A tout prix

Она прошла, и адский пламень Объял меня, я весь в огне. Я красотой её изранен. И красота горит во мне. И демоны пускают стрелы, Я погибаю вновь и вновь. И сердце разрывает тело. Рождая адскую любовь!

*Flashback* Я сидел дома напротив камина и читал книгу Мартина Лютера. Узнай о ней Святая Инквизиция, буйствующая в городе, меня наверняка схватили бы и поволокли на костер. Я усмехнулся: подобная мысль веселила – бедные люди будут биться со мной, но никогда не справятся. Огонь уютно потрескивал, а за окном лил дождь, и с каждым моментом я все меньше и меньше вдумывался в текст книги. Именно в такую погоду Доминика впервые появилась в моем доме, навсегда перевернув мой устойчивый мир, в котором не было место любви. Я всем мертвым сердцем, всей своей несуществующей душой скучал по ней, но приехать не мог – в своей записке, которую привез кучер, Доминика писала, что сегодня в доме не до меня. Я ничуть не обижался, в конце концов, это не совсем прилично – каждый день испытывать гостеприимство Медичи. Но впервые за всю свою долгую жизнь я испытывал любовь – чувство, медленно выжигающее меня изнутри, словно дикий адский огонь. Порой мне хотелось рвать свою кожу ногтями на части, в те самые моменты, когда желание было невероятно велико, страсть завладевала разумом, оставляя лишь животные инстинкты и чувства. Прерывистое дыхание на улице отвлекло меня от мыслей – я узнал бы его среди тысячи. Там, по дождю, бежала Доминика, тихо всхлипывая. Не медля ни секунды, я встал на ноги и помчался к двери прежде, чем дворецкий успел что-либо осознать. Доминика буквально влетела в дом, споткнувшись о порог, и сразу же упала в мои объятья. Я почувствовал холод и влагу – девушка, промокшая до нитки, мелко дрожала. Я подхватил ее и прижал к себе, ощущая невероятную тревогу. - Что случилось? – встревожено спросил я. - Елизавета, как всегда, бегала по комнате…я вышла – всего лишь на секунду! – а она…упала и разбила голову. Лекарь сказал, что она может больше не проснуться, а потом…велел позвать святого отца! Деметрий, это моя вина! Боже мой, как дальше жить? – произнеся всю эту тираду, Доминика вновь уткнулась лицом мне в грудь и заплакала. Я молчал, не зная, что сказать. Очевидно – здесь нет виноватых. Но Елизавета? Едва ли я могу представить эту милую бойкую девчушку…не живой. Я поджал губы; сейчас нужно побеспокоиться о Доминике, ведь она насквозь промокла и продрогла. - Милая, пойдем наверх. Тебе нужно отдохнуть и успокоиться, все обязательно обойдется! Родители знают, что ты здесь? – мягко спросил я, отстряняя ее от себя. Девушка лишь покачала головой – ее грудь сотрясали рыдания, и она горько всхлипывая, пряча лицо в ладонях. - Ладно. Сейчас я попрошу принести тебе платье и горячий чай, а потом мы отправим посыльного к тебе домой, потому что возвращаться уже поздно, хорошо? Ты переночуешь здесь, мы что-нибудь придумаем, а с утра вместе поедем в замок. А теперь идем. – Я приобнял Доминику за плечи и потянул за собой. Казалось, она совсем не слышала успокаивающего тембра моего голоса, и окружающая действительность не интересовала ее вовсе; моя любимая переживала в тысячный раз тот трагический момент. Не нуждающиеся в моих пояснениях слуги быстро поняли свою задачу, и к тому моменту, как мы медленно поднялись в одну из гостевых спален, в комнате уже лежало простое платье, а на столике стояли две дымящиеся чашки чая. Одна из служанок кинулась к Доминике, помогая раздеться, в то время как я благоразумно отвернулся – всего моего такта и целомудрия не хватило для того, чтобы покинуть пределы комнаты, пока любимая заходится в рыданиях. Когда служанка вышла из комнаты и мы остались вдвоем, я быстрым шагом подошел к Доминике, которая молча глотала слезы, сидя на кровати. Я протянул ей чашку чая и опустился на корточки. - Почему ты не осталась дома? – спросил я. - Не смогла… - прошептала Доминика, делая глоток. Я видел, как сильно дрожали ее руки, отчего жидкость едва ли не выплескивалась из кружки. – Не смогла быть там. Смотреть на нее. Слышать о том, что в этом нет моей вины и понимать, что все вокруг лгут, в мыслях ругая лишь меня за все…мне казалось, что я умру, понимаешь? Столько голосов, звуков, которые слились в единый неясный гул! – Чашка вылетела из рук Доминики и, ударившись об каменный пол, разбилась на мелкие осколки, разливая горячую жидкость. Девушка схватилась за голову и всхлипнула. - Милая моя, хорошая, любимая, посмотри на меня…посмотри же! – воскликнул я, отнимая руки Доминики от лица. – Она не умерла. Слышишь? Все будет хорошо. Елизавета – непослушный и шаловливый ребенок, для которого травмы – дело рядовое. Успокаивайся. Давай. Вздохни. – я внимательно всматривался в глаза девушки, пытаясь вселить в нее спокойствие и уверенность в том, что все будет хорошо. Боже, я прожил не одну человеческую жизнь и до сих пор не знал, что делать с женскими слезами! Доминика никак не успокаивалась, и, кажется, каждое мое слово лишь подливало масла в огонь ее душевных мук и страданий. Она была обессилена; я видел это. Но все мои попытки привести ее в чувство были тщетны. Черт возьми, я буквально чувствовал, как земля уходит из-под моих ног от чувства собственного бессилия! И тогда я решился на отчаянный шаг, за который, наверняка, буду гореть в аду, потому что в такой ситуации это было низко – я поцеловал Доминику. Сначала несмело, осторожно, боясь спугнуть и едва касаясь нежной кожи ее рук, медленно поднимаясь выше. Удивительно, она внезапно перестала всхлипывать и замерла, по-птичьи склонив голову на бок. Сердце этой хрупкой куколки ускорило свой темп: я прекрасно слышал это, но остановиться уже не мог. Все смелее и смелее я покрывал мелкими поцелуями ее ладонь, запястье…каждое прикосновение кружило голову не хуже белены, и я чувсвовал, что постепенно теряю свой хваленый контроль. Я исступленно целовал Доминику, а она сидела, боясь шелохнуться. Ее маленькое нежное сердечко билось с огромной скоростью, а духание заметно участилось. Я добился своей цели, но теперь мы точно не ограничимся невинными поцелуями. Ее кожа была до ужаса горяча, и, казалось, обжигала. Странное сочетание – лед и огонь, но оно приводило меня в безумство, замутняло разум и рассудок, оставляя лишь животные инстинкты. Едва найдя в себе силы, я отстранился от Доминики: - Я…увлекся… - хрипло прошептал я. - Мне нравится твое увлечение... – так же тихо проговорила Доминика, прижимая свою ладошку к моим губам. – Не нужно слов. Продолжай… - выдохнула она, отчаянно краснея. Я невероятно хотел ее, но колебался. Терпение никогда не входило в мои положительные качества, и совершенно очевидно было, что у Доминики совсем нет опыта. Я должен был сейчас поставить ее желания и чувства выше своих, но затуманенный мозг едва ли это понимал. Я страстно хотел видеть, как она будет таять на моих руках, шептать мое имя, находясь на пике наслаждения и сходить с ума от того спектра чувств, что я мог ей подарить. Я поднялся с колен, аккуратно отпуская Доминику на кровать и нежно целуя. Она ответила с невероятной страстью, прижимая меня ближе и выгибаясь навстречу мне. Каждое ее движение, каждый немой призыв делал все более и более сложным желание быть нежным, подавлять в себе первобытные инстинкты. Я оторвался от ее сладких губ, невесомо целуя шею, опускаясь все ниже и ниже. Если и есть в мире ад, то вот он – прямо сейчас, передо мной. Страстно желать, отдаваться похоти ,но не сметь удовлетворить потребности, сдерживаться и растягивать сладкую муку. Руки потянулись к крючкам на платье, и я резко сдернул его, сбрасывая вниз. Доминика резко выдохнула, ее веки затрепетали, а губы призывно раскрылись. Я ухмыльнулся: нет, в эту игру могут играть и двое, несмотря ни на что. Ужасный век – дамы носят невероятное количество одежды, закрепленной крючками, ленточками, шнурками…сейчас все это лишь подогревало мой пыл. Я медленно стягивал с Доминики корсет, покрывая ее кожу частыми поцелуями. Ее дыхание. Ее чувственный стон. Изгибы тела. Всемогущий Боже, я схожу с ума! - Пожалуйста…пожалуйста, Деметрий… - еле слышно шептала она. Я не собирался сегодня падать так низко, безвозвратно. Я лишь покажу ей, как чувственно человеческое тело. Покажу ей, каково это – желать, сгорать от желания... мой взгляд медленно скользил по ее совершенному телу: неровно вздымающейся груди, дрожащему плоскому животу… Корсет отброшен в сторону, и вот я уже жадно, исступленно, неистово целовал каждую клеточку ее оголенной кожи, словно пылавшей огнем. Я физически ощущал тот жар, что волнами исходил от разгоряченного тела Доминики. Она открыла глаза и схватилась за края моего камзола, нещадно разрывая его пополам, стараясь снять. Я помог ей; туда же полетела и рубашка. Доминика потянулась к моим губам, и на этот раз я не стал противиться – мне надоели игры. Наш поцелуй был полон страсти и желания. Воздух в комнате был тяжел и полностью пропитан похотью, грехом. С каждой секундой мои движения и ласки становились все более откровенными, чувственными. Никогда бы не подумал, что способен на такое! Моя рука медленно прошлась по внутренней стороне бедра Доминики, вызывая стон и мурашки на ее теле. Я оторвался от ее губ, медленно опускаясь все ниже и ниже: к шее, груди, животу… ее ногти впились в мою спину, не нанося особого вреда, но пробуждая во мне еще большее желание, если только такое было возможно. Я тихо зарычал и продолжил свое путешествие по телу личной демоницы, медленно сводя нас обоих с ума. Доминика вздрогнула и застонала; я поймал ее стон губами. Не было картины более желанной для меня в последнее время, чем видеть ее такой перед собой, прижимать к себе, дарить ласку… Неохотно я отстранился: на сегодня достаточно. *End flashback* *** POV Доминика. За моей спиной что-то с громким стуком упало, и этот звук подействовал словно ушат холодной воды. Мы с Деметрием резко отпрыгнули друг от друга, как двое подростков, которых взрослые застукали. Я опустила голову и покраснела; воцарилась напряженная тишина. - Кхм. Спасибо за поддержку. Хорошо, что ты оказался рядом. – Хрипло произнесла я, не открывая глаз от ковра с цветным орнаментом. Воздуха катастрофически не хватало, словно меня погрузили в воду. Что я только что сделала? - Не за что. Я, в общем-то, зашел сказать, что с завтрашнего дня, по приказу Аро, мы будем тренировать не только твое тело, но и ум. Я научу тебя говорить по-итальянски, освоишь историю и все такое, чтобы не отставать от нашего уровня интеллектуального развития. – абсолютно спокойно проговорил Деметрий. Я не могла видеть его лица, но была уверена: он снова стал невозмутим, как и прежде. Я заправила выбившуюся из прически прядь за ухо и внутренне сжалась: сейчас должна последовать очередная грубость, но удивительно – Деметрий молчал. - Сочувствую. – Коротко ответила я. – Я постараюсь быть прилежной ученицей и выполнять домашнее задание. Некоторое время мы молча сидели, и через некоторое время я все же решилась поднять голову и посмотреть на Деметрия. Он сверлил меня взглядом, в котором читалось все, что угодно, но только не спокойствие. Ярость? Гнев? Страсть? Похоть? Боже мой, мраморный постамент способен на такое количество чувств… - Прекрасно. До встречи. – наконец проговорил Деметрий и быстрым шагом вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Несколько секунд я смотрела ему вслед, а потом растянулась на кровати и закрыла глаза. Срочно необходимо все обдумать – этот неожиданный поцелуй, от которого до сих пор горели губы, смену обстановки, позицию Кая по поводу меня. Я решительно не понимала, почему Вольтури, все до единого испытывая ко мне такую неприязнь, держат здесь. Каждый (и я уверена, Аро не был исключением) морщился лишь при упоминании моего имени. Я всем была противна – и эта тема для рассуждений уже набила изрядную оскомину. Я всех здесь раздражала, никто не верил в меня, и все же соклановцы испытывали садистское наслаждение, наблюдая за моими стараниями и страданиями. Вторая вещь, волновавшая меня, это наши отношения с Деметрием. До настоящего момента я верила, что люблю лишь только Рика: он снился мне, о нем я думала бессонными ночами и тысячи раз переживала каждую секунду проведенную с ним, ведь воспоминания – это единственное, что Вольтури не могли отобрать у меня. Но сейчас…сейчас что-то словно перевернулось внутри, и я уже ни в чем не могла быть уверена. Последнее, чего бы мне хотелось – это влюбиться в камень, ледяную глыбу, который, к тому же, являлся моим личным палачом. И, разумеется, наш сегодняшний поцелуй не был проявлением внезапной любви, ошеломляющей. Ослепляющей и стремительной. Нет, поцелуй был проявлением внезапной страсти между двумя людьми (если я вообще могла так сказать), у которых давно ничего не было. Я приложила руку к губам и зажмурилась, еще раз переживая этот момент. Я была так захвачена моментом ,что потеряла счет времени… мои щеки загорелись от внезапного смущения и стыдобы. Я предала Рика. Я сожгла последний мост, порвала последнюю ниточку, связывающую меня с миром людей. У меня не осталось ничего. Я села на кровати и встряхнула головой. Пора переставать думать об этом и найти новую тему для размышлений. Быстрыми шагами я направилась в душ – мне было необходимо смыть с себя всю ту грязь, что вылил на меня Кай, всю ту страсть, которой я пропиталась, и – стыдно признаться! – запах Деметрия со своей кожи и одежды, который кружил мне голову и сводил с ума, раз за разом заставляя переживать поцелуй. Я сняла очки и положила их на тумбочку, с горечью заметив, что зрение вновь упало, и теперь я вижу лишь очертания предметов, даже тех, которые находились прямо у меня под носом. Тренировки при этом запрещены – любая физическая нагрузка негативно влияет на глаза. Но кого здесь волнуют медицинские аспекты? Аккуратно, держать за стенку, я прошла в ванную. Теплая вода приятно обволакивала и расслабляла, заставляя забывать обо всех приятных и неприятных происшествиях, унося в мир приятной дремы и неги. Во всем этом блаженстве я и не заметила, как погрузилась в сон, наполненный обрывками каких-то воспоминаний и сюжетов, слившихся в один запутанный клубок.