***
Утром выяснилось, что Маммон переживала напрасно, старый дон Тимотео все предусмотрел – и наряды, и обувь, и аксессуары. Получив свои прибамбасы, Маммон удрала в спальню и, распотрошив коробки и пакеты, впала в уныние – вместо ожидаемого костюмчика-двойки на ее размер там оказалось платье совершенно кошмарного (в глазах Маммон) вида: ворох синих шелковых оборок, длинные рукава и черный корсет на шнуровке. Поколебавшись, аркобалено быстренько разоблачилась, натянула обновку и, кое-как затянув на спине завязки, встала перед зеркалом. Пару минут она тоскливо разглядывала свое отражение, одновременно прикидывая, позволит ли босс отсидеться в замке, если сказаться больной? Верилось в это с трудом. Дверь легонько скрипнула, и в комнате материализовался Луссурия, сжимающий в одной руке шелковый палантин, а в другой – боа из перьев марабу. При виде Маммон он ахнул и в восторге прижал ладони ко рту, предварительно выронив свою ношу на пол. – Ах, малышка! – засюсюкал Луссурия, крутясь вокруг ребенка. – Какая красота! Маммон грязно выругалась и вцепилась в оборки платья, намереваясь стянуть его, но потом вспомнила, что тогда останется не совсем одетой. – Охренел что ли? – процедила она, стискивая шелк в кулачках. – Стучаться не учили? Вдруг я тут голая? Спортсмен на секунду замер. – Да, неудобно бы вышло, – согласился он, – но ты же в этом замечательном платьице... Хочешь, я тебе помогу собраться? – Нет! – рявкнула Маммон, но Луссурия уже подхватил ее пакеты и коробки, не забыв и про свои шарфы, другой рукой сжал запястье девочки и выволок ее в коридор, игнорируя протестующие вопли. Маммон некоторое время еще безуспешно побрыкалась и сдалась, шаркая босыми ногами в сторону обиталища Луссурии и молясь, чтобы по пути им никто не встретился. Добравшись до своих апартаментов, Луссурия гостеприимно распахнул дверь, впихнул в проем замешкавшуюся товарку, впрыгнул в комнату сам и захлопнул створку. Сверкнув очками и улыбкой, он, к вящему ужасу Маммон, принялся возиться с замками, приговаривая: – Это чтобы нам никто не помешал, мой котик. Маммон судорожно сглотнула. Луссурия шуршал бумагой, вытаскивая на свет божий все новые предметы одежды, о существовании которых она и не подозревала. Разложив тряпки, ремешки и прочую ерунду на кровати, Луссурия повернулся к Маммон, окинул ее тощую фигурку критическим взглядом и кинулся в атаку. Через пятнадцать минут он отступил в сторону, любуясь делом рук своих. Маммон стояла на прежнем месте, слегка пошатываясь, ей казалось, что она только что побывала в эпицентре небольшого урагана. – Потрясающе! – восторженно взвизгнул Луссурия. – Теперь последние штрихи! Сначала прическа! Маммон взъерошила свои неровно обстриженные лохмы и усмехнулась: – Ну, удачи тебе. Но Луссурия, ни капли не смутившись, усадил малявку на пуфик перед трюмо и принялся издеваться сначала над волосами девочки, а потом, после того как соорудил на ее головенке какую-то хрень из локонов, над физиономией. От косметики Маммон попыталась отбиться, но тщетно – боксер был гораздо сильнее ее. Так что аркобалено оставалось только беспомощно трепыхаться, в то время как Луссурия, зажав ее подбородок стальной хваткой, раскрашивал лицо жертвы содержимым многочисленных баночек и тюбиков. Наконец он отступил в сторонку и повернул Маммон к зеркалу. – Ну как? В первую секунду Маммон даже не поняла, что видит. Потом накатила тошнота. – Кошмар... – просипела аркобалено, в ужасе взирая на размалеванное нечто в отражении. – Зачем ты... За что?! – Да ну тебя! – надулся Луссурия и стащил ее с пуфика. – Пойдем, надо, чтоб босс оценил. – Нет! – завизжала Маммон, но боксер уже выволок ее из комнаты и теперь бодро шагал в сторону кабинета Занзаса. Босс тоже был занят сборами, но, тем не менее, разрешил войти. Луссурия впорхнул в комнату, вытолкнул вперед едва не растянувшуюся на мраморном полу Маммон и жеманно поинтересовался, явно ожидая похвалы: – Что скажете, босс? Новый образ Маммон произвел на Занзаса столь сильное впечатление, что он утратил дар речи. Скуало, исполнявший при нем роль адъютанта, вообще впал в прострацию и застыл возле кресла босса со смокингом в руках. Немая сцена длилась целых две минуты, потом Занзас пришел в себя и взревел: – Омерзительно! Выглядит как малолетняя шлюха из элитного борделя для извращенцев! Живо смой все это! Маммон открыла рот – сказать, что она ни в чем не виновата, но Луссурия, смертельно обиженный реакцией босса и потому утративший чувство опасности, вякнул: – А вы, можно подумать, часто бываете в таких местах! Откуда столь глубокие познания? …Когда ревущее пламя затушили силами прибежавших на грохот солдат и офицеров Варии, когда разобрали завалы и извлекли оттуда бессознательного Луссурию, когда Занзас, стащив с себя обгоревшие лохмотья, оставшиеся от рубашки, вышел из кабинета, сопровождаемый изрядно потрепанным и матерящимся Скуало, только тогда Маммон вылезла из-под дубового стола, где спряталась на время военных действий, и прокралась в свою комнату. Захлопнув за собой дверь, она прислонилась к деревянной поверхности и тяжело вздохнула. Откуда-то доносился приглушенный расстоянием рык босса, который требовал, чтобы «этого хренова петуха живо привели в порядок, а то он мне нужен уже через час!» Спохватившись, Маммон спешно подскочила к маленькому зеркалу и оглядела свой наряд, но дырок ни на платье, ни на чулках не наблюдалось, только некоторое количество пыли. Аркобалено отряхнулась и случайно заметила свою физиономию. Внутренне содрогнувшись, она метнулась в ванную, но чертова боевая раскраска не смывалась обычной водой. Тащиться в обиталище Луссурии не хотелось, так что Маммон, припомнив все, что ей было известно о косметике, воспользовалась дешевым кремом для рук и бумажными салфетками. Еще полчаса ушло на то, чтобы расчесать склеенные лаком и всевозможными муссами волосы. Закончив со всем этим, Маммон еще раз ополоснула лицо из-под крана, вытерлась и снова подошла к зеркалу. Вот теперь можно было показаться перед народом, не опасаясь, что кто-то свалится в обморок от потрясения или помрет со смеху. Крики стихли. Маммон выждала около получаса, засунула Фантазму в карман платья и покинула свои апартаменты. Не успела она спуститься этажом ниже, как столкнулась с Занзасом, возвращавшимся из полуразрушенного кабинета. Он зыркнул на штатного иллюзиониста исподлобья и швырнул ей в руки какой-то предмет. – Надевай и вали к тачкам. Да поживее, а то старый ублюдок развоняется. Маммон растерянно прижала к груди потертый бархатный футляр и засеменила вниз по лестнице. Уже оказавшись в салоне машины, она открыла коробку и, обнаружив там старинный гарнитур из сапфиров в платине, с некоторым сожалением подумала: похоже, босс так и не нашел себе пары на сегодняшний вечер.***
Прием начался без эксцессов и продолжался тоже без особых проблем. Гости прибывали. Мрачный как грозовая туча Занзас, вынужденный сидеть рядом с отцом, приветствовал их сквозь зубы, отчего приглашенные старались поскорей убраться из зоны видимости виновника торжества. «Что ж, – подумала Маммон, – по крайней мере, старику хватило ума и такта не сажать рядом япошку». Мелкого Савады и впрямь не было видно. Зато его папаша крутился здесь, по всей видимости, с самого утра, отдавая приказы своим людям и следя за чужими. К пяти часам вечера на первом этаже особняка и в атриуме яблоку негде было упасть. Маммон ужасно хотелось удрать отсюда, пока ее никто не узнал, но Занзас запретил хранителям отходить от себя дальше чем на сотню шагов. – Держитесь так, чтобы я мог вас видеть, – хмуро предупредил он, когда Вария в полном составе прибыла на место. – На худой конец так, чтобы видеть меня. Зачем это было нужно, никто, судя по растерянным выражениям лиц товарищей Маммон, не понял – маловероятно, что Занзас боялся покушения на свою жизнь – но вопросы задавать они не решились. Так что теперь Скуало и Леви маячили за креслом босса, толкаясь плечами с Хранителями Девятого, а контуженный Луссурия и маньячно улыбающийся Бельфегор расположились с флангов. Фран куда-то подевался, хотя Маммон ощущала его присутствие где-то неподалеку. Когда гости начали выказывать нетерпение, объявился будущий Десятый босс Вонголы со своими Хранителями и – что самое неприятное – со своим воспитателем. Естественно, едва честная компания показалась в дверях, все взгляды обратились на вновь прибывших, и про несчастного Занзаса забыли. Тимотео поднялся из кресла навстречу преемнику, сияя улыбкой сквозь усы, а парнишка, получив пинка от репетитора, сделал несколько робких шагов к креслам и тоже вымученно улыбнулся. Занзас, почерневший от ярости, прожигал Саваду взглядом, но не пошевелился и не встал с места, даже позы не изменил. Маммон от души сочувствовала боссу и одновременно радовалась, что он не спалил все на десятки метров вокруг себя. Цуна залопотал что-то на своей версии итальянского, обращаясь к Занзасу, и понять, что он говорит, было весьма затруднительно – как ни старался Реборн выучить подопечного европейским языкам, ломая об него подручные предметы, в итоге репетитор потерпел почти полное фиаско – параболическое нёбо, а так же полная неспособность Цунаеши к лингвистике оказались теми барьерами, что лучший в мире киллер не смог взять. Очевидно, что Саваде до конца жизни придется общаться с европейским контингентом через своих иллюзионистов. Ситуация у кресел выровнялась, Занзас немного утихомирился и даже не особо разозлился, когда Саваде-младшему тоже принесли кресло, поменьше и попроще, нежели у именинника. Остальных гостей тоже рассадили за столики и начали подавать угощение. Маммон слегка расслабилась и вышла на пустующую теперь галерею, стянув по дороге пирожное с подноса – встречаться с Реборном ей совсем не хотелось. Краем глаза она заметила, что остальные Хранители босса Варии тоже выдохнули с облегчением, Скуало даже вполне добродушно улыбнулся одному из узкоглазых сопляков, как его там, Ямамото, что ли? Маммон встала в самом дальнем углу галереи, но так, чтобы видеть Занзаса, как он и приказал, и стала мрачно глодать пирожное, с тоской глядя в сад сквозь арки. Поразмыслив, она достала Фантазму из кармана и посадила ее на бортик галереи. – Иди прогуляйся, только недолго, – предложила Маммон. – Когда начнет смеркаться, возвращайся. Фантазма протяжно квакнула, спрыгнула в траву и исчезла в зеленом полумраке сада. Лишившись и ее компании, Маммон совсем заскучала, да так, что даже вышла в холл, позабыв про осторожность, углядела там черную шляпу Реборна и пулей метнулась назад. Но ее уже заметили. Через несколько минут к ней с подозрительной регулярностью начали подходить какие-то дети возрастом примерно от семи до двенадцати лет, с целью, как видно, познакомиться, в основном мальчики, но пара девочек тоже изъявили готовность «подружиться». Маммон недоумевала: о чем только думали их родители, раз притащили потомство на такое небезопасное мероприятие как юбилей босса Варии. Поначалу она, собрав волю и остатки вежливости в кулак, сквозь зубы отвечала на вопросы и отклоняла различные предложения, но после третьего мальчишки терпение аркобалено иссякло, и она стала игнорировать любые попытки с ней заговорить. Большинство сопляков ее манеры отпугнули, и детишки поспешно удирали обратно к родителям, но последний ребятенок оказался ну очень уж непонятливым. Возможно, просто тупым. Мальчишка крутился вокруг Маммон, задавал идиотские вопросы и даже попытался взять ее за руку. Последнее до крайности взбесило Маммон, не терпевшую никаких тактильных поползновений, особенно от посторонних. – А ну отвали! – заорала она, отдергивая руку и проклиная немочь, не дающую использовать иллюзии. – Держи свои грабли при себе! Видимо под влиянием эмоций что-то прорезалось – Маммон заметила, как взгляд мальчишки ненадолго расфокусировался, словно он смотрел в туман, но потом – к сожалению – опять стал осмысленным. Пацан растерянно заморгал, снова уставился на девочку в синем платье и проблеял: – Хочешь, я тебе пирожное принесу?.. – Чихать мне на пирожные! – рявкнула Маммон, расстроенная тем, что дар вернулся к ней на столь недолгое время. – Я мальчишек ем, таких как ты! Дай-ка свою лапу, я отгрызу! Мальчонка испуганно вздрогнул и попятился. Маммон продолжала наступать на него, сжав кулачки, сверкая глазами и скрипя зубами, так что пацаненок наконец-то сдал позиции и сбежал. Маммон удовлетворенно вздохнула и вернулась в свой угол, предварительно найдя взглядом босса – Занзас восседал теперь во главе самого большого стола, где собрались только приближенные к трону, и выглядел подозрительно умиротворенным. Маммон уселась на бортик галереи, свесив ноги в сад. Погодка была та еще – если утром было ясно, то к полудню горизонт затянули тучи, а теперь вовсю накрапывал дождь. Фантазма, наверное, проводит время с пользой. Маммон поежилась, поглазела еще немного, как изморось покрывает лакированные носки ее туфель узором из капель и решила, что пора вернуться в помещение – атмосфера на галерее сильно посвежела, а проклятое шелковое платье совсем не грело. – Так и знал, что это ты, – сообщил кто-то за спиной, и Маммон, перекинувшая одну ногу через бортик, едва не вывалилась на мокрую траву от неожиданности. Реборну стукнуло целых одиннадцать – еще пара лет и голос начнет ломаться. Он по-прежнему не снимал свою идиотскую шляпу даже в помещении, только вот эта была побольше размером, чем старая. Хамелеон, тоже подросший, восседал теперь на плече хозяина – на полях головного убора ему было маловато места. Маммон, столкнувшись нос к носу с бывшим боевым товарищем, умудрилась совладать с лицом и молча спрыгнула на пол галереи. Потом поинтересовалась самым безразличным тоном, на который была способна: – Чего надо? Реборн усмехнулся. – Хотел узнать, отчего детишки то и дело шмыгают сюда, а потом возвращаются с пришибленным видом. – Ну и как, узнал? Теперь вали и оставь меня в покое. Киллер прислонился спиной к колонне и сложил руки на груди, разглядывая стоящую перед ним девочку. – А ничего, тебе идет, – резюмировал он, спустя минуту. – Почему всегда так не одеваешься? – Чтоб ты спросил, – огрызнулась Маммон, испытывая странную смесь гнева и смущения. – Хватит глазеть – я за погляд деньги беру. – Ну-ну, – отозвался Реборн и оглянулся, разглядывая что-то в зале. – Смотри, как бы сюда новые ухажеры не набежали. Маммон беспокойно встрепенулась, но на галерее никто не появился. – Не понимаю, почему эти спиногрызы вообще решили, что я жажду с кем-нибудь подружиться, – озадаченно пробормотала она. – Кстати, ты что, заметил меня, когда приехал с Савадой? – Нет, я вообще не подозревал о твоем присутствии здесь, можешь гордиться. Просто услышал буквально пять минут назад, как один мальчишка жаловался своему папаше, что хотел познакомиться со страшной девочкой у колонн, но она пригрозила его съесть, если он не уберется. Похоже, никто их гостей не знает, кто ты, и тебя просто приняли за дочь какой-нибудь большой шишки, вот и решили навести мосты посредством детской, хм, дружбы. Маммон страдальчески сморщилась – чье-либо внимание ей было совсем не по душе. – Хочешь сказать, они были сражены моей неземной красотой? – скептически осведомилась она. Реборн радостно оскалился. – Скорее неземной красотой твоих брюликов. Это твои? Неплохие стекляшки ты припрятала... Маммон уныло посмотрела на него и коснулась тяжелой серьги с темно-синим камнем. В другом ухе покачивалась точно такая же, а на груди красовалось массивное колье, которое пришлось обернуть вокруг тощенькой шейки два раза и застегнуть спереди, потому что иначе оно болталось бы в районе диафрагмы Маммон. По дороге на прием она пыталась объяснить боссу, что подобные украшения будут смотреться на восьмилетней девочке ничуть не лучше, чем боевой раскрас, выполненный Луссурией поутру, но Занзас ничего не желал слышать. – Быстро надевай, – рычал он, размахивая футляром, и едва не придушил Маммон ожерельем, когда пытался нацепить его на девчонку прямо во время движения машины. Серьги она вдела самостоятельно, и теперь побрякушки довольно чувствительно оттягивали мочки ушей, чиркая по оголенным плечам, что тоже не добавляло комфорта. – Не мои, – все же решила снизойти до ответа Маммон. – Дали поносить. Едва договорив, она уже успела проклясть свой длинный язык – глаза Реборна вспыхнули как уголья. – И кто же это, позволь спросить, дал тебе «поносить» гарнитур от Картье середины позапрошлого века?.. Он не успел закончить – из зала послышались вопли и грохот. Реборн молниеносно выхватил из-под полы пиджака пистолет и метнулся к столам. Маммон поколебалась немного, подхватила вспрыгнувшую на бортик Фантазму и засеменила в ту же сторону – босс, как-никак, приказал быть рядом с ним. Как оказалось, переполох устроил вовсе не Занзас, а два Хранителя Урагана – Варии и Десятого поколения – решившие в очередной раз выяснить, кто из них быстрее прикончит другого. Когда Маммон явилась к месту разборок, Занзас, пятнистый от шрамов, мертвой хваткой сжимал шею Бельфегора, а двое Хранителей Цуны – боксер и любитель длинных острых ножиков – пытались удержать рвущегося Гокудеру. Младший Савада мельтешил рядом, заламывая руки. – Все, хватит с меня, – злобно сказал Занзас и двинулся к парадному выходу, волоча недопринца за шиворот. – Я ухожу. За мной! Он вылетел под противно моросящий дождик, даже не удосужившись проверить, идут ли за ним остальные его люди.***
Оказавшись в салоне машины, Занзас первым делом выгнал оттуда всех – обоих – солдат, и сказал им: – Садитесь в оставшиеся тачки и валите. Все свободны на неделю. А вы чего встали, недоумки?! – обратился он к мокнущим под дождем Хранителям. – Живо залезайте! И едем! Капо и Маммон с Франом молча полезли в салон, причем Маммон заползла самой первой – она порядком замерзла в своем платье, а Бельфегор – последним. Леви, севший за руль, вывел машину из ворот особняка и поехал в сторону аэропорта, повинуясь приказам босса. После пары минут созерцания мокрого пейзажа Скуало поинтересовался: – И куда мы?.. – Подальше отсюда, – мрачно отозвался Занзас. Вид у него был такой непримиримый, что Маммон не решилась попросить заехать в замок или хотя бы разместиться в двух автомобилях. А ведь ей было так неудобно в чертовом платье, да еще и сидеть, будучи зажатой между боссом и Франом. В этом, конечно же, были свои преимущества, например, замерзшие ноги скоро отогрелись, а платье высохло, но все же... Словом, больше всего Маммон хотелось вернуться домой, но это было невозможно. К удивлению всех Хранителей, самолет Варии был уже на взлетной полосе, а турбины его – запущены. – Хватит пялиться, – приказал Занзас и первым поднялся на борт. – И как давно ты об этом распорядился? – спросил следовавший сразу за ним Скуало, валясь в кресло, скидывая узкие туфли из кожи антилопы и с облегчением вытягивая ноги. Остальные тоже размещались в салоне с возможным удобством. Маммон заползла на сиденье, сняла обувь и приевшиеся драгоценности и взяла плед, предложенный улыбающейся во все двадцать восемь зубов стюардессой. Капитан не преминул ущипнуть девицу за задницу, обтянутую узкой юбкой, когда она проходила мимо. Занзас, уже стоявший возле бара со стопкой виски, сделал большой глоток и вполне спокойно отозвался: – Вчера вечером. Почти сразу после звонка старикашки. Раз уж он заставил меня проводить мой день рождения, как ему угодно, не вижу причины не отпраздновать позже так, как хочется мне. Он уселся в свое кресло и прикрыл глаза. – Так... куда же мы летим, босс? – робко спросил Леви, беря из рук стюардессы полотенце. – Я же сказал, – лениво отозвался Занзас, не открывая глаз, – подальше отсюда. – А поконкретнее?.. Я к тому, что у нас не во все страны визы открыты. – Виза оплота демократии у тебя есть, – отрезал босс, – так что успокойся и заткнись. Или наоборот, как больше нравится. И оставь меня в покое – хочу отдохнуть перед тем, как начать праздновать. Маммон внимала разговору, мрачнея с каждой секундой. Похоже, Занзас всерьез решил, как он это называл, «развеяться». Чаще всего, вернее почти всегда, это заканчивалось серьезными разрушениями, членовредительством и, что самое неприятное для Маммон, большими тратами. Но босс уже явно все решил для себя, а мнение остальных его не интересовало. Кроме того, эти остальные – кроме Маммон, разумеется – были совсем не против немного повеселиться. Аркобалено отставила пустую чашку и свернулась в клубок в кресле, прижимая к себе Фантазму. Раз уж Занзас всерьез решил лететь в Штаты сию секунду, так почему бы не провести время в полете с пользой и не поспать? Спала она долго, несколько раз просыпалась, совала в рот какую-то еду, поданную девками из обслуги и засыпала снова. И пробудилась по-настоящему только от громогласных ругательств Занзаса. Он, в помятой рубашке, яростно сверкая глазами, нависал над бледным командиром экипажа. – Я не собираюсь трястись по пустыне сорок километров, мусор! – рявкал босс, потрясая кулачищами. – Или еще лучше – застрять там в пробке! – Закажи вертолет, – влез Скуало со своего места. Занзас, не оборачиваясь, со всей силы швырнул в него велюровой подушкой, но попал в стюардессу, сидевшую у заместителя на коленях. Девица взвизгнула и свалилась на пол, а Скуало разразился проклятиями. Занзас не придал значения этому небольшому недоразумению и вновь напустился на пилота: – Короче, мне плевать! Садись ближе к городу! – Но синьор! – взмолился несчастный командир. – На «Северном» нам не позволят сесть, есть возможность приземлиться только в «Боулдер сити», и это еще нам повезло. Диспетчер вообще предупреждал, что, возможно, придется тянуть до Маккарана! – Садись тогда прямо на шоссе, кретин! – Синьор! – Закрой пасть! – скомандовал Заназас, замахиваясь на пилота. – Вали отсюда! Тот шмыгнул в кабину, не решаясь больше испытывать судьбу. Занзас уселся в свое кресло, попутно съездив все еще матерящемуся Скуало по морде, и допил бутылку виски прямо из горла одним глотком. Стюардесса на четвереньках проползла мимо него и выпрямилась только возле Маммон, которая хоть и проснулась, но лежала, так и не изменив позы. Наверное поэтому девушка взвизгнула, когда аркобалено схватила ее за край юбки и спросила: – Что это за «Боулдер сити»? Где на Восточном побережье есть такой аэропорт? – На Восточном нет, – отозвалась стюардесса, смущенно улыбаясь и пытаясь поплотнее умять свои сиськи в чашечки кружевного бюстгальтера и застегнуть блузку. Вырванные «с мясом» пуговицы и лямки этому всячески препятствовали. – Зато есть в Лас-Вегасе. Она шмыгнула в подсобку, оставив Маммон переваривать услышанное. Осознав, что проклятый босс отчего-то решил отпраздновать свой чертов юбилей в одном из самых страшных для нее мест на планете, аркобалено откинула плед, выпрямилась в кресле и с холодной злобой процедила, обращаясь младшему боссу Варии: – Ради бога, Скуало, в следующий раз будь осторожнее с одеждой. Я не собираюсь выписывать чеки очередной твоей шлюхе. – Совсем охренела?! – завелся тот после секундного замешательства. – Это, между прочим, не я сделал, а наш дорогой босс! По крайней мере, она такой вернулась, когда провожала его в туалет! Маммон икнула, втянула голову в плечи и посмотрела на Занзаса – тот не пошевелился, только брезгливо посмотрел на заместителя и произнес: – Надеюсь, ты ее не целовал, недоумок, ради твоего же блага. – Скуало поперхнулся и стал хватать ртом воздух, багровея на глазах. – Расслабься, Маммон. Свои шмотки она сама порвала, торопилась очень, хотя я этой идиотке сказал, что снимать вообще ничего не надо. Будет требовать денег – пошли ее на хрен. Хотя... Лучше уволь эту дуру. Очень уж она недогадливая. Маммон молча кивнула и потянулась за ремнем безопасности – командир сообщил, что самолет заходит на посадку.***
Машина Варии мирно катила по Стрип, Луссурия и Леви спорили, где лучше остановиться: в «Палмс», в «Нью-Йорк, Нью-Йорк» или в «Луксоре», но Занзас живо пресек их препирательства, приказав ехать в «Хард-Рок». Единственное приятное событие за довольно долгое время – Маммон принесли нормальную одежду и дали поспать в нормальной кровати. Пробуждение доставило гораздо меньше радости. Когда она выползла из постели и протопала в гостиную прямо в пижаме, то обнаружила в номере одного только Франа, страшно чем-то недовольного. Обычно его физиономия была не слишком выразительна, но сейчас угрюмо насупленные брови и сжатые в одну линию губы ясно давали понять, что мальчишка зол. – Ну и что случилось? – зевнув, спросила Маммон и уселась в кресло рядом с парнем. – Где все? Просаживают состояние Вонголы на Стрип? – Если бы, – буркнул Фран, не поворачиваясь к ней. – Уже два часа как свалили и теперь шляются по Вегасу. Ублюдки. – А тебя чего не взяли? – А я несовершеннолетний, – уныло отозвался мальчишка. – Почему-то когда требуется кого-то прикончить, они об этом забывают. Маммон почесала в затылке и поинтересовалась: – А когда вернутся? – Понятия не имею. Может, вообще через неделю. По крайней мере, босс велел капитану оплатить номера на этот срок. – Не нравится мне это. Они не говорили точно, куда собираются? Может, случайно в разговоре упомянули? – Нет. Маммон сбегала в спальню, переоделась в уличную одежду и вернулась к Франу. – Как насчет этой вашей мыслеграфии, Madame? – осведомился он, завидев наставницу в дверном проеме. – По-прежнему не можете колдунствовать даже в малых дозах? Маммон промолчала. – Ясненько, – вздохнул Фран. – И какие тогда планы? Будем всю неделю пить молочные коктейли и кататься на карусельках? Или мультики смотреть? Все включено. – Нет, вообще-то я предлагаю найти нашего дорогого босса и наших замечательных боевых товарищей. И по возможности испортить им настроение. Фран присвистнул: – Ну и ну, Madame, кто бы мог подумать. Даже не боитесь боссова гнева? – Маммон пожала плечами. Под влиянием событий последних двух дней ее непоколебимая лояльность Занзасу дала трещину. – С чего начнем? – Сначала надо выяснить, куда они отправились. Хотя будет это нелегко, раз я временно утратила свои способности, а ты выслеживать людей и находить предметы так и не научился. – Просто мне неохота постигать науку рисования собственными соплями, – Маммон громко засопела от возмущения, – пусть даже она и приносит ощутимую пользу. Это во-первых. А во-вторых – сопли ни к чему, я уже запеленговал их мобильники. Мальчишка кивнул в сторону открытого ноутбука на кофейном столике. – Если верить карте, – продолжал Фран, – то они сейчас в каком-то занюханном стрип-клубе в Вегасе. Не понимаю, с чего их туда понесло. – Понятно с чего, – проворчала Маммон, разглядывая изображение на дисплее, – босс все еще бунтует, хотя вроде бы уже давно не подросток. Пошли, найдем их.***
Заведение, выбранное Занзасом, находилось в самом злачном и небезопасном районе Лас-Вегаса. Заглянув в темный проулок, где находился вход в клуб, Маммон в очередной раз подумала, что босс переборщил в своем желании доказать что-то Девятому. – Как будем действовать? – поинтересовался Фран, любуясь дверью из-за угла. – Вряд ли этот обалдуй нас пропустит. Маммон оглядела внушительную фигуру, маячившую у входа и нахмурилась: что-то тут было не так. Вышибалы обычно присутствовали во всех подобных заведениях, но занимались в основном тем, что вышвыривали на улицу начавших распускать руки посетителей и не осуществляли фейс-контроль. На их с Франом глазах бугай в черной куртке завернул двух потенциальных клиентов, выглядевших как подгулявшие офис-менеджеры, а когда те попытались прорваться внутрь, несмотря на отказ, живо набил морды злосчастным искателям приключений. – Ты иллюзионист, – пробурчала Маммон. – Отведи ему глаза, чтоб он нас не заметил. – Ну допустим. Тогда что будем делать, когда окажемся внутри? Маммон замялась. Она не совсем представляла себе, что предпримет, когда увидит Занзаса и остальных, но обида требовала отмщения. – Войдем туда, – предложила она, – и осмотримся. Когда увидишь их, дай знать. А, и держись поблизости. Первая часть плана сработала безукоризненно: охранник на входе набычился, увидев подходящих к нему детей, но тут же расслабился, скользнул по их лицам осовелым взглядом, и спокойно позволил проскользнуть за своей спиной в дверь. Дальше начались проблемы. Во-первых, полуподвальное помещение, где иллюзионисты оказались, когда спустились по короткой лестнице, оказалось весьма обширным, плохо освещенным и вдобавок набитым битком, а во вторых Фран при виде такого количества полураздетых и просто голых девок возле пилонов впал в состояние транса и застыл посреди зала, разинув рот. Маммон, по мнению которой смотреть там было абсолютно не на что, со всей силы врезала ему кулаком по бедру и прошипела: – Закрой варежку, сопляк! Забыл, зачем мы здесь?! Фран частично пришел в себя, подобрал челюсть и быстренько ответил: – Нет, я просто... э... Короче, у меня голова закружилась – тут душно. Привычная невозмутимость возвращалась к нему на глазах. Маммон с трудом подавила вспыхнувшую зависть и буркнула: – Ага, так я и поверила. Иди к стойке и сядь там, я поищу остальных. И не уходи никуда. – Я думал, мы не будем разделяться. – Теперь – будем, – отрезала Маммон и отправилась на поиски капо. В незаметности, которую ей даровала иллюзия Франа, был один, но очень большой недостаток – дважды восьмилетнюю на вид малявку едва не затоптали насмерть и бессчетное количество раз пнули. Маммон за время блуждания по залу успела проклясть нерадивого мальчишку, который не желал совершенствовать свои фантомы, считая, что и так сойдет. Офицеров Варии нигде не было видно, это тоже не добавляло оптимизма. Аркобалено уже начала думать, что Фран ошибся, и босса сотоварищи здесь либо никогда не было, либо они давно покинули это место, когда вдруг услышала знакомый визгливый смех. Луссурия, больше некому. Маммон двинулась на голос, внимательно разглядывая макушки встречающихся ей клиентов в поисках знакомого крашеного ирокеза, хотя при таком убогом освещении все посетители были на одну масть – серо-буро-малиновую. Проскользнув в очередной раз между чьих-то ног, она завидела впереди огороженный подиум, нечто вроде VIP-зоны с относительно уединенным столиком, окруженным парой клубных диванов. Все без исключения капо Варии были там. При каждом из них имелось по девке, даже рядом с Луссурией сидела одна, а у ног довольного жизнью Бельфегора расположились сразу три. Луссурия между тем вовсю щебетал что-то своей девице, она радостно улыбалась, кивала и что-то тараторила в ответ, словом, обмен культур состоялся, и кому какое дело, что боксер изъяснялся на чистом итальянском, а девушка – на румынском языке. Маммон спряталась за стул какого-то полулысого старикашки, созерцающего танец стриптизерши, одетой в три нитки бисера, и стала подсматривать за своими товарищами, одновременно прикидывая, как действовать дальше. Строить планы мешал шум, присущий подобным заведениям, вдобавок Маммон решительно не понимала, чем эти девки так приглянулись четверым недоумкам, которых она считала ни много ни мало своими друзьями, можно было найти куда более эффектных. Наиболее привлекательной была, по мнению Маммон, та, которую отжал себе Леви, остальные же обладали простецкими личиками и средней паршивости фигурами. Через некоторое время Маммон запоздало поняла, что Занзас тут почему-то отсутствует, она напряглась, нервно оглядывая горизонт и почти ожидая, что вот сейчас босс вынырнет откуда-то из полумрака, схватит ее за волосы и проревет прямо в ухо нечто угрожающее, но ничего подобного не случилось ни через минуту, ни через десять. Понаблюдав за компанией на возвышенности еще немного, Маммон решила, что предпочла бы не знать о некоторых аспектах жизни приятелей. Особенно неприятно было видеть, как Бельфегор стягивает трусики с одной из своих девиц при всем честном народе, и никто явно не собирался его за это порицать. Чувствуя, что сглупила, вообще явившись в этот проклятый клуб, Маммон сердито отвернулась и стала обшаривать взглядом помещение в надежде понять, куда подевался Занзас. К счастью, долго ломать над этим голову не пришлось, потому что Леви, пытаясь переорать грохот музыки, рявкнул: – Похоже, боссу понравилась индивидуальная программа! Он уже полчаса там сидит! Скуало довольно оскалился, оторвался от лапания своей девки, потом оглянулся и посмотрел в сторону темнеющего проема в дальнем конце зала. Он что-то ответил, но Маммон не расслышала, что именно – она быстро подхватилась и рысью побежала к заветному входу в коридор, представляя, как влетит в кабинет для приват-танцев и запищит Занзасу что-нибудь вроде «Папочка! Я хочу домой!». Разумеется, подобная выходка дорого обошлась бы ей, и являлась почти равносильной самоубийству, но помечтать-то можно? Коридорчик был маленький и узенький и заканчивался небольшой комнатой с дверьми в каждой стене – всего их было три штуки, если не считать неприметной дверцы в самом коридоре. Маммон сунулась в левую дверь, но она оказалась заперта. Аркобалено выругалась и подошла к средней – эта была открыта, но обществом двух грудастых девиц там наслаждался не Занзас, а какой-то толстопузый мужик в мятом коричневом костюме. Босс нашелся за правой от входа дверью, тоже почему-то незапертой. При виде женщины, томно изгибавшейся у шеста напротив Занзаса, сердце Маммон наполнилось чернейшей завистью. Танцовщица была отлично сложена, почти идеально, что было очень просто разглядеть, так как одежда на ней отсутствовала начисто. Еще у нее были длинные стройные ноги, можно сказать совершенных очертаний, с маленькими изящными ступнями. Грудь, хоть и не слишком большая, но красивой округлой формы. Лицо тоже не подкачало: миндалевидные глаза, тонкий нос с горбинкой, скульптурные скулы и крупный рот говорили о примеси индейской крови. С огромным трудом взяв себя в руки, Маммон как можно более отстраненно подумала, что с такими внешними данными девка могла бы найти себе призвание где-нибудь подальше от этого занюханного стрип-клуба. Тем более удивительным было поведение Занзаса – он почти дремал в кресле, стопка с виски в его руке опасно накренилась, и ее содержимое грозило вылиться на вытертый ковролин невнятного оттенка. Девушка грациозно спрыгнула на пол с подиума и склонилась над клиентом. – Эй, приятель, – позвала она, тот что-то невнятно промычал, не поднимая головы и сонно засопел. Тогда девушка пихнула Занзаса в грудь двумя пальцами, вернее попыталась – не успела она коснуться рубашки босса Варии, как тот молниеносно ухватил ее за кисть и с силой вывернул. – Пусти! – взвизгнула девица, валясь на колени, чтобы поменьше травмировать заломленную руку. – Пусти, козел! Сейчас охрану позову! Занзас наконец-то понял, что нападать на него никто не собирается, и разжал пальцы. – Ну зови, – нетвердым голосом проговорил он, итальянский акцент в его английском проступил сильнее, видимо от выпивки. Девушка отползла в сторону и быстро вскочила на ноги, потирая запястье. – Придурок! – свирепо прошипела она. – Да когда я Айзеку об этом скажу, от тебя мокрого места не останется! Занзас пожал плечами, осушил свою стопку и поудобнее устроился в своем кресле с явным намерением подремать еще. Танцовщица подобрала какие-то лоскуточки – сценический костюм, не иначе, сделала пару шагов к двери и вдруг застыла. На ее точеном личике появилось выражение удивления, смешанного с замешательством. Маммон похолодела – девка смотрела прямо на нее. Да нет же, не может быть, иллюзии Франа надежны в целом, ее никто не мог видеть! – А... Эй, парень! – позвала стриптизерша, слегка повернув голову к Занзасу, но не сводя взгляда с Маммон. – Это твоя девочка? Детям тут не место... Дальше Маммон не слушала, она опрометью кинулась в коридор, а потом через весь зал к бару. К сожалению, надежда на то, что «личная» стриптизерша Занзаса увидела ее в силу врожденной невосприимчивости к иллюзиям, улетучилась, едва аркобалено услышала пьяный голос: – Эй, тут чей-то ребенок потерялся... Уже у барной стойки Маммон поняла в чем дело: проклятый Фран решил всем доказать, что он уже взрослый и заказал себе выпивку. Он окосел после первого же глотка и теперь с трудом понимал, где находится, какие уж тут иллюзии. Маммон с возрастающей тревогой подумала о Скуало и Бьякуране, чьи жизни мальчишка поддерживал вместо нее, но испугаться как следует не успела, потому что в клубе начали происходить события, явно не входящие в предусмотренную администрацией программу развлечений. Со стороны входа послышались вопли и грохот и зал клуба внезапно наполнился вооруженными до зубов людьми в шлемах и бронежилетах. Некоторые из них размахивали золочеными значками и орали «Полиция!» и еще что-то про наркоту. Они очень быстро начали ловить и укладывать на пол всех, кто попадался им под руку, как клиентов, так и сотрудников заведения, включая полуголых танцовщиц. Маммон ухватила шатающегося Франа за руку и что было сил ущипнула тыльную сторону ладони. Мальчишка взвыл от боли и слегка пришел в себя. – Бежим! – взвизгнула Маммон и потянула парня к дальнему концу зала. Пробегая мимо «эксклюзивных» столиков, она заметила, что капо Варии уже покинули свои места и теперь активно прорываются к выходу. Серебряная шевелюра Скуало мелькала в толпе, служа отличным маяком. – Пошли за ними, – громко предложил Фран. – Зачем ты вообще нас сюда притащила? – Затем, что через главный вход никак, он наверняка перекрыт! К тому же с ними нет босса! Он наверное там остался, в проклятом кабинете! – Ты думаешь, тут есть запасной выход? – Маммон кивнула и вбежала в коридорчик. Фран последовал за ней и, оглядев комнатушку-предбанник, добавил: – Не похоже что-то. Логичнее предположить, что он за баром находится. – Может и так, но нам нужно забрать босса! – выпалила Маммон, распахивая левую дверь. – Нельзя, чтобы его сцапали легавые! Стриптизерши в кабинете уже не было, так что оба иллюзиониста просто вошли внутрь. – Может, он уже давно на улице... – недовольно проговорил Фран, но тут же заметил спящего Занзаса и закончил: – Не важно. Маммон, позабыв о том, что будить босса почти всегда не безопасно, подскочила к креслу и принялась теребить рукав начальства. – Босс, просыпайтесь! – умоляюще залепетала она, надеясь, что Занзас выпил не слишком много – после трех литров виски его нельзя было разбудить даже пальбой над ухом. – Вставайте, слышите?! Когда Маммон уже отчаялась, босс вдруг открыл глаза. – Какого?.. – начал он и очень тихо пробормотал какое-то слово, видимо, нехорошее. – Что ты здесь делаешь, малявка? Тебе кто разрешил сюда приходить? – Потом он заметил Франа. – И тебе тоже? – Босс, нет времени на это! – затараторила Маммон, цепляясь за занзасову руку. – Мы должны уйти отсюда! Местные полицейские устроили рейд на это заведение и, возможно, не только на него! Зря вы сюда пришли! Занзас прислушался к шуму снаружи и снова выругался. – Когда начался рейд? – резко спросил он и сразу же кивнул Франу: – Мусор, разведай обстановку. Фран исчез за дверью, а Маммон заморгала. Только что босс расслабленно восседал в кресле, а мгновение спустя уже стоит на ногах, напряженный и собранный, разве что сорочка немного помялась, и волосы растрепались. – Минут десять назад, – ответила аркобалено, глазея на Занзаса, который сначала медленно, со вкусом потянулся, а теперь разминал пальцы. – Хорошо что я нашла Франа немного раньше. Интересно, почему именно сюда нагрянули эти чертовы слуги закона? – Потому что здесь отмывает деньги наркокартель Хуареса, – спокойно проговорил босс и, завидев вернувшегося Франа, поднял бровь: – Ну и? – Сюда идут трое космонавтов, хотя основные их силы сосредоточены в главном зале и у бара. Пожалуй, Madame, вы были правы, когда увели меня оттуда. Что будем делать, босс? Вместо ответа Занзас спросил: – А где остальные придурки? Ты их видел? – Капитан и остальные вовсю стараются, чтобы копы не скучали. Наверное, пытаются отвлечь внимание от этих помещений... – Урроды... – Босс скрипнул зубами. – Вы двое займитесь легавыми. А я... Маммон, где девка? – Которая? – растерялась та. – Их тут много... – Та, которая здесь крутила задницей и которая тебя засекла. Не строй оскорбленную невинность, я знаю, что ты тут была недавно. Маммон покраснела, хотя, на ее счастье, разглядеть румянец при таком освещении было невозможно. – Я не знаю, босс, – пробормотала она. – Я не видела ее с тех пор как... ну, в общем, ушла отсюда... – Черт! – Занзас скрипнул зубами, схватил со столика у кресла раскупоренную бутылку виски и надолго приложился к горлышку. – Эта сука – любимая шлюха одного из боссов Хуарес. Я-то надеялся прихватить ее, но эти гребаные ублюдки-легавые... – Так вот зачем вы сюда пришли! – осенило Маммон. – В числе всего прочего, – ухмыльнулся Занзас, вытащил из-за пазухи «глок» и встал у двери. – Вы заранее знали, что здесь к чему? – Конечно нет. Просто венценосный мусор пощекотал одного вонючего латиноса в переулке неподалеку, и тот начал заливаться соловьем, что картель нас выпотрошит, а наши головы насадит на колья. Теперь это его башке кола не хватает, хе-хе. Маммон поморщилась. Подобных инцидентов с Бельфегором давно не было, и вот пожалуйста. – Что здесь делает Хуарес? – спросила она. – Я думала этот их «Новый» картель базируется в основном в Техасе. А это Невада. Да и до границы не совсем рукой подать. – Видать, решили продвигаться на северо-запад. – Занзас приложил ухо к двери. – Выходим на счет три.***
Едва оказавшись на улице за клубом, где почему-то не было полицейских, Занзас немедленно устремился вслед за убегающей стриптизершей, той самой, что исполняла перед ним приватный танец. Правда, теперь она была одета. Маммон крикнула Франу, чтоб он нашел остальных, а сама засеменила по следам босса, который уже скрылся за углом. Занзас быстро отыскался, он загнал девку в тупик между парой мусорных контейнеров и медленно надвигался, держа ее на прицеле. Маммон навострила уши, но ничего беспокоящего не услышала. Она осторожно вылезла из-за угла и только хотела окликнуть босса, как вдруг он рухнул ничком, словно подкошенный. Маммон окаменела от ужаса, подавившись воплем, и уставилась на распростертое тело. Все мысли улетучились. Словно во сне она наблюдала, как женщина, мгновенно сменив испуганно-загнанное выражение лица на самодовольное, приближается к Занзасу, забирает «глок» из его безвольной ладони, потом достает мобильный и что-то говорит в него по-испански. Спрятав телефон, девка наклонилась над поверженным боссом Варии и насмешливо спросила: – Ну как, понравилась выпивка? – А ну назад! – тонким голосом взревела Маммон, наконец-то обретя способность шевелиться. – Отойди от него, сука, а то пожалеешь! Женщина увернулась от брошенной пивной банки и цепко ухватила аркобалено за руку. – Упс, – сказала она, рассмотрев девочку получше, – неудачно вышло, детка. Это твой папа? Ответить Маммон не успела, потому что в тупичок въехал черный внедорожник с тонированными стеклами и затормозил у самого тела ее босса. Оттуда выскочили двое мужчин латиноамериканской наружности, подхватили Зназаса под руки и запихнули в салон. Третий молча рассматривал Маммон, которая отчаянно пыталась вырваться из хватки стриптизерши. – А это кто? – Видимо, его дочка. – Женщина кивнула на джип. – Он, наверное, сильно к ней привязан, раз даже в клуб притащил. – Тем лучше для нас. Будет посговорчивее. С детьми всегда так. Поняв, что их с боссом ожидает, Маммон вцепилась зубами в руку танцовщицы и когда та, вскрикнув от боли, разжала пальцы, бросилась бежать со всех ног – нужно было доставить вести Скуало и остальным. Удрать не удалось – через несколько секунд ее поймали. Маммон принялась брыкаться что было сил и попыталась заорать, цапнув руку, зажимающую рот, но тут главарь залепил ей такую затрещину, что она на некоторое – довольно продолжительное – время отрубилась и окончательно пришла в себя только через несколько часов, когда стемнело. Который теперь час, и где она сейчас находится, Маммон не могла бы узнать при всем желании. Она смогла определить только, что сидит на коленях какого-то мужика в салоне внедорожника, а за окнами машины безраздельно царит ночь. Единственное, что нарушало непроглядную тьму – огоньки на приборной панели авто, фары, вопреки всем законам, были выключены. Маммон, стараясь не шевелиться, незаметно осмотрелась, особенно уделяя внимание светящимся датчикам в передней части салона, но напрасно потратила время и усилия – водитель не пользовался навигатором, а на табло приемника, вещавшего на испанском, виднелись только цифры, обозначавшие частоту радиостанции. От безысходности Маммон принялась наблюдать за спидометром: его стрелка ни разу не превысила, но и не опустилась ниже отметки в шестьдесят миль. Занзас сидел тут же, буквально в нескольких сантиметрах от нее. Он по-прежнему пребывал в бессознательном состоянии или спал под воздействием наркотика, а его запястья были туго стянуты пластиковыми наручниками. Латинос, державший Маммон, заметил, что она очухалась, и что-то сказал по-испански. Его приятели, включая стриптизершу, восседающую рядом с водителем, рассмеялись в ответ на его реплику, а Маммон затряслась от страха и бессильной ярости. Если бы только ее пламя не угасло! Тогда бы она живо разобралась с этими выродками-метисами, и они с боссом преспокойно отправились бы домой... Чтобы не впасть в отчаяние, она принялась мечтать, что сделает с похитителями, когда (про «если» Маммон старалась даже не думать) ее способности вернутся. Аркобалено пощупала языком изнутри все еще саднящую после удара щеку и решила, что главаря она заставит сожрать его же собственные мозги ложкой. Или, может, его яйца. Тоже неплохо, и, кстати, меньше возни, нежели с черепом. Главарь, а именно он держал Маммон на коленях, легонько встряхнул девочку и что-то спросил. Аркобалено промолчала. Она почти не знала испанского, хотя в совершенстве владела итальянским и немного – сицилийским, а все эти языки принадлежат к романской группе. Женщина впереди повернулась, опираясь локтем на спинку сиденья, и сказала ему по-английски: – Она тебя не понимает. – И обратилась к Маммон: – Мой друг спрашивает, кем твой папа работает? Не дождавшись ответа, она заметила: – Как бы то ни было, на копа он не слишком похож, даже под прикрытием. К тому же я никогда не слышала, чтоб легавые таскали с собой на задание своих детишек. Главный ухватил Занзаса за волосы и повернул его голову так, чтобы получше рассмотреть лицо в скудном свете. Маммон завозилась и попыталась ухватить мексиканца за рукав, чтобы он не трогал ее босса, но тот с коротким смешком вырвался из слабой хватки и отвесил девчонке очередную оплеуху. Аркобалено зашипела от боли, а главарь снова выдал какую-то фразу, конец которой потонул во всеобщем хохоте. Веселясь, похитители совсем утратили бдительность и не заметили, что их скованная жертва очнулась. Первым делом Занзас от души врезал локтем по морде бандиту слева. Послышался отвратительный влажный хруст, и латинос, мгновение назад радостно хохотавший над шуткой своего босса, обмяк на сиденье. Нос его был расплющен в кровавое месиво. Маммон, воспользовавшись тем, что рука главаря не слишком крепко охватывает ее талию, соскользнула с его колен на пол машины и забилась под сиденье в тот же момент, когда Занзас начал действовать. Очень вовремя, потому что следующим досталось именно ее обидчику – босс схватил его за шиворот и пару раз с силой долбанул башкой о спинку переднего сиденья. Выведя двоих похитителей из строя, Занзас ухитрился сломать наручники, удерживающие его руки, и занялся оставшимися противниками. Все действия заняли несколько секунд, так что водитель и девица рядом с ним банально не успели среагировать – были слишком ошарашены. Правда, девка в конце концов ухитрилась выхватить пистолет, причем тот самый, что она взяла у Занзаса, но это ей не помогло – босс Варии без промедления сломал ей руку и выхватил оружие, а потом сразу же прострелил голову водителя. Труп навалился на руль, машина развернулась на полном ходу и слетела с обочины, закувыркавшись вниз по насыпи. Маммон завизжала, когда пол и потолок внезапно поменялись местами, а сверху на нее свалилось бесчувственное тело главаря похитителей, треснулась обо что-то своей многострадальной башкой и на несколько секунд потеряла сознание.***
Рядом кто-то стонал. Маммон с трудом открыла глаза и тут же поняла, что сейчас задохнется – что-то тяжелое придавливало ее к неровной поверхности, где она лежала. Девочка уперлась ладонями в грудь человека, развалившегося поверх нее и попыталась выползти из-под этой туши. Спина болела, голова вообще раскалывалась, но Маммон старалась не обращать внимание на неудобства – нужно было сваливать отсюда. Она почти выбралась наружу сквозь разбившееся окно лежащей вверх днищем машины, даже не поцарапавшись об осколки, но тут кто-то ухватил ее за лодыжку. Маммон вскрикнула и повалилась на спину, дергая ногой и отчаянно пытаясь вырваться. Она вцепилась в жесткую траву и попыталась удержаться, но некто, злобно ругающийся по-испански, неумолимо затягивал ее обратно в разбитый салон внедорожника. Рядом прогремел выстрел, голова, торчащая из окна, дернулась и упала на песок, а пальцы, удерживающие ногу Маммон, разжались. Потом кто-то схватил девочку за капюшон толстовки и оттащил подальше от машины. – Сиди здесь, – велел ей здоровенный силуэт в белеющей во тьме сорочке голосом Занзаса и направился к поверженному внедорожнику. Он обошел машину и исчез из виду. Послышались еще выстрелы, и хныканье, раздававшееся оттуда, стихло. Занзас вернулся через пару минут. Маммон ухитрилась разглядеть, что он что-то делает со своей рубашкой, и поняла, что босс стирает отпечатки с оружия. Закончив, он швырнул «глок» к машине и сказал: – Уходим. – Вы уверены, что стоит оставлять пистолет здесь, босс? – спросила Маммон, с трудом поднимаясь на ноги. – Это же еще та улика... – Он не зарегистрированный. – Занзас повернулся и зашагал к дороге. – Тогда... Может, поджечь машину?.. – Еще чего. Эту падаль в любом случае опознают. Раньше или позже это произойдет, никакой разницы не играет – мы уже будем далеко. – А если не опознают? – А это будет совсем хорошо. – Занзас резко остановился, заметив, что девчонка почему-то за ним не идет, а вместо этого вернулась к машине. – Что ты делаешь, дурища? – Ищу ваши документы, босс... – Какие к чертям документы, я же их в отеле оставил... Маммон на секунду застыла, где-то в глубине ее сознания начала сформировываться страшная догадка о том, что теперь они с боссом в куда большей беде, чем были полчаса назад, когда сидели в машине с боевиками наркокартеля. Аркобалено побежала за боссом, судорожно распихивая по карманам пайты взятые с тел бандитов вещи. – А мобильный у вас с собой? Занзас хмыкнул. – Нет. Оставил патлатому мусору. – Он выбрался на пустынную трассу и посмотрел на Маммон, которая еле ковыляла вслед за ним. – Шевели ластами, малявка. Долго мне еще торчать здесь? Маммон молчала, опустив голову. – В чем дело? – резко спросил Занзас. Злость на весь мир, слегка притихшая, когда он прострелил башку шлюхе-метису, начала разгораться с новой силой. – Давай уже, показывай свои фокусы. Свяжись с этим французским жабенышем или сделай еще что-нибудь эдакое. Девчонка издала звук, подозрительно похожий на всхлип, и покачала головой. – Хватит башкой мотылять, дура! – прорычал Занзас. – И вытри сопли! Знаешь ведь, что я это ненавижу! Соберись и делай свое дело! – Простите, босс... – простонала Маммон. – Я... не могу... Она с ужасом прислушивалась к тяжелому дыханию, скрипу зубов и хрусту судорожно сжимаемых кулаков босса, ожидая, что вот сейчас он если и не убьет ее на месте, то сильно покалечит. – Что ты не можешь? – почти спокойно проговорил он наконец, видимо, справившись с собой. – Не могу... связаться с остальными... – Почему?! – Понимаете, босс, мое пламя... Я не знаю из-за чего, но оно угасает... Маммон замолчала, не зная, что еще добавить. Занзас некоторое время таращился на нее, затем сделал молниеносный выпад, схватил девочку за волосы и запрокинул ее голову назад, внимательно вглядываясь в лицо. Что он там надеялся увидеть в темноте, Маммон не понимала. Прежде, чем она успела испугаться как следует, босс выпустил ее челку и отступил назад, издав звук, похожий на смешок, только с оттенком горечи. – И правда угасает... – пробормотал он. – Теперь понятно, почему я его не чувствую в последнее время. Занзас пересек дорогу и уселся на ее обочине, прямо на землю. Перевернутый внедорожник с четырьмя трупами неподалеку совсем его не беспокоил, равно как и то, что кто-нибудь может увидеть его рядом с местом преступления. Маммон бочком-бочком приблизилась к начальству и робко притулилась неподалеку. Занзас не пошевелился.***
Время шло. Шоссе оставалось абсолютно пустынным, что даже с поправкой на очень поздний час было весьма подозрительно. Босс хранил молчание и неподвижность. Маммон, сидя рядом на обочине дороги посреди пустыни и ежась от ночного холода, печально размышляла о превратностях судьбы. Кто бы мог подумать, что ее жизнь кардинально изменится всего за несколько часов? Занзас неожиданно поднялся на ноги и быстрым шагом двинулся вперед по трассе. Он успел отойти достаточно далеко, прежде чем Маммон спохватилась и позвала: – Босс?.. Вы куда?.. Занзас промолчал. Он продолжал идти, не сбавляя скорости, и Маммон, побоявшись, что вот-вот останется сидеть тут в одиночестве, побежала за ним. Босс мерно шагал по асфальту, а Маммон изо всех сил старалась не потерять его из виду. Выдерживать его скорость шагом она не могла и периодически срывалась на бег, чтобы совсем уж не отстать и не потеряться, так что примерно через полчаса совсем выбилась из сил. Дважды мимо проезжали какие-то автомобили, но ни один не остановился, чтобы узнать, не нужна ли помощь двум пешеходам, и Маммон окончательно пала духом. Они шли уже довольно долго и миновали какой-то щит с надписями. На темном фоне белыми буквами было выведено: «Entering Navajo County». Ниже, под белой чертой красовалась другая надпись – «Winslow City limits». По крайней мере мы еще в Америке, подумала Маммон и попыталась вспомнить, в каком именно штате находится этот город или хотя бы указанный округ, но ее географических познаний явно не хватало. Пока она шаркала, еле поспевая за боссом, впереди на горизонте замерцали какие-то огоньки, рядом неожиданно затормозил пикап, из окна высунулся дядька в засаленной кепке и любезно предложил «подбросить» их до города. Занзас молча влез в машину, уселся радом с водителем и захлопнул дверь прямо перед носом еле живой от усталости Маммон. Та растерянно уставилась на грязно-белую поверхность, но удариться в панику не успела, потому что мужик в бейсболке возмутился: – Слушай, приятель, ты ничего не забыл? Босс Варии одарил водилу свирепым взглядом, но тот то ли не заметил, то ли не понял, в чем дело, и продолжал зудеть, так что Занзасу пришлось снова открыть дверцу и втащить Маммон в салон. От злости он с такой силой сжал ее плечо, что аркобалено едва не вскрикнула от боли, когда босс усадил ее на свои колени. Добрый самаритянин за баранкой удовлетворенно кивнул и надавил на газ. – Как вы тут оказались вдвоем в такое время? – осведомился водитель, отъехав подальше. Занзас продолжал угрюмо помалкивать. Сообразив, что они с боссом выглядят все более подозрительно, Маммон решила поправить ситуацию и пропищала, старательно изображая маленькую девочку в беде: – Наша машина вдруг заглохла, мистер... Спасибо, что подобрали нас. – Называй меня Тедди, – добродушно предложил дядька. – У меня внучка есть, твоего возраста – Джордан. А тебя как зовут? – Э... Рони. Занзас негромко фыркнул, но опять промолчал. Тедди ничего не заметил и спросил: – Рони это сокращенно от Вероники, да? – Ага... Маммон закусила губу – это имя она услышала вчера, когда они с Франом ехали на автобусе в Вегас. Какая-то мамаша пыталась утихомирить вопящую девчонку примерно пяти лет от роду и за полчаса, пока продолжалась поездка, произнесла слово «Рони» не менее пятидесяти раз, чаще всего во фразах «Рони, успокойся!» и «Рони, замолчи!», так что оно, можно сказать, у Маммон непроизвольно вырвалось. – Вы откуда? – не унимался Тедди. – Ну... Мы были в Лас-Вегасе... Мужик окинул взглядом Занзаса, уделив пристальное внимание его заросшей щетиной физиономии и понимающе хмыкнул. – Ясненько. Теперь домой возвращаетесь? – Угу. – А где живете? В Финиксе? – Да, – снова сказала Маммон, вновь попытавшись вспомнить, где есть такой город. Заподозрив, что Тедди и дальше будет доставать ее расспросами, аркобалено притворилась, что задремала. Лучше бы она этого не делала, потому что водила переключился на Занзаса. – Неласково ты со своей малышкой обращаешься. Чуть не забыл ее на дороге. – Не забыл, – наконец-то соизволил ответить Занзас, который сразу же разгадал нехитрую уловку Маммон. – Она бы и в кузове прекрасно расположилась. Маммон втянула голову в плечи. – Чего?! – возмутился Тедди. – Она же ребенок! Знаешь что, я, конечно, не любитель соваться в чужие дела, но таких, как ты, я бы родительских прав лишал! Занзас ничего не ответил. Водитель тоже заткнулся и уделил все свое внимание дороге, громко сопя от возмущения и что-то бормоча себе под нос. Высадив их через некоторое время неподалеку от центра городишки Уинслоу, он высунулся из окна и заявил угрюмому Занзасу: – Если не знаете, где переночевать, тут поблизости есть недорогой мотель. И скажи спасибо, что я не спросил вашу фамилию, чтобы рассказать о твоем поведении шерифу. Он укатил прежде, чем разъяренный Занзас успел предпринять что-нибудь разрушительное, к огромному облегчению Маммон. Босс еще пару секунд злобно пялился вслед уехавшему пикапу, а потом двинулся по улице, но не в сторону мотеля, а к ближайшему бару. После вынужденного признания горе-иллюзионистки он с ней так ни разу и не заговорил, продолжая игнорировать. Маммон это почему-то тяготило так сильно, что словами нельзя было передать. Уж лучше бы орал и пытался поджарить своим чертовым пламенем, тоскливо думала она, тащась вслед за Занзасом. Бар не функционировал по причине весьма позднего времени. Если верить табло на мобильном одного из мексиканцев, который Маммон в числе всего прочего прихватила с места аварии, было два часа ночи. Занзас злобно выругался, увидев табличку «Закрыто», и развернувшись, пересек дорогу, направляясь к круглосуточной, судя по вывеске, закусочной. Заведение пустовало, что в общем и неудивительно – кому взбредет в голову лакомиться позавчерашними сосисками с пересохшей горчицей посреди ночи? Занзас подошел к длинной стойке, взгромоздился на стул и приказал: – Стейк из парной телятины, с кровью, да поживее. Единственная представительница здешней обслуги – толстая черная тетка средних лет с желтой газетенкой недельной давности в руках – оторвалась от своего чтива, окинула пропыленного и потного Занзаса презрительным взглядом и поинтересовалась: – А еще чего не желаешь, итальяшка? – Да, – мрачно отозвался тот, – галлон скотча. Или бурбона, на худой конец. – Извини, дорогой, спиртное не подаем – лицензии нет. – Тогда кофе, или что тут у вас подают. Да пошевеливайся ты! – Ну-ка полегче, красавчик, – осадила тетеха. – Сбавь обороты. Это во-первых. Во-вторых – покажи-ка мне свои деньги. А то... Минутку, это твоя девочка? Занзас оглянулся и увидел жмущуюся возле входной двери Маммон. Вид у нее был такой потрепанный, что мог бы вызвать жалость у любого. Кроме Занзаса. Он повернулся обратно к стойке и процедил: – Она не со мной. И тут с Маммон впервые за многие годы и даже десятилетия приключился казус – она позорно разрыдалась. Да так, что даже не удержалась на ногах и осела на не слишком чистый пол закусочной. Она тщетно пыталась успокоиться или хотя бы выть потише, но напряжение из-за многомесячного стресса, порожденного угасающими способностями, помноженное на события последних дней, особенно похищение и аварию, требовал хоть какой-то разрядки. Аркобалено прикусила костяшку пальца, стараясь заглушить рыдания и почти физически ощущая растущую с каждым ее всхлипом ярость босса, а потом ее кто-то обнял – наверное, первый раз в жизни. – Ну-ну, не плачь, маленькая, – негромко сказала официантка, утирая слезы Маммон своим передником. – Этот дядька тебя обидел? Сейчас мы вызовем шерифа и... – Нет, нет! – Маммон замотала головой и попыталась отпихнуть тетку. Только полиции еще не хватало. – Не надо шерифа! Это мой... папа. Только он... рассердился на меня... Практика показывала, если смешать ложь с небольшим количеством правды, люди всегда верят. Почти. Краем глаза Маммон заметила, что босс развернулся на табурете и прожигает ее ненавидящим взглядом. «Да и черт с тобой! – с тоскливой злобой подумала она, понимая, что после всего произошедшего если и выживет, то в Варию ей путь заказан. – В одиночку ты точно пропадешь!» Проблема заключалась в том, что в одиночку и без пламени она и сама бы недолго протянула. В лучшем случае – отправилась бы в приют. Опять. – Хорош папаша! – сердито сказала официантка, поднимая девочку на ноги. – Пошли, я помогу тебе умыться. В крохотной, грязноватой и темной уборной, пока чернокожая матрона отмывала ее физиономию и руки холодной водой, Маммон исполнила душераздирающую историю о том, как они с «папой» проводили выходные в Лас-Вегасе и нечаянно увидели нечто опасное, после чего их похитили люди ярко выраженной латиноамериканской наружности и куда-то повезли, но, к счастью, машина перевернулась, и все бандиты погибли. – А мы убежали, – закончила аркобалено. Она очень рисковала – в случае, если у официантки уж очень активная гражданская позиция, то разборок с полицией не миновать, но все обошлось. – Да уж, – задумчиво проговорила женщина. – Эти чертовы латиносы совсем распоясались. Месяц назад моего племянника и двух его друзей застрелили прямо среди бела дня, просто так. А мама твоя где, кстати? – Умерла, – быстренько ответила Маммон. – Мы с папой одни живем, в Финиксе. Папа думает, нам нельзя пока домой возвращаться – слишком опасно. – Понятно. Ну-ка идем, поговорим с твоим папой.***
– Ну и где моя гребаная еда? – поприветствовал их Занзас, когда Маммон с официанткой вернулись в зал. – Потерпи немного, засранец ты эдакий! – снова завелась подавальщица. – Твой ребенок пережил такое испытание, имей совесть!.. Что за черт, откуда гарью пахнет? Маммон с ужасом увидела, как пластиковая столешница под ладонями босса начала чернеть, а его глаза сделались почти оранжевыми от ярости, и заверещала: – Пожалуйста, принесите что-нибудь! У нас есть деньги! Тетка смерила Занзаса подозрительным взглядом и удалилась на кухню, оставив трясущуюся Маммон наедине с ее боссом. Скорее всего уже бывшим. Тот, не обращая на «дочку» ни малейшего внимания, брезгливо осмотрел почерневшую и оплавленную поверхность стойки и пересел на другой стул, подальше. Вернулась официантка, таща в руках перегруженный поднос. – Парной телятины не нашлось, – объявила она, бухнув перед Занзасом тарелку с толстенным ломтем мяса, явно пережаренным, – так что вот тебе свинина из морозилки. А тебе, малышка, – продолжила тетка, – оладьи с малиновым сиропом и омлет, кушай. Женщина быстренько подхватила Маммон под мышки и усадила ее за стойку рядом со свирепеющим на глазах Занзасом. Аркобалено предпочла бы расположиться где-нибудь подальше от босса, например в другом штате, а еще лучше – на другом материке. Пока тетка, сюсюкая, запихивала еду в рот вяло сопротивлявшейся Маммон, Занзас произвел ревизию яства, поданного ему, потыкав свинину вилкой, и злобно сказал: – Я не буду есть это дерьмо. – Как хочешь, – сказала официантка, не глядя на посетителя, – ничего лучше ты все равно не найдешь в радиусе пятисот миль. – Слушай, мусор, если ты сию же секунду не принесешь мне нормальной еды, то я... Женщина отложила вилку, которой кормила Маммон, и повернулась к боссу Варии, уперев руки в бока. – Это ты меня послушай, козел, – заявила она. – Я не выкинула тебя отсюда в первую же минуту только потому, что с тобой ребенок. И заметь, я даже не удостоверилась, что ты платежеспособен, и принесла вам ужин. А еще я собиралась помочь вам с жильем, но теперь что-то не испытываю желания. Занзас стиснул вилку так, что она согнулась под невероятным углом, потом вдруг отшвырнул несчастный столовый прибор в сторону и воззрился на свою ладонь. Маммон, приготовившаяся к неминуемой смерти, с удивлением проследила, как ее босс слез со стула и скрылся за дверью туалета, не обращая внимания на ругающуюся официантку. Вернулся он через минуту с ладонью, обернутой мокрым бумажным полотенцем, уселся на свое место и велел подавальщице: – Принеси другую вилку. Сказано это было таким тоном, что женщина вздрогнула и, быстро сбегав на кухню, вручила клиенту чистый прибор. Занзас воткнул вилку в стейк, отпилил ножом солидный кусище и отправил его в рот. Поморщился и, проглотив мясо, поинтересовался: – Что ты там говорила про жилье?