — Гоу, — наконец, скомандовал Филлипс и шагнул в сторону дверей.       — Куда? — Тереза нерешительно поплелась следом, получив в ответ непринуждённое:       — Хрен знает.       Девушка терпеливо закатила глаза и воздержалась от спора. Доверять свою жизнь такому… раздолбаю желания не было, так что она обогнала его, чтобы идти впереди и руководить процессом. Адам пропустил смешок, но не успел прокомментировать её поведение. Тереза протянула руку к двери, когда над головой раздался громкий звон колокола. Фрей вскинула взгляд к потолку, а на её плечо опустилась ладонь.       — Не бойся, идём.       Рыжеволосая девочка в белой рубахе обернулась к сутулой худой женщине с морщинистым лицом и седыми волосами. Двери церкви были распахнуты, внутрь входили босые люди в белых одеяниях и венками на головах. Тереза с интересом их разглядывала, пока бабушка поправляла венок в её волосах.       — Ты только не бойся. — Взяла её за руку и повела ближе к центру, чтобы сесть на разложенную солому.       Ребёнок плёлся следом, крутил головой, с любопытством наблюдая за остальными прихожанами, которые шёпотом переговаривались друг с другом, блаженно улыбались и выглядели такими счастливыми, словно сегодня был какой-то большой праздник, о чём не свидетельствовало скромное убранство зала. В отличие от Терезы остальные дети вели себя менее заинтересовано. Они молча топтались возле родителей, ковыряя пол носками, пока трепетные взрослые поправляли их одежду, будто бы им предстояло выставлять своих чад на всеобщее обозрение как некий экспонат.       — Садись, — хриплым голосом призвала бабушка.       Тереза села рядом с ней на солому, остальные прихожане тоже опустились на пол. Атмосфера была какой-то накалённой, на лицах людей читалось волнение. Сама бабушка, прижав ладони к груди, смотрела в сторону алтаря с неясным ребёнку восхищением.       Все разом заохали, когда к кресту на возвышение поднялся мужчина лет пятидесяти в чёрной рясе и со сверкающим серебряным крестом на груди. Его острые черты лица не вызывали отторжения, только широко распахнутые глаза слегка отталкивали. Казалось, он был чем-то возбуждён и спешил поделиться этим с остальными.       — Дорогие мои! Наконец-то пришёл день, которого мы с нетерпением ждали. — Голос звучал отрывисто, звонко, словно кто-то игрался на его нервных струнах. Тереза почесала щёку и со скучающим видом принялась изучать рисунки на стенах, пока пастырь продолжал вещать, а прихожане реагировать на его слова охами, аплодисментами и каким-то нездоровым смехом.       Смеялись и говорили только взрослые. Дети же с потухшими глазами клевали носом и казались неживыми, пока неожиданно родители не начали их тормошить и подталкивать в сторону алтаря. Тут Тереза отвлеклась от созерцания каракуль.       Зал притих. Не было слышно даже дыхания.       Один за другим дети подходили к пастырю, который, сжав веки, клал ладони им на плечо и на макушку. В этот момент родитель этого ребёнка шумно всасывал воздух через нос и нервно кусал губы. Но процессия завершалась тем, что мужчина в рясе качал головой и, поцеловав чада в лоб, отпускал обратно.       Маленькая Тереза снова заскучала и уже сняла венок, чтобы разобрать его, как вдруг её за локоть одёрнула бабушка.       — Иди, иди…       Девочка удивлённо захлопала ресницами. Пожилая женщина потянула её за плечо вверх, заставив привстать, после чего, стиснув ладони в кулаки, прижала их ко лбу, забормотав что-то под нос.       Тереза осмотрелась. Все прихожане косились на неё в ожидании. Внимание перескочило на пастыря — его выпученные, словно от внутреннего давления глаза вперились в неё, а вытянутая правая ладонь приподнялась, приглашая подойти.       Вытирая влажные от пота пальцы, Тереза боязливо приблизилась к мужчине и опустила голову. На макушку легла тяжёлая ладонь, послышалось хриплое мычание. Пастырь, сдавливая веки, всё крепче сжимал её волосы трясущейся рукой. Девочка поморщилась и была готова в страхе отпрянуть, но неожиданно мужчина схватил за плечи и рывком развернул к залу, откуда на неё посыпались множество взглядов.       Бабушка вскинула руки к потолку с коротким визгом и, рухнув лбом в пол, раскачивалась взад-вперёд в неудержимом экстазе. Прихожане оживились и обрушили на ребёнка жаркие аплодисменты, бурно заговорили и внезапно их слова перетекли в песню, они, сидя, принялись раскачиваться из стороны в сторону. Поднялся такой шум, что Тереза в панике хотела опуститься на коленки и уползти, но под руки подхватили откуда-то взявшиеся два человека, личности которых она не могла опознать, поскольку их лица скрывала чёрная мантия. Хватка стала болезненной, девочка машинально попыталась выбраться, но ей не позволяли сдвинуться с места.       Кожа на груди начала зудеть.       В поисках помощи взгляд Терезы заносился по залу, и вдруг в подвижной толпе, содрогающейся будто от конвульсий, она заметила мальчика.       Он сидел смирно, не шевелился и, не моргая, с любопытством на неё смотрел.       Брюнет с глубокими карими глазами.       Взрослая Тереза нахмурилась, приглядываясь к нему, а Адам тем временем ответил своим фирменным прищуром.       Гул нарастал, казалось, людей охватывало какое-то безумство. Фрей с силой одёрнули, ударив под коленки. Она, морщась, встала на них, вяло подёргав руками, и намеревалась позвать немигающего Филлипса, но тут за челюсть схватились, а волосы с силой потянули назад, заставив девушку запрокинуть голову и шире открыть рот.       Она увидела того же пастыря с чашей в руках. Он что-то шептал, налитыми кровью глазами воззрившись на Терезу, которой пальцами до рваной боли растягивали губы.       Наклонил чашу — на лицо полилась прохладная бордовая жидкость с привкусом металла. Фрей громко закашляла, сжав веки, и предприняла попытку вырваться, но тщетно.       Кровь лилась, забивалась в глотку и ноздри, а по залу разошлись вопли.       Тереза, что было сил, закричала, подалась вперёд, рванув руками, и…       Села на кровати.       Сорванное дыхание сместило тишину, царившую в комнате. Бешенный взгляд заносился из стороны в сторону, хватаясь за каждый предмет мебели. Голова тряслась, пока вертелась в поиске нелюдей в мантиях, хватка которых по-прежнему ощущалась на коже. Шёпот не затихал, ночь тенями кралась к кровати. Фрей накрыла ладонями уши, стараясь отгородиться от неразборчивых голосов существ, прячущихся по углам.       В страхе она потянулась к лампе на тумбе и зажгла свет. Ночь отступила, тени попрятались. Девушка, сидя, притянула коленки к животу, накрывшись по шею одеялом, и напугано сотрясалась, осматривая помещение.       Тело было мокрым от пота. Волосы липли к лицу.       А на груди зудел старый шрам.              Хлопнул по выключателю — в ванной комнате зажёгся свет.       Адам медленно переступил порог, тихо прикрыл дверь и остановился напротив раковины, не сразу решившись взглянуть в заляпанное зеркало.       Его сковало лёгкой судорогой.       Приятной.       Это и пугало.       Адам опять растерял контроль и позволил себе быть естественным, чувствовать то, что ему чувствовать нормально.       Еле двигал пальцами, покрутив ручку крана, и умылся ледяной водой, наконец-то сумев на себя посмотреть. В глазах он увидел ничто иное как живую тьму и задрожал в разы сильнее, испытывая непреодолимое восхищение от пережитого.       Гудение раздалось в ушах. За ним застучало давление, отдавшись болью в висках. Парень склонил голову к плечу, с хрустом размяв шею.       Мир часто был так далек от него, а грань между людской реальностью и реальностью его собственной с каждым годом всё сильнее истощалась, блекла. Удивительно, как ему до сих пор удавалось хранить свою человечью личину.       Наверное, всё благодаря Прайсу.       Итан бы не понял его внутреннего трепета, но Адам не был виноват в том, кем являлся, зато знал, как ему стоит себя вести, чтобы быть похожим на человека. Похожим. Не иначе.       Повторно умывшись, Филлипс уставился в отражение, исследуя свою людскую оболочку, к которой испытывал всё меньше чувств. И это бесчувствие в итоге в полной мере отразилось в глазах, стоило ему встретиться с самим собой взглядом.       А что, собственно, плохого в том, чтобы быть тем, кем ты являешься?       Парень осторожно оттянул ворот футболки, приоткрыв себе вид на кожу груди, где продолжал назойливо зудеть глубокий шрам.       Двенадцатиконечная звезда.       Адам осторожно провёл пальцами по его кривому рыхлому рисунку и поднял взгляд на зеркало, заметив, как чернеют радужки карих глаз.              Что есть я?