I hate you. I love you.

Неужели. Наконец-то родные стены. Это же его дом? Да, дверь в стрелялочную, как она ее называла, приглащающе распахнута. Темно, ничего не видно. Главное дойти и найти его. Прерывистое, сухое дыхание стонами вырывалось из ее избитой груди. Сухие губы бледнели с каждой минутой. Рукой она нашарила стол с оружием и из последних сил разбросала. Грохот эхом отдался от алюминиевых стен, выгоняя звук через еще одну дверь дальше на второй этаж. Затишье. Послышались беспокойные шаги по лестнице. — Что такое?! Я велел закрывать чертову входную дверь, где Джонни?! — орал знакомый голос кого-то, кто спускался на первый этаж, гремя чем-то и размахивая в соседнем коридоре своим плащом. Она увидела спасительный родной силуэт и зеленые волосы, такой узнаваемый замах руки и гневные движения в сторону невидных ей клоунов. Выдохнув, вновь кашляя, она закрыла глаза, стараясь удержаться на подкашивающихся ногах, дождаться его. И когда злодей залетел в темную холодную комнату и увидел ее — шок и растерянность в его широко раскрытых удивленных глазах слегка вернули ее в чувства. — Харли! — Не могу, Джей, я уже ничего не могу… — произнесла она, признавая вину, падая на колени, он не успел подхватить ее. Порванная одежда, не белая — серая майка изодранными кусками висела на уровне пояса, открывая всю ее грудь, которую чуть скрывали мокрые грязные волосы, ремень порезан, в трещинах ткань на шортах, из-под них виделись кровавые ссадины. Лицо в потекшем гриме, черные круги под глазами от туши, разбитая губа, столько потерянности и слабости. Красно-черную татуировку с ромбами на предплечье на было даже видно среди крови и пятен грязи. Ни боли, ни страха, только жалость к своему состоянию. Она не смогла выдержать. Их было там слишком много. — Давай оружие, папочка не любит ждать. — протягивает она руку мальчикам, словно просит конфетку. На плече черная сумка. — Кому он доверяет свои инструменты, черт побери! — смеется один из них с подбитым глазом, отворачиваясь. Она ему не нравится. — А «папочка» помнит про нашу сделку? — тот здоровый в майке с красивым торсом поднимает на нее глаза, пока сзади него другие подготавливают необходимое. — Не бойся, котенок, все в силе. — соблазнительно улыбается она, приближаясь вплотную, шепчет в ухо и стреляет глазками. Сумка передана. Она заигрывающе позирует перед ними, с намеком глядя прямо и бесстрашно. — разве я не произвожу впечатление доверенного партнера? — Черт, если бы ты знала. — отводит глаза тот, чтобы не сорваться и не уложить ее на месте, перед всеми. Сумка у нее. Но, кажется, одна пара глаз смотрит на девушку как-то лихорадочно. Злостно. Маниакально. — Прости, я подвела тебя, — она откашлялась страшным хрипом, сев и прислонившись к сейфу, пока он скорее взял ее руку и перевязал чем-то тугим самый серьезный еще кровоточащий порез у запястья. — Молчи, молчи. Я убью этих тварей. Она отворачивалась, чтобы он не видел ее слабого поверженного взгляда. Проиграла. Да даже и шестерым. Не то это было место. Не те разряженные пистолеты. И транквилизаторы. Их она узнала, когда спустя три минуты уже не смогла согнуть руки. Думала, что иммунитет к ядам. Ей было не важно, что с телом и лицом, как там органы и ее «честь». Она была в шоке, разбита и раздавлена, будто все это сделали с ним, ее обожаемым Джокером, авторитетом и наставником. Никто не имеет права так унижать его. Она это допустила. Она бесполезна. *** День шел за два. Время отгородило от внешнего мира. В доме было безопасно и спокойно. Даже порой наскучивало.... Удивительно, с какой скоростью она пришла в себя, как все зажило. На теле и в душе. Рядом с ним Харли успокаивалась. Когда он молчал — глубоко задумывалась, когда смотрел на нее — не могла отвести взгляд серых глаз, не смея так обидеть его. Чем бледное пустое лицо так привлекало его? Белые реснички, тонкие белые волосы, запекшаяся кровь на нижней губе. Они были только вдвоем, как когда-то в Аркхеме. Только теперь — она пациентка, а он ее лечащий врач. Сошедшая с ума от любви к нему и немого восхищения. Как ему такая картина? Она молчаливая, спокойная, пустая, вся белая, ни к чему не стремится, из нее будто выдернули харизматичную и прыткую красотку Харли Квин, которая наполняла и его самого своим безумием и весельем. — Когда же ты вернешься, моя крошка… — тихо спрашивал он временами, сидя напротив на окне со стаканом какого-то химического напитка и стучал ножом по стеклу, но так чтобы не напугать. Он не трогал ее все эти пять дней. Он застыл вместе с ней. И ждал столько, сколько понадобится ей и ее душе. *** — Давай же, тебя надо, наконец, привести в порядок и хорошо отмыть, — зеленоволосый старательно стягивал с нее одежду, поддерживая другой рукой, чтобы она не упала. Да она в порядке. Устала сидеть, ничего не делая. Пора просыпаться и действовать. — А завтра мы идем на плевое дело, маленькие наркоторговцы думают, что они завладеют всем миром, но… — Джей, Джей, — она тихо перехватила его руку, буквально рвущую шорты, ибо те застегнутыми не снимались без усилий. Следы крови, их грязных лап и ее страданий на ткани раздражали его. Ему это все надоело. Все, она уже здорова, надо все возвращать, растормошить ее, иначе он сойдет с ума окончательно без грамма ее огня и восторга. Смыть, одеть ее в новый костюм, который скрывает тело максимально (вместе с синяками), и идти веселиться. Она просто забыла запах дыма и пороха. Эти навязчивые мысли роем гудели в его голове, торопя и нагнетая, разжигая гнев и злость, ведь тех подонков так и не нашли! — Перестань, я сама, — Харли остановила его, вся беззащитная, но смиренно спокойная и уставшая, хрупкая и словно полупрозрачная, в светлой пелене, которая еще фоном от голубого кафеля душевой смывала четкость ее образа. Девушка медленно сняла футболку и вылезла из шорт. Серые следы пыли исполосовали ее руки. Она послушно встала под струю. Как вода расслабила все ее клеточки, негатив и грязь потоком лились с кожи на пол, очищая тело, рождая его заново, восстанавливая и возвращая жизнь. Словно окаменевшая статуя вновь становилась человеком, а гипертрофированные мышцы отходили от заморозки, разминаясь, кровь начинала опять бегать по венам. — Смотри, папочка принес тебе новый костюм, — Джокер все бормотал, разбирая вещи, за ним мелькнул некий облегающий комбинезон, такой же как ее привычная атрибутика арлекины — черный с красным. — Тебя никто больше не тронет, никто-о, — в тихом безумии своего подсознания и шизофрении он надел его на повинующуюся, все еще вялую Харли. — Джей, я.. только хотела, — он не слушал и не давал сказать. Не мог больше физически видеть ее такую. Только веселую. Только свою. А она устала терпеть его осторожные прикосновения не там, где сама уже давно желала. — мне надо, — он отмахивал ее руки от себя, поправляя латексный комбинезон, стараясь не касаться ее лишний раз. — Папочка должен.. — Да послушай же ты. — ей начало надоедать, что он так за ней через чур ухаживает, опекает, делает все за нее и для нее. Не к такому она привыкла. Если пала она — он не должен подать виду и спускаться за ней. К тому же, она уже поднялась. Руки Харли взяли лицо мужчины и повернули на себя. В свои живые глаза. Горящие. От воды ли? Какая красивая, нежная и холодная. Уже давно им не тронутая. Чистая. — Мне ничего для жизни не нужно, кроме тебя. Испытай меня. — кажется, она начинала его заводить. Опустила руки, словно просила их связать, а ему — действовать. Да, в ней снова загорелась та самая, дьявольская искра. Ненадолго, наверное, но это была она. Пока еще несмело и отдаленно, но она просила его об одном. Этого было достаточно, чтобы разбудить в нем зверя. — Что? О-о… — конечно, он не стал испытывать судьбу и отвлекаться, это шанс вернуть ее в прежнее русло, разжечь ее внутри, воспламенить. Заставить гореть. Руки подхватили ее сами, рваться в бой Джокер всегда был готов, тем более с ней. Он обожал ее. Поцелуи срывались с его уст, когда инстинкт отрубил ему тормоза и заставил повалить ее на старый диван рядом с душевой. Обоим уже не хватало этого пыла. Как и воздуха. Он упал на спину мягко, выбивая пыль из сиреневого ложа, а она мгновенно закинула ногу на него, сев сверху, не прерывая поцелуй. Латекс впился в нежную кожу, облегая соблазнительные места. Он широко улыбнулся красной улыбкой, с удовольствием расстегивая комбинезон сзади на гибкой спине. Чувствовать его любимые сухие жесткие руки на своей коже спустя такое время было невероятным удовольствием. Все забылось сразу же. Как же он тогда отправил ее одну к тем, кого даже не знал и не доверял? Одну. О чем только думал? Ее покалечили злые люди. Поиздевались. Это было ужасно. Но она ничего не чувствовала, это насилие было непонятно ей. Это делали и солдаты в тюрьме. Столько злобы в чистом виде она еще не видела. Это как впервые задать трепку любимому невинному щенку от самого доброго члена семьи. Да, есть и такое. Но она задумалась о том, что это было совершенно по-другому. Удары, насилие, жестокость. Нет. Ничто не было таким, как у него. Ее хозяина, истязателя, ее Господина, карателя, властителя. Палача. Дьявола. Он не злился. Никогда не злился на нее. В Джокере всегда боролись два чувства к Харли — ненависть, яростный лев, и любовь, своенравный, но преданный тигр. Они терзали его, перетягивая каждый на свою сторону, не давали покоя и мучали. Джокер ненавидел и любил Харли. Всем своим дьявольским существом. В ненависти этой не было и не могло быть злости, какими бы ни были удары и его поступки. Сам он этого конечно не знал. Губы сливались снова и снова. Ладони переплетались в тисках. Тела двигались в порыве страсти. Она обнимала его. Он обнимал ее. Тигр в клочья рвал льва.