Я расту или Истории из жизни одного аркобалено. Отрочество

Маммон посмотрела на Занзаса, дремлющего в продавленном кресле перед старым телевизором, тяжело вздохнула и вышла на воздух. Гарнет – так звали официантку из закусочной – предоставила им крышу над головой, как и обещала, только вот она забыла упомянуть, что жилище представляет собой проржавевший вагончик с убогой обстановкой в трейлерном парке на окраине Уинслоу. Когда Маммон увидела, где ей предстоит ночевать в ближайшие дни, то утратила дар речи. Месячная аренда – пятьдесят долларов – так порадовавшая ее недавно, теперь казалась, мягко говоря, чрезмерной. – Ну, что стоишь, Рони? – зловеще процедил Занзас. – Отдай тетеньке деньги. Маммон, насупившись, отсчитала довольной Гарнет десять пятерок и, когда та укатила на своем «форде», робко посмотрела на босса. – Могли бы вмешаться. – И отказать себе в удовольствии полюбоваться твоей перекошенной физиономией? Еще чего. Он потопал к домишке, распахнул дверь и скрылся внутри. – Вам тоже жить в этой развалюхе! – крикнула Маммон вслед, но ответа не дождалась. Теперь, спустя несколько недель, она сидела на ступеньках трейлера, обхватив колени руками, и уныло смотрела прямо перед собой. Одно здесь было хорошо – в парке проживало очень немного народу, и некоторые трейлеры вообще пустовали. Первое было на руку и Маммон, и ее боссу, которые не отличались любовью к обществу, а второе позволило аркобалено не помереть со скуки в первые несколько дней после заселения – она потратила немало времени, обшаривая заброшенные домишки на предмет каких-нибудь ценностей. Потом изучать стало нечего, и Маммон приуныла. В город она выходить побаивалась, в отличие от Занзаса, который почти каждый вечер посещал местные бары, а назад возвращался с небольшими коричневыми бумажными пакетами со стеклянно-алкогольным содержимым. Вообще, боссу Варии явно больше повезло с развлечениями – один из предыдущих арендаторов трейлера незаконно подключился к кабельному порноканалу, и теперь старенький телевизор, выпущенный при Рейгане, двадцать четыре на семь демонстрировал разнообразные сцены соития. – Ну вот, а ты думала, что переплатила, – проворчал Занзас «дочурке», когда случайно наткнулся на крайне откровенную сцену, бесцельно переключая каналы. – Черномазая баба, наверное, не в курсе, а то бы заломила за съем побольше. Маммон скривилась, стараясь не смотреть на экран, где весьма видная брюнетка с силиконовыми титьками бурно общалась сразу с тремя татуированными мужиками. – Мне-то что с того? Я такое не люблю... – Да? – Босс глянул на аркобалено с неким любопытством. – А мне казалось, что малолетки живо интересуются всем, что касается «взрослой жизни». – Напоминаю вам, босс, что я все-таки не обычный ребенок. – Ах да, верно, – пробормотал Занзас и поудобнее устроился в кресле. Порнуха действовала на босса Маммон благотворно. Минут пятнадцать наблюдения за кувырканием парочек, троечек, пятерочек, а иногда и большего количества участников, стабильно отправляли Занзаса в царство Морфея. Он отсыпался, отъедался дешевой едой из ближайшего супермаркета и даже стал меньше пить, что не могло не радовать Маммон – полная магазинная тележка с провизией стоила дешевле чем бутылка «Jack Daniel’s» в три четверти литра. Маммон опять вздохнула и потрогала шишку на лбу – подарок от босса за недальновидность. Уже неделя прошла, а гематома почти не уменьшилась. Хотя она и понимала, отчего Занзас так рассвирепел, все равно было ужасно обидно, а уж как больно... В любом случае, Маммон не думала, что заслужила подобное обращение только за то, что не вытащила сим-карты из подобранных на месте аварии телефонов. Откуда ей было знать, в конце-то концов, что так можно отследить местоположение мобильника, ведь она самый что ни на есть ретроград? Но Занзас считал иначе, и когда обнаружилось, что на каждом устройстве от шестнадцати до тридцати пяти пропущенных вызовов, он, недолго думая, метнул первый попавшийся под руку прямо в Маммон. Та не сумела увернуться и получила довольно увесистым куском пластика точно по лбу. – Дура! – ревел босс вслед удирающей девчонке, стоя в дверях трейлера и размахивая свертком с мобилами. – Идиотка! Ты бы еще звякнула на каждый и самолично рассказала, где мы! Кретинка! К счастью, преследовать ее он не стал и, пробормотав напоследок «никчемный мелкий мусор», удалился внутрь вагончика. Когда Маммон, отсидевшись в кустах пару часов, вернулась в трейлер, то обнаружила босса мирно спящим перед теликом, а все четыре телефона, даже пострадавший из-за столкновения с ее лбом, покоились на маленьком пластиковом столике, служившим здесь обеденным. Симки тоже были здесь, правда, их было сложно опознать в черных оплавившихся комочках пластмассы. На следующий день Занзас уже не вспоминал о вчерашних неприятностях и вел себя как обычно. Маммон немного успокоилась и, выждав несколько дней, снесла мобильники на продажу в город, выручив за них около двухсот долларов. На обратной дороге она заскочила в супермаркет и неожиданно для самой себя обчистила карманы у нескольких ничего не подозревающих покупателей. Забившись в угол за стеллажами с чипсами, Маммон растерянно разглядывала добычу. Не карманничала она уже давно, даже очень. Примерно с тех самых пор, как ей исполнилось одиннадцать. Но мастерство, как видно, не пропьешь. Аркобалено прислушалась – не вопит ли кто, что его ограбили, а потом вспомнила про камеры видеонаблюдения и разом покрылась холодным потом. Лучше всего было выбросить бумажники прямо здесь, но в них имелись наличные, причем не так уж и мало. Жадность в конце концов победила. Маммон выгребла купюры из кошельков, не побрезговав и монетами, добавила к этому несколько купонов на скидки и спрятала все в свой обшарпанный рюкзачок, который ранее отыскала в одном из заброшенных трейлеров. Потом старательно затерла отпечатки на портмоне и бросила бумажники под стеллаж. Там их рано или поздно найдут и отдадут владельцам. На выходе из магазина ее никто не остановил, так что аркобалено беспрепятственно вернулась домой, да еще и с добычей. Занзас пребывал в том же положении, что и до ее ухода. От его храпа дребезжала немногочисленная посуда и немытые стекла трейлера. Маммон некоторое время взирала на босса, а потом почувствовала, что ее начинает душить злоба. – Вот свинтус! – прошипела она. Занзас всхрапнул, но не проснулся. Маммон прикусила губу и с трудом подавила желание пнуть его по лодыжке. Злость злостью, но терять от нее голову и калечиться было бы глупо. Аркобалено утопала в маленькую комнатку, где ночевала, вытащила припрятанную наличность из тайничка и, прибавив то, что получила сегодня, принялась считать деньги – это всегда ее успокаивало. К вечеру Занзас проснулся, привел себя в относительный порядок и утопал в город. Маммон немного расслабилась и, прихватив рулон бумажных полотенец, решила попробовать выяснить местоположение остальных офицеров Варии с помощью мыслеграфии. Через три часа, когда окончательно стемнело, полотенца кончились, у аркобалено носом шла кровь, и в поисках она так и не продвинулась, только кругом валялись обсопливленные, а местами и окровавленные куски бумаги. Несчастная Маммон протопала к допотопному холодильнику, достала банку арахисового масла и наелась от души, а потом завалилась спать, надеясь, что утро вечера мудренее. Ночью она поднялась, чтобы попить водички. Проходя мимо кровати, где обычно спал Занзас, аркобалено обнаружила, что босс отсутствует. Маммон нервно переступила с ноги на ногу и посмотрела на часы – времени было почти четыре утра, а Занзас всегда возвращался не позже полуночи. Конечно он мог выйти, например, покурить, но среди ночи он этого обычно не делал… Маммон попыталась взять себя в руки и обуздать растущую с каждой секундой тревогу. Она вышла на улицу в надежде, что босс все-таки решил прогуляться, дабы освежить голову, но, обыскав окрестности, никаких следов Занзаса не обнаружила. Прежде, чем окончательно удариться в панику, Маммон решила дождаться утра. Если босс решил ее бросить по прошествии столь долгого времени, выяснить это ночью она все равно не сможет.

***

Старуха Мартина Фуэнтес – соседка – стояла перед ней, заламывая руки. – Деточка… Маммон медленно опустилась на ступеньки трейлера и спросила упавшим голосом: – Что?.. – Твой папа… С ним случилось кое-что… нехорошее… – Он жив? – Конечно, конечно, – торопливо сказала Мартина. – Он жив и здоров, кажется… Просто он какое-то время не сможет вернуться к тебе. – Почему? – мрачно спросила Маммон, приготовившись к самому худшему. – Где он? Я хочу с ним поговорить. – Ну… Боюсь, это пока невозможно, деточка. – Слушай, старая карга, – прошипела Маммон, – хватит ходить вокруг да около! Говори живо, где он! Бабуля тяжело вздохнула и выпалила: – В тюрьме. Маммон обалдела. Она ожидала какого угодно ответа вплоть до «в морге», но только не этого. – Как? Почему? Конечно, по законам любого государства Занзас может быть осужден по максимуму за все свои деяния, равно как и сама Маммон, но только в том случае, если власти пронюхают о том, кто они такие на самом деле. Не говоря уж о доказательствах. Тем более в такой стране как США. Так неужели?.. – За что его? – мрачно поинтересовалась аркобалено. – Деточка, не стоит тебе… – За что его? – процедила Маммон таким тоном, что бабка Фуэнтес подавилась своими возражениями. – Ты только не волнуйся, милая, – пробормотала женщина. – Я всего не знаю, но вроде он с кем-то повздорил в баре… Ну конечно. Занзасу много не надо, чтобы разозлиться как следует. Маммон зашла в трейлер, отыскала свои потрепанные сандалики – в вагончике она ходила босиком – обулась и вышла наружу. – Отвезите меня к шерифу. Пожалуйста, – добавила она, спохватившись. – Я могу выплатить за него залог. Вроде это так здесь делается. Мартина не двигалась с места. – В чем дело? – напряженно спросила Маммон. – У меня деньги есть. Она осеклась. Деньги у нее и впрямь были. Их хватало на еду и даже выпивку для Занзаса, но вряд ли бы хватило на то, чтобы выплатить залог. – Понимаешь, детка, – подала голос соседка, – в этом баре как раз были полицейские… – Ну что за кретин! – застонала Маммон. Босс наверняка схлестнулся с копами, а они такого не прощают. Если ему пришьют нападение на офицера, то пиши пропало. – Девочка, – нахмурилась миссис Фуэнтес, – нельзя говорить так о родителях, какими бы они не были. – Отстань! – взвыла Маммон. – Лучше отвези меня к бос… то есть к папе! Мартина прислонилась к перилам и покачала головой. – Боюсь, что не получится. Сейчас, по крайней мере. К тому же… тебя могут забрать. – Меня-то за что?! Я-то с легавыми не дралась! – Нет-нет, малышка, не полицейские – социальные работники. Девочка разинула рот в изумлении. – Зачем?.. – Ну, ты же осталась без родителей… Маммон лихорадочно соображала. Попасть в лапы соцслужб ей совсем не улыбалось. Решение, впрочем, созрело достаточно быстро, но согласится ли старуха? – Миссис Фуэнтес, мне очень не хочется в детский дом или в приемную семью. Помогите. – Конечно, детка, – закудахтала Мартина, – что ты хочешь? Маммон стерла со щек притворные слезы и усмехнулась.

***

Занзаса она увидела только три дня спустя – именно столько времени потребовалось, чтобы при помощи остатков своих способностей к иллюзиям сварганить для босса фальшивый паспорт. Несколько часов ушло на то, чтобы добыть подходящий базовый документ и еще двое суток, чтобы придумать Занзасу мало-мальски подходящий псевдоним, Маммон буквально голову сломала. За основу она взяла украденный накануне у какого-то проезжего паспорт, но, чтобы поменять в нем данные, требовалось четко представлять себе на что именно придется их менять. Рожу Занзаса Маммон представляла без труда – даже если и будут какие-то расхождения, их всегда можно списать на несовершенство паспортной фотографии, дату и место рождения тоже можно придумать за короткий срок, а вот с именем и фамилией возникли проблемы. Маммон тупо пялилась в раскрытый документ – буквы на страничке упорно складывались в слова «Джонни Фонтена». Решив, что это уже чересчур, она вышла подышать вечерним воздухом и, прихватив банку колы из холодильника, уселась на ступеньке трейлера, глазея по сторонам. «Босс совсем не похож на «Джонни», – сообщил внутренний голос, подозрительно напоминающий голос Франа, – придумай что-нибудь другое». «А я думаю, что похож! – свирепо подумала Маммон, отпивая из банки. – Очень похож!» Потом она спохватилась, сообразив, что разговаривает сама с собой, и стала думать о другом, чтобы окончательно не спятить. К утру новые документы Занзаса были готовы. По дороге в полицейский участок, когда старая Мартина везла «дочурку» на свидание с «папашей», Маммон размышляла. У нее накопилось множество вопросов, например, почему босс, до сих пор сохранявший относительно трезвый взгляд на ситуацию, в которой оказался, вдруг сорвался и разнес бар, почему он никого не убил, раз уж вышел из себя, и почему, наконец, он не снес к хренам весь этот чертов городишко? Аркобалено так задумалась, что бабке Фуэнтес пришлось орать ей в ухо, чтобы вывести из состояния полулетаргии. Занзас выглядел кошмарно. Заросший трехдневной черной щетиной, с расцвеченной синяками физиономией он смотрелся не на свои тридцать, а на все сорок пять лет. Клетчатая рубаха местами порвана и заскорузла от пота, на вытертых джинсах тоже приличные прорехи, и вообще одежда выглядит так, будто ею пытались вытереть пол во всех пивных штата. Шевелюра грязная и всклокоченная. Когда Маммон робко приблизилась к решетке КПЗ, Занзас, сидевший на кушетке, оперевшись спиной о бетонную стену, даже не пошевелился. – Босс... – шепотом позвала Маммон. Тот поднял голову и уставился на нее. – Чего надо? – Я... пришла узнать, как вы тут... Занзас издал хриплый смешок и обвел рукой помещение. – А сама не видишь? Шикарно. Номер-люкс, обслуживание – высший класс. Маммон в замешательстве смотрела на него. Теперь она заметила кое-что – вмятины на стене размером с боссов кулак и оплавленные следы на прутьях решетки. Из коридора послышались голоса, кто-то приближался. Потом к камерам подошел какой-то полицейский в сопровождении миссис Фуэнтес. – Мне жаль, мэм, но ваш племянник совершил нападение на офицера – это очень серьезный проступок, – говорил он Мартине. Потом заметил Маммон и сказал: – Девочка, сюда нельзя без сопровождения. Маммон, краем глаза заметившая, что босс начал чернеть от ярости при виде копа, насупилась и смерила полицейского злобным взглядом. – Вы предъявили обвинения? – хмуро спросила она. – И где его адвокат? Коп заморгал. Он явно не ожидал услышать подобных вопросов от девчонки-младшеклассницы. – Эм... Твой папа не попросил адвоката. А обвинения скоро предъявят. – То есть вы незаконно удерживаете его здесь уже больше двух дней? – Он едва не убил полицейского! Швырнул его через весь бар об стену! – И что? Это может служить оправданием незаконному задержанию? Отпустите его. Сейчас же. – Арест был законным и произведен по всем правилам! – прорычал коп. – Обвинения будут предъявлены сегодня же, так что твой папаша никуда не пойдет еще лет десять, поняла, сопля? Занзас за решеткой шевельнулся. Полицейский заткнулся и отпрянул в сторону, подальше от камеры – инстинкты у него, похоже, были хорошо развиты – и потянулся к кобуре. – Офицер! – запоздало возмутилась миссис Фуэнтес. – Вы что себе позволяете? – Виноват, мэм, – буркнул коп. – Можете пообщаться. Общественный защитник прибудет через час. Он скрылся в полумраке коридора. – Ну, вы поговорите тут, а я снаружи подожду, – заторопилась Мартина и последовала за ушедшим полицейским. Занзас проводил ее взглядом, дождался, пока они с Маммон окажутся наедине и проронил: – Старуху-то зачем приплела? – Вынужденная мера, босс. Пришлось попросить ее ненадолго стать нашей родственницей, иначе меня бы упекли в приют. – И за каким только хером ты представилась всем моей дочерью? Маммон смерила Занзаса подозрительным взглядом. – Вы что, не понимаете? Мы в Штатах. Здесь педоистерия процветает. Взрослый мужчина с маленькой девочкой выглядел бы куда как подозрительней, чем отец с дочерью. Да на вас бы уже давно настучали куда надо, мол, хищник-педофил живет со своей жертвой, не скрываясь, кошмар! Она поежилась, а Занзас поморщился, но смолчал. Вернулся давешний полицейский в сопровождении молодого парня в дешевом костюме и хмуро уведомил, что посещения на сегодня окончены. Парень тем временем подошел к решетке и представился арестанту его адвокатом. Маммон, неохотно тащившаяся вслед за копом, споткнулась. – А защитника постарше и поопытнее у вас не нашлось? – сердито осведомилась она, но полицейский проигнорировал вопрос и только распахнул дверь перед девочкой, пропуская ее к заждавшейся Мартине.

***

Адвокат-молокосос оказался неожиданно хорош в своем деле, Маммон была приятно удивлена. Она, посредством публичных истерик, уговорила, так сказать, власти пустить ее на слушание и, нарядившись в новые одежки, купленные недавно Мартиной, чинно заняла место прямо позади босса. Занзас на суде выглядел гораздо лучше, наверное, благодаря своему молодому защитнику. Он был чисто выбрит, вымыт и причесан, да и костюм на нем сидел неплохо. Адвокатишка старался вовсю, напирая на то, что его клиент-де оборонялся от провокаторов и немного превысил норму. Он даже ухитрился привлечь пару свидетелей на свою сторону – бармена из злополучного бара и престарелого завсегдатая того же заведения. Оба показали под присягой, что полицейские первыми начали задирать мирно выпивающего Занзаса, и тот терпел их нападки достаточно долго, прежде чем нокаутировал единственным ударом первого и использовал в качестве метательного снаряда второго. Потерпевшие – один в шейном корсете – присутствовали тут же. Они громко возмущались, слушая показания свидетелей и выступления адвоката, так что судья в конце концов удалил их из зала. Вопли и бегающие глазки побитых копов окончательно уверили Маммон в том, что происшествие в баре – исключительно их вина. Слушанье продолжалось около часа, после чего судья вынес решение – шесть недель заключения в окружной тюрьме. Это означало, что выпустят босса только в следующем году, если не случится какого-нибудь чуда. Конечно, это было ужасно несправедливо, но Маммон все равно была рада. Полтора месяца это не слишком долго. Оставалось надеяться, что Занзас будет держать себя в руках и не наломает дров уже в тюрьме. Босс выслушал приговор с потрясающей невозмутимостью и только пожал плечами, зато адвокат оказался страшно недоволен. – Это возмутительно! – сердито говорил он, пока приставы нацепляли на молчаливого Занзаса наручники. – Мы подадим апелляцию! Будем требовать пересмотра дела! Потом Маммон выяснила, что защитник-то надеялся на общественные работы в качестве наказания или вообще на домашний арест. Она вздохнула – последнее было бы идеально, все равно босс в основном сидит дома и дрыхнет.

***

Занзаса увезли. Маммон тоже отправилась домой на дряхлой «веге» миссис Фуэнтес. Зайдя в трейлер, она огляделась и только теперь осознала, что осталась в полном одиночестве. Разумеется, это было не впервые в жизни, но впервые за долгие годы. «Вот ирония, – думала она, меланхолично поедая отвратительное на вкус мороженое из картонного ведерка, – столько времени мечтала оказаться в одиночестве, а теперь мне это не нужно». Как оказалось, это были еще цветочки. Через пару дней Маммон впала в такое уныние, что хотелось на стену лезть. Она скучала по своим апартаментам в резиденции Варии, по противному Франу и другим офицерам отряда, сильно тосковала без Фантазмы, которую так некстати оставила тогда в отеле, и надеялась, что нерадивый мальчишка позаботится о лягушенции. Очень не хватало молчаливого присутствия Занзаса, Маммон даже не подозревала, что без него ей будет так тошно. Чтобы хоть чем-то занять себя, она, для начала, заставила Мартину разузнать все подробности о содержании заключенных в Тюремном комплексе штата Аризона Уинслоу, а потом занялась подготовкой. Стараниями адвоката Занзас очутился в положении, лучшем из возможных – поначалу его определили в сектор среднего уровня безопасности, но уже на следующий день перевели в блок минимальной. Посещения там разрешались часто – по субботам и воскресеньям, так что Маммон решила расщедриться и собрать боссу передачку, раз уж не может пока вытащить его из тюрьмы. Она улеглась спать, планируя на следующий день наведаться в город за припасами, но наутро с ней случилась неприятность, и сборы пришлось отложить на пару дней. Поначалу это была просто боль в пояснице, правда, довольно сильная – Маммон даже проснулась среди ночи из-за нее. Но потом спину отпустило, и аркобалено задремала, решив, что боли – следствие неудобных сидений в драндулете миссис Фуэнтес или сквозняков в зале суда. Но утром дела стали совсем плохи. Если спина ныла не слишком сильно, то боль внизу живота, внезапно появившаяся на рассвете, оказалась почти нестерпимой. Все заботы отошли на задний план, стали незначительными. Боль была такая, что Маммон могла только сучить ногами, катаясь по своей убогой кровати. Она изо всех сил старалась не хныкать, вернее, делать это потише, чтобы не услышали соседи, одновременно обливаясь ледяным потом от ужаса. Она никак не могла понять, что с ней происходит. Лучше всего было обратиться за медицинской помощью, но данная перспектива пугала Маммон ничуть не меньше, чем страх смерти от неизвестной болезни. В конце концов она забылась тяжелым сном, свернувшись в клубок на краю постели. Проснулась она глубокой ночью. Живот по-прежнему болел, но уже не так сильно, хотя до комфортного состояния было далеко. В районе груди ощущалась какая-то странно-знакомая пульсация. Маммон подняла руку и коснулась небольшого предмета под тканью платья. Кольцо Тумана, которое она носила на цепочке, и которое уже давно не подавало признаков жизни, вибрировало, словно живое. Маммон медленно села и вытащила цепочку из-под одежды. Кольцо слегка мерцало во мраке, будто окутанное светящейся дымкой. Она быстро расстегнула замочек цепи, стянула с нее кольцо и надела на средний палец, сжав кулак. Сосредоточилась. Крошечный синий язычок пламени вспыхнул на камне перстня и осветил бледное лицо Маммон. Она, все еще не веря, осторожно коснулась огонька кончиком пальца, а потом зажмурилась, красочно представляя себе Фантазму: от перепончатых лап до головы с выпученными глазами. Маммон открыла глаза. На застиранном одеяле мирно восседала крупная амфибия темного оттенка. Аркобалено потянулась к ней и ощутила под пальцами прохладную кожу земноводного. Погладив немного лягушку, она тяжело вздохнула и с сожалением развеяла иллюзию. Потом слезла с кровати – нужно было проверить еще кое-какие навыки, раз уж дар к ней вернулся – и увидела здоровенный темный круг на том месте, где только что лежала. Взвизгнув от страха, Маммон трясущимися ручонками включила ночник и потрясенно уставилась на кровавое пятно посреди постели. Целую минуту она в немом ужасе глазела на кровь и только потом поняла, что произошло. Маммон тоскливо потерла низ живота ладонью – там все еще болело, весьма умеренно – стащила испачканное одеяло с койки и бросила его на пол. К счастью, оно оказалось достаточно толстым, чтобы впитать кровь, и простыни под ним не пострадали. Кровотечение не было сильным, но по внутренней стороне бедра уже стекала темно-красная струйка. Маммон проковыляла в санузел, прихватив чистые трусишки, и потратила около получаса на гигиенические процедуры. Прокладку пришлось соорудить из полинялой, но чистой ветоши, найденной здесь же в трейлере. Покончив с омовениями, она выползла из ванной и улеглась на постель. Испачканное одеяло трогать не хотелось, так что Маммон позаимствовала оное с кровати Занзаса, все равно он не сможет им пользоваться в ближайшие несколько недель. Она перевернулась на бок и подтянула колени к животу – там все еще ныло, но терпимо – и закрыла глаза. Через мгновение она уже спала.

***

Иллюзии пока что выходили жидкие, но и такого уровня вполне хватило, чтобы стибрить в супермаркете упаковку прокладок и детский тайленол, а потом удрать домой, никем не замеченной. Обращаться за помощью Маммон не стала, даже к Мартине. Если уж на то пошло, старуха и без того достаточно доставала ее, заявляясь в их с боссом съемный трейлер как штык к девяти утра с тем, что она сама именовала «здоровой пищей для растущей малышки». Едва миссис Фуэнтес уходила к себе, Маммон вышвыривала пожертвованную биомассу в ближайшие заросли кактусов. Короче, не хватало еще выслушивать стоны по поводу рано пришедших месячных. Хотя пришли они и впрямь рановато: в том, другом детстве Маммон повзрослела в девять лет. Возможно, последствия мерзкого проклятья заставляли ее организм выкидывать подобные фокусы. Ладно хоть сиськи внезапно не выросли, и то хорошо. Аркобалено вздохнула и провела ладонями по своей абсолютно плоской груди, потом мрачно посмотрела на себя в зеркало. Кто их знает, возьмут, да и вырастут. Таблетки худо-бедно действовали, притупив боль, так что Маммон смогла сосредоточиться на насущных проблемах. Она произвела подсчет финансов и впала в уныние – денег почти не осталось. С таким уровнем владения иллюзиями она пока не могла провернуть операцию, при помощи которой обогатилась бы на сто лет вперед, да и место было не слишком подходящим – крошечный провинциальный городишко. Но можно попытаться раздобыть средства, чтобы не протянуть ноги с голоду. Маммон выбралась на улицы Уинслоу, предварительно накинув на себя слабенькую завесу, отводящую глаза прохожим, и принялась высматривать жертву. Или жертв, как повезет. Конечно, Уинслоу был, сам по себе, мелким и незначительным, но через его северную часть проходила I-40, да и сам город располагался на знаменитой трассе 66, так что проезжих олухов было в достатке. Лазать по припаркованным тачкам Маммон, впрочем, не рискнула, решив пограбить машины только в самом крайнем случае, вместо этого она ограничилась тем, что обчистила несколько бумажников. Правда, «обчистила» было не совсем правильным словом. Маммон заходила за каким-нибудь автомобилистом в придорожное кафе или магазинчик при заправке, дожидалась, когда он подойдет к кассе и достанет кошелек, чтобы расплатиться, и делала так, что покупатель «случайно» ронял на пол какую-нибудь купюру. Потом она быстренько поднимала зеленую бумажку и дожидалась следующего. Дело шло медленно, банкнотой самого большого достоинства из всех добытых была двадцатка, но к вечеру Маммон стала богаче на тысячу двести сорок семь долларов. На следующий день все повторилось. И через день. Улов в четвертый раз был даже больше, так что аркобалено пришла в отличное настроение и стала готовиться к скорой встрече с боссом – суббота была не за горами.

***

Ровно в девять утра рыдван миссис Фуэнтес подъехал к тюремному комплексу Уинслоу. Маммон вылезла из машины самостоятельно, с усилием вытащила сверток внушительных размеров, захлопнула дверь и направилась в сторону приземистого здания за оградой из сетки Рабица. Мартина семенила следом, порываясь забрать у девочки ее ношу, но Маммон была настроена решительно. – Я сама донесу! – свирепо сказала она старухе, когда та в очередной раз потянулась к передачке. – Он же тяжелый, деточка... – Мне нормально! Через полчаса усатый охранник с унылой физиономией проводил их в зал для контактных посещений и удалился. Маммон покрутила головой, осматривая комнату и отметила, что кроме них с Мартиной других родственников заключенных тут не было. Отлично. Двери в дальней стене зала отворились, и в помещение вошел Занзас, сопровождаемый давешним охранником. Надежды Маммон, которая очень хотела полюбоваться боссом, облаченным в оранжевую робу (прямо как в каком-нибудь американском кино), оказались разбиты в прах – в этой тюрьме зеки носили неприметные серые одежки. Занзас прошествовал к столу, где разместились Маммон и миссис Фуэнтес, выдвинул стул и уселся. Охранник встал у двери, засунув большие пальцы рук за пояс. Маммон поерзала, робко улыбнулась и пробормотала: – Доброе утро, босс. Занзас посмотрел на Мартину, которая с остекленевшим взглядом бесшумно шевелила губами, оглянулся на охранника, глазевшего в одну точку с тем же бездумным выражением лица и повернулся обратно к Маммон. – Я гляжу, тебе лучше. Маммон кивнула. – Да, но... Босс, боюсь, пока что я не могу вызволить вас отсюда – большее количество человек мне пока не охватить. – Но твое Пламя теперь в порядке, – заметил Занзас. – Я почувствовал твое присутствие еще час назад. – Правда? – обрадовалась Маммон. – То есть... возможно, так оно и есть, но моим иллюзиям пока далеко до совершенства. Правда, с каждым днем они все качественнее выходят, так что где-нибудь через неделю я попробую устроить ваше освобождение. Босс хмыкнул и облокотился на стол, приблизив физиономию к лицу Маммон, сидящей прямо напротив. Он некоторое время всматривался, потом подозрительно потянул носом. – Что-то с тобой не так, малявка, – протянул он. – Правда, не могу понять что. Маммон покраснела и потупилась, царапая ногтем пластиковую столешницу. Красные дни календаря почти закончились, но кровь еще сочилась, а обоняние у Занзаса было весьма развито. Как и его проницательность. – Да ничего такого, босс, – пролепетала она. – Все по-прежнему. Занзас хмыкнул, поднялся на ноги и подхватил свои гостинцы, которые Маммон пристроила на соседнем стуле. – Вытащи меня отсюда, сопля, да поживее. Мое терпение на исходе. Аркобалено пришибленно кивнула, выпуская охранника из иллюзии. Тот заморгал, будто спросонья, и заторопился вслед за Занзасом, мерно шагавшим к дверям в тюремный комплекс. Маммон тяжело вздохнула, слезла со стула и потопала в противоположную сторону. Миссис Фуэнтес, все еще под воздействием морока, ковыляла следом.

***

Маммон взялась за дело со всем рвением, на которое была способна. Она усложнила свои тренировки. Она стала чаще выходить на улицы. Она ухитрилась облапошить около сотни ничего не подозревающих людей меньше чем за неделю и не навлечь на себя подозрения при этом. Словом, к концу ноября Маммон уже была способна проделывать фокусы, которым был на сегодняшний день обучен Фран. Пришла пора подумать об освобождении Занзаса из-под стражи и о том, чтобы убраться наконец из этого убогого местечка и вернуться домой. В пятницу Маммон в очередной раз собралась на охоту. С трудом избавившись от миссис Фуэнтес, зудящей без конца, что маленьким девочкам следует ходить в школу, а не шататься по городу в одиночестве, она удрала из парка и отправилась сначала в аптеку, а потом в магазин. Рассеянно шаря взглядом по полкам с продуктами, Маммон раздумывала над планом вызволения босса и не сразу почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Аркобалено быстро обернулась, делая вид, что сильно заинтересовалась стеллажом с кучей разновидностей печенья, и краем глаза заметила какого-то неприметного вида человека, который старательно читал журнал по садоводству, держа его вверх ногами. Маммон нервно облизала губы и украдкой огляделась – другие посетители ее не замечали, благодаря иллюзиям, так почему же этот гад отчего-то проявил интерес? Она быстренько шмыгнула за стеллаж, а потом, крадучись, выбралась из супермаркета. Никто ее не преследовал. Маммон перевела дух и решила, сворачивая в переулок, что ее чрезмерная мнительность, крайне полезная для выживания на теневой стороне мира, в обычной жизни скорее помеха, нежели подспорье. Не успела она додумать, как кто-то схватил ее, поднимая над тротуаром, и зажал рот ладонью. – Тихо, тихо, малышка, – прошептал ей на ухо чей-то задыхающийся голос. – Веди себя хорошо и скоро отправишься домой. Потом этот урод сунул руку под платье и попытался стащить трусики. Маммон, ошалев от страха и злобы, яростно брыкалась, но насильник был настроен решительно. Аркобалено ухитрилась убрать его руку от своего рта на пару мгновений, судорожно вздохнула и выпалила: – Отпусти меня! Я не убегу. Мужик явно растерялся, да так, что чуть ослабил хватку. Маммон этого хватило, чтобы ущипнуть его за руку и скатиться на землю. К огромному изумлению нападавшего, девочка и не подумала удирать, она оправила помятое платьице и посмотрела на потенциального насильника. – Слушайте, дяденька, может, пойдем к вам домой? А то я есть хочу. Да и вообще – тут как-то неуютно. – Она указала на мусорные контейнеры неподалеку. Мужчина поморгал и быстро схватил Маммон за руку – видно, опасался, что она передумает. Пока он тащил ее через проулок к парковке, где стояла его машина, Маммон успела обдумать план действия и теперь была готова ко всему. Главное – попасть в дом этой сволочи, а там у нее будут развязаны руки. – А родители тебя не хватятся? – нервно спросил насильник, когда они отъезжали с парковки. Маммон отметила, что тачка у него не чета древней «веге», небось урод отлично зарабатывает. – Моя мама умерла, – отозвалась Маммон. – А папа в тюрьме. – Ах вот как... Он явно осмелел, потому что тут же принялся лапать беспомощную, как ему казалось, жертву. Маммон старалась держаться спокойно, но было это непросто, особенно когда козел снова попытался залезть ей под юбку. Девочка быстренько отпихнула руку и сказала: – Я тут не хочу. Давайте до вашего дома подождем. – Как скажешь, – согласился педофил и вцепился в руль. – А ты смелая. Другие только плачут и маму с папой зовут. «Ах ты мразь!» – Я – не другие, – проговорила Маммон и мило улыбнулась. – Дадите мне денег на мороженое, мистер?

***

Дом у выродка тоже был ничего. Правда, Маммон не смогла его толком осмотреть потому что, едва войдя внутрь, его хозяин тут же набросился на нее. Вернее попытался. Через пять минут этот ублюдок наконец осознал, что страстно тискает диванную подушку, и выронил велюровое изделие на пол. Маммон за это время успела сбегать в туалет, вернулась обратно в гостиную и напомнила: – Эй, мистер, я есть хочу. Мужчина посмотрел на подушку у себя под ногами и растерянно протянул: – Конечно... пойдем, я... что-нибудь найду. Маммон проскользнула на кухню вслед за «мистером» и огляделась. Любитель маленьких девочек возился у холодильника. – Знаете что, сэр? – проговорила она. – Давайте, я вам что-нибудь приготовлю. – А ты умеешь? – удивился мужик. – Конечно. Когда живешь одна, приходится быть самостоятельной. К досаде Маммон, хозяин не покинул кухню, а уселся за небольшой обеденный стол – небось опасался, что она сбежит через заднюю дверь – в общем, пришлось приложить несколько больше усилий, чтобы замаскировать свои действия. Наконец Маммон закончила приготовления и поставила перед мужчиной полную тарелку, положив рядом чистую ложку на салфетке. – Приятного аппетита. Несостоявшийся насильник зачерпнул полную ложку содержимого тарелки и отправил в рот. Маммон едва не скривилась, но совладала с лицом и спросила: – Ну как? – Очень вкусно, детка, – сообщил мужик и с энтузиазмом проглотил вторую порцию, не замечая, что верхний слой кожи его губ уже омертвел. «Еду» он тщательно прожевывал, что только усугубляло процесс. После третьей ложки губы его потрескались, а после пятой уже обильно кровоточили. Впрочем, то же самое происходило с его языком и деснами – кровавая слюна капала из уголков рта. Наверняка пищевод и желудок понесли такой же урон. Тем не менее, мужчина опустошил тарелку и удовлетворенно вздохнул. Стараниями Маммон боли и других неудобств он не испытывал – пока – так что вполне бодро произнес: – Ну так что, может... поиграем? – Да, сейчас, мистер. А вы добавки не хотите? – Ну, может, немножко. Как называется это блюдо? – Э... ирландское рагу, – нашлась Маммон, высыпая в тарелку остатки поваренной соли из килограммовой упаковки и вскрывая вторую. – Очень вкусно, – повторил насильник, энергично работая ложкой. Кровь теперь капала прямо в тарелку, и не просто капала, а лилась. Струя сделалась более интенсивной, а еще жертва начала кашлять, разбрызгивая кроваво-соленые брызги по кухне. Маммон быстро отошла в угол, чтоб на нее не попало. Ее охватило раздражение – проклятый выродок знай себе глотал соль столовыми ложками, но и не думал подыхать или хотя бы терять сознание. Аркобалено распотрошила последнюю найденную пачку и без разговоров высыпала ее в тарелку. Мужчина тут же принялся засыпать в себя соль, правда, руки у него уже ходили ходуном и он часто промахивался мимо рта. Дышал он сипло, с трудом, кровь текла уже и из носа. Маммон затерла отпечатки с последней пустой упаковки подолом платья и швырнула ее в мусорное ведро к первым двум. Ее жертва трясущимися руками выгребала последние ярко-красные крупинки соли из тарелки и с трудом запихнула в рот. Потом он попытался встать на ноги, сделал два шага и повалился на пол. Его дважды вырвало кровью. Маммон подождала немного – умирающий все еще трепыхался, но потом потуги принять вертикальное положение сменились предсмертными конвульсиями. Кровь хлынула потоком. Аркобалено поморщилась и отступила к кухонной двери во двор. Она бегло осмотрелась, припоминая, не трогала ли еще что-нибудь, повернула ручку, прихватив ее через спущенный рукав и выскользнула на улицу. Тени удлинились – наступил вечер. Маммон прислушалась к происходящему в кухне – там царила тишина – и аккуратно прикрыла за собой дверь. Она вышла на улицу и заторопилась в сторону трейлерного парка. Нужно лечь пораньше, чтобы выспаться. Завтра рано вставать.

***

В ее трейлере кто-то был. Маммон обнаружила это, едва ступила на территорию парка. Ее восприятие еще не вернулось в норму, но и так аркобалено почувствовала чье-то присутствие. Она прокралась к вагончику и навострила уши: внутри слышались шорох шагов, какое-то шуршание, звяканье и бульканье. Потом заскрипело старое кресло, которое в свое время облюбовал себе Занзас, и некто вопросил безумно знакомым голосом: – Ну и долго ты там будешь рассиживаться, мелочь? Маммон обомлела. Она выползла из зарослей возле трейлера, поднялась по ступенькам и робко зашла внутрь. Занзас восседал в продавленном кресле со стопкой бурбона в руке. Будто и не уходил никуда. – Босс... Вы что, сбежали из тюрьмы?.. Занзас насмешливо фыркнул и отпил из стопки. – Еще чего. Просто адвокатский мусор оказался... хм, не мусором. Выхлопотал условно-досрочное за хорошее поведение. – А как вы сюда добрались? – Адвокатишка подбросил. Еще он сильно озабочен тем, что ты осталась на попечении старой маразматички. Хм, наверное, он поэтому так быстро подсуетился. Даже от твоей беспомощности польза есть. Маммон насупилась и прошла в кухню трейлера. Она сильно проголодалась, и даже воспоминания о неприглядной смерти одного растлителя малолетних детишек не могли испортить ей аппетит. Распахнув дверцу холодильника, аркобалено вытащила поднос с завернутым в фольгу мясным рулетом. Вернее, тем, что от него осталось. Маммон тихонько вздохнула и насадила маленький огрызочек на вилку. Надо хоть его съесть, раз уж больше ничего не осталось. Занзас молча наблюдал за ней из полумрака. Маммон чувствовала на себе его взгляд и ежилась. Это было необычно – босс редко удостаивал своим вниманием подчиненных, а если и снисходил, то только когда был ими недоволен. По крайней мере, он никогда раньше так не пялился. Зато хотя бы сейчас он не злился. Вроде бы. – Откуда синяки? – негромко спросил Занзас. Маммон поперхнулась от неожиданности и закашлялась. – К-какие синяки? – На ногах, – столь же тихо уточнил босс. – Откуда? Маммон растерянно опустила глаза. Точно, на бедрах красовались лиловые отметины. Должно быть, урод, напавший на нее в переулке, слишком сильно тискал ее в порыве страсти, и аркобалено не придала этому значения из-за прилива адреналина. Впрочем, кожа у нее всегда была чересчур тонкой. – А, это... – Маммон отложила вилку и одернула платье. – Один... дурной человек захотел поближе со мной познакомиться. – И где он? – осведомился Занзас после паузы. – Я бы тоже хотел познакомиться поближе... с ним. – Об этом можете не волноваться, босс. – Тот молча сверлил Маммон взглядом, так что она пояснила: – Я приготовила дяденьке ужин, который пришелся ему не по нутру. И нет, он ничего такого мне не сделал. Аппетит внезапно испарился, к горлу подступила тошнота. Может, и не сделал, но активно пытался. Воспоминания о потных руках насильника внезапно заставили Маммон почувствовать себя грязной. – Мне надо в душ. – Она метнулась в крохотную каморку, где спала, и принялась рыться в корзине с чистым бельем. – Надеюсь, ему было больно, – сонно проговорил Занзас. Он уже успокоился и теперь почти дремал, развалившись в своем кресле. – Не волнуйтесь, босс, было, и даже очень. – Маммон достала из корзины выстиранную толстовку и джинсы. – Пожалуй, мне пора вернуться к прежнему стилю в одежде. Занзас усмехнулся, не открывая глаз. – Думаешь, этого мудака возбудили твои голые ноги? – Вполне возможно. Знаете, в том, чтобы скрывать свою внешность и пол, есть свои плюсы. – Это какие же? – Ну... – Маммон на секунду задумалась. – Скажем так, притворяясь злобным мальчишкой, я смогла выжить на улице и остаться девственницей – анатомически – аж до одиннадцати лет. Краем глаза она заметила, что босс даже открыл глаза от изумления и выпрямился в кресле, в замешательстве глядя на девчонку, и юркнула в душевую. Это был первый раз когда Маммон с кем-то откровенничала, но душу грело растерянное выражение на занзасовой физиономии. К тому же, вряд ли эта информация пойдет дальше – босс не из болтливых. Отмывалась Маммон долго и тщательно, под еле теплой и тонкой струйкой воды. Те места, где ее касались грязные лапы насильника, подверглись тщательной обработке. Аркобалено старательно орудовала жесткой мочалкой, не обращая внимания на боль, словно пытаясь таким образом избавиться от воспоминаний о прикосновениях. Бедра уже сильно саднило, Маммон глубоко вздохнула и сунула губку под воду, смывая пену. «Я выдержу, – думала она. – Это все ерунда. Раньше мне гораздо сильнее доставалось». Она вздрогнула. Воспоминания о детстве – настоящем – всегда были болезненны, а после сегодняшнего происшествия сильно посвежели. Аркобалено стиснула кулаки. Ей казалось, эти раны давно зарубцевались, но теперь, похоже, снова вскрылись. – Ничего, ничего, – пробормотала она. – Все образуется. Маммон закрутила краны, слезла на пол, покрытый убогим линолеумом и быстро вытерлась. Пора подумать о деле, а не предаваться воспоминаниям и жалеть себя.

***

В гостиной – если можно ее так назвать – трейлера царил полумрак. Занзас, видно, погасил верхний свет, и темноту разгонял только крохотный ночничок в каморке Маммон. Девочка выключила свет в душевой, прикрыла дверь и начала красться в сторону спальни. Со стороны боссова кресла доносилось мерное дыхание, и Маммон совсем не хотелось потревожить его. – А что, – вдруг спросил Занзас из темноты, – когда тебе исполнилось одиннадцать, нашелся тип, который трахнул тебя традиционным способом? Маммон пискнула от страха и выронила мокрое платье, которое собиралась повесить сушиться на улице. Целая секунда ушла на то, чтобы осознать суть вопроса. – Эм... Вообще-то нет. Просто в одиннадцать лет я попыталась вытащить бумажник у одного легавого... Она подобрала платье и выскочила наружу. Встряхнув мокрую одежду несколько раз, Маммон пристроила ткань на перилах лестницы в трейлер – какие-то гнилые веревки, растянутые неподалеку имелись, но ей ни за что до них не дотянуться. Пришлось довольствоваться тем, что есть. Когда она вернулась в вагончик, босс шевельнулся и напомнил: – И? Маммон вздохнула. Теперь она жалела, что проболталась. – Неудачно. Он поймал меня за руку в своем кармане, навешал подзатыльников и отправил в приют. Католический. Последнее слово она выговорила так, будто это было неприличное ругательство. Занзас хмыкнул. – Кажется, теперь я понимаю, почему ты отказываешься ходить к мессе. – Тем не менее, вы каждый раз заставляете всех приходить, – недовольно сказала Маммон. Ей хотелось спать, а босс доставал своими вопросами. – Кстати, раз уж на то пошло, мы пропустили уже несколько. Почему мы до сих пор не сходили в церковь? В городе есть несколько штук, на любой вкус, даже сектантские. Правда, большинство с виду на церкви не похожи... Но Мадре де Диос ничего церквушка, прихожан приличное число... – И там пруд пруди вонючих латиносов. К чер... То есть на хрен. Во мраке трейлера было не разобрать, но Маммон готова была поклясться, что босс перекрестился. Она ухмыльнулась. Все-таки Занзас – итальяшка до мозга костей. Богохульства и молитвы идут рука об руку. – Чего ты ржешь? – с намеком на раздражение осведомился босс. В темноте он видел гораздо лучше девочки. Маммон быстренько стерла улыбку с лица и невинно отозвалась: – Да ничего, просто вспомнила – в городе есть еще католическая церковь – Святого Джозефа, не собор Святого Петра, конечно, но все-таки – храм. Если хотите, можем заглянуть перед отъездом. Как раз будет воскресенье. Занзас безмолвствовал. Его молчание показалось Маммон угрожающим, так что она быстренько отошла к к двери, чтоб иметь возможность удрать, если вдруг что. – Ты уже все решила, – полуутвердительно проговорил босс. – А вы... еще хотите здесь подзадержаться? – Почему нет? Обстановка спокойная, никто не орет над ухом... – Ага, а еще вы уже успели посидеть на нарах, – не удержалась Маммон. Занзас фыркнул. – Ну, бывает. Да расслабься, мелочь, я шучу. Чем скорее мы уберемся из этой дыры, тем лучше. Маммон перевела дух. – Очень хорошо, босс. Тогда послезавтра мы уезжаем. – Почему именно в воскресенье, а не завтра? – Потому что завтра я собираюсь пробраться в полицейский участок и убрать ваши отпечатки из системы. – Неплохо, – похвалил Занзас после паузы. Маммон кивнула. – Да... И еще, босс... – Что? – Этот трейлер придется сжечь. Со всем содержимым. Занзас ухмыльнулся в темноте. – Это я мигом.

***

В воскресенье, около десяти утра Маммон нетерпеливо ерзала на сиденье «позаимствованного» «форда», припаркованного рядом с заправкой «Shell». Его владелец сейчас мирно дремлет в автобусе, едущем в Сан-Франциско, и осознает пропажу только через неделю, когда в голове прояснится. Девочка в очередной – наверное, сотый – раз бросила взгляд на табло дешевых электронных часов на своем тоненьком запястье. Занзас вышел на минуту прикупить сигарет, а отсутствовал уже почти четверть часа. Маммон вся извелась от беспокойства. Наконец босс показался в дверях магазинчика с небольшим пакетом в руке. Подойдя к машине, он забросил ношу на заднее сиденье через открытое окно двери, уселся на водительское место и бросил на колени Маммон свернутую газету. – Местные новости дают пищу для размышлений. Первая страница. Аркобалено молча развернула прессу – свеженькую, судя по запаху типографской краски – и уставилась на огромный заголовок: «УПРАВЛЯЮЩИЙ СТРОИТЕЛЬНОЙ КОМПАНИЕЙ НАЙДЕН МЕРТВЫМ». Пока Маммон читала леденящие душу подробности, про то, что накануне уважаемый житель Уинслоу был обнаружен в своем доме сожравшим все запасы соли в один присест, Занзас успел выехать на трассу и теперь гнал «форд» на северо-запад. – Ну и сколько тут правды? – поинтересовался босс, закурив. Маммон свернула газету и швырнула ее на заднее сиденье. – Почти все. Странно, я думала, полиция должна хранить в тайне такие подробности. С момента его смерти и двух суток не прошло. Босс хорошенько затянулся и выбросил недокуренную сигарету в окно. – Местные копы – некомпетентный мусор. Когда меня арестовали, то даже не потрудились как следует обыскать и наручники нацепили спереди. И в таком виде посадили в служебную тачку на заднее сиденье, а сами, недоумки, уселись на передние и всю дорогу трепались о своих бабах. И это после того, как я отделал их сраных сослуживцев в том гребаном баре. Клянусь Богом, мне стоило огромного труда не прикончить эти два куска дерьма. И теперь ты удивляешься, что газетчики разузнали все самые смачные подробности убийства? – Занзас помолчал, успокаиваясь, и продолжил: – Ты сказала «почти все». Что не так? – Ну... Я точно помню, что не отрезала его причиндалы и не выкладывала их на тарелку. Хотя, возможно, надо было. Интересно... – Наверное, кто-то нашел его после твоего ухода. – Или это приписано ради красного словца. В любом случае, это указывает на то, что кто-то как минимум догадывался, кем он был на самом деле. Маммон вытянула ноги и зажмурилась. Воспоминания о позавчерашних событиях радости ей не доставили. – Думаешь, ты была у него не первой жертвой? – Точно не первой, – пробормотала Маммон, не открывая глаз. – Он сам сознался, что были еще и другие. Занзас, словно почувствовав, что ей не хочется говорить на эту тему, замолчал. Чертов Уинслоу наконец-то кончился, и теперь машина катила по шоссе в сторону Флагстаффа. Потом они планировали свернуть на юг и проследовать в Финикс. Оттуда уже можно было добраться почти в любой город мира, пусть и с пересадками. – Наконец-то, – буркнула аркобалено, когда пограничный щит исчез позади. – Может, если повезет, через пару дней будем дома. Занзас кивнул, не отрывая взгляда от дороги, а потом вдруг сокрушенно выпалил: – Вот черт! – Что такое?! – вскинулась Маммон. – Да так. – Босс покачал головой. – Я тут вспомнил, мне же завтра нужно у инспектора по УДО отметиться. И он оскалился, демонстрируя белоснежные клычищи.