Острое чёрное

Трудно назвать точный день, когда моя жизнь кардинально изменилась. Но если считать от самого первого и самого тонкого предупреждающего звоночка, то это был один из дней замечательной осени две тысячи восемьсот пятнадцатого года. Именно тогда, в послеобеденное время, ко мне прибежал запыхавшийся Дакша, мой верный слуга, и доложил об огромном корабле, движущемся к нашей маленькой и мирной планете Ювенте. В нашей Галактике, где существуют тысячи планет, наций и Властителей мы ничем не отличались от соседей: Нуаду, Лэй-Цзу или Алмаха. Мы мало интересовались друг другом, ведя обычную торговлю, и не более. Всё всегда было, если не дружественно, то, по крайней мере, безразлично и нейтрально. Титул Властителя Ювенты я получил от своего отца по наследству, и уже когда мне было двадцать, я знал, как пройдет моя жизнь — как у моего отца. Смысл моего правления — не отклоняться от курса, заданного предками: справедливость и мир; посев весной, а сбор урожая — осенью. Потом зачать наследника и передать власть ему. В общем, я правда знал, как пройдет моя жизнь… О, Вселенная, почему я отмахивался от тех слухов, что рассказывали ювентианцы за чашкой чая или игрой в покер? Почему я откладывал книги по истории других планет и предпочитал им юмористические очерки? Быть может, если бы я знал раньше… хотя что я мог бы поделать? Мне было всего двадцать три в тот осенний день первого предупреждающего звоночка. Встав сразу после восхода нашего яркого Баха и плотно позавтракав, я отправился в Зал, где до самого обеда выслушивал всевозможные просьбы от ювентианцев. Далее следовал как раз тот самый обед, после которого Дакша… — Властитель! — воскликнул он и упал мне в ноги. — Властитель, огромный корабль! Властитель! — Поднимись, Дакша, — я прошёл мимо него. — Чего ты так волнуешься? Будто первый в жизни межпланетный корабль увидел. — Нет, Властитель, это не обычный корабль путешественников! — Дакша нервно заплясал вокруг меня в попытке уверить. Я поморщился при упоминании путешественников. В последнее время многие пристрастились покупать корабли и посещать планету за планетой, находя это веселым и забавным. И всё же на Ювенту путешественники причаливались не так часто — ничего особенного и неизведанного на нашей планете нет. — А что же это тогда за корабль, Дакша? — не останавливаясь, я шел к балкону моего дворца. — Это… Это корабль… — слуга судорожно глотал слюну и этим заставлял обращать на себя всё больше и большего моего внимания, — это корабль Империи! Я не смог не остановиться, а Дакша, выпучив глаза, дрожащими пальцами изобразил треугольник и трепещущим голосом добавил: — Империя Тодоте, Властитель! Мне стало не по себе. Никогда моё тело и мой разум не охватывало такое упадническое чувство. Как уже говорил, я никогда не прислушивался к слухам, и мало читал, что делается в Галактике, и всё же слово «Тодоте» не было для меня совсем пустым звуком. — Поменьше слушай страшилки, Дакша, — одёрнул слугу, стараясь не показывать, как сильно струсил. Дакша убежал, а я таки вышел на балкон посмотреть, что выдало себя за корабль самой Империи Тодоте. Он уже садился. Действительно огромный, с сотнями огней, некоторые из которых мигали красным. Когда корабль окончательно сел на дворцовой площади, все наблюдавшие ювентианцы замерли в ожидании, как и я. В груди отозвалось болью, когда заметил на краю корабля знак треугольника Империи, и, честное слово, мне стало так страшно, что я предпочёл посчитать это розыгрышем. Быть может, соседняя Алмаха решила разыграть такую скучную Ювенту? Или, быть может, это космические пираты, решившиеся обворовать планету за счет известного кровавого имени? Большая металлическая дверь поползла вверх, и, когда начала выдвигаться лестница с корабля, я не выдержал и ушел с балкона. — Властитель? — Дакша уже поджидал меня, весь напуганный и съежившийся. — Что ты знаешь об Империи Тодоте? — спросил его, ожидая незамедлительного ответа, но Дакша сжался ещё больше. — Не молчи Дакша! Что ты знаешь? — Они… они подчиняют себе всех, Властитель! — слуга всхлипнул. — Властитель Империи Тодоте, великий Вельзевул, уничтожает всех жителей неугодных планет или … — снова всхлип. — Или убивает Властителя и делает из планеты колонию! Дакша был готов расплакаться либо жалея себя, либо меня, поэтому я не стал больше терять времени и приказал ему всё сделать для того, чтобы прибывшие гости, будь они тодотейцами или не будь, оказались в главном Зале. Сам же я отправился в свою спальню, где упал на кровать, и больше всего хотел проснуться и понять, что всё снова тихо и мирно. Но этого не происходило, а время поджимало, и долго оставлять гостей было совсем не желательно, поэтому мне всё же пришлось встать. Помню, как подошел к зеркалу, возле которого в рамочках стояли фотографии моих родителей, и долго всматривался в лицо отца. «Чтобы бы ты сделал на моем месте, папа?» Ни у одного из правителей Ювенты не было такой ситуации, я совсем не знал, как себя вести. Знал только, что мне всего двадцать три и я слишком молод для смерти. Наконец, собравшись с духом, я разделся, чтобы облачиться в более нарядную, серебристую ювенту — национальный наряд моей планеты. Ювента выполняется из мягкой и тонкой ткани, длиной до самого пола, и со свободными, висящими рукавами. Ювента запахивается и подвязывается атласной, обычно яркой, лентой. Когда я шел в Зал, у меня подкашивались ноги. Не особо понимая, что и кто меня ждет, думал только об одном — мне надо быть миролюбивым и не падать на колени без гордости — я всё же Властитель Ювенты, а не рабочий на шахтах. Заплаканный Дакша ждал меня у зальных дверей и при моем появлении распахнул их. — Властитель Ювенты Каин! — голос Дакши не дрогнул, и я был очень благодарен за это. Я смотрел в высокий потолок Зала, когда шел к столу приёма, выполненному из серебра. Краем глаза видел, что там сидят, но не имел смелости посмотреть на них прямо и уж тем более — разглядеть. Честное слово, страх увидеть их затмевал всё. — Опаздываете… — это был мерзкий, будто неживой голос, и меня просто выморозило от одного слова. А ещё тогда почувствовал что-то неладное, что-то совсем выбивающееся из обычного. Навеялось такое ощущение, будто рядом со мной Чёрная Дыра, и она начала постепенно засасывать новый появившийся объект — меня. Потребовались несколько секунд, чтобы собраться, и то это не особо помогло, — ощущение просто ушло на второй план. Поправив рукава ювенты, сел за стол, который, казалось, уже не так долго будет моим. Как и весь дворец — годы принадлежности мне засасывались в ту самую Чёрную Дыру, что находилась где-то неподалёку и не оставляла мне никаких шансов на дальнейшее правление. Впрочем, надежда во мне шептала, что всё не так плохо, по крайней мере, пока. — Опаздывать не хорошо, Властитель Каин, — автор этого мерзкого голоса, чувствующий себя как дома, ухмыльнулся, и его колючие глаза сощурились. Он сидел в кресле напротив меня, в моём ещё тогда кресле, сидел расплывшимся желе, и одна из его больших рук, с кольцами на каждом пальце, сжимала подлокотник, тогда ещё мой подлокотник. Это был сам Император Тодоте — Великий Вельзевул. — Почему вы дрожите и не отвечаете? — спросил Вельзевул, явно насмехаясь. Не мог посмотреть ему даже в глаза, а тут ответить ему… В голове беспрестанно крутился всего один вопрос: «Почему именно моя планета?» — Я не боюсь принять свою судьбу — вот и всё, что пролепетал, надеясь, что он поймет. Я не хотел уничтожения всех ювентианцев и готов был положить голову под топор ради сохранения их жизней, пусть и в колонии империи Тодоте. О том, чтобы дать кровавый бой прирождённым воинам тодотейцам, не могло быть даже речи у сумасшедшего. У нас всего один военный корабль… а если верить всем тем огрызкам слухов, что я случайно подхватывал, Империя Тодоте живёт бесконечными войнами. Безумство сражаться с теми, для кого оружие — родная стихия. — Вот как… — Император засмеялся, и внутри меня всё похолодело — настолько дьявольски звучал смех. — Видимо, мы не понимаем друг друга! — воскликнул он. — Я летел сюда три декады*, преодолевая расстояние между разными концами Галактики, чтобы познакомиться с Властителем Ювенты, чтобы принять с ним пищу, поговорить о процветании. Но почему-то из всех почестей мне предоставили пустующий Зал и Властителя, белее своего серебристого халата. — Это ювента… — шепнул я автоматически, а голова уже начала кружиться от произнесённых им предложений. Единственное, что понимал даже не разумом, а интуитивно, что, кажется, это не захват. И меня охватил другой страх — вдруг Вельзевул разозлится от холодности моего приёма и погубит планету из-за этого, а не потому, что так изначально планировал? Вдруг моя нация, моя Ювента, погибнет по моей вине? Из преисполненного ужасов транса от такого рода вопросов выбил нежный, по сравнению с императорским, голос: — Отец, — и рука с длинными пальцами легла на тяжелую руку Императора так непринужденно. Я не понимал, что значит этот жест, но благодаря ему мой мир расширился и стал заметен не только Великий Вельзевул. В зале было много тодотейцев, и все они были странно одеты на мой тогдашний обычный ювентианский вкус. Было неприлично их разглядывать, но всё же это другая нация, и было любопытно рассмотреть общие их черты. Я за долю секунды пришёл к выводу, что от нас они отличаются лишь ростом и шириной плеч. Взгляд мой вернулся на руку сына Вельзевула, а потом и вовсе поднялся к его лицу. Щуплый, похожий на отца только чёрным цветом волос, он смотрел на меня, не отрываясь. И вот тогда-то я наконец и понял, откуда это ощущение чёрной засасывающий дыры — это омуты угольных глаз императорского сына, которые просто затягивали меня и отнимали мой язык. — Простите, Император Вельзевул, за мою досадную оплошность, — пролепетал я, с силой отводя взгляд от почему-то ещё больше устрашающего меня объекта — его сына. Знал, что играю по чужим правилам, когда вечером того же дня сидел рядом с Вельзевулом на пиру, устроенным в его же честь. Было много тодотейцев, пивших несусветное количество горнолы и ладуны, которые мы достали для них из наших подвалов. Они громко говорили и шутили то на общестандартном, то на своём диалекте, из-за чего их речь не всегда была понятна. Нас же, ювентианцев, было мало — лишь слуги и я; все знатные испугались гостей, как только узнали, что они из самой Империи. Заказанные танцоры развлекали приезжих, как могли, хотя я прекрасно понимал, что те наверняка видели вещи и красивее, и грациознее. Нам нечем было их удивить и нечего было им предложить, разве только горнолы и ладуны… припасённой для празднования Года Оха. Сидя возле Вельзевула, я молил только об одном — чтобы они отгуляли и уехали; покинули маленькую и тихую Ювенту и больше никогда не преодолевали расстояние из одного конца Галактики в другой. Но находившаяся неподалеку Чёрная Дыра, а точнее, прикованный ко мне взгляд мальчишки, сына Вельзевула, ясно давал мне понять, что они ещё вернутся, если вообще уедут. После празднования знакомства, такого почётного и страшного для нашей планеты, я распорядился дать всей свите Императора и ему самому, а также его сыну (имя которого тогда даже не знал) лучшие апартаменты. Всю ту оставшуюся ночь после знакомства не мог спать. Смотрел в тёмный высокий потолок, практически не моргая, и думал о своих ошибках: надо было сразу дать приказ бить в колокол и собрать всех на встречу гостей. Надо было сразу организовать пышный и доброжелательный приём, надо было показать, как мы им рады и что мы им друзья. Мне не надо было трусить. «Но как же тут не трусить, Каин?» — вопрошалось в голове голосом моего покойного отца. И ведь этот мальчишка, его взгляд … не единичный, а постоянный, преследовавший меня везде. Этот мальчик из-за своей пристальности не позволял мне нормально разглядеть его. А ещё он неимоверно, невероятно меня пугал. Они заправили свой корабль горючим и покинули Ювенту через четыре дня, и только тогда я смог вздохнуть свободно. Без постоянного напряжения в устрашающем ожидании вот-вот должных прозвучать слов Императора, что ему нравится планета и он хочет её в состав Империи, а моя голова — лишняя; и без напряжения от настойчивой внимательности его сына, который всегда и везде был рядом с ним. Уверен, что Вельзевул постоянно таскал наследника с собой, чтобы тот стал его жёсткой копией, и тогда было ещё не ясно, удавалось ли ему это. Мне, собственного говоря, не было дела до его сына, и если бы он так на меня не смотрел, я бы его совсем не замечал. Неделями после их отъезда меня терзали кошмары по ночам. Видел, как моя планета окрашивается в красный от крови ювентианцев, видел, как захватчики-тодотейцы во главе с Императором кромсают их тела и смеются, видел, как его сын душит меня, попутно утягивая душу в черноту своих глаз. Я просыпался потным и задыхающимся, и ничто не могло мне помочь. Ни одно лекарство, даваемое Дакшей, не принесло пользы или улучшения. Вспоминал своих родителей, всех моих предков и понимал, что я слишком трус для своего рода. Что я не достоин быть Властителем, и если бы не передача власти по наследству, я бы пахал в конюшне и никогда бы не видел само воплощения зла нашей Галактики. И, быть может, я бы тогда был действительно счастлив, потому что мне никогда и не хотелось быть Властителем планеты. Часто смотрел на небо, ожидая, когда же появятся тысячи военных кораблей с вооружёнными и ненасытными тодотейцами на своем борту. Готовые к крови и скорой победе… я бы сразу сдал планету, не став понапрасну сражаться и губить ювентианцев, созданных для работы в полях, а не для битв. Но кораблей всё не было. Прошло шесть декад, приближался день Года Оха, и я окунулся в приготовления к празднику. С помощью моего слуги, Кадмона, который ещё успел послужить моему деду, мы рассчитывали деньги на украшение городов, а также думали, чем заменить часть горнолы и ладуны, потраченной на тодотейцев, прибытие которых, казалось, уже было сном. — Властитель Каин! — Дакша вбежал в Зал, где мы как раз совещались со стариной Кадмоном. — Властитель! — Что случилось, Дакша? — на меня нашло дежавю, что вот он, ещё один приезд Империи. — Межпланетный звонок! — взвизгнул слуга и положил на стол, прямо на мои бумаги, маленькую коробочку с двумя кнопками. Волнение тотчас отступило, так как обычно мне звонили властители соседних планет. Поэтому в голове сразу возник образ Гоя, властителя Нуаду, и Молгога, властителя Лэй-Цзу, которые хотят со мной обсудить празднование Года Оха. Я нажал на кнопку принятия вызова без промедлений и чуть не умер прямо на месте, когда передо мной тонким листом растянулась голограмма, на который улыбался сам Вельзевул. И улыбался он весьма недобро. — Готовитесь к празднованию? — начал он без приветствий. — Да… Вы тоже празднуете Год Оха? — спросил, чувствуя, как Кадмон под столом сжал мою руку, видно от ужаса. — Нет, у нас праздники, когда мы одерживаем победы, — злобный и ироничный голос. Я рассматривал его, не зная, что сказать. Его густые брови, почти полностью лысая голова в некоторых местах еще странно сохранившая черные жесткие волосы, большой подбородок и маленькие глазки, заставляли меня всего переворачиваться внутри от омерзения. Какой же он страшный и уродливый. Этот его нос с неровной кожей, и вообще вся эта жирная, лоснящаяся кожа… — Я позвонил, чтобы предупредить вас, Каин, — обратился он ко мне без уважительного «Властитель», что, мягко говоря, считалось за угрозу, но я и не подумал его поправить, — мы навестим Ювенту в последние дни весны и ожидаем тёплого приема. Он выключился, а Кадмон так и не отпустил мою руку. Я видел его напуганный взгляд и понимал, что мой наверняка такой же. Стараясь не унывать, а ещё лучше — отвлекаться побольше, я со своим народом отпраздновал Год Оха. Я не стал никому рассказывать о втором приезде Империи, потому что народ ещё не отошёл от первого. И, хоть я и запретил это также делать и Дакше, и Кадмону, слухи всё равно поползли. Ужасные судьбы приписали себе ювентианцы, но как-то изменять жизнь, приготавливаться к вторжению никто не стал. Все просто жили, как и жили всегда, и просто ждали последних дней весны, чтобы узнать, правда это или нет. Так же делал и я. Тот же самый корабль появился в те самые дни, по плану. Я и наша ювентианская знать встречали их так радушно, как могли. Пытаясь не показывать беспокойство, я мимолётно улыбался Вельзевулу, надеясь, что на лице не проскакивает моё истинное отвращение к нему. Всё было заново… пир, танцы, горнола и ладуна… странные одежды… взгляд его сына, выворачивающий меня и потрошащий. Через пять дней они улетели, и я снова смог дышать спокойно. Вот так завелась традиция — два раза в год, весной и осенью, тодотейцы прилетали к нам, и мы праздновали это так радостно, как могли. Они ничего нам не привозили, они ничего от нас не увозили, они просто пили и веселились на нашей планете. Я раз за разом, встречая их корабль на нашей дворцовой площади, не понимал, почему именно Ювента. И так же не понимал, что именно они от нас хотят, но спросить их самих не решался. Вельзевул во время застолья порой обращался ко мне, рассказывая кровавые истории своей Империи. Например, как его отец отрезал голову самому Паду Жуткому из Горолии, который поклялся разрушить их Империю. Вельзевул смеялся, когда я спросил, где эта Горолия. Так я узнал, что Горолия — это одна из колоний Тодоте. Всего колоний у них триста двадцать. Все тайны стали явными только через три года этих посещений. Были последние дни осени, так что я с часу на час ждал прибытия Вельзевула со свитой и с сыном, имени которого мне так и не удосужился никто сказать, впрочем, я и не спрашивал. Но если уж упомнить о нём… за эти годы он вырос. Не то чтобы сильно, но стал выше меня и шире в плечах. Уже не такой щуплый, как в первый прилёт, и с немного более отросшими волосами, чем положено у ювентианцев, он предстал мне в весеннюю встречу. Чернота его следящих глаз не изменилась, поэтому я всё ещё стеснялся рассматривать его внимательно. — Не хотите ли отойти ко сну, Властитель? — Дакша зашёл в Зал, где я сидел в задумчивости и был полон ожиданий. — Да, скоро пойду, Дакша… Слуга кивнул и хотел было выйти из Зала, как я вопросом остановил его: — Что говорят слухи? — Властитель? — Дакша развернулся и вжал голову в плечи. — Говори, Дакша, я же знаю, ты всегда слушаешь сплетни. — Я поманил его пальцем. — Расскажи их мне. — Но Властитель не верит слухам, — он подошёл ко мне и упал в ноги. — Говори… говори мне насчёт тодотейцев, насчёт их визитов. — Слухи ходят, будто один из тодотейцев проболтался: они здесь потому, что в дне отсюда идёт война. — Дакша замолк и потеребил рукава своей фиолетовой ювенты. — Они воюют с конорийцами, вздумавшими создать объединённую Империю пятнадцать лет назад… говорят, тодотейцы близки к победе… Владыка Вельзевул останавливается у нас, чтобы отдохнуть перед визитом на… бойню. — Дакша громко икнул и сам этого испугался. — Почему на Ювенте? Почему не у наших соседей? Слуга покачал головой, и я разрешил ему удалиться, так ничего и не поняв толком. Они не прилетели на следующий день, и через день их тоже не было. Закончилась осень, началась зима, и погода соответствующе изменилась — ветер похолодел. Чем ближе был праздник Года Оха, тем более и более уверялся я в мысли, что тодотейцы проиграли в своей войне, и все уже давно сгинули в вечном огне Вселенной. Так им и надо. Но радовался я не долго… За два дня до самого праздника на дворцовой площади вновь опустился их грозный корабль… и не один. Около сотни не таких больших, но всё с их знаками кораблей опускались везде, где находили место, из них спускались тодотейцы, улыбаясь и смеясь. Столица стала посадочной площадкой для военного флота. Я сразу понял — это значит, что имперские войска победили. Тот Год Оха мы праздновали с ними. Точнее, мы праздновали Год Оха, а они — свою победу, очередную победу Империи, а значит, они — вновь единственная Империя в нашей Галактике. Помню, как вышел на балкон, как зачёл благословительные речи для нового Года Оха ювентианцев и в конце подытожил, что рад за тодотейцев. Хотя последнее было откровенной ложью. Меня мутило от этих историй о расчленении, которые тодотейцы повествовали ювентианцам, слушавшим открыв рты. Меня мутило и скручивало внутри от вида довольного и мерзкого Вельзевула и переворачивало по-прежнему от пристального внимания его сына, который был уже выше меня на целую голову. После произнесённой речи я вернулся в Зал дворца, где все были уже чрезмерно весёлые, налакавшись горнолы и ладуны. Прошёл меж веселящейся знати ювентианцев и тодотейцев и столкнулся с самим Вельзевулом. — О, Каин, — он всегда звал меня строго по имени, — почему вы без бокала? И щёлкнул пальцами, чтобы один из моих слуг дал мне бокал, наполненный ладуной. Я ласково улыбнулся «заботливому» Вельзевулу и постарался не смотреть на его отпрыска, который снова начал поглощать меня своими чёрными омутами. — Ваш сын тоже без золотого напитка, быть может… — начал я, но Вельзевул перебил: — Нет, Тезану лишь шестнадцать, слишком мал для таких напитков. Мне так хотелось огрызнуться: «А для крови он не мал?», но я лишь пригубил ладуну и постарался протолкнуть застрявшие в горле слова поглубже. К четырем часам утра, когда Баха начал наливаться светом, и многие ювентианцы, а также наши гости тодотейцы, отошли пьяные ко сну, я вышел на балкон, не ведая сонливости. Смотрел, как круглый Баха загорается, пока ещё едва-едва, но совсем скоро… — Вам не хочется спать? — его голос стал грубее и сильнее за прошедшие годы, впрочем, как и он сам, вероятно. Мне не хотелось смотреть на Тезана, сына Вельзевула, Императора Тодоте, и не потому, что возгорание Баха настолько прекрасно, что не оторваться. Я боялся этого юношу, хотя сам ещё не осознавал почему. — Баха у вас особенно великолепен, — Тезан встал рядом со мной, и в разрез с собственными словами смотрел он не на Баха, а на меня. Как всегда. — А у вас? — не то чтобы я хотел поддерживать беседу, просто всё лучше молчания. — Мы находимся намного дальше от него, — пауза, похожая больше на заминку, — на моей родной планете — Сах — день как у вас вечер, а ночь темнее в разы. Насколько я знал из немногочисленных бесед с Вельзевулом, Сах — это планета-столица Империи. — Надеюсь, у вас мало тех, кто боится темноты, — улыбнулся, молясь про себя, чтобы Тезан ушёл как можно скорее. — Почему вы не смотрите на меня, Каин? — и он тоже, как и его отец, отказывался называть меня Властителем. Да… властвовать мне точно оставалось недолго. — А почему вы всегда смотрите на меня, Тезан? — Потому что вы мне нравитесь, — и не такого ответа я ожидал, честное слово. Внутри меня всё как ураганом переворошило, и я не смог больше отводить взгляда от Тезана. Чистое лицо, точёное. С чуть припухлыми губами, свойственными молодости, и светлой идеальной кожей. Просто не верится, что он действительно сын мерзкого Вельзевула, просто не может быть. Тезан слишком пленителен для тодотейцев и ювентианцев, он слишком пленителен для всех. — Я знаю, вы напуганы, Каин, — он сделал крохотный шаг ко мне, и это напугало меня ещё больше, чем его постоянное внимание. — Властитель Каин, — набрался смелости и поправил, и на это Тезан снисходительно улыбнулся. — Вы ведь понимаете, что это не надолго, — ему, кажется, было весело, забавно уж точно, — Мой отец собирается завтра же отнять у вас планету и сделать Ювенту своей колонией. Меня проморозило от озвученной правды, но я знал, что так будет. Я знал, что когда-нибудь у меня отберут Ювенту. — Значит, завтра я встречу смерть? — глаза постыдно и предательски защипало. — Зачем же было так долго ждать? Можно было ещё тогда… — Нет-нет, не бойтесь, вы не умрёте, Каин, — он замотал головой и так осторожно мне улыбнулся.— Мы воевали, было не до этого. Лучше мне от этого не стало, даже наоборот — внутри всё свернулось клубочком от боязни, и к горлу начала подступать тошнота. — Насколько я знаю, тодотейцы делают колонии, убивая Властителей, а я… — Вы не умрёте, я разговаривал с отцом и… — всё это время он держал руки за спиной, а тут я увидел, что он держит небольшую шкатулку. — Это вам. Он укусил себя за губу, и я прямо чувствовал, как он ищет в моём лице ответ на вопрос: нравится она мне или нет. Я взял её, холодную и тяжелую, не понимая, что мне с ней делать. Выполненная из странного бордового металла и усыпанная драгоценными камнями, она показалась мне излишне вычурной и дорогой. Открыв её, увидел развернувшуюся модель нашей Галактики в миниатюре. Абсолютно точные копии планет, которые двигались, и это так завораживало… и как прекрасен здесь Баха. — Это невероятно… — пролепетал я не в силах оторваться от созерцания Галактики. Только немного покоробило, когда я нашел планету Сах, такую большую по сравнению со скромной Ювентой. — Я так рад, что вам понравилось. — И пальцы коснулись моих, мой мир вздрогнул, и я захлопнул шкатулку. — Простите, Тезан, я не могу это принять, — протянул ему обратно, — это слишком дорогая и полезная вещь. — Нет, — он убрал руки за спину, показывая, что точно ничего обратно не возьмёт. — Это не просто подарок, это обещание, что вы не умрёте, а станете моим. Меня по голове будто их кораблём ударило. «Что мелет этот мальчишка?!» Злость и страх заметались в душе, не находя выхода. Мне хотелось ударить этого высокомерного и слишком уверенного в себе малолетку. Ему было шестнадцать! Дети в шестнадцать только в академию поступают! Но, конечно же, я ударить не мог, ведь его отец — сам Вельзевул, хоть по внешности и не скажешь. — Тезан, — я протянул к нему руку и беспрепятственно дотронулся до его щеки. У него была необыкновенно нежная кожа. — Послушай, не надо тебе это, и вообще никому ничего не надо. Зачем твоему отцу в колонии такая далёкая и ничем не примечательная планета как Ювента? Зачем тебе, красивому и молодому, такой старик как я? — Вам всего двадцать шесть, — поправил меня, и я понял, что он многое давно обо мне знает. Наверное, даже мою родословную до пятнадцатого колена. — А в дела своего отца я не вмешиваюсь, я лишь счастлив, что он разрешил мне иметь вас. Его довольный взгляд был непробиваем для моего умоляющего. Слегка погладив его по щеке, я понял, что ничего не добьюсь от этого мальчишки, даже собственной смерти, и уж тем более, свободы. — Я хочу спать, — еле перебирая ногами, я пошёл к выходу с балкона, и он осторожно последовал за мной. — Я вас провожу, — шепнул Тезан, очевидно мня себя хозяином дворца, и я не стал с ним спорить. Он шёл за мной следом, и я чувствовал, как он снова пожирает меня взглядом. Мою спину, мой затылок… всё горело: и тело, и душа. Мне не хватало воздуха, и я был рад добраться до своей комнаты. — Доброй ночи, Тезан, — начал я закрывать перед ним дверь. — Приятного вам сна, — он сладко и широко улыбнулся, и от этого меня охватило возбуждение… от его красоты и трепета, что он может мне принести. Спать я не собирался. Быстро собрав в сумку свои любимые ювенты, а также все свои украшения, средства личной гигиены и прочее для долгого, очень долгого путешествия, я сел напротив зеркала. Моё усталое, полное безнадежности лицо было далеко не так прекрасно, как у Тезана. Впрочем, я даже в молодости красавцем не был. «Обычный, всегда обычный и ничем не выделяющейся, кроме титула, который у меня завтра отнимут. И зачем такой как я Тезану? Чтобы показывать друзьям и говорить: Это был когда-то Властитель, а теперь он чистит мои ботинки?» В Тезанову влюбленность не верилось, как ни крути — ну что это в шестнадцать лет? Пыл? Затухнет быстрее Баха к ночи. Я забрал всё, что могло пригодиться. И все деньги, которые были, и шкатулку, подаренную им… во-первых, потому что она — хороший путеводитель по Галактике, во-вторых, в крайнем случае её можно было бы очень хорошо продать на какой-нибудь планете, и, в-третьих... мне хотелось бы вспоминать Тезана. «Быть может, когда-нибудь я о нём ещё услышу, быть может, он станет ещё более великим Императором, чем его отец, и о нём сложат легенды, которые будут пересказываться во всех уголках Галактики на свой лад». Осторожно открыв свою комнату, вышел в коридор так тихо, будто вор. Вор в своем собственном дворце… Очень боялся, что Тезан проявит смекалку и поставит охрану из тодотейцев, но нет. Я беспрепятственно и быстро спустился вниз и пробрался в коридор слуг. Всё было хорошо, аккуратно ступая, я шёл до нужной комнаты и, когда проходил мимо одной, услышал восторженные ахи от соития. Удивления не было, так как я всегда знал, что мои слуги все уже пересношались. Несколько раз постучав в нужную мне дверь, за которой было тихо, я вошёл. Он спал, свернувшись клубочком на кровати и укрывшись одеялом под самую макушку. — Афарей… — сел я на край кровати и погладил его по мягким волосам. — Афарей, пожалуйста, проснись. И он проснулся. Набирающий силу свет Баха, проливающийся через окно, позволил мне разглядеть его встревоженное лицо. — Что случилось, Властитель Каин? — он легко перехватил мою руку и поцеловал в раскрытую ладонь. Ох, Афарей… мои пальцы пробежались по его обезображенному лицу, и в сердце заныла тоска. Когда-то Афарей был совершенно обычным ювентианцем, а потом случился пожар на складе с продовольствием, и следствие этого — уродливое лицо и обожжённое тело. А ещё многочисленные шрамы… когда он увидел своё отражение в зеркале, то от отхватившего его омерзения и отчаяния он начал резать себя. Красоты это ни лицу, ни телу не прибавило, но и изуродовать ещё больше уже не смогло. Я навестил пострадавших от пожара в больнице как Властитель, чтобы принести свои соболезнования по этому случаю. Афарей очаровал меня своей болью, и я предложил ему работать во дворце. Мне пришлось буквально умолять его, чтобы он согласился… а через несколько недель я умолял его уже о близости. Афарей очень ценил меня и очень нежно любил в постели. Наши ночи были редкими, но всегда особенными. — Надо бежать, Афарей… — наклонился к нему, чтобы поймать его губы. — Ты улетишь со мной? Я всё потом объясню… мало времени. Он мягко поцеловал меня и закивал — это придало мне силы для побега. Афарей очень быстро собрался, не задавая вопросов, и совсем скоро мы оказались на борту моего личного корабля. Я ненавидел летать. За всю свою жизнь пережил всего три межпланетных полета и думал, что больше никогда это делать не буду. Но всё… изменилось. В половине шестого утра мой корабль под названием «Ликий» оторвался от планеты Ювенты; моей родной планеты, на которую, как я полностью осознавал, — мне больше возврата нет. * * * Три декады — это месяц.