Хозяин замка Сигилейф

Крохотный паучок плел в стенной трещине паутину. Иногда он прерывался, и казалось, прислушивался, как сотрясаются от шума сражения стены, пытался разглядеть скрючившиеся в полумраке фигуры и услышать обрывки их разговора. Затем понимал всю тщетность своих попыток и вновь возвращался к делу, и ничто не могло отвлечь паучка от его занятия. Зато двух женщин доносящиеся крики приводили в смятение. Они то принимались шептаться между собой, то, испуганные, умолкали. Наконец, одна из них резко встала со своего места и, сцепив руки за спиной, принялась мерить комнату шагами. Остановилась около узкого окошка, отодвинув штору, и тут же отпрянула. – Бранда! Пойдем же, пойдем, – обернулась женщина к другой, более юной. – Пока не поздно, заклинаю! – И говорить нечего, Крина, – отрезала Бранда. – Я покину замок тогда, когда мне прикажет Юнидо. – Но он, должно быть, убит! – вскричала Крина. – Сюда с минуты на минуту ворвутся враги. Вставай, пока еще есть время. Спустимся вместе с Гарсом в усыпальницу, пройдем по подземным туннелям – и окажемся в безопасности. Пожалуйста, Бранда, одумайся! – Мы и здесь в безопасности. – Ноздри Бранды гневно раздулись, как у взбешенного быка. – Да, они взяли крепость, но в донжон замка Сигилейф им не войти ни за что – донжон пускает только хозяев! – Кто это тебе наплел? – устало спросила Крина. – Юнидо. – Бранда гордо вскинула голову. В ее голосе зазвенела сталь. – И ты ему все еще веришь? – Герцог ор Сигилейф не может лгать. Крина ответила тяжким вздохом и, подойдя к Бранде, положила пухлую руку ей на плечо. Чем больше она успокаивалась, тем сильнее горячилась Бранда: – Разве можешь ты, выросшая в замке Сигилейф, сомневаться в правдивости слов твоего брата? Разве ты сама не чувствовала, как стены плачут и стонут, когда хозяин покидает их? Юнидо никогда не лжет, никогда. Он не умеет притворяться, обманывать, тебе ли не знать. Если он сказал, что донжон сохранит мне жизнь, значит, так и будет. Иди, Крина, я не держу тебя, не смею... О аглы, как ты не понимаешь, что я не сумею спуститься?! Бранда обернулась, и Крина невольно вздрогнула под немигающим взглядом ее темных глаз. – Конечно, да, не пустит, – тихо, как-то отстраненно проговорила она. Так мать, устав спорить, соглашается с ребенком, который твердит, что вдалеке, на горизонте видел дракона с крыльями, покрытыми блестящей, железной чешуей. И Бранде стало ясно, что Крина ей не поверила. Она скривилась в горькой усмешке и махнула на дверь: – Уходи. Спасай свою жизнь. Да, забывай сказания замка Сигилейф, сказания, которые я все равно знаю лучше тебя, сказания, которые мы должны помнить сейчас, чтобы помочь замку выстоять. Ну же, питай подземные ходы своим страхом, отчаяньем, надеждой убежать. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, кровь отлила от лица, и теперь отчетливо выделялись припухшие темные губы. Но больше всего напугала Крину перемена во взгляде. Бранда исподлобья смотрела на нее, презрительно и яростно. Крина попятилась и дрожащим голосом взвизгнула: – Родственницам мятежника рады не будут! Оставайся, если хочешь, я же – не хочу... Она почти бегом – насколько позволял ее вес – кинулась к двери и, отперев ее, внезапно остановилась. – Я пропущу три поворота направо, поверну налево. И выйду к дикой части Кробруна. Там я еще подожду тебя, – выпалила Крина и стрелой полетела вниз. – Можешь не утруждаться, – огрызнулась Бранда. И, подождав, когда звук торопливых шагов стихнет, прошипела вслед: – Предательница. Она всхлипнула, спрятав лицо в ладони, но не зарыдала. Бранда поклялась себе: пока она носит под сердцем дитя, по щеке не протечет ни одна слезинка. Она недолго пробыла в одиночестве – не успела совладать с собой и выпрямить спину, как за дверью поднялся переполох. Застучали сапогами по ступеням, в неуверенности замерли, и спустя мгновение к ней без стука и без доклада ворвался Гредо, брат Гарса. Бранда ахнула от неожиданности и пронзившей жалости – одежда юноши превратилась в окровавленные лохмотья, едва прикрывающие голое тело, и сквозь прорехи виднелись разодранное мясо и клочьями свисающая кожа. – Герцог погиб, госпожа, – зашептал Гредо, с трудом удерживаясь на ногах, – Джаан идет сюда... Бранда, коротко вскрикнув, обмякла в кресле. В голове взметнулся рой назойливых вопросов. Джаан, ничейный ублюдок, вышедший из пыльных степей Хельмгеда? Убил герцога ор Сигилейф и вошел в его замок? И замок принял его? В памяти всплыл день, когда до Сигилейфа добрались вести из столичного города Миррамор – хельмгедец по имени Джаан вывел из Хельмгеда десятки воинов и сотни рабов, и все они присягнули на верность королю. Юнидо отложил в сторону исчерканное письмо и с печалью сказал, что он непременно принесет Сигрии несчастья. С тех пор Бранда не забывала молить Алтху о том, чтобы муж ее, мудрый и проницательный, ошибся. Но Алтха осталась глуха к ее просьбам. И Бранда не верила в смерть Юнидо – не хотела. Но потом дверь слетела с петель. Хельмгедцев в книгах о путешествиях описывали по-другому. И глаза у Джаана были не раскосые, и кожа – смуглая, но не черная. Он стоял, расправив широкие плечи, и внимательно разглядывал ее, словно раздевал. На сердце у Бранды стало холодно от страха, и она, чтобы не выдать этого, надменно процедила: – Что вы здесь делаете? Джаан жестко усмехнулся. – Сударыня, подумайте, в том ли вы положении, чтобы спрашивать такое у хозяина, – Бранда вздрогнула, а он с издевкой продолжил: – Король дал мне людей. И в награду пообещал герцогство. Что же, как видите, я его получил. Глава мятежа уже достаточно наказан своей позорной смертью... – он дал знак своим сопровождающим, и те ввели в комнату связанную у запястий Крину. – Сестра его также будет казнена. Глаза Крины блестели от слез, капли скатывались по жирным щекам и падали на грудь. Бранде было совсем не жаль эту дуру, она больше беспокоилась, не узнал ли Джаан о подземных ходах раньше времени. – А вы... – сощурился Джаан. – Мне вас жаль, сударыня. Вы молоды и красивы. Должно быть, вы отличная жена, хоть уже и не девственница, – он снова усмехнулся, заметив, как изменилась в лице разом побелевшая Бранда. – Вы выйдете за меня замуж. Я сохраню жизнь – вашу и вашего будущего ребенка. Конечно, если вы окажетесь этого достойны, – он говорил без запинки, будто заранее заготовил речь, и Бранда не могла вставить ни слова. – Но я человек честный, и убивать женщину, ожидающую ребенка... омерзительно. Я вижу, вы многое хотите сказать... Но не стоит, вам сейчас нужен покой. Бранда хватала ртом воздух, лихорадочно придумывая едкую, колкую отповедь под стать. Но ребенок внутри нее толкнулся так, что она сжала губы от боли и мигом образумилась. Она сбережет его любой ценой. – Останьтесь здесь, сударыня, – вкрадчиво пророкотал Джаан. – Я приставлю к вам проверенных людей. Вдруг кто-то захочет вас обидеть?.. Он, слегка пошатываясь, направился обратно к выходу. Крину грубо дернули, и она, почуяв смерть, залепетала что-то о милости победившего господина, забормотала молитвы, перебивая саму себя, но никто не слушал. Веревку накинули и на Гредо. Бранда не хотела, чтобы его казнили, но промолчала, ведь Джаан не придаст ее словам значения. Он будто понял, что о нем думают, и обернулся. – А ведь аглы вас не примут после ваших злодеяний... – смежила веки Бранда. – Они смирятся, – по-кошачьи усмехнулся новый герцог ор Сигилейф. А паучок продолжал плести паутину...