Я знаю, что ты боишься разочаровать меня, но я хочу тебя успокоить, потому что мои ожидания относительно тебя и так невысоки!
Теория большого взрыва (The Big Bang Theory)
Гермиона отбросила книгу — она не могла сосредоточиться на чтении. «Да как он мог», — в который раз она задалась вопросом. Как мог этот негодяй так с ней поступить, после того, что они пережили за все эти годы, а в особенности этим летом! Она так надеялась, что у них с Роном всё будет хорошо. А он… он дал ей понять, что у него кто-то есть. Гермиона вздохнула и сжала одеяло до боли в пальцах. Мысли об этом волнами захлестнули всю её голову, а слёзы душили до самого утра. Пришлось принять магловское успокоительное. Жалко, что не было волшебного зелья — оно бы подействовало быстрее. Она уже всё перепробовала, чтобы перестать думать о Рональде, ударилась с головой в организацию порядка в доме, начала курсы молодого дантиста под предводительством родителей и даже завела аквариумную рыбку, правда, в тот же вечер Живоглот ее сожрал со всеми потрохами и укоризненно посмотрел на свою хозяйку: «Вкусно, но мало!» Гермиона почему-то вспомнила, как в детстве её успокаивали качели. Когда ей было плохо и одиноко, когда что-то мучило, она бежала к качелям и раскачивалась до тех пор, пока гнетущие её мысли не улетучивались, а голова не прояснялась. Это было давно, ещё до Хогвартса. Но, быть может, это она сама виновата в случившемся? Сразу после битвы Гермиона сказала Рону, что хочет отойти от всего ужасного, увиденного и пережитого ею, хочет повременить с серьёзными отношениями… А он обиделся, не понял и сразу же нашёл кого-то. Быть может, он её и никогда не любил, раз так поступил. Гермиона запустила пальцы в непослушную копну волос и тяжело вздохнула. Ей нужно перестать думать о Роне. Скоро учёба, седьмой курс, а гордость Гриффиндора и герой Второй магической войны по совместительству пускает нюни. Разве это худшее из всего, что с ними произошло за время войны с Волдемортом? Она справлялась и не с таким! Чего только стоило ее путешествие по лесам и полям с двумя парнями, которые, элементарно, не могли носки за собой постирать… Пришлось как-то урезонить себя и перестать самобичеваться, когда она подметила за собой, что начала разводить розовые сопли на заунывные песни местной радиостанции и заглядываться на полку с женскими романами своей матери. Ей определенно станет легче, когда она приедет в Хогвартс, потому что у неё не будет времени на весь этот романтический бред. Она надеялась, что ее сделают старостой школы. Всё лето Грейнджер общалась лишь с Гарри, навещая его время от времени в доме Сириуса и заранее предупреждая о своём визите, чтобы не столкнуться случайно с Роном, который тоже заходил к другу в гости. Гермиона частенько заставала у Гарри Джинни и была рада, что у них всё хорошо. Гарри пытался помочь Гермионе и рыжему другу, разговаривал, хотел помирить, но без толку. А ведь Гермионе предстоит учиться в этом году с Роном. Впрочем, она уже решила, что будет вести себя так, будто не замечает его, и полностью погрузится в учёбу. Это должно помочь.***
Джинни лежала возле Гарри на кровати в его спальне и играла с его очками. — Мы будем учиться вместе, — возбуждённо сказала она и бросила внимательный взгляд на парня. Наконец-то спустя столько времени Гарри Поттер принадлежал ей всецело. Сколько лет она гонялась за ним, и вот — награда за все ее старания и мучения. Так ей казалось. Первую половину лета они провели на Гриммо практически не отлипая друг от друга. Гарри много ел, много говорил о всяких милых пустяках, наслаждался ее компанией. Что, если не любовь способно было излечить душевные раны и помочь забыть эту ужасную войну? Гарри любил Джинни, а она его, и ей казалось, что у нее кружится голова от счастья. Но к концу лета Поттер почему-то стал молчаливым и задумчивым. Вот и сейчас Гарри лежал рядом с ней и о чем-то явно парился мысленно, лишь изредка комментируя то, что говорила Джинни. Она его позвала: — Гарри? — М-м? — Гарри с большим усилием оторвал взгляд от потолка, где лениво порхал его первый пойманный снитч, и посмотрел на Джинни. Её глаза излучали счастье и что-то ещё, чего Гарри не понял. — Это здорово. — Конечно, здорово! Теперь мы будем проводить намного больше времени вдвоём! — Молли Уизли, конечно, была рада за то, что жених ее дочери сам Гарри Поттер, но всё же она старалась думать о целомудрии своего ребенка и не пускать ту надолго и с ночевкой. Уизли радовалась тому, что вскоре останется без надзора. — Кстати, где опять Сириус? Его не было всё лето. Гарри отвлекся от своих мыслей. — Сириус? Он так устал от всего, что, кажется, навёрстывает упущенное, — зеленоглазый слегка улыбнулся. — Ездит по всяким разным местам… — Поттер предусмотрительно умолчал, что его крестный пустился во все тяжкие. — Да, — Джинни задумалась. — Ну, это ведь ещё хорошо и тем, что ты тут один живёшь, — она провела пальцами по футболке Поттера. Пальцы Джинни пробрались под ткань и коснулись голого тела. — Джинни, — Гарри отодвинулся от рыжей пассии и почему-то засмущался. Девушка фыркнула. — Гарри, ты чего? Мы всё лето этим занимались, а ты внезапно стал стесняться. — Ну… Давай не сейчас, я… — Поттер говорил как можно мягче, стараясь не обидеть её, но Джинни вспыхнула. — Ты твердишь это последнее время! — она убрала руку и вскочила с кровати. — Гарри Поттер! Ты можешь объяснить мне внятно, что происходит? — Джинни, это лето… — Но ведь все было хорошо до недавних пор. Надо жить дальше! Мы все живы! — она надела кофточку, оставленную на спинке стула, и сказала, скрываясь за дверью: — Осталась неделя до учёбы… Подумай, Гарри, о нас! Гарри хотел окликнуть её, но слова застряли в горле. Практически всё лето он старался не думать о том, что произошло. Просто выкинуть из памяти, закрыться от мыслей и наконец-то спустя столько лет погони за Волдемортом и в то же время пряток от него жить нормальной жизнью. И у него это получалось до поры до времени. Но в какой-то момент произошел щелчок, и эффект аля Обливиэйт спал с его мозга. Гарри начал сильно грузиться от нахлынувших мыслей и эмоций, которые он так тщательно распихал по самым пыльным углам сознания и подсознания. Щёлк! Плотину в одночасье прорвало. Магическая битва перевернула его. Перевернула их всех. Джинни. Она красива, соблазнительна и так вкусно пахла клубничным шампунем и свежей выпечкой. Он кинулся с разбега в её объятья и просто не мог оторваться. Рыжая здорово помогла ему продержаться эмоционально всё это время. Много смеялась и таскала по кафешкам, ночным прогулкам и кинотеатрам. Они валялись дома на диване и транжирили состояние Гарри на доставку фастфуда и сливочное пиво совиными курьерами. Но когда он очнулся от эйфории… Ему внезапно захотелось не физического удовлетворения, а душевного. А Джинни была слишком… нетерпеливой и, как казалось Гарри, — поверхностной. Она ни в какую не хотела разделять его мысли о наболевшем или даже просто понять, что ему элементарно хреново. Вот и сейчас она рассердилась на него из-за его меланхолии и депрессии. Но ему действительно было нелегко, и ему нужна была поддержка и время, а не упреки. Единственной, кто его понимала, была Гермиона, но их ссоры с Роном очень подорвали общение их трио. Ребята не встречались после битвы вместе, и Гарри очень скучал по совместному времяпрепровождению. Сириус решил чаще оставлять его одного дома, вероятно, из-за Джинни. Просто идеальный «родитель». Не лез в душу и швырял в Гарри галлеонами, чтобы тот всегда был при деньгах. Ведь содержать девушку — это ой как накладно. То малое время, что крёстный находился на Гриммо, он старался изо всех сил заряжать энтузиазмом Гарри и передавать ему свою жизненную философию, которая в последние месяцы свелась к простой фразе — Акуна матата. Сириус. Его вернули после битвы. Он не погиб, а скрылся в Арке, прежде чем Беллатрикс Лестрейндж попала в него заклятьем. А Дамблдор молчал всё это время о том, что его можно было вновь вернуть в мир живых. Блэк сильно мешал его Ордену, чуть всё не испортил. Был непокорным и вспыльчивым, не желая становиться пешкой. Всё сложилось как нельзя лучше для всех. Для всех, кроме Гарри. Дамблдор всё знал и молча смотрел на страдания Гарри. Сирота, обретший, наконец, родного человека, снова потерял его. Он не понимал, как они могли так с ним поступить. Они, а не он, потому что Гарри был уверен, что не только Дамблдор был в курсе, наверняка, ещё кто-то из Ордена. К сожалению, Гарри не знал их имён, мог лишь предполагать. Удивительным был оптимизм Сириуса в этой ситуации. Неужели ему ничуть не обидно, что с ним так поступили? Дамблдор, конечно, дал понять, что догадался о способе совсем недавно, но Гарри не верил ему. Всё, что делал Дамблдор, оказалось большой, хитропродуманной игрой, в которой он, Гарри, был главной фигурой. Его обманывали и испытывали, проверяли на прочность и воспитывали достаточно жестокими методами, не заботясь о его чувствах, о том, что лишают детства, заставляют страдать. Взращивали для определенной миссии, после которой он должен был умереть, как герой, как Избранный, спасший мир, как откормленный поросенок, превратившийся в большую жирную свинью. Только вот что-то пошло не так, и Гарри остался жив. Заклятье Волдеморта убило в нём лишь крестраж, частичку души красноглазого монстра. А, может быть, и это было спланировано, Гарри уже не знал, чему верить. Иногда Гарри жалел, что выжил. Жалел, что ему пришлось узнать о коварстве людей, которым он доверял. Неужели бы он не помог в войне, неужели нужно было вот так с ним поступить, воспитывать особыми методами для блага всего мира? Гарри чувствовал себя использованным. Дамблдор ведь не умер, они разыграли эту сценку со Снейпом… Знали лишь приближённые. Директор объявился сразу после победы, с открытой бутылкой шампанского и наколдованными из воздуха фужерами. И это тоже было сделано для воспитания Гарри, для блага. Почему они не могли ему, Гарри, сказать, что старик жив? Это так злило парня. Гарри чувствовал себя преданным, не желая принимать их оправдания, мол, его мысли мог прочитать Волдеморт. Тяжело вздохнув, Гарри встал с кровати и налил себе огневиски. «Кажется, нужно заканчивать баловаться алкоголем по вечерам», — подумал парень. Он и так порядочно разорил запасы Сириуса. А еще — продолжать напиваться в Хогвартсе будет как-то неудобно, что ли.***
Дамблдор восседал в своём кабинете за столом и, скрестив пальцы рук, задумчиво глядел в одну точку. Последнее время все его мысли были заняты двумя людьми: Северусом и Гарри. Дамблдору очень бы хотелось вернуть расположение и доверие последнего. Паренька нельзя было упрекать в том, что тот разозлился на него, ведь Гарри так юн и ещё в должной мере не осознал, что он — директор — действовал лишь в интересах магического сообщества. А в таких случаях всегда бывают жертвы. Нужно было сделать всё, чтобы Гарри Поттер принял его действия как должные и необходимые. Это, безусловно, займёт немало времени, но Дамблдор был готов к этому. В кабинет постучали, отвлекая директора от размышлений. Дверь слегка приоткрылась. — Вызывали, директор? — спросил, выглядывая из-за двери, Снейп. Дамблдор уже знал, что скажет Северусу. Знал, как смягчит гнев зельевара, который, несомненно, возникнет в нём после их разговора. — Да-да, заходи, Северус, присаживайся. Зельевар закрыл дверь и быстро продвинулся к столу директора. — Северус… — начал директор и вздохнул, сделав паузу. — Прежде чем сказать тебе, пообещай мне кое-что. — Что вы хотите, чтобы я пообещал, директор? — Северус ужасно не любил эти театральные вздохи и паузы Дамблдора — они не сулили ничего хорошего. — Что не будешь сердиться на меня и воспримешь сказанное мною, как сделанное по крайней необходимости… Ты сможешь обещать мне? Брови Снейпа взметнулись вверх — какие ещё тайны остались у Дамблдора после войны? Этот старик всё еще полон сюрпризов. Зельевар так надеялся, что сможет жить нормальной жизнью после этого лета. Видимо, в компании Альбуса спокойная жизнь ему явно не грозила. — Ну, хорошо, я постараюсь. Говорите. — Твоя дочь, Северус… — голос директора дрогнул. — Моя дочь?! — зельевар мигом побледнел. — Альбус, зачем вы мне напоминаете о прошлом? — Теперь это твоё настоящее, — осторожно сказал директор и с опаской посмотрел на встревоженного собеседника. — Она жива, Северус. Твоя дочь жива. Снейп резко вскочил и ошеломленно посмотрел на Дамблдора. — Это не смешно, Альбус. Моя дочь умерла. — Сядь, Северус, — мягко попросил директор, но тот остался стоять. — Её мать умерла при родах, но ваша с ней дочь жива. — Что всё это значит? — Снейп покраснел от гнева. — Где она?.. Как… Почему вы молчали?! — Ты обещал выслушать меня и понять, — быстро напомнил директор, но на всякий случай обвел взглядом кабинет, чтобы выбрать лучший способ ретироваться. — Девочку нужно было спасти, Северус… Волдеморт мог убить её. Я спрятал её и навещал время от времени. Война закончилась, и я говорю тебе о ней. Но существует и другая причина… — директор разволновался, глядя на Снейпа, который часто и шумно дышал. — Беллатрикс… — Что Беллатрикс?! — рявкнул декан Слизерина. — Она… узнала каким-то образом про твою дочь и намерена отомстить за Риддла. Она хочет убить её. Северус, надо переместить её в более надёжное место… Я везу её в Хогвартс.***
Снейп вышел от директора в смешанных чувствах. Он был зол, растерян, обрадован и снова зол. Зол на директора. Он бы сам мог уберечь дочь, спрятать и так же навещать её, как и Дамблдор. Альбус же решил смолчать, снова поиграть в стратега… Всю жизнь Снейп оплакивал её смерть, а теперь он узнаёт, что дочь жива и совсем не знает про него. Дамблдор сказал ей, что родители погибли. Она приедет в Хогвартс и даже не будет знать про своего отца… «Мы вместе подготовим её ко всему, ей предстоит увидеть новый мир, Северус. Она сидела взаперти. Мы не можем сразу сказать ей про тебя», — в который раз Северус прокрутил про себя слова директора. Ну, конечно же, старик думает, что делает как лучше. Как и всегда. Кажется, он теперь прекрасно понимает Поттера. Старый интриган совсем не считается с чужими чувствами, играя судьбами людей, как кукловод марионетками. Но молчать семнадцать лет!.. «Она мне так же дорога, как и тебе, Северус, ведь она моя племянница, я должен был укрыть её от опасности, пойми». Кажется, он начинал ненавидеть директора, а ведь был так предан ему все эти годы! Почему Альбус так жесток с ним… Кроме всего этого, теперь ещё чокнутая Беллатрикс хочет убить его дочь. Даже она узнала о ней раньше, чем он. До чего же обидно. Теперь он будет защищать её, защищать то единственное, чем он обладал. Или не обладал?.. Она не знает про него. Ему нужно сказать ей это как можно быстрее. Он не будет слушать директора. Весь вечер Снейп мерил шагами свой кабинет и пил огневиски. Края мантии метались из стороны в сторону. Ему было ужасно больно и обидно.***
На следующее утро он ворвался в кабинет директора без предупреждения. Его вид был ужасен: мантия помята, лицо бледнее обычного, под беспокойными глазами — тёмные круги. Дамблдор был готов к визиту, он знал, что Северус придёт и будет спрашивать. — Когда она приезжает, Альбус? Я хочу её видеть, встретить, где она сейчас? — Она прибудет через неделю со всеми учениками на Хогвартс-экспрессе. Ты должен держать себя в руках, Северус, и не показывать… — Держать в руках?! — перебил его криком Снейп. — И это после всего, что случилось?! Я не смогу терпеть, я расскажу ей всё. Сразу же. — Нет, Северус, — резко ответил Дамблдор, хмурясь. — Мы должны уберечь девочку на некоторое время от стресса, ей и так будет тяжело… — Опять ваши игры! Вы так говорите, потому что вам легко! Она знает, что вы её дядя. Что конкретно вы сказали ей о её родителях? — Мне вовсе не легко, мой мальчик, — Дамблдор налил две чашки чая, предусмотрительно добавив туда огневиски, и передал одну Снейпу. — Мне тяжело. Конечно, не так, как тебе. Девочка знает, что её мать умерла при родах, а отец… погиб на войне. Он сражался против Пожирателей смерти… — Какая ирония. Где она сейчас, Альбус? — прервал его Снейп. — У близкой подруги Аберфорта… — Замечательно. Все знают, кроме меня! — Снейп вскочил со стула и начал мерить шагами кабинет директора. — Девочка пройдёт распределение. В этом году будут переводиться ещё две студентки в нашу школу. Среди них сестра мисс Делакур из Шармбатона, Габриэль. Ты помнишь её? Турнир Трёх Волшебников. Она хочет быть ближе к сестре. — Плевать я хотел! — не мог успокоиться Снейп. Директор вздохнул. — По крайней мере, ей будет не так страшно среди сокурсников, — он какое-то время изучал Снейпа из-под своих очков-половинок, а потом сказал: — Сможешь ли ты простить меня, Северус? Я сделал это ради девочки. Подумай, чем могло бы всё обернуться… — Я не знаю, Дамблдор! — и зельевар выскочил чёрной тенью из кабинета директора.