***
Регулус Блэк, спрятавшись за книгой, внимательно наблюдал за компанией старшекурсников, в недавнем времени так неожиданно едва ли не взявших его под опеку. Мальчик еще помнил, какой резонанс во всех высокопоставленных чистокровных семьях волшебников вызвал вероломный побег его старшего брата. Вопиющий, из ряда вон выходящий случай бросил тень на благородное семейство Блэков. Конечно же, бывали и такие, как, например, дядя Альфард — обособившиеся и не разделяющие взгляды родни, была и история опальной кузины Андромеды, без разрешения родителей выскочившей замуж за грязнокровку и даже родившей в этом запретном браке дочь. Но Андромеда была девушкой, а это значит, что при любом стечении обстоятельств она едва ли навсегда осталась бы Блэк. Проблема с Сириусом же была гораздо глубже и серьезнее — он был старшим, главным прямым наследником Блэков, потому-то его отречение от семьи и вызвало такой скандал. Хорошо помнился Регулусу и тот день, когда мать, вернувшись домой, с рьяной злостью выжгла волшебной палочкой имя его старшего брата с семейного древа, сыпля проклятия и отрекаясь от него как от родного сына и как от наследника древнейшего и благороднейшего семейства. Это было в самом конце августа. Несколько месяцев спустя он узнал, что та же участь постигла и дядю Альфарда. Из писем от родни Регулус понял, как разрешился вопрос с богатым наследством влиятельного и уважаемого старшего брата их матери: все свое состояние он завещал не кому иному, как Сириусу — точно такому же отверженному. И даже тот факт, что немало времени успело пройти после смерти Альфарда, не помещал мадам Блэк точно так же выжечь остатки упоминаний о его личности с древнего гобелена. В тот день, когда мать расправилась с упоминанием о Сириусе на фамильном семейном древе, она явилась в спальню Регулуса для серьезного разговора. Мальчик как раз тогда собирался в Хогвартс, а посему получил несколько строгих наставлений, основным из которых был запрет на общение с родным братом. Откровенно говоря, зная их мать, это было не удивительно, но даже Регулуса немало ошарашила ее фраза о том, что он — главный наследник славного рода Блэков. «Я ведь младший из двоих сыновей», — несмело прозвучал намек на возражение. «У меня теперь один сын!» — резким, холодным тоном отрезала мать перед тем, как уверенной поступью покинуть его спальню. Тем же вечером Регулус стоял напротив древнего гобелена и долго напряженно всматривался в золотые нити, переплетающиеся, берущие начало в глубоком средневековье и отмечающие наличие немалого количества родственных браков — даже собственные родители братьев-Блэков на самом деле были двоюродными братом и сестрой. Но тогда совсем не это занимало сознание мальчика. К чернеющему пятнышку на месте, где когда-то было имя Андромеды, он уже успел привыкнуть, но как странно было сейчас видеть появившийся рядом с ним, соединенный с его родителями обугленный след, ранее обозначавший имя его брата. Когда-то давно, в самом раннем детстве, они с Сириусом, за недоступностью других развлечений в чинном аристократическом доме, долго изучали каждую ветвь семейного гобелена, знали наизусть практически каждое имя, частенько находили себя лишь за тем, чтобы поглазеть на новую, еще не успевшую выцвести золотую нить, но даже представить себе не могли, что однажды один из них навсегда исчезнет с этого отражения древнего чистокровного рода. Регулус и сам не мог до конца понять, какие чувства вызывал в нем такой поворот событий, но странное ощущение, словно бы что-то важное вдруг разом исчезло из его жизни, никак не желало покинуть его душу. Новоявленное положение главного наследника вместо старшего брата принесло с собой ряд изменений. Мать стала чаще писать младшему сыну, и даже в Хогвартсе Регулус подвергался ее контролю на расстоянии. Едва ли не в каждом сдержанном письме она заклинала его общаться только «с благочестивыми волшебниками, с которыми подобает иметь дело воспитанному в аристократичной семье юноше» и избегать «грязнокровок и слабоумных маглолюбцев». Но даже в свои юные годы Регулус понимал, что теперь его родители готовы из кожи вон вылезть, только бы как можно скорее смыть с имени Блэков позорную тень, что бросил на него побег старшего сына. Кроме того, его врожденная покладистость и выработанная с годами привычка беспрекословно слушать любое наставление отца и матери не позволяли ему даже мысленно поступиться ими. Он старался держаться тех товарищей по факультету, которые принадлежали к семьям, приближенным к его собственной. Но каково же было его удивление, когда юноши, каждый из которых был старше него по крайней мере на полтора-два года, неожиданно с готовностью шли на контакт и если не приняли его в свой коллектив, то по крайней мере взяли под опеку. Впервые Регулус по-настоящему ощутил, что значит быть наследником Блэков — королей чистокровного мира волшебников, и теперь невольно задавался вопросом: а чувствовал ли когда-нибудь то же самое Сириус? Относились ли к нему с тем же уважением и благоприятствованием? Так или иначе, одно определенно радовало мальчишку: теперь он никоим образом не разочаровывал матери и, кроме того, обзавелся если и не приятелями, то по крайней мере старшими товарищами и даже покровителями, которые ни за что не позволят юному Блэку сбиться с пути, как это случилось с его старшим братом — и в первую очередь это отметила мадам Блэк. В душе мальчишки постепенно росла уверенность, он осмелел и понемногу все прочнее входил в круг молодых людей, достойных представителя древнейшего и благороднейшего рода. Старшекурсники, чинно рассевшись в дальнем углу мрачно-торжественной общей гостиной, что-то оживленно обсуждали, склонившись друг к другу и понизив голоса до полушепота. Регулус все так же напряженно следил за ними, не отрываясь ни на секунду. Вот так же наблюдая со стороны, две с лишним недели назад он стал свидетелем, вне всяких сомнений, обсуждения некого плана, ибо уже спустя час, когда давно погасли свечи в тяжелой серебряной люстре под высоким потолком, и практически все слизеринцы разошлись по спальням, привычная пятерка старших ребят двинулась к проему, ведущему из гостиной. Блэк-младший не знал, куда они направлялись в столь поздний час, но буквально кожей чувствовал, что это явно не невинная ночная прогулка забавы ради, грешная лишь тем, что противоречит школьным правилам. Они в самом деле исчезли надолго, и даже когда Регулус, уснувший в кресле, вдруг с рассветом встрепенулся и в полусонном состоянии направился в спальню, юноши все еще не вернулись в гостиную. Вот и сейчас они ведут таинственную, вне всяких сомнений, важную беседу. Не то, чтобы Регулус чувствовал обиду за свою непосвященность, но жгучее любопытство никак не давало ему покоя. Северус, бросив последнюю реплику Эвану, встал с подлокотника кресла и привычным, каким-то паучьим шагом направился к спальням, погруженный в собственные мысли. Не обращая внимания ни на что происходящее вокруг, он и не заметил, как остановился у книжного шкафа и наугад стянул какой-то древний, затертый том с высокой полки. За последние две недели он как будто стал еще мрачнее и холоднее и бродил по коридорам с большей, чем прежде, уверенностью. И лишь еще четверым была известна причина этой перемены — теперь их всех связывало воедино нечто общее, сокрытое от любопытных глаз прочих студентов. На левом предплечье темнела метка, и Северус даже сейчас, спустя две недели, чувствовал ее легкое покалывание, какое, наверное, сейчас ощущали все пятеро. Должно быть, оно наконец утихнет еще через пару дней, а может и будет всегда, напоминая, что их Хозяин рядом, и каждый из них в любую минуту должен быть готов служить ему. Перед глазами то и дело всплывала ясная ночь, окраина небольшого городка и три облаченные в темные плащи фигуры, помимо капюшонов скрывающие лица за белыми безликими масками — их уже ждут, и все пятеро юношей уверенным шагом движутся по направлении к ним, полные непоколебимой решимости, готовые доказать свою идейную верность. Нынче утром они вернутся в Хогвартс совсем не теми студентами, коими были всего час назад… — Снегг! Северус! — неожиданно воспоминания были прерваны настойчивым окликом знакомого голоса. Юноша вскинул голову, обернулся — и встретился взглядом с серыми глазами Блэка-младшего, чуть сощуренными, неотрывно наблюдающими за ним. Уголки губ дрогнули, едва сдержав презрительную ухмылку. Регулус Блэк был совсем не тем Блэком, которого Снегг люто ненавидел кипучей ненавистью, которого столько лет мечтал просто придушить голыми руками. По правде говоря, в том самом, Сириусе Блэке не было практически ничего свойственного истинным чистокровным волшебникам, рожденным в этой семье, и уж тем более ничего существенно общего с младшим братом, но все же что-то определенно не давало Северусу относиться к младшему из братьев-Блэков так же, как относились к нему остальные, словно бы за спиной пятнадцатилетнего мальчишки незримо маячила ипостась старшего. — Чего тебе? — ровным тоном спросил он, поставив книгу на место, так и не раскрыв. Регулус на минуту замялся, но затем любопытство в нем, очевидно, перевесило привычную робость перед старшими студентами. Впрочем, в их компании мальчишка давно уже успел изрядно освоиться и сходил практически за своего. Да и еще бы! Блэки, Эйвери, Мальсиберы, Розье — все эти семьи вращались в одних и тех же кругах, их отпрыскам с рождения все доставалось буквально на блюдечке, и здесь, в Хогвартсе, такие, как Северус, как Уолден определенно выбивались из компании, сколь бы близко ни были связаны с ними. Наверное, это была еще одна причина, по которой Снегг не мог смириться с общей «опекой» над Регулусом. — Куда вы пропали в позапрошлую субботу ночью? — наконец спросил мальчишка, понизив голос, пользуясь тем, что Северус стоял совсем рядом. — Вы ведь снова об этом говорили? Я был здесь тогда до самого утра, но вы так и не вернулись. — Не лезь не в свое дело, Блэк, — сдержанно, чуть растягивая слова, ответил тот. — Если тебя не соизволили посвятить, то значит, тебя это не касается. То, что ты… — Полегче, Снегг! — неожиданно раздался голос Розье. Подойдя сзади к креслу, в котором расположился Блэк, он опустил ладони на спинку, глядя то на Северуса, то на самого Регулуса и криво ухмыляясь. — Ты мог бы быть более учтивым и все объяснить. Регулус вполне заслуживает об этом знать. Регулус, словно позабыв о Северусе, чуть запрокинул голову, обернувшись, и во все глаза уставился на семикурсника. Темные глаза Розье с прищуром смотрели на Снегга, и если бы юный Блэк знал этого парня чуть лучше, то и он явно бы уловил незримо исходящие от него предупреждение и угрозу. Тем не менее сам Северус их явственно ощутил, потому, чуть дернув плечами, отвернулся и, как всегда сутулый и угловатый, двинулся к двери спальни, спокойно ответив напоследок: — Как скажешь, Эван. Только у тебя рассказать обо всем получится лучше. Он шел медленно, неторопливо, ничем не выдавая своего раздражения. И только лишь оказавшись в спальне и прикрыв дверь, наконец оглянулся, наблюдая за однокурсниками сквозь щель. К Розье уже присоединились Эйвери и Мальсибер, все трое устроились вокруг кресла и о чем-то говорили. И тут Северус заметил, как Эван вдруг быстро закатал левый рукав рубашки и, скрытый от посторонних глаз скучковавшимися друзьями, показал Регулусу Черную метку. Первые несколько секунд мальчишка ошарашенно пялился на чернеющий, жуткий след на бледной коже, серые глаза донельзя расширились, лицо побелело, губы сжались, словно всем этим секунду назад Эван превзошел все самые большие ожидания, но затем, надо отдать должное пареньку — он как никогда прежде серьезно посмотрел на Розье, с пониманием кивнул, и даже через такое расстояние Северус отчетливо уловил эмоции, сокрытые в аристократически-правильных чертах лица младшего Блэка — сосредоточенность, понимание, а еще неизменное, всегда присущее ему в компании пользующихся уважением старшекурсников почти слепое доверие. Захлопнув до конца дверь, Северус мрачно усмехнулся собственно мстительной мысли: как жаль, что преисполненный самоуверенности и цинизма Блэк сейчас не видит своего слабохарактерного младшего братца.***
Семнадцатый День Рождения Джеймса начался настолько суматошно, что нельзя было даже сразу сказать, повезло ли парню в этом году: с одной стороны, только вчера начались долгожданные Пасхальные каникулы, а с другой — буквально через час, после завтрака, практически все студенты, и Мародеры в том числе, отбывали на Хогвартс-экспрессе домой на праздники. Как бы то ни было, а трое лучших друзей успели с самого утра ознаменовать великий день, разбудив именинника громогласными дружными поздравлениями и осыпав его, взъерошенного и еще не успевшего опомниться, дождем ослепительных золотых конфетти из хлопушки доктора Фейерверкуса. Однако на особенные буйства у них пока не было времени — лишь немного поскакав по кроватям вместе с парнями в братоубийственной бойне подушками и наспех распаковав все свои подарки, чтобы затем уложить в уже собранный к каникулам чемодан, Джеймс, стараясь не задерживать полностью одетых друзей, по случаю собственного праздника вскочил в новенькие темные джинсы, чудом найденную почти не мятую рубашку, набросил на плечи джинсовку и вместе с остальными скорым шагом направился из башни Гриффиндора на завтрак. По дороге ему ожидаемо случалось часто останавливаться или же на бегу принимать многочисленные поздравления, а у самого Большого зала пришлось даже спешно прорваться сквозь толпу девчонок, но в целом именинник, пребывая в самом что ни на есть довольном расположении духа, благополучно добрался до привычного места за столом Гриффиндора. Что и говорить, даже без Дня Рождения Джеймса Поттера сегодняшнее утро было привычно сумбурным: засиживаться за столами не стал никто, ибо уезжали в этом году едва ли не все ученики — лишь некоторые семикурсники единогласно решили провести последние пасхальные каникулы в стенах родного Хогвартса. Когда же наконец с завтраком и окончательными сборами было покончено, а багаж благополучно отправлен к Хогвартс-экспрессу, многочисленные студенты бодро потянулись с территории школы на станцию Хогсмид. Успев занять свободное купе и закинув поклажу на багажные полки, Мародеры с чувством выполненного долга попадали на сиденья. Сириус, верный своей привычке, забрался на него с ногами, вытянувшись практически во весь свой немалый рост. Питер опустился у самого окна, предварительно чуть приподняв форточку и пустив в купе поток свежего прохладного воздуха. Римус устроился напротив него, невозмутимо сдвинув ноги Бродяги чуть в сторону, к стене. Джеймс шлепнулся рядом с Питером и, наконец настроив на верный ход новые золотые часы — подарок родителей, блаженно улыбнулся, предвкушая теплый домашний уют, улыбки и радостные объятия соскучившихся отца и матери и еще пару привычных дней вместе с Сириусом в Годриковой Впадине. И лишь одно несколько омрачало его в целом безоблачно радостное настроение: Сириус упрямо заявил, что по приезде задержится лишь на несколько дней, а затем наконец переберется в законно принадлежащий ему дом — наследство, оставленное покойным дядюшкой Альфардом. Джеймс, хоть и пытался разубедить друга, предлагая повременить с этим вплоть до выпуска, хоть и отправил письмо родителям, которые уже настолько привыкли к Бродяге и давно относились к нему как родному сыну, что, соответственно, сожалели, что юноша не захотел оставаться в их доме дольше, тем не менее понимал: Бродягу уламывать бесполезно, ибо больше всего на свете он ненавидит занимать, как он сам изъяснялся, положение «нахлебника», злоупотреблять добротой мистера и миссис Поттер, да и вообще зависеть от кого-либо. И все же даже сейчас, когда все было давно оговорено, причем не единожды, Джеймс не преминул в очередной раз посетовать: — Ну что, Бродяга, все-таки собираешься свалить от нас на вольные просторы? — Да, старик, — усмехнулся тот, поигрывая любимой механической зажигалкой. — Я уже в который раз говорил: нефиг мне сидеть у твоих предков на шее. Тем более что я так и не побывал в доме дяди Альфарда, даже не знаю, что там и как. Мало ли что может прийти в голову моей дражайшей семейке — они и так уже нещадно жаждут моей кровушки после такого неожиданного распределения наследства. Вы вот что, парни, лучше приезжайте ко мне, например, через неделю после Пасхи, а? — вдруг оживился он и даже соизволил нормально сесть, спустив ноги на пол. — Ну чего? Нам что, кисло поторчать вместе в большом старом особняке, где, если мне не изменяет память, на добрую милю вокруг ни души? — А идея ничего, — немедленно уступил Джеймс, а глаза его так и вспыхнули. — Хвост? — Да я только за! — обрадовался тот. — Главное чтобы мать неожиданно не подкинула своих планов. — Лунатик? — Ну, пожалуй, если после Пасхи… — на секунду нахмурился он, явно прикидывая даты в уме. Так уж вышло, что ровно на следующий же день после праздника юноше предстояло пережить очередное полнолуние, и такое обстоятельство несколько дней назад уже вызвало серьезный спор в комнате мальчишек: Мародеры настаивали на том, чтобы приехать к Лунатику домой утром и обождать до вечера, чтобы привычно поддержать его страшной ночью, но парень наотрез отказался, заявив, что в этот раз он хотя бы будет дома, так что беспокоиться ребятам абсолютно излишне. Но в данном случае он высчитывал отнюдь не даты полнолуния. — Да, думаю, вполне получится. — А у тебя планы, Луни? — подозрительно сощурившись, с убийственной иронией обратился к нему Сириус. Римус, как всегда, подначку вполне правильно истолковал, но сдаваться не собирался: — Да никаких особенных планов. Только если уж я наконец приеду после твоего Дня рождения, Сохатый, — кивнул он на друга, — сразу же слинять не получится, да и по отношению к родителям это как-то… — Борзо, — немедленно пришел на помощь Бродяга. — Ладно, я думал, не по этому, — Сириус, казалось, отошел от этой темы, но ироничный, заговорщицкий взгляд, которым он следующие пару минут все еще смеривал Лунатика, ясно давал понять, что от своих шутливых подозрений он отнюдь не избавился. — Ладно, парни, так или иначе, а сегодня нам предстоит кипиш в нашем славном гнездышке Поттеров, — расплылся в шкодной ухмылке Сохатый. — По случаю семнадцатилетия моей скромной персоны родители нынче позволят пуститься почти во все тяжкие. — Ни фига себе «гнездышко»! — живо расхохотался Питер, припоминая внушительные размеры фамильного особняка семьи Джеймса. — «Скромная персона»! — Сириус издал привычный лающий смешок, цепляясь за другую фразу лучшего друга. — Нет, мой дорогой амиго, вам совершенно точно не грозит сдохнуть от сей черты характера. — Засуньте свою иронию в задницу, господин Бродяга! — не остался в долгу Джеймс, получая полнейшее удовлетворение от сегодняшнего дня, когда они четверо впервые за последние несколько недель не загружали себя серьезными и не самыми приятными мыслями и заботами. — В нашем чудесном коллективе, благослови его могучий Мерлин, только господину Лунатику позволено так убийственно-культурно и высокоинтеллектуально язвить. — Исключительно под настроение, Сохатый! — рассмеялся тот, устраиваясь поудобнее. — И когда окружающие того справедливо заслуживают — иначе нафиг не вперлись такие шутки, — он обменялся улыбками с Питером, принимая великодушно предложенную им шоколадную лягушку из только что раскрытой коробки. Сириус же прекращать дискуссию в побежденных, само собой, отнюдь не собирался: — Да он сам этой своей иронией кого угодно и куда угодно заткнет! Так что нехер сравнивать такие разные вещи. — А ты, Бродяга… Но что именно «Бродяга» им так и не довелось узнать: обычная «война подколов» в исполнении Джеймса и Сириуса была прервана неожиданным стуком в дверь купе. Парни лишь на секунду умолкли, переглянувшись, а затем Сириус, вновь занимая ту же непринужденную полулежачую позу, во весь голос насмешливо бросил: — Заходи, кто живой! Дверь немедленно отворилась, и «живыми» оказались девчонки-гриффиндорки. И если секунду назад они не издавали ни звука, притаившись в коридоре, то сейчас их немедленно прорвало: — С совершеннолетием, дорогой капитан! — первой взвизгнула Марлин, в своей обычной насмешливой манере запрыгивая на сиденье и стискивая Джеймса в не по-девчоночьи сильных объятиях, всколачивая ему шевелюру и умудряясь в последний момент отвесить щелбан. Да уж, для живой, болтливой и не особенно скромной МакКиннон общение с любым представителем противоположного пола никогда не было проблемой — она и сама могла бы сойти за парня, не будь в ней исключительно женской внешности и некоторых истинно-девчачьих замашек, какие порой можно было встретить даже не у каждой девушки. — С Днем Рождения, официально подтверждаю твой статус шила в заднице всего Хогвартса, — присоединилась к ней Эммелина, немедленно поддержанная Алисой. Джеймсу даже пришлось встать на ноги, дабы, как подобает воспитанному джентльмену, принять теплые поздравления. Надо сказать, он только сейчас вспомнил, что в общем кагале подходивших к нему с утра людей их гриффиндорок-шестикурсниц как раз и не было. Римус, Питер и Сириус же все как по команде устремили взгляды на Лили — именно ее реакции они ждали больше всего. Любопытно посмотреть, как Эванс впервые за все время собирается поздравить «выскочку-Поттера». Наверное, именно этого как раз ждал и Джеймс — во всяком случае, едва дослушав пожелания Эммелины и Алисы, он уже бросил на Лили взгляд, все нетерпение которого не смогли заглушить ни стекла очков, ни природный теплый карий цвет глаз, казавшийся совсем шоколадно-темным издалека. Лили же, сияя приветливой улыбкой, без задней мысли подошла к Джеймсу последней из всех, как нараспев быстро произнеся: — С Днем Рождения, Джеймс! Жаль, что так сумбурно получилось — сегодня все разъезжаются, — в памяти девушки немедленно всплыл собственный праздник, устроенный ей, в первую очередь, девчонками и компанией Мародеров, и ей было и в самом деле искренне жаль, что она при всем желании не сможет в этот раз отплатить Поттеру той же монетой. — Но все равно, как бы там уж ни получилось, поздравляю! И, явно не успев подумать, что делает, за радостными пожеланиями и приятными словами, которые, казалось, сами собой срывались с губ, Лили привстала на носочки и быстро чмокнула Джеймса в щеку. Реакция на это молниеносное действие не заставила себя долго ждать: Питер прямо за спиной у Джеймса едва не подавился, ошарашенно глядя на этих двоих и не веря собственным глазам, Римус, стараясь не выдавать своего восторга таким бурным способом, старательно сдерживал дрогнувшие уголки губ, не позволяя им разъехаться в широкую улыбку, Сириус, напротив, выразительно кашлянул, девчонки же просто притихли как мыши — о таком они явно не договаривались заранее. Что уже говорить о самом Джеймсе: он буквально остолбенел, глядя на девушку абсолютно счастливыми глазами, в которых плескалось столько восторга и нежности, что стороннему наблюдателю сложно было бы поверить, что тот самый Сохатый, пять минут назад перебрасывающийся ироничными замечаниями с Бродягой, и нынешний Джеймс — один и тот же парень. По позвоночнику его вряд пробежали приятные мурашки, щека так и горела в том самом месте, где мгновением раньше ее касались губы рыжеволосой гриффиндорки, и сам он, казалось, совершенно выпал из реальности в полнейшую эйфорию, силясь осознать, что его только что поцеловала Лили Эванс. А сама девушка, секунду назад беззаботно улыбающаяся, вернулась на грешную землю раньше других, причем самым банальным, к собственному негодованию, способом: вмиг отведя взгляд, она отчаянно покраснела. «Браво, Лили Эванс, браво! — немедленно раздалось в ее голове. — Какого черта было вот так вот краснеть прямо сейчас? Проклятье!» В слух же получилось промямлить лишь несколько скомканных фраз, пока подруги, давясь радостными смешками, спешно распрощались с парнями и уже пятились прочь из купе, прекрасно понимая, какую бурю эмоций навлекла на саму себя их любимая староста. — В общем, хорошо вам отметить, мальчики, — не глядя ни на кого конкретно, бросила Лили, нервно заправляя за ухо медно-рыжую прядь и собираясь сейчас же, сиюминутно откланяться следом за подругами. Джеймс же, счастливо-обалдевший и явно еще не до конца опомнившийся, перебил ее, выпалив: — Поехали с нами! И тут же прикусил язык, запоздало испугавшись, что все испортил. Девушка удивленно вскинула на него расширенные ярко-зеленые глаза, красивые губы ее чуть приоткрылись. Улыбка немедленно испарилась с лица парня, эйфорийное чувство придавилось гнетом суровой реальности, и он предпринял отчаянную попытку все исправить: — Прости, я просто… Черт, Лили, не бери в голову! Я просто пошутил. Я дебил, знаю. Спасибо за поздравления и… — Да нет, ничего, — тем же растерянным тоном перебила она, пятясь к двери. — Я ничего такого не подумала, не извиняйся. Я просто… Еще раз поздравляю. Пока, ребята, хороших каникул! — и, нажав на ручку, незадачливая рыжая гриффиндорка поспешно ретировалась. Едва только дверь купе захлопнулась за ней, как Сириус, не в силах больше сдерживаться, под дружное «Офигеть!» Питера и Римуса расхохотался: — Ой, бля! Ну вы это видали, парни? Джимбо, придурок, какого хера вы тут с Лилс мямлили, как первокурсники, всякую чушь? Мать моя Моргана, не могу больше просто! — отчаянно заливаясь счастливым лающим смехом, Бродяга откинулся на спинку сиденья. — Это ж шедевральный, черт возьми, день! На семнадцатилетие Джима Эванс наконец сподобилась подарить ему милый поцелуй. Твою мать, запомню этот день навечно! И то, как ты, Сохатый, стоял столбом как кретин! — Да отвали ты, засранец! — зашелся восторженным смехом друг, сбрасывая напряжение без остатка. — Я офигел просто! — Это мы заметили, — подхватил Рим, присоединяясь к друзьям. — Блин, бедная Лили! — Она сама аж испугалась! — сквозь смех выдавил Питер, так и покатываясь на сидении. — Такая тишина повисла, как вымерли все. А «бедная Лили» тем временем, застыв по ту сторону двери в коридоре и слыша смех четверых Мародеров, хлопнула себя по лбу, скорчила отчаянную гримасу ужаса и полнейшего конфуза, в сердцах топнула и, предвкушая бурную реакцию девчонок по возвращении, стремительным шагом направилась в свое купе через полвагона, костеря себя на чем свет стоит за великолепное умение вляпаться даже в такой обычной и невинной ситуации.***
По прибытии в Лондон с девчонками Мародеры уже не пересеклись. Выбравшись из вагона и забрав свои чемоданы, в жуткой толчее они поспешили к железным воротом, со стороны мира маглов выглядевшим как ничем не примечательная стена между платформами 9 и 10. Двое взрослых волшебников, как и всегда, руководили общим движением, пропуская студентов и встречающих мелкими группками. Джеймс заранее договорился с отцом, что встречать их абсолютно незачем, потому все четверо с предвкушением направлялись в Годрикову Впадину самостоятельно. Однако путь им предстоял не особенно близкий, а о том, чтобы пройти через камин в Министерстве, без мистера Поттера и нечего думать. И все же романтика приключений, отнюдь не чуждая четверым друзьям, влекла их за собой, делая длинный переезд только приятнее. К тому времени, как они наконец покинули переполненный Кингс-Кросс, уже изрядно вечерело, и Джеймс, отчаянно желая все же добраться до родного дома поскорее и руководя их небольшим шествием, завернул в переулок, не без затаенного удовольствия полного снятия с него министерского надзора по случаю совершеннолетия один раз резко взмахнул палочкой. И буквально в следующее мгновенье раздался пронзительный свист, и всех четверых ослепил яркий свет фар. Парни со знанием дела отскочили на тротуар, и прямо перед ними словно бы из воздуха материализовался ярко-фиолетовый автобус «Ночной рыцарь». Резко затормозив, он приветливо распахнул двери, и проворный кондуктор, живо соскочив на землю, гостеприимно поприветствовал четверых ребят: — Добро пожаловать в автобус «Ночной рыцарь»! Сегодня я буду вас обслуживать и позабочусь о вашем багаже. — Спасибо, — ответил Джеймс, нашаривая в кармане пару монет, пока парни еще не успели опомниться и не вздумали заплатить самостоятельно. — Четыре билета. Быстро пробив билеты, кондуктор запустил Мародеров в автобус, занимаясь багажом и предварительно попросив их назвать пункт нужной остановки водителю. — Годрикова Впадина! — громко провозгласил Джеймс, ступив в автобус и двигаясь по направлению к свободным местам вместе с Римом, Питом и Сириусом. Дорога до родной деревни, оказавшейся самым ближайшим из всех названных водителю адресов, заняла немногим больше пяти минут: «Ночной рыцарь», помимо своей кошмарной тряски и умения уходить от столкновения в самую последнюю секунду, славился способностью исчезать в одной части Англии, а спустя несколько минут уже мчаться по улицам едва ли не в другом графстве. Потому, сделав остановку на небольшой деревенской площади, уже украшенной к Пасхе, «Ночной рыцарь» едва успел высадить четверых пассажиров и вышвырнуть их чемоданы — и тут же скрылся в неизвестном направлении, лишь чудом не задев стену ближайшего дома, в панике отскочившего на добрый метр назад. — Ну, как-то так, — прокомментировал Джеймс, поправляя сползшие на кончик носа очки. — Добро пожаловать на родину нашего славного основателя, парни! — Это ты про себя или про старину Годрика? — насмешливо спросил Сириус, прикуривая от любимой зажигалки. Питер тут же рассмеялся, подхватив шутку. Джеймс же и ухом не повел, отмахнувшись: — Если бы речь шла обо мне, то это место называлось бы «Пристанищем Сохатого». — Весьма скромно для легендарного Поттера, — на полном серьезе заметил Римус. — Зря ты, Бродяга, на него наезжал. — В корень зришь, Лунатик, — поддержал Питер. — Надо бы как-то… Посолиднее что ли? — Имение охренительнейшего и прекраснейшего, непревзойденного и вообще не вау-какого Джеймса Чарльза Поттера! — заявил Сириус, когда все четверо уже двинулись по знакомым улочкам. Вот дорога завернула вправо, и перед глазами, метрах в сорока от них выросла солидная ипостась фамильного особняка Поттеров во всей своей красе. — Погодите, парни! — вдруг вскинул руку в сторону Джеймс, останавливая процессию. Задрав голову в небо, ответившее ему мерцанием первых звезд, он наконец прокомментировал: — Почти стемнело. Давайте-ка принесем моим старикам сюрприз! С этими словами он первым вильнул в сторону, минуя забор, проворно, несмотря на чемодан, припустился по знакомой с детства дороге, обходя стороной родные стены. Лишь спустя миг Сириус, бывавший здесь дольше и чаще Римуса и Питера, догадался: хитрый очкастый дока задумал заявиться домой через черный ход в кухне и сейчас направляется к старой кованной калитке в тени великолепного сада. Собственно, он оказался прав. В этой части участка было уже совсем темно, и парни, перешептываясь и изо всех сил стараясь не заржать, с минимальным шумом попытались распахнуть калитку и прошмыгнуть вместе с чемоданами через лужайку, подобравшись вплотную к сияющему всеми окнами дому. Верхняя створка двери в кухню была распахнута, и из глубины комнаты доносились соблазнительные запахи жареной индейки, сладкого пудинга, торта и бог знает каких еще деликатесов в исполнении матери Джеймса. Согнувшись в три погибели, Джеймс обернулся к друзьям, приложил палец к губам и, заговорщицки подмигнув, поманил их за собой, подкрадываясь к самой двери и занимая свою шпионскую позицию. — Чарльз, дорогой, что-то наши мальчики задерживаются, — послышался голос миссис Поттер над самым ухом родного сына. — Думаю, скоро будут, Дори, не волнуйся, — ответил мужской, принадлежащий отцу голос. Джеймс выждал еще пару минут, и затем, услышав удаляющие шаги матери, осторожно привстал, заглядывая в кухню. Мама стояла к нему спиной, колдуя над дымящимся, совершенно восхитительным именинным тортом. Ухмыльнувшись, Джеймс сложил руки на нижнюю створку двери, просунулся в кухню, скрестив ноги и занимая непринужденную позу, как торговец мороженным в собственном фургончике на магловском празднике. Вдохнув, он наконец подал голос: — Мадам, и в ваши годы вы затмеваете сиянье самых ярких звезд! Дорея вздрогнула, едва не выронив из рук палочку, испуганно обернулась, но в следующий же миг увидела улыбающуюся физиономию обожаемого единственного сына. — Джейми! Как же ты меня напугал, оболтус! С Днем Рождения, дорогой! — Здравствуй, мама! — пропустив ласкового «оболтуса» мимо ушей, сын наконец распахнул дверь полностью и, войдя в родную кухню, поспешно обнял мать. Дорея, сияя улыбкой, счастливо прильнула к плечу Джеймса. На серые глаза, характеризующие большинство урожденных Блэков, навернулись слезы, но вопреки нахлынувшим чувствам, женщина рассмеялась: — Мальчишки, где вы там притаились? Идите уже сюда! Джеймс, нехорошо прятать своих друзей на собственном дворе. Мародеры, смеясь, явились наконец перед ее глазами, и добрая женщина, стройная, прекрасная и, казалось, практически неподвластная годам, по очереди расцеловала всех четверых. — Прибыли наконец! Что это вы, ребята, решили зайти с тыла? — в дверном приеме появился Чарльз Поттер, почти полностью седой, статный мужчина, в юности явно выглядевший совсем как его сын — разве что волосы его в те далекие времена были не такими иссиня-черными, а, скорее, отливали темным каштаном, зато, вне всяких сомнений, были такими же жестковатыми, извечно стоящими торчком. Обменявшись с юношами крепким мужским рукопожатием и похлопав сына по плечу, он улыбнулся: — Ну что, Джеймс, с законным совершеннолетием тебя! — Что же мы все стоим на пороге, а? — тут же вмешалась счастливая мать. — Мальчики, проходите скорее, поднимайтесь на второй этаж. Римус, Питер, я вам приготовила гостевую спальню. Сириус, дорогой, думаю, ты не против снова ночевать у Джеймса? — Ты серьезно, мам? — рассмеялся Джеймс, по-хозяйски таща чемодан к лестнице первым. — Осторожнее, а то он тут описается от счастья. — Джейми! — Не волнуйтесь, миссис Поттер, — обаятельно улыбнулся Сириус заботливой женщине. — Уж я-то ему успею отвесить подзатыльник. — А я прослежу, чтобы он не слишком пострадал, — вступился Рим, следуя за друзьями. — Не задерживайтесь только! — предупредил отец семейства, по привычке раскуривая трубку перед ужином. — Живо руки мыть и за стол. Переговариваясь и хохоча, парни поднялись наверх, вмиг избавились от своих вещей и, переодевшись с дороги и приведя себя в порядок, спустились в ярко освещенную красивой люстрой столовую. Длинный семейный стол давно был накрыт белоснежной скатертью и гостеприимно сервирован в лучших традициях теплого, большого и уютного дома Поттеров. Миссис Поттер мановением волшебной палочки отправила все блюда из кухни сюда, а мистер Поттер, покончив с любимой трубкой, коротким взмахом зажег свечи в двух настольных подсвечниках. — Садитесь к столу, мальчики, — велела хозяйка. — Не стойте в пороге. Джейми, ну-ка быстро приглашай гостей к ужину! Джеймс, нарочито вытянувшись в струнку и скорчив уморительно-официальную мину, с изумительным поклоном указал на стол, провозглашая: — Прошу вас принять участие в праздновании совершеннолетия моей скромной персоны, мои верные братья. Усмехнувшись, парни уселись, и только искренняя любовь к родителям Джеймса, заменившим ему родных, и кровная аристократичность не позволили Сириусу в очередной раз подколоть лучшего друга за паясничество. — Что ж, ребятки, я надеюсь, ваши родители не будут против, если я посмею угостить вас чудесным напитком? — загадочно усмехаясь, точь-в-точь как сын, мистер Поттер отошел к бару и вернулся с темной, закупоренной на совесть бутылкой. — Огден, выдержки 1960 года. — Ровесник? — деловито поинтересовался Джеймс и скосил глаза на мать. — Па, а «наши» родители случайно не против? — «Ваши» не против, юноша, нет, — рассмеялся отец, с помощью палочки откупоривая бутылку. — Чтобы ты знал, этот огневиски мне подарили в тот день, когда ты появился на свет. И тогда я сказал себе, что она простоит здесь, в баре, до твоего совершеннолетия. Теперь, когда этот момент наконец наступил, могу с уверенностью сказать: сынок, ты стал совсем взрослым, и мы тобой очень гордимся! Джеймс невольно ощутил, как внутри что-то дрогнуло, и по всему телу, до самых кончиков пальцев растеклось тепло родного дома, пропитанного знакомым с детства уютом и родительской любовью. Он вдруг представил, как семнадцать лет назад, ранним утром его мать дала ему жизнь, подарив наконец и себе, и мужу долгожданного позднего сына, ставшего единственным, желанным, любимым. Джеймс не знал, каким был тот день, только лишь помнилось ему, как в детстве мама говорила: «Шел дождь, Джейми. Такой сильный, тяжелый, оглушительно барабанил в стекла. Но знаешь, прямо сквозь капли упорно светило солнце. И тогда я решила, что ты непременно станешь самым счастливым на свете». И множество светлых чувств взбурлило в юношеском сердце, но Джеймс, сохраняя в себе родной, удивительный, дышащий любовь мир, тепло улыбнулся, поспешно моргнув. — Спасибо! На улице совсем стемнело, а небольшая, но дружная и радушная семья Поттеров ужинала в компании веселых юношей, и в светлых стенах большой столовой то и дело раздавались заливистый смех и оживленные голоса. А когда уже к самой ночи мать собственноручно вынесла Джеймсу изумительно-красивый, искусно украшенный торт, горящий семнадцатью свечами, Джеймс, под аплодисменты друзей и отца, зажмурился и, задувая, загадал вдруг, чтобы в следующем году в этот день рядом с ним был еще один дорогой его сердцу человек. Тот, кто, к сожалению, не смог составить им компанию и еще больше осветить такую родную комнату солнечной улыбкой. Миссис Поттер откланялась первой, пожелав всем спокойной ночи и волшебной палочкой приказав тарелкам в кухне разом очиститься и встать на привычное место в стенном посудном шкафу. Парни же поднялись в спальню Джеймса, распахнули окно и позволили себе расслабиться: Бродяга и Сохатый заняли излюбленный подоконник, а Хвост и Лунатик удобно расположились прямо под окном, стянув с кровати маленькие подушки. Сириус, мигом раскурив сигарету, с загадочным видом полез в свой чемодан и извлек на свет собственную бутылку, провозгласив: — Ну, Джимбо, это хоть и не твой ровесник, но тоже вполне сойдет для нашего охренительного вечера. — Серьезно? — усмехнулся Джеймс, перехватив у друга бутылку и изучив этикетку. — Магловский Daniel’s? Мерлин обвислый, где только ты умудрился его спиздить, сукин ты сын? — Не «спиздить», а, между прочим, честно приобрести, — возразил тот, невозмутимо открывая бутылку и зажимая сигарету в зубах. Питер, пользуясь случаем, прикурил у него, Римус же, слазив за своей «вечной» пачкой сигарет и предложив одну и Джеймсу, воспользовался палочкой. Так его сигареты прозвал Сириус, причем по той простой причине, что Риму, скорее изредка балующемуся вредной привычкой, всего лишь пары таких пачек могло вполне хватить на учебный год, а то еще и на все летние каникулы в придачу — в зависимости от случая. — Как, ад раскаленный? — расширились глаза у Питера. — Где ты мог найти магловский виски в Хогвартсе? — Дирборн подогнал две недели назад. Где он эту прелесть достал — вот уж этого я не знаю. Я готовился к Пасхальным каникулам! Не волнуйся, он не отравил этот чудеснейший напиток, дабы сжить со свету капитана нашей команды и получить возможность вывеси свой факультет в чемпионы, — ухмыльнулся Бродяга, наконец откупорив бутыль, поставив ее на подоконник и взлохмачивая попутно торчащую шевелюру Сохатого. — Может, и готовился, но не совсем! — заметил Римус и с лицом заправского фокусника извлек из-за спины четыре небольших стакана. — Ах ты ж гребаный засранец, Лунатик! — заржал Джеймс, переведя взгляд со стаканов на улыбающуюся физиономию друга. — Только не говори, что у тебя прямо в карманах на заднице целый посудный сервант! — Я всего лишь не забываю, что я волшебник, Сохатый, — подхватит его смех друг, поставив стаканы на подоконник, дабы Сириусу было удобнее их наполнить. — Только иногда забываешь, что староста. Исключительно в наших интересах, — невинно заметил Питер, ухмыляясь. Джеймс одобрительно хлопнул его по плечу, прокомментировав: — Удар ниже пояса, Пит! — По самой ценной части просто! — залился лающим смехом Сириус, первым поднимая стакан. — Ну что, парни, за нашего верного брата, за лучшего друга, охренительного капитана, несравненнго ловца и просто занозу в жопе всего Хогвартса! За Сохатого! — За Сохатого! — дружно повторили друзья, поднимая стаканы и выбрасывая докуренные сигареты. — За тебя, дружище Джимбо! Расти большой, радуйся жизни и посылай на хер всех придурков и козлов, — запустив в окно бычок, Сириус отсалютовал стаканом, завершая красноречивый, хотя и не самый цензурный тост. Расслабившись, парни непринужденно болтали, и Бродяга даже раскурил вторую сигарету, как вдруг за дверью раздались тяжелые шаги Поттера-старшего. Ребята, спохватившись, даже забыли про стаканы, но Питер, проявив находчивость, догадался схватить с подоконника бутылку. Однако спрятать времени уже не оставалось, и парень успел лишь сунуть ее за спину, как дверь в спальню Джеймса распахнулась, являя Мародерам мистера Поттера. Сириус в последний момент высунул руку с сигаретой за окно, но бросить ее, тлеющую огоньком, на землю не решился. — Еще не спите, молодежь? — спросил мужчина, улыбаясь и окидывая взглядом комнату. Конечно же, от него никак не могло укрыться очевидное. Мародеры с невинными улыбками взирали на него, изо всех сил сохраняя непринужденный вид, словно минуту назад строили башни из волшебных кубиков, но уж никак не распивали виски. Да только и мистер Поттер когда-то был молод, потому, усмехнувшись, спокойно заметил: — Пит, смотри не расплескай ненароком бутылку-то, парень. Сириус, сынок, только не спали штору, — и, улыбаясь на пораженные взгляды четверых парней, он ступил обратно за дверь, напоследок добавив: — Дорея уже спит, и я лягу. Так что спокойной ночи, юноши. И смотрите, не влипните к утру в очередную историю! Чарльз исчез, в коридоре раздались его шаги, и спустя пару минут в другом конце слабо и глухо хлопнула дверь хозяйской спальни. Помолчав еще с минуту и разом переглянувшись, Мародеры дружно разразились хохотом. Питер, от греха подальше поставив бутылку, почти катался по полу, Римус, прислонившись спиной к стене, сполз по ней в полулежачее состояние, заходясь от смеха, Джеймс едва не навернулся за окно, а Сириус, потушив бычок и швырнув подальше, сидел, согнувшись пополам и почти задыхаясь. Они смеялись до икоты, до рези в животе, и звуки их хохота улетали в мартовскую ночь сквозь распахнутое окно. С трудом выпрямившись и несколько раз глубоко выдохнув, Сириус выдавил: — Срань драконья, Сохатый, я обожаю твоего предка! — По-моему, он просто должен править всем этим гребаным миром! — поддержал Питер, утирая выступившие слезы. — Ну, это слишком сильно, Хвост, но будь он хотя бы министром, клянусь трусами Мерлина, мы бы жили по-королевски, — заметил Джеймс, усаживаясь в прежнюю позу. — Я сам бываю в полном офигене от того, насколько мой отец прошаренный в любых наших делах. — Джим, просто-напросто он тоже был когда-то молодым, — тоже успокоившись, подал голос Рим. — И, ручаюсь, дофига напоминал тебя сейчас. — Вообще-то он говорил, что это семейное. Все Поттеры были такими, — припомнив реакцию отца на их давешний подвиг, пояснил Джеймс. А ведь тем подвигом со второго курса было, ни много ни мало, перекрашивание шерсти кошки школьного смотрителя в радикально-фиолетовый цвет. Да, когда-то Мародеры и впрямь были еще зелеными и невинными и попадались в разы чаще, чем сейчас. — С шилом в заднице? — деловито поинтересовался Сириус, затянувшись и сквозь смех выпуская дым через нос. Джеймс лишь щелчком пальцев указал на него, залихватски подмигнув: — Точно! В Годриковой впадине давно стояла глубокая ночь, виски в бутылке неумолимо опускался все ближе ко дну, свет в комнате со временем погас, а четверо молодых парней, знаменуя третье в их компании совершеннолетие волшебника, все еще сидели в спальне у Джеймса, смеясь, болтая и неся всякую чепуху. Загруженные всяческими серьезными и мрачными мыслями в последние несколько недель головы наконец пополнились безмятежно-счастливыми образами и очередными авантюрными идеями. Им предстояли долгожданные Пасхальные каникулы.