Не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей. Песнь Превращений, 41:10*
Вторник, утро 11:02 Андерс: Мистер Хоук, я вижу, вы оставили и свой номер телефона. Это мой, если вам он вдруг понадобится. Надеюсь, сообщения у вас бесплатны. 11:05 Хоук: Да! А еще я дал вам свой адрес, вы собираетесь им воспользоваться? 11:10 Андерс: Только в случае необходимости. 11:12 Хоук: Я ощущаю очень большую необходимость прямо в своих штанах ;) 11:25 Андерс: Жду вас сегодня вечером на исповеди. 11:29 Хоук: Вы могли бы прийти ко мне для исповеди в частном порядке ;) 11:32 Андерс: Нет, мистер Хоук. Среда, утро 6:11 Андерс: Вы вчера так и не пришли. Все в порядке? Среда, день 12:03 Хоук: Извините, у меня была температура, так что я не смог прийти 12:20 Андерс: Жаль, что вам нездоровится. 12:24 Хоук: Полночи пытался сбросить жар и напряжение, но как только закрывал глаза, тут же представлял, что обхватываю вас ногами, пока вы меня имеете прямо в этой кровати 12:25 Андерс: Это было максимально неуместно с вашей стороны! 12:33 Хоук: Вы хотите сказать, что НЕ хотите меня выебать под аккомпанемент моих довольных стонов? Ложь это грех ;) 12:47 Андерс: Мои желания не обсуждаются. 12:50 Хоук: То есть вы меня не хотите? 12:53 Андерс: Я этого не говорил. 13:02 Хоук: Вы очень упорно именно этого не говорите. Что мне сделать? Умолять? Пообещать не прикасаться к вам? Я согласен на что угодно. Только приходите 13:16 Хоук: Мне нужно исповедаться, святой отец, подумайте о моей смертной душе; D 13:17 Андерс: Ты невыносим! 13:19 Хоук: Вы приказали мне ни с кем не трахаться, затем игнорировали, но невыносим при этом я? 13:30 Хоук: Черт. Простите, я перегнул палку, да? 13:31 Андерс: Ты сейчас дома? 13:32 Хоук: Ага 13:33 Андерс: Никуда не уходи.***
Хоук пробежался глазами по своему скромному жилищу, некоторые коробки по углам которого все еще стояли не распакованными. Он арендовал двухкомнатную квартиру в таунхаусе в приличном районе, без излишеств, но все равно волновался, что может подумать о нем Андерс. Интересно, как живет священник вне своей работы? К чему он привык? Он не знал, что и представлять, но чтобы избежать одновременно пугающей и волнующей мысли о том, что Андерс наконец придет, он начал беспокойно расставлять по местам то, что уже покинуло коробки и в основном и без того стояло на месте. В общем, ему не обещали ничего конкретного. Он сам сгоряча наобещал всякого Андерсу до того, как тот в принципе на что-либо согласился, а ведь «хорошее поведение» никогда не было сильной стороной Хоука. Как ни посмотри, они всего лишь договорились о проведении исповеди, но, черт возьми, учитывая историю их предыдущих исповедей, он не знал, чего ожидать. Хоуку было проще особенно ни на что не надеяться.***
Припарковавшись, Андерс еще несколько минут провел в машине и сомнениях. Новенький дом, соответствовавший тому адресу, что дал ему Хоук, находился в конце улицы и выглядел ухоженно, но не роскошно. Андерс закрыл глаза, стараясь успокоиться. Он не знал, зачем вообще приехал, но отлично понимал, что Хоук от этого визита ожидает чего-то, что с исповедью имеет мало общего. Или все же одна деталь была: ожидание Хоуком наказания за свои грехи от рук Андерса. Он вспомнил, как стонал Хоук, прижатый к стене маленького кабинета, как терся о него бедрами, отдрачивая себе… Андерс сжал руль и тихо выругался. Он мог заставить себя сдерживать все свои желания, но вот факта их абсолютно не подобающего наличия это не отменяло. Хотя его самообладание помогало хоть как-то придерживаться данных Церкви обетов, несмотря на вопиющее злоупотребление актом исповеди и покаяния. Он все-таки не нарушает никаких клятв. "Да, вот именно", — успокоил бунтарский голос в его голове, и Андерс решительно открыл дверь машины. Оставшийся путь до хоуковой двери был коротким, и попытки Андерса придумать какое-то приветствие ничем не закончились. Вот он, на пороге его дома, где так твердо обещал не появляться, уже предвидит самодовольный взгляд Хоука, который так захочется стереть с его лица. Он постучал в дверь, в волнении сжимая пальцы свободной руки.***
Хоук буквально подпрыгнул от показавшегося ему громовым стука. Он ждал его, но все же испугался, и рассмеялся сам над своей нервозностью — будто он раньше никогда никого таким образом не приглашал к себе. Ну, то есть, не совсем, — был один профессор в колледже, — но соблазнять и дразнить своего священника до тех пор, пока он не придет к тебе, лишь бы ты заткнулся наконец, это совсем новый опыт… Он глубоко вдохнул, выдохнул и открыл дверь, предварительно растянувшись в вызывающей улыбке. Обеспокоенный вид Андерса немного утешил Хоука. Приятно было оказаться не единственным нервничающим в их пикантной ситуации. Он присмотрелся к одежде Андерса и тихо охнул, увидев черную рубашку и белый квадрат колоратки на воротнике. Ясно. Все-таки исповедь как минимум подразумевалась. Хоук мысленно одернул себя, что пора бы прекратить пялиться, и открыл дверь широко, отступив назад в дом. — Проходите, святой отец. Как Андерс и ожидал, Хоук вовсю ухмылялся. И в то же время был таким всклокоченным, будто в волнении ерошил волосы, да так и забыл причесаться. Андерс приветственно кивнул, и зашел, оглядывая дом — лишь бы не фокусироваться на том, как очаровательно выглядит взъерошенный Хоук. — А это гораздо меньше похоже на холостяцкую берлогу, чем можно было бы подумать, — сказал он. Вся мебель была недорогой, но новой, и в доме было аккуратно прибрано, несмотря на то, что, видимо, Хоук еще не все коробки распаковал после переезда. Хоук пожал плечами и в сотый раз придирчиво осмотрел комнату, закрывая дверь. — Мне нравится, когда дома уютно. Эта квартира достаточно уютная. А еще достаточно звукоизолированная. Я проверял. — Он пошел вглубь комнаты, думая предложить Андерсу сесть, но тут же вспомнил, что исполнил еще не все ритуалы вежливого человека. — Может, я возьму ваше пальто? Андерс удивленно посмотрел на Хоука, отвлекшись от всего прочего неожиданным словом «звукоизолированная». — Ты проверял? — весело спросил он, передавая пальто Хоуку. — Могу я поинтересоваться, как именно? Размещая пальто в шкафу прихожей, Хоук пояснил: — Попросил агента поорать внутри, а сам слушал с улицы. Не услышал практически ничего, хотя парень старался. Просьба показалась ему немного странной, но чего не сделаешь ради клиента? Ну и потом, я думал, что это довольно важный фактор… — тут он чуть покраснел скулами. — Ну, и я ни разу не слышал ни звука от соседей, так что внутренние стены тоже хороши. Несмотря на собственное душевное смятение, Андерс улыбнулся. Обычно, когда они виделись в церкви, Хоук был таким очаровывающим и уверенным в себе, и видеть, что теперь он смущает Хоука, было приятно. — Ты всерьез планировал потревожить соседей? Хоук фыркнул. — У меня проблемы с тем чтобы контролировать свою громкость в определенные моменты. Может, все-таки зайдете в дом? — он махнул в сторону гостиной, на мягкий с виду диван и той же самой обивки кресла, стоявшие вокруг кофейного столика. — Присаживайтесь куда вам удобнее. Принести что-нибудь выпить? Не знаю, как это вообще положено, когда… когда исповедь проводится на дому. Не то что бы у них вообще хоть что-то шло как положено. — Стакан воды, если не сложно. — Андерс расположился в одном из кресел, закинул ногу на ногу и снял с темной ткани налипший волос. — Я только однажды проводил исповедь у кого-то дома, так что для меня это тоже не частая практика. Он неспешно отбивал дробь пальцами по подлокотнику кресла, наблюдая за Хоуком. Тот кивнул и отправился за водой на кухню. Он быстро вернулся, передал Андерсу воду с постукивающими в ней кубиками льда и сел в кресло напротив. — Так мне лучше не смотреть на вас? Как будто все как обычно? — Теперь, когда он сел, возможности перевести энергию от волнения в осмысленное действие не было, и он занимал руки как мог — мял край майки, снова ворошил волосы. Заметив это, он сам над собой рассмеялся. — Ладно, боюсь, я тут немного не в своей стихии. Андерс отпил немного воды, поставил стакан на стол и сел, сложив сцепленные ладони на колене: — Как тебе удобнее. В тот единственный раз, о котором я говорил, девушка решила сидеть в ванной, а я слушал ее из-за двери. Если разговор лицом к лицу тебя смущает, ты мог бы сесть позади или сбоку от меня, — он чуть склонил голову и, дождавшись, пока Хоук посмотрит на него, тем же невинным тоном добавил: — Или, если хочешь, можем завязать тебе глаза. Если бы Хоук все еще держал стакан с водой, он бы его уронил. А так он уронил только челюсть, тут же поспешил ее захлопнуть и закашлял, пытаясь прочистить мгновенно пересохшее горло. — Ну, эээ… У меня есть повязка. — Опустив глаза, Хоук тихо добавил: — Если хотите, я просто надену ее и встану на колени перед вами. Андерс притворился, что обдумывает предложение, радуясь, что Хоук не может видеть его лицо, разгоряченное картиной коленопреклоненного Хоука перед ним. Андерс впился ногтями в собственное бедро, призывая себя успокоиться. — Меня бы это устроило, — ответил он голосом на полтона ниже обычного. Хоук было поднялся, но замешкался, неуверенно глядя на Андерса: — Так мне принести повязку? Несмотря на все его нетерпение и желание, он не хотел слишком сильно давить на Андерса, особенно после того, как буквально вынудил его появиться на своем пороге. — Без стены исповедальни за спиной ты становишься очень стеснительным, Хоук. Тебе не идет, — Андерс улыбнулся мягко, но гораздо менее целомудренно, чем перед этим. — Найди повязку и возвращайся ко мне. Точные указания успокоили Хоука немного, он даже улыбнулся перед тем, как направиться в свою спальню, и поблагодарил тот свой интуитивный порыв, благодаря которому он уже достал из коробок свой сундучок с игрушками, несмотря на то, что некоторые более ценные вещи еще стояли упакованными. Так что повязку — бархат на одной стороне, кожа на другой — он нашел моментально, и быстро вернулся в гостиную. От возбуждения его дыхание стало чаще. Андерс ждал его, уверенный в том, что Хоук выполнит его приказы в точности, и он закусил губу, опускаясь перед креслом священника на колени и молча протягивая ему повязку. Дыхание Создателя, я не ожидал, что Хоук так хорошо смотрится стоя на коленях, подумал Андерс. Он сел ровно и потянулся за повязкой; и закрыл ею глаза Хоука, бархатистой стороной к коже. Тот не шелохнулся и тогда, когда пальцы Андерса легко погладили его по щеке, лишь когда священник откинулся в кресле, снова устраиваясь поудобнее, позволил себе медленный выдох. Андерс помедлил, запечатлевая в памяти вид Хоука покорного и молчаливого. Затем снова сцепил руки. — Покайся мне в своих грехах. Из-под повязки не было видно совершенно ничего, и в этой тьме Хоуку приходилось на слух интерпретировать каждое движение Андерса. Он положил ладони на колени, чтобы скрыть легкую дрожь рук, и улыбнулся в направлении Андерса. — Простите меня, святой отец, ибо я согрешил. Прошло полторы недели с момента моей последней исповеди, — начал Хоук. Знакомый ритуал успокоил его, и он слегка расслабился. Эти полторы недели он был слишком занят флиртом и попытками провокаций, так что теперь ему приходилось подбирать слова на ходу. — Я каюсь в следующих грехах… Давайте, что ли, начнем с самых мелких? Лень, например: я до сих пор не привел дом в порядок. Зависть к сестре, которая остается дома и о которой заботятся другие люди, хотя я сам хотел переехать, и завидовать тут нечему. Гнев, определенно. Я много думал о том, что мог бы сделать иначе, что мог бы сделать лучше для Карвера. Эта боль потери вернулась на Фуналис, и, несмотря на ситуацию здесь и сейчас, Хоук ощутил сожаление и злость, сдавившие сердце, и потряс головой перед тем, как продолжить. — Ну, а по отношению к вам, святой отец… жадность, гордыня, похоть. Я жажду вас. Я хочу вас и все, что вы согласны мне дать. Похоть очевидна — не так много времени прошло с момента, как я терся о ваше бедро, — он рассмеялся, — хотя это такая глупость, правда? Я уже далеко не подросток. Но мне все еще мало вас, отец. Я не могу прекратить думать о вас и о том, что вы можете сделать со мной. А я бы позволил вам все, что угодно — да я уже умоляю, стоя перед вами на коленях. Хоук помедлил, облизнул губы. — Ну, а если говорить об упомянутой гордыне… Что ж, я никогда не сомневался, что вы все-таки придете. Голос Хоука был сначала тихим и не слишком уверенным, но к концу монолога стал снова привычно соблазняющим шепотом, словно он говорил не со своим священником, а сам с собой. Андерс слушал молча, сначала сочувствуя горю Хоука, словно они действительно были сейчас на исповеди, но затем забывая про это с каждым последующим словом. Я бы позволил вам все, что угодно, сказал он, и Андерсу стало сложно дышать, пальцы сжались. Хоук буквально предлагал себя ему, а он мог разве что проклинать ограничивающие его обеты, уже не впервые, позволяя страсти затмевать чувство вины, неизменно возникающее от этого. Да, он был священником — но обычным человеком, а не святым… Человеком, который желал видеть, как Хоук умоляет, извивается и выкрикивает его имя. — Я не давал тебе повода сомневаться, не так ли? — наконец сказал Андерс. — Ты не позволяешь сопротивляться. Ты гордый, нахальный человек, так уверенный в себе и в своих желаниях, что ты готов бросить себя к моим ногам. — Он наклонился вперед, проведя большим пальцем по щетинистой скуле Хоука и почувствовал, как у того перехватило дыхание. — Интересно, если снять с тебя все это слой за слоем, как ты будешь выглядеть. Хоук не ответил, вздрогнул только, когда Андерс склонился еще ближе, щека к щеке, но всё ещё не касаясь. — Твоё наказание, сын мой, твои гордыня и гнев сами по себе. — Он провел пальцем ниже, по шее Хоука, чувствуя учащающийся ритм пульса. — Я собираюсь выбить из тебя всю злость и высокомерие. Ты готов к этому? — Черт. — Хоук едва не упал вперед, но рука на шее напомнила ему, что надо держаться прямо, несмотря на почти болезненный укол вожделения. — Да. Прошу, — простонал он и откинул голову назад, подставляясь и открываясь для Андерса. — Как вы хотите это сделать? Андерс провел пальцем по его горлу, по едва заметным синякам почти уже недельной давности. — Думаю, зафиксируем на столе. У тебя ведь здесь найдется надежный стол? — Да, — Хоук махнул рукой, указывая вглубь дома, и поднялся на ноги с помощью Андерса. Повязка на глазах делала его неуклюжим, и колени были словно ватные. — Это во второй спальне. Первая дверь направо. Ох, чёрт, Андерс. — Он неловко цеплялся за запястье священника, и надеялся, что его перевозбуждение читается не настолько легко, насколько он боялся. Он уже знал, что Хоук был довольно чувствительным, но если одно только предвкушение доводило его до такого состояния, то он уже не мог дождаться, когда наконец увидит, насколько ещё можно его довести. Он встал за Хоуком, повернул его в нужном направлении и, положив ладонь на основание шеи, крепко, но ласково сжал. — Иди, — приказал он, подтолкнув Хоука и последовав за ним, не отпуская, по коридору и к открытой двери. В углу у книжного шкафа стояли еще не раскрытые коробки, но стол был почти ничем не занят, кроме компьютера и пары бумаг. Андерс остановил Хоука в центре комнаты, отпустил и стал убирать со стола лишнее. Хоук стоял на удивление тихо, заметно нервничая и вздрогнул, когда Андерс снова оказался позади него, и словно окоченел, почувствовав дыхание на своей шее и едва ли реальное прикосновение губ: — Я хочу, чтобы ты оголил задницу и прилег на стол. Крепко держись руками за его край. Если отпустишь — всё тут же прекратится. Хоук смог кивнуть, и Андерс подвёл его к столу, пока тот не почувствовал под кончиками пальцев поверхность стола. Из-за невозможности видеть все остальные чувства максимально обострялись, чтобы восполнить пробелы в поступлении информации. Он чувствовал запах сандала, который оставлял за собой Андерс, мягкую шероховатость поверхности под пальцами, слышал отчетливо-оглушительное бряцанье пряжки собственного ремня, расстегнутой второпях. — И сколько мне будут стоить мои грехи, как вы думаете? — спросил он, чтобы разбавить нервирующее молчание. — Столько, сколько потребуется, — отстранённо сказал Андерс, наблюдая за ним и покусывая щёку изнутри. Ты принёс обет, напомнил он себе строго, но в то же время желая коснуться пальцами кожи Хоука, впиться в бёдра, провести ближе к соблазнительному углублению между… Он почувствовал кровь на зубах, и её медный привкус вернул его в реальность. Андерс прикрыл глаза и вздохнул глубоко, успокаиваясь, затем шагнул вперёд и без дальнейших церемоний отвесил шлепок раскрытой ладонью по правой ягодице Хоука. Хоук дёрнулся, пойманный врасплох неожиданным контактом после затянувшегося ожидания, и… рассмеялся. Ему было не привыкать к порке, понял он с облегчением, Андерс в этом тоже не новичок, раз начинает так аккуратно, так что он не смог сдержаться и не прокомментировать: — Если это всё, то расплата будет лёгкой, похоже. — Не думаю, что «легко» это ваш уровень, мистер Хоук, — ответил Андерс, понимая, что теперь можно не сдерживаться, получив одобрение от Хоука. — У меня ещё много чего припасено. Он с силой замахнулся, и отвесил ещё три быстрых удара по левой ягодице Хоука, не давая ему возможность вставить свои дерзкие комментарии. — Похоже, сегодня мы проверим, насколько действительно хороша звукоизоляция в вашем доме. Хоук уронил голову на стол — кожаная повязка чуть смягчила удар — и удовлетворённо застонал, а костяшки на его пальцах побелели. Вот это было уже другое дело: лёгкая боль отдалась в мышцах, кровь прилила к члену, зажатому между его животом и поверхностью стола. Но Хоук не был бы Хоуком, не попытайся он всё равно отвесить шпильку в ответ. — Думаете, это заставит меня кричать? Андерс шагнул ещё ближе, запустил пальцы в волосы Хоука, сжимая их, и второй ладонью нанося новый удар, чуть выше, чтобы он пришёлся по ещё не тронутой коже. — Так лучше? — прошипел он и снова нанёс несколько ударов подряд, на каждый шлепок дополнительно оттягивая волосы Хоука. Тот громко застонал, и стон сменился бессвязными неразборчивыми звуками по мере того, как Андерс продолжал, будто выбивая из его головы все мысли, пока не оставалась только одна реакция, только стон, не дававший возможности ответить. Он выгибался навстречу ударам, и Андерс наблюдал, как яркие розовые пятна расползаются по истерзанным ягодицам. Он облизал губы, замечая, как сбилось дыхание от возбуждения и напряжения, и нанёс последний пока что удар по подрагивавшим под его ладонью мышцам. Было очень сложно думать о соблюдении, пусть и весьма формальном, данных им обетов, особенно под те звуки, что издавал Хоук. — Ты перестал дерзить, и это хорошо, но ты же не думаешь, что мы на этом закончим? Впереди ещё расплата за гневливость, — он удержался от того, чтобы потереться пахом о бедро Хоука, желая растянуть удовольствие, и задержался взглядом на джинсах, сползших к коленям Хоука, пока тот извивался на столе. — И я ещё даже не начал работать над твоими криками. Он отошёл назад и нанёс удар по нижней части бедра Хоука, такой, что почувствовал отдачу боли в собственной ладони. Этой небольшой паузы хватило Хоуку, чтобы перевести дыхание и опуститься полностью — он рвано вздохнул, когда член снова оказался зажат между кожей и прохладной поверхностью стола. Он перестал поспевать за смыслом сказанного ещё до того, как Андерс начал всё сначала, и коротко вскрикнул от удара по чувствительному месту, взбрыкнул и пытался извернуться, но крепко сжимал пальцы. Что-то в самом уголке его плохо соображающего мозга напоминало: отпустишь — всё тут же прекратится, а он хотел чтобы это никогда не прекращалось, жёсткие ладони Андерса, мучившие его плоть, приводили его во всё большую и большую эйфорию. Андерс всё же чуть подался к нему бёдрами на его крик, потёрся о горячую кожу, и с губ слетел едва слышный стон. — Ты так очарователен, покорный и стонущий. Я бы мог продолжать всю ночь в том же духе, но, вижу, ты вряд ли выдержишь. — Он продолжил со шлепками по бёдрам Хоука, пока те не стали такими же красными и истерзанными, как и ягодицы, всё сильнее с каждым ударом, вытягивая всё больше стонов и всхлипов из скрученного под собой пленника. — Проси, Хоук. Хоук на секунду замешкался с этим приказом: едва он открыл рот, из него вместо членораздельных слов вырвался придушенный всхлип, а из уголка глаза выкатилась слезинка, прокралась под повязкой и спустилась по щеке. — Пожалуйста, не останавливайтесь! — взмолился он, и вскрикнул, когда Андерс снова шлёпнул его по ноющей заднице, и впился ногтями перед тем, как снова отнять ладонь. — Молю, святой отец, пожалуйста, пожалуйста!.. Он извивался на столе, не отдавая себе отчёта, и попытался вжаться в чужие ладони в горячке наслаждения, но Андерс твёрдо сдерживал его, протестующе хныкающего и нестерпимо жаждущего контакта. Отчаянные мольбы Хоука заводили Андерса, угрожая его сдержанности, пронзали душу и тело. Капелька пота сорвалась с его брови за воротник. Он даже не закатал рукава заранее, так он спешил дать Хоуку его наказание, и теперь завидовал его оголённости, его свободному, пусть и добросовестно измученному телу. Ему нестерпимо хотелось узнать, как горячо и туго может сжиматься Хоук на его пальцах, члене, языке, но лишь продолжал шлёпать его, сдерживая соблазнительные картинки в воображении, пока не устала ладонь. — Умница, — пробормотал он тихо, напоследок шлёпнув лишь слегка, оценивая разгорячённые мускулы под рукой. — Как думаешь, мы закончим на этом? Или этого было недостаточно для твоего искупления? — поддразнил он. Теперь он гладил Хоука, едва касаясь, и тот подрагивал от ощущений мелко-мелко. Дав ему отдохнуть, Андерс снова сжал пальцы, погрузив ногти в раскрасневшуюся кожу. Всхлипывающий, доведённый до предела всем, что с ним творили до того, перевозбуждённый, он вскинулся и наконец закричал, как и было обещано. Андерс смог полюбоваться на его лицо — напряжённое, рот распахнут в крике, влажная дорожка на щеке, — пока Хоук кончал, вжимаясь пахом в поверхность стола. Что ж, подумал Андерс отвлечённо, если после этого соседи не будут жаловаться, то тест звукоизоляции будет пройден успешно. Его ладонь на ягодицах Хоука подрагивала, а Андерс не мог оторваться от вида на столе перед ним. Крик будто бы эхом отдавался в его ушах. Он раньше никогда не видел, чтобы человек вот так вот кончал просто от лёгкой порки, без каких-либо прикосновений к гениталиям. Мысль о том, что Хоуку хватило его наказания и наверняка не самого приятного контакта со столешницей, чтобы раствориться под его руками и превратиться в комок открытых нервов… Андерс действовал, не успев обдумать свою реакцию, поражённый желанием настолько сильным и так быстро, что он совершенно утратил контроль над телом. Он навалился на тяжело дышащего Хоука всем телом, придавливая его бедра, обхватил ладонью его горло. Вторая рука всё ещё была в его волосах, и Андерс потянул голову Хоука вверх, приподнял, чувствуя, как натянулись его мышцы, как дыхание из-за неудобной позы вышло рваным, всхлипывающим, и поцеловал его, соединяя их рты. Он застонал низко, почувствовав язык Хока, его вкус, как будто сладкий, идеальный, ощущая, как щетина Хоука слегка царапает его подбородок. Хоук яростно желал повернуться или хотя бы просто поднять руки и вцепиться в Андерса, но лишь сильнее сжал ладони на крае столешницы, потому что если отпустишь — всё тут же прекратится. О, Создатель, он не был готов отпускать, уж точно не сейчас, когда Андерс наконец целовал его, жадно, отчаянно, как он мог только мечтать. Боль пульсировала на его заднице и бёдрах, малейшее движение Андерса вырывало из него всхлипы. Он попробовал пошевелиться, прижаться к Андерсу, попробовать поделиться с ним хотя бы частью удовольствия и эйфории, прошивавших его до костей. Ему было хорошо, но этого было недостаточно — даже с Хоуком, так нетерпеливо прижимавшимся к нему, алчно целующим его губы, и Андерс со стоном разорвал поцелуй. Он ещё раз внимательно рассмотрел открывающийся вид — раскрасневшееся лицо, повязку, влажные губы, просящий рот, а затем отпустил Хоука и позволил ему вытянуться вдоль стола. Откинулся назад, расстегнул брюки. Затем коснулся спины Хоука, чувствуя жар кожи под промокшей от пота футболкой, и начал ласкать свой болезненно напряжённый член. Это не заняло много времени, вид Хоука, его тепло под ладонью, запах его пота, семени и одеколона быстро разрядили Андерса, и он кончил на красные истерзанные бёдра. От желанной разрядки и вида растекающейся по коже Хоука спермы его ноги едва не подкосились, Андерс быстро отшатнулся от стола и опёрся спиной о стену, восстанавливая дыхание. Хоук не мог видеть, но точно понял, что только что сделал Андерс — запах, звук, и, демоны раздери, ощущения на его голой заднице, необычно успокаивающие после пульсирующей боли, были довольно однозначны, — и всё же, когда Андерс разорвал контакт, он заскулил, в голове мелькнуло, но ведь я не отпустил руки. Рвано и глубоко вдохнув наконец, Хоук отцепился от стола, сжимая и разжимая напряжённые пальцы, и стянул с глаз повязку. Когда он оглядел комнату в поисках Андерса, его взгляд тут же остановился на неприкрытом опадающем члене, и Хоук издал короткий стон, ничего так не желая, как упасть перед Андерсом на колени, взять в рот и слизать последние капли спермы и смазки. Вместо этого он слабо улыбнулся, смотрясь более уязвимым и нежным, чем ему хотелось бы казаться после такого, и спросил хрипло: — Было не так уж плохо, а? Андерс нервно рассмеялся, и прислушался напряжённо к себе, к понемногу поднимающемуся чувству вины как последствия всего, что он сейчас сделал, приправленного вкусом Хоука на его губах. Однако едва он заглянул Хоуку в глаза, заметил, как тот напряжён и растерян, то внутренне содрогнулся и отругал себя, за то, как поспешно прекратил контакт и заставил Хоука думать, что тот в чём-то провинился. — О, Создатель, конечно, да, — быстро ответил он, не заметив собственного богохульства. — Ты был просто идеален. Прости, не стоило… Он как-то безнадёжно махнул рукой в направлении Хоука, затем нормально надел бельё, брюки и поправил рубашку. — Что именно не стоило? — Хоук выдавил беззаботную улыбку, выпрямляясь и потягиваясь, а про себя изумился, как сильно ныло тело при движении. Он промакнул лицо бархатистой внутренней стороной повязки, стараясь привести себя в порядок, и попутно пытался сообразить, что будет менее странно выглядеть: если он наденет джинсы прямо так, или если полностью их снимет. — Если ты жалеешь о том, что только что произошло… — …так для сожалений уже немного поздно, правда? — заметил Андерс. Он понял, что и вправду ни о чём не жалеет, и эта мысль была пугающей. Он должен был быть выше этого; целомудрие было одной из вещей, которые он возложил на жертвенник Церкви, и теперь сам саботировал собственные решения из совершенно эгоистичных побуждений. Он посмотрел на уже начавшие наливаться синяки на коже Хоука, на начинающие засыхать потёки семени. Ему хотелось сбежать, закрыться, как он делал раньше, едва Хоук только появился в его жизни и сбил с пути. Но нет, нельзя было повесить на Хоука всё то, что он сам обрушил на него с радостью. Андерс наблюдал, как Хоук выпрямляется и застёгивает джинсы, подбирая слова. — Я не жалею. Как бы ужасно это ни было с моей стороны, я просто… — начал он и понял, что всё равно не знает, как закончить эту фразу. Даже просто думать, глядя на Хоука, было всё ещё сложно. Хоук остановился и, подцепив ремень джинсов большими пальцами, всматривался в лицо Андерса. Затем шагнул к нему, зашипев сквозь зубы, — грубая ткань прошлась по коже весьма неприятно — и положил руку на плечо Андерса. — Отец… — начал он, затем помотал головой смущённо, — Андерс. Но он тоже не знал толком, что сказать, слова скакали в его голове, перекрывали друг друга, пока он не решил: — Оставайся. Взгляд Хоука был обезоруживающе искренним, рука на плече будто зафиксировала его в настоящем моменте, и все аргументы против этого предложения просто вылетели из головы. Андерс кивнул.