"История любви" - "Будущее"

- …Дамы и Господа, наш самолет приземлился в аэропорту «LAX». Температура в Лос-Анджелесе… Адам вздрогнул, просыпаясь, потер глаза и шумно вздохнул. Семнадцать часов полета, как ни странно, не были столь уж мучительными, в основном из-за того, что первую половину пути Адам предавался тяжелым думам, сомнениям, обвинениям себя и всех в том, что случилось, а вторую тупо проспал, поддавшись измученному организму. Но вот сейчас, похоже, начнется самое страшное. Айфон в левой ладони – это стало настолько привычным в последние несколько дней, что Адам почти перестал лазить за ним в карман брюк, просто бездумно подносил левую руку к лицу, чтобы в очередной раз убедиться: ничего. Никаких ответных звонков и смс, во всяком случае, от того, от кого они ожидались. Но Адам каждый раз надеялся, каждую свободную минуту проверял почту, твиттер, даже корзину со спамом – дожив до тридцати пяти лет, он так и не разучился верить в чудеса. Но и на этот раз сюрпризов не было. - Чертов упрямец… - устало прошептал певец, покачав головой, и немного ссутулившись, надвинув на лоб капюшон, начал пробираться к выходу. Нет, он не будет звонить ему и сообщать, что прилетел в ЛА – может, хоть фактор внезапности сработает? А вот разведать обстановку стоит, хотя вряд ли она изменилась за последние семнадцать часов. - Дия, это Адам. Я в Лос-Анджелесе и хочу сразу поехать к нему… Что-нибудь… есть какие-то?.. Понятно. Да, я позвоню, как только… если что-то смогу разузнать. Я уверен, что с ним все хорошо, просто… Ну вы же знаете его…да. Да, спасибо. Конечно, по любому вопросу… Равнодушный пожилой таксист выслушал адрес и плавно выехал со стоянки на окружную автостраду. До Бербанка вечером по пробкам ехать минут сорок, а значит, у Адама есть время еще раз все обдумать и взвесить… +++ Когда чуть больше полугода назад Томми заявил, что собирается жениться, это оказалось абсолютным сюрпризом для всех. Ну, да, он встречался время от времени то с одной, то с другой «малышкой», неизменно не возводя их в звание официальной подружки, практически не засвечиваясь с ними на каких-либо мероприятиях и рано или поздно устраивая им «проверку на прочность», сбегая с Адамом в очередной тур-отпуск-запись альбома и так далее. «Проверку Ламбертом» проходили не все, но даже те, у кого хватало ума не вступать в заранее проигрышную схватку с поп-идолом планеты за первенство в приоритетах Томми, быстро наскучивали и уступали место в постели гитариста следующей миниатюрной миловидной брюнетке с третьим размером груди. Адам давно научился не ревновать Томми к его девочкам, хотя у самого поп-идола личная жизнь развивалась не так бурно: всего два бой-френда после Саули удостоились совместных фото на красных дорожках, но ни один из них не продержался больше полугода, а поиски каждого следующего претендента убивали в Ламберте его эго – раз за разом. В целом, скандальная «сладкая парочка» совершенно не печалилась о своих «утекающих годах», наслаждаясь известностью и друг другом, и всем казалось, что так будет вечно, ну или до тех пор, пока что-нибудь не толкнет этих двоих на неизбежный каминаут. А потом Томми объявил, что женится. +++ - Мистер, вы очень торопитесь? Мне бы на заправку заехать… Адам устало на автомате поднес к лицу левую руку, мазнул взглядом по безжизненному экрану айфона и кивнул. - Заезжайте… Не думаю, что меня кто-то ждет… +++ Адам прекрасно помнил эти сумасшедшие дни: взъерошенного больше обычного и какого-то растерянно-счастливого Томми, который болезненно вглядывался каждому в глаза, словно ища поддержку своему решению, первые неловкие поздравления всех подряд, старательно скрываемая жалость при взглядах на него, Адама, который абсолютно не знал, как реагировать. - Понимаешь, я должен. И я хочу этого. Рано или поздно… мы же всегда знали, да? Но это… это ничего не изменит – для тебя и меня, для нас. Я обещаю. Адам тогда отменил репетицию, сославшись на «празднично-нерабочий настрой группы», повел всех в ближайший бар и напился там до бессознательного состояния. И до сих пор съеживался от стыда, вспоминая, как ему со смаком пересказывали на следующий день его бурную пьяную истерику. - Это должен был быть я!... Как ты мог!.. Ты… предал меня! К чести Томми Джо, он стоически выдержал все обвинения, даже не опустившись до рукоприкладства, а потом отвез босса к нему домой, оставшись на ночь. А потом все стало ясно. Всем. Когда Томми привел свою невесту, Джейни, знакомиться с «семьей», и все увидели эту ничем не примечательную миниатюрную девчушку, едва ли старше двадцати пяти, этакую «серую мышку», засыпанную веснушками, как пудрой с глиттером… с едва заметным округлившимся животиком под обтягивающей футболкой. И светящегося изнутри Томми Джо, не сводящего полного обожания взгляда с этой милой округлости, то и дело касающегося ее кончиками пальцев или накрывающего узкой ладонью. Адаму понадобилась неделя, чтобы пережить жгучую боль и обиду на весь свет. В конце концов, никто невиноват в том, что мужчины до сих пор не научились рожать, к тому же Томми по-прежнему проводил с ним три ночи из пяти и умудрялся выглядеть даже еще более влюбленным и благодарным, чем обычно, что сказывалось и на качестве секса в том числе. Все вернулось на круги своя. Адам готовился повести своего любимого мужчину к алтарю и наблюдать, как тот будет приносить клятвы верности другой, заранее зная, что брачная ночь уже зарезервирована «гордым шафером». Этот мир сошел с ума задолго до их рождения, и не им пытаться его исправить. Свадьба была скромной, но милой, Джейни робко жалась к новоиспеченному супругу, не испытывая особого восторга от представителей голливудской богемы на ее празднике, а фанаты в твиттере, как всегда, подмечали самую суть. «Томми Джо женился на этом симпатичном животике. Он хоть раз поднял глаза выше? #страннаясвадьба» «Порадуемся за Томми и… как там зовут невесту? И пожелаем Адаму жаркой брачной ночи с женихом! LoL» В их жизни ничего не изменилось. Джейни не претендовала на место в компании, и уже через пару месяцев о ней благополучно забыли, тем более что Томми по-прежнему не носил колец, и обручальное не стало исключением. Адам объявил о релизе четвертого альбома, бэнд готовился к активному промо-туру, СМИ обещали эффект разорвавшейся бомбы и первое место в Биллбоард-чате… +++ - Приехали, мистер… Адам вдруг ощутил, что замерз. Захотелось дать таксисту полтинник и попросить «покататься вокруг еще полчасика», но вряд ли это что-то бы изменило, трусость – плохой советчик. И все же он тянул время, как мог, не торопясь вылезал из низкого салона, выгружал из багажника чемоданы с концертным тряпьем, вдумчиво отсчитывал купюры. Скрип тормозов, удаляющийся гул мотора – и вот Адам остался один, перед маленьким типовым одноэтажным домиком, в окнах которого, выходящих на улицу, даже не горит свет. Сейчас он должен будет сделать что-то грандиозное, что-то сродни подвигу – победить страшного дракона и спасти своего «принца», даже если принц будет упираться руками и ногами. У него обязательно получится. Но кто бы знал, как он устал… +++ За неделю до европейского промо-тура Томми сознался, что собирается остаться. - Джейни должна родить через пару недель. Адам, я должен быть рядом, понимаешь? Я… а если что-то пойдет не так?! Я не прощу себе, если меня не будет рядом… «Снова» - повисло в воздухе, и Адам не смог отказать. Он лучше кого бы то ни было знал, что Томми до сих пор не простил себе смерть отца, и теперь страдал в некотором смысле паранойей в подобных ситуациях. Три недели, девять стран, поппури из трех старых альбомов с парой новых песен – все это не настолько важно, чтобы вставать в позу. Они устроили экстренное прослушивание, Томми лично отобрал какое-то юное дарование эмоватого вида и занимался с ним до кровавых мозолей, так что Адаму совершенно не о чем было волноваться. Они жутко скучали – давненько не выпадало таких долгих разлук – они забили свои айфоны смс и усовершенствовали секс по телефону до стандартов профессиональных порно-студий, Адам считал дни до возвращения, в красках представляя встречу. За два шоу до конца тура Томми позвонил и срывающимся голосом сообщил, что отвез жену в родильное отделение. Больше Адам с ним не говорил, не слышал, не видел ответы на свои пятьсот сообщений везде, где только можно, ничего о нем не знал. Первые сутки он старался не психовать, смутно вспоминая, что рожать можно долго, даже очень. После первого отведенного на автомате шоу он начал обзванивать всех общих знакомых, но никто ничего не знал. И только дозвонившись до Дии к концу второго дня, Адам услышал новость, к которой оказался не готов. - Джейни родила, кажется, девочку, но… Она скончалась, Адам, его милая Джейни! Почти сразу после родов, у Томми на руках… С ребенком все должно быть в порядке, но… Он замкнулся, не желает никого видеть, не пускает никого! Адам, мы в панике, что делать? Как ему помочь?.. +++ Своего последнего шоу Адам не помнил. Ребята вытаскивали на себе все неловкие моменты и затянувшиеся паузы, подстраивались под полетевший к чертям трек-лист, прикрывали спинами босса, умудрявшегося между песнями строчить и строчить смс. Почему-то фантазия рисовала совершенно сюрреалистичные вещи, не свойственные даже такому фрику, как Томми Джо: двойное самоубийство с младенцем на руках, жертвоприношения над свежей могилой, наркотики, психушку… Остатки здравого смысла держались за одну только мысль: Томми никогда не причинит вреда собственному ребенку. И никогда не оставит. В этом спасение - для них всех. И вот теперь Адам примчался к скромному домику, купленному четой Рэтлифф вскоре после свадьбы, вооруженный смс от Дии о том, что Томми забрал ребенка из больницы, и надеясь, что ему больше некуда пойти с новорожденным младенцем на руках. Знал ли он, что должен сказать? Что именно поможет ему стать тем единственным, кого Томми захочет видеть, с кем сможет разделить свое горе – как когда-то? Нет и нет. Ни одной идеи, ни одного подбадривающего слова в голове, похоже, весь дар убеждения выветрился из Адама вместе с тем нечеловеческим волнением и страхом, в котором он жил последние несколько дней. Осталась только надежда: ведь это же он, Адам Ламберт, человек, который во многом, очень во многом был для Томми единственным. Неужели сейчас может быть по-другому? Следующий час Адам развивал бурную деятельность, за которую любой уважающий себя гражданин Соединенных Штатов счел бы своим долгом вызвать полицию. Он стучал в двери и звонил в дверной звонок, пока не понял, что тот отключен. Он бесконечно набирал смс и держал вызов активным столько, сколько позволяла программа его айфона, он обошел дом по периметру, порвав дизайнерские джинсы, перелезая через низкую ограду импровизированного заднего двора. Он стучал во все окна, стараясь не слишком громко звать под ними Томми, и был бесконечно счастлив, когда в одном из них все же увидел свет – под этим окном он провел самое большее количество времени, перейдя от требовательного тона к угрожающему, и наконец, жалобному. Почти отчаявшись в своем безумном предприятии, не замечая, как по лицу катятся обидные слезы, Адам вернулся на крыльцо, сел рядом с дверью, обложившись чемоданами, и отправил последнее смс, сообщив, что не сдвинется с места, даже если сдохнет от голода и холода. И не поверил сам себе, услышав звук отпираемого замка. - О, Господи!.. - Адам… зачем?.. - Зачем?! Зачем?!? Затем что ты гребаный эгоист? Затем что я тебя люблю? Ты можешь полить меня самой грязной бранью, ты можешь вызвать полицию, в конце концов! Но я с места не сдвинусь, ты понял? Я хочу тебе помочь! Адам понятия не имел, откуда в нем взялись все эти фразы, он даже не успел испугаться, что сказал что-то совершенно не то, что-то, что может оттолкнуть Томми, и так явно находящегося на грани срыва. На самом деле, хватило одного взгляда на хозяина этого неприметного крыльца, чтобы позабыть все свои прежние глупые страхи. Томми выглядел просто ужасно: бледный, растрепанный, небритый, с опухшими глазами и потерянным взглядом. Адам не помнил у него такого взгляда, когда умер его отец, тогда в темных от слез глазах были боль и чувство вины, а сейчас… растерянность? Страх? Томми смотрел, не мигая, на непрошенного гостя, и в нем словно боролась решимость выставить его за дверь, как и всех до него, или… позволить помочь? - Пожалуйста… Не прогоняй, пожалуйста… Я не смогу, понимаешь? Знать, что ты тут, и ничем… Пожалуйста… - Мне кажется, что у нее температура. Адам сглотнул слезы и вытаращился на Томми, пытаясь осознать услышанное. Он бредит? - Я боюсь… Я не знаю… Она не ест и плачет… Я… не знаю, что мне делать… Наверное, это был самый малодушный момент в жизни Адама Ламберта, потому что, увидев этот первобытный ужас в глазах друга, осознав, что тот, наконец, доверяет ему свои переживания и страхи, Адам испытал такое облегчение, что с трудом успел удержать счастливую улыбку, такую неуместную сейчас. Вот теперь все было правильно. Томми нуждался в нем – в нем единственном, только ему он доверил свою проблему, только с ним поделился. И Адам чувствовал, как его наполняет уверенность в своих силах, в своей значимости для этого человека. Конечно же, он поможет! Температура у маленькой крошки четырех дней от роду – разве это проблема для него? - Мы справимся – вместе! Я обещаю. Ты мне веришь? Адам предпочел не заметить и тут же выкинуть из памяти те несколько секунд, которые Томми колебался, прежде чем сделал шаг в сторону, впуская своего босса в дом. Ведь ясно же, как белый день, что гитарист был не в себе! Адаму понадобилось около получаса, чтобы затащить в дом чемоданы, принять очень быстрый душ и переодеться в первую попавшуюся среди концертных вещей чистую футболку, и только потом Томми осторожно, как по минному полю, ввел его в одну из комнат, освященную только тусклым ночником. Здесь было слишком душно и мало света, пахло молоком и чем-то еще неуловимым… медицинским? Незастеленный низкий диван с раскрытым ноутбуком, высокий столик, заставленный бутылочками, баночками, какими-то пузырьками, и крошечная деревянная кроватка с неясным свертком в середине. Адам не помнил, чтобы когда-то чувствовал себя более странно. Все это походило на сюрреалистичный сон или очередной фильм Тима Бартона. Все, ранее услышанное и надуманное о рождении этой малышки, не похожий на себя самого даже с глубокого похмелья Томми, настороженно следящий за каждым движением гостя, его волнение и отчаяние словно сконцентрированное в воздухе и мешающее вздохнуть полной грудью… Все это пугало, путало мысли и давило, мешая сделать верный ход, который не разрушит хрупкое доверие, добытое таким каторжным трудом. - Это… она? Девочка? Дочка? - Адам почему-то говорил шепотом, но губы против воли расплывались в изумленной улыбке, и это, наверное, было слышно, потому что Томми неожиданно знакомо хмыкнул и шмыгнул носом, осторожно положив ладони на спинку кроватки, рядом с подрагивающими от волнения пальцами друга. - Ага. Дочка. Странно, да? - Да уж… куда уж… Хотя, я не имел в виду что… Нет, я уверен, что ты будешь очень хорошим папашей, серьезно! Сбивчивый шепот, видимо, вышел слишком громким, потому что сверток слабо задергался, закряхтел, а потом запищал, как будто в кроватке лежал запеленатый котенок. - Черт! Прости?.. Нужно было видеть эту страдальческую складку между бровей на осунувшемся лице Томми, и как он бережно, словно драгоценность, достал из кокона одеяльца завернутую в простынку, совсем крошечную малышку, прижав к своей груди, поддерживая под темную головку. Адаму пришлось задержать выдох и подождать, когда укол в сердце станет менее болезненным. Нужно привыкать. Теперь придется делить Томми с этим кукольным свертком, и еще неизвестно, кто из них будет занимать первое место. - Она горячая. Вчера не была такой. Я не знаю, что делать… И она не ела последние два раза. Все раненные чувства Адама в один момент собрались в тугой комок в горле: уж слишком отчаянно прозвучали слова новоявленного папаши. Страх Томми был настолько очевиден, что захотелось сделать для него все, что угодно, совершить чудо, только бы не видеть больше его таким. Но нужно хорошо знать Томми Джо, чтобы понимать, как иногда трудно бывает в чем-то ему помочь. - Нужно смерить температуру. У тебя есть термометр? Какой-то… специальный, для младенцев? - Я… не знаю… - Какая температура у них считается нормальной, ты знаешь? Нужно у кого-то спросить. Мы можем позвонить Лизе или твоей маме. Или МОЕЙ маме – она не должна была забыть... - Нет. - Томми… - Нет! Я… Я должен справиться сам! Хотя бы… с этим! Я… не могу, понимаешь?! Если я не могу помочь собственному ребенку, что вообще!... Зачем тогда я нахер нужен!.. Адам сам не понял, как оказался рядом, как заключил в осторожные объятья, больше всего на свете мечтая стиснуть этого безумца, чтобы кости затрещали, но боясь раздавить покряхтывающий комочек, оказавшийся между ними. Томми колотило от подступившей истерики, но он позволил обнять себя и уткнуть лбом в твердое покатое плечо с запахом фруктового геля для душа. Терапия помогла, и спустя несколько глубоких вдохов и выдохов гитарист поднял голову, еле заметно благодарно улыбнулся уголком губ и уселся со своей ношей на диван, кивнув на ноутбук. - Я пытался найти… Херов интернет! Тшшш… тихо, Солнышко… - Адам, как завороженный, смотрел на неожиданную вспышку нежности, озарившую лицо любимого человека, но Томми, понизив голос, продолжил, уже снова зло выплевывая слова сквозь зубы. – Одни пишут одно, другие – другое, третьи – вообще противоположное! Кому нужны все эти ху… чертовы сайты?! - Кто лечит детей в интернете, Томми?! Нам нужен совет тех, кто сталкивался с подобным, кто реально сможет помочь, не пытаясь выколотить из тебя побольше баксов при этом! Хорошо, оставим в покое родственников. И забудь про ноутбук, ради бога! Я могу позвонить Скарлетт! Помнишь, Рифф плохо кушал первый год? И, кажется, простужался? У малышки Кармит была температура, когда резались зубки – она точно должна знать, что делать! Ну? Томми, ты хочешь помочь своей… девочке? Или… - Ладно. Ладно! Черт… Тшшш… Пусть только помогут, пожалуйста… Смотреть, как Томми сдается самому себе, было слишком больно, и Адам сбежал на кухню. Он подумает завтра, как уговорить этого чокнутого собственника вызвать малышке детского врача, а сейчас – помоги им всем Господь! Спустя какое-то время, две кружки кофе для себя и снова впавшего в молчаливый транс молодого папаши, а также нескольких звонков всем молодым и не очень матерям, какие только нашлись в его записной книжке, Адам был вооружен списком действий и непоколебимой решимостью всегда настаивать на своем. Впредь – всегда. - Значит так. Первое – вы идете в любую другую комнату, а здесь нужно проветрить. Тут слишком душно – от этого тоже может подняться температура. Второе – распеленай малышку и оботри чистой пеленкой смоченной в уксусе… А что у тебя есть? Спирт? Ммм… хорошо, водка. Потом заверни в сухую простынку и… сейчас, погоди… а, вот. Попои водичкой. Обычной водичкой, только не слишком холодной, с ложечки. Ничего, справишься! А я отправляюсь за свежим молоком. Молоко должно быть сегодняшним – всегда! Иначе может болеть животик. Где у тебя ключи? Какое счастье, что за почти девять лет их знакомства у Томми выработался стойкий инстинкт повиноваться такому вот решительному Адаму, Адаму-боссу, его непререкаемому тону и непреклонному взгляду. И отдельное спасибо нужно было сказать сумраку в комнате, который скрыл панику в глазах этого самого «непререкаемого босса», потому что, по правде говоря, Адам ужасно боялся. Не помочь. Купить не то молоко. Банально опоздать и еще тысячу страшных вещей, по вине которых он может потерять доверие Томми навсегда. Вместе с самим Томми на этот раз. Безумный вечер закончился далеко за полночь. С грехом пополам накормленная в четыре руки кроха крепко спала, страдальчески сморщив курносый носик - в проветренной комнате и на чистых сухих простынках, Томми, не отрываясь, смотрел на нее, боясь дышать, а Адам пытался не отрубиться тут же рядом, свалившись к ногам счастливого папаши. - Я тебе на диване постелю, раздевайся. - Ммм?.. А… ладно. А ты? - Я потом тоже лягу. Надо прибраться немного… Ты спи пока. Адам уже знал, что ему нагло врут, он хотел возмущенно и со всей строгостью вопросить, когда Томми спал последний раз, но все волнения последних дней, выматывающий перелет сразу после шоу, разница часовых поясов и черт знает что еще сыграли с ним злую шутку. Не успев толком раздеться, стянув только безнадежно испорченные дворовой изгородью джинсы, он уже засыпал, утопив голову в самой мягкой подушке на всем белом свете, отчаянно желая почувствовать рядом жесткое, угловатое, беспокойно вертящееся во сне любимое тело.