— Passion.

      Бэкхёну стоит только немного вздохнуть и его нерадивые соседи обнаруживают: он не спит. Толпа, если можно таковой назвать трёх пуффендуйцев, подхватила сонного парнишку, вручила фонарь и под покровом ночи покинула факультетскую гостиную. Барсучий факультет, известный своим аппетитом, в очередной раз подтверждал свой статус: в темноте, иногда вздрагивая из-за проснувшихся картин или летящих мимо призраков, парни медленно крались на кухню.       В подземельях слизеринская энергетика чувствовалась сильнее — их гостиная и спальни находились близ кухни, также расположенной на подземных этажах замка. «Лишь бы на Филча не наткнуться», — прошептал один из парней, а буквально через секунду радостно хлопнул в ладоши, натюрморт с фруктами был совсем рядом!       — Тише вы, — старший из группы громко шипит, стараясь аккуратно пощекотать грушу на картине. Фрукт негромко смеётся, проходит несколько секунд, и он обращается в зелёную ручку, которую дергает Лухан и запускает всех внутрь. Несколько факелов зажигается — они чувствительны к любым движениям и звукам. — Не шумим, не хватало нам в очередной раз получить по затылку от домовых эльфов. И ещё одну отработку от Филча я получать не намерен! Так что быстро! — все разбрелись по просторам кухни, равным по размерам Большому залу замка.       Бэкхён отмалчивался в стороне, он уже на автомате присел на тумбочку, взял яблоко и звонко зажевал: организм парнишки привык к ночным вылазкам за пределы спальни. Пока остальные тоже набивали сухим пайком желудки, Бён закончил с зелёным фруктом и прилёг на тумбу. Его глаза медленно закрылись, разум провалился в сон.       Занятия начались сразу, после завтрака. Сегодня профессор Снейп принимал котрольную работу по зельеварению — старшие курсы пытались выжать хоть каплю умных слов из своих мозгов и сварить стандартное зелье для излечения фурункулов. Варят его на первом курсе. И, разумеется, профессор прекрасно был осведомлён, что его студенты ни черта не могут без учебника и рецепта. Блистали лишь слизеринцы — их попытки, пусть и не всегда успешные, радовали декана, но это Северус успешно скрывал за угрозами отнять баллы у любого, кто сегодня взорвёт котёл или испортит любой инструмент. И даже репаро им не поможет.       Бэкхён неплохо справлялся: его зелье было почти готово и среди остальных он явно выделялся. С первого курса Бён был влюблён в предмет и был готов писать по нему диплом, если бы не профессор Снейп: он презирал любые попытки других факультетов и не слишком часто, по достоинству, оценивал старания пуффендуйца.       И вот, вместо двух иголок дикобраза, Бэкхён случайно отсыпает в котёл сразу пять. Чтоб Кенсу гиппогриф заклевал, нужно же было дернуть руку в такой ответственный момент! Котёл задребезжал, жидкость забурлила, её цвета запереливались и… Бум! Котёл испарился, а жидкость выплеснулась на близстоящих гадкой зелёной слизью.       — Минус 50 очков Пуффендую! — услышал Бэк из-за своей спины. А следом за этим смешки, недовольства и взгляды барсуков…       — Бэкхён! Бэкхён, вставай! — если бы не цепкие руки Питера Маклина, его соседа, он мог запросто упасть с тумбочки. Парень заставил друга встать на ноги и утёр слезу. — Тебе что, опять? Ну, это? Зелья? — тяжёлый взгляд Бёна говорил за себя. — Не расстраивайся, нагоним мы эти 50 баллов! Слышишь меня? Ребята! Мы срочно должны заобнимать этот комок грусти, пока он в конец не раскис! — Маклин зажал Бёна в своих крепких руках, следом за ним Лухан и Магнус Макиншот, их новый сосед.       Пуффендуйская семья — это не шутки. Это поддержка и взаимопонимание. Бэкхёну хочется расплакаться, ведь все они — это его тепло, его огонь и как ему справляться со всем, после выпуска? После прощания с ними?       — Спасибо. Пойдёмте обратно, знаете ведь, кошка у Филча проворная! — Бён первым выбежал из кухни, чтобы поскорее вновь оказаться в постели и увидеть новый сон, уже сладкий и приятный. С тем человеком.

***

      Завтрак пуффендуйцы пропустили. Ночью, по возвращению, как ожидалось, они и не думали о сне: болтали, играли и только под утро отправились к Морфею, когда к ним во второй раз пришёл староста факультета и приказным тоном попросил умолкнуть.       К началу занятий все разошлись. Соседи по комнате Бёна, его основное окружение, выбрали абсолютно разные предметы на изучение на шестом и седьмом курсах. Да, у них были смежные занятия, но не так часто. Всё-таки Бэкхён был слишком увлечён зельеварением, которое не любили остальные пуффендуйцы. Основная вина лежала на профессоре Снейпе, «воспевающем» гимны только студентам Слизерина. Со встречи с ним и начался учебный день.       Лекционное занятие превратилось в расстрел. Каждый второй получил неуд за прошлое занятие, выговор, а особо одарённые отработку: засадить тыквами поле, возле хижины Хагрида. Конец лекции ознаменовала контрольная.       — Спасибо-спасибо, Су-я. Если бы не ты! — пуффендуец продолжал одаривать благодарностями, после занятия, низенького, с пухлыми губами, котевранца. — Я и подумать не мог, что он включил в контрольную материал следующей лекции! Вот ведь хитрый нюхлер, лишь бы унизить нас! — Кенсу только смеётся, по-доброму. Бэкхён ему очень нравится, всегда искренний, а главное, действительно хороший и трудолюбивый, а не просто какой-нибудь подлиза к мозгам До. И ему жаль, по его вине на прошлой неделе Бён не справился с заданием.       Другие занятия до обеда проходят спокойно: на травологии ребята помогают первокурсникам, ведь у них первая практическая пара по пересадке мандрагоры, а Бён заодно делает пометки для своего диплома; на астраномии профессор Синистра углубляется в изучение Венеры; с профессором Флитвиком они разучивают новое заклинание и Пуффендуй даже заполучает 15 очков!       Обед.       Обед-обед-обед. Бён почти врывается в Большой зал, толкая своих же друзей. И нет, сюда его привёл вовсе не его голодный желудок. А совсем другое чувство. Голос любви?       — Он здесь, он здесь, он здесь! — Бэкхён не может перестать нервно трясти Лу. — Я хорошо выгляжу? Он увидит меня сегодня? Улыбнётся? Как прошли его, тьфу, пресвятой Мерлин, твои занятия? — пуффендуец заворожен, то и дело переводит взгляд от своего стола к столу львов. И последний вопрос задаёт во избежание оплеухи. — Ну как обычно, — Лухан только отталкивает подальше влюбленного однокурсника и накладывает еду, — здоров и полон сил твой ненаглядный, Бэк. Можем мы хоть иногда поесть в спокойствии, нет?       А Бён его и не слышит, он слишком увлечён созерцанием. Пак Чанёль — любовь всей его жизни, его идеал, перед которым он робеет, как первокурсник рядом с профессором Снейпом. От любого движения гриффиндорца парень довольно пыхтит и забывает о еде, а затем, вплоть до ужина, ходит голодный.       Внезапно, прекраснейший вид загораживает Питер с ошарашенным лицом.       — Вы не представляете кого я сейчас встретил! Эта новость — бомба! Слышали? Каждый второй об этом шепчется!       — Пит, свали, вид загораживаешь. — Бэкхён углублён в свою каждодневную обеденную рутину, почти фанючесть и даже возможное сталкерство, не будь для него слишком важна учёба. Чувства слишком поглощают парня. Знай наверняка, предназначены ли они друг другу, уже бы давно околачивался каждый день возле него. Но… Только один способ есть и он, к великому сожалению, на Бёне не подействует. Он — метаморф.       Соулмейт — предназначенная судьбой пара вне зависимости от пола. И только зрительный контакт двух влюблённых отобразит их дальнейший путь: очи предназначенных меняют цвета.       А Бэкхён? Он метаморф и, даже не осознавая, может это делать. Как и сейчас. Глядя на Пак Чанёля его глаза то краснеют, то розовеют — слишком показательно отражают его чувство. Везёт [а может и нет], гриффиндорец никогда этого не замечает, потому что купается в постоянном внимании.       — Да не может этого быть! — резкий голос Лу отрезвляет юношу и он отвлекается от привычного занятия во время обеда. — Пит, всего лишь слухи, опять слизеринцы решили подшутить. Они каждый год… — китаец замечает каплю интереса в уже карих глазах друга. — Поешь лучше! — Хань отвешивает лёгкий щелбан и злобно зыркает в сторону Маклина. — И ты ешь, хватит болтать!       Дальнейшая трапеза проходит в тишине. Пуффендуйцы тихо ковыряют в тарелках, расстроенные непонятно чем. Пит недосказанностью и неверием. Лухан упоминанием «старого» придурка. Бэку загородили Чанёля его подружки Анхен и Луи Штольц, сёстры-двойняшки, те ещё выпендрежницы.       — А, так о ком говорил до этого Питер? — внезапно вспоминает Бён, бросая на друга заинтересованный взгляд.       — Так ты не слышал? — вторят друг другу пуффендуйцы.       — Так о ком? — ответ парень получает тут же: двери большого зала торжественно распахиваются, впуская с собой необычный холодок и неприятную дрожь по телу.       Прямо по центру кафельной плитки, по бордово-золотистому ковру в честь львов, вышагивает почти святая троица. О Сехун — слизеринский староста, молчаливый пасынок английского аристокра, Тобиас Харт — его заместитель, жуткий консерватор [для своих юных лет] и ненавистник грязнокровок.       И самая главная звезда этого вечера — Ким мать его Чонин. Он выступает в центре, вышагивая по залу, будто по своим владениям, с ало-чёрным посохом, заменой волшебной палочки для студентов Дурмстранга. Из-под его серебристых волос проскальзывают чёрные глаза, он осматривает всех и скалится в улыбке, явно воображая себя королём.       — Мерлиновы подштанники! Так ты не шутил, Пит! — Только и шипит Лу.