Клятва

      Внутренний мир бедной розовой пони сжался в точку, и та вовсе потеряла чувство времени и последние капли рассудка. В этих холодных стенах больницы ее держала за плечо своим холодным каменным копытом ее каменная сестра Мод. Где-то далеко на Каменной Ферме продолжали жить прежней жизнью ее любимые родственники, в которых она когда-то верила и которым когда-то доверяла. Живут обычной жизнью так, будто ее, Пинкамины Дианы Пай, никогда и не было. - Не обращай внимания - каменным голосом говорила каменная сестра. – Пол жизни ты прожила без них. Проживешь и дальше.       Пинкамина жила будто во сне. И зима прошла будто во сне. Выпал белый снег, он так красиво кружился над крышей больницы, и мимо окон пролетали мирриады блестящих снежинок – и среди них ни одной одинаковой. Бедная розовая пони вспомнила легенду о слепой пегаске, которая когда-то собственнокопытно выкроила из безжизненных кусков льда всю эту мерцающую красоту.       Пинкамина положила голову на подоконник и закрыла голову копытами. От ее некогда роскошной шевелюры не осталось и следа. Розовая пони старалась носить косынку, а когда редко приходилось выходить из больницы на улицу – толстовку с капюшоном. Сейчас, когда она осталась в палате одна, она могла смотреть в окно на свое блеклое отражение и вспоминать все, за что ей досталось это уродство. Пинкамина закрыла глаза и прижала копыто к своему отражению. «Твайлайт, Флаттершай, Рэйнбоу Дэш, Рарити, Эппл Джек, Спайк… Простите меня» - проносилось в ее мыслях, словно заученная мантра, и по ее телу разливалась горечь. «Я… Я даю Пинки-Клятву…Я даю Пинки-Клятву убить во мне то, что заставило поднять на вас копыто. Я даю Пинки-Клятву усмирить всю древнюю магию, что я пробудила, чтобы скрыть следы. Я клянусь, я смогу вымолить у вас прощение».       И будто бы в ответ на ее немую клятву кольнуло жутким холодом в копыто, которое было приложено к окну. Пинкамина отдернула копыто, но холод лился по суставу прямо к ее сердцу, и на секунду ей показалось, что в голове она снова услышала противные смеющиеся голоса. Но теперь они не пугали ее. Пинкамина оскалилась и засмеялась так, как когда-то учила ее бабушка – засмеялась своим страхам прямо в лицо.       Вечером зашла Мод, принесла свежий домашний ужин. Кобылки обнялись, как обычно. Пинкамина вскарабкалась на кровать, а Мод устроилась на табуретке. От произошедшего сегодня розовая пони чувствовала необычный подъем духа, будто то болото, что находилось в ее душе, разошлось штормом настоящего океана. С несвойственным для нее аппетитом Пинкамина выхлебала суп, закусила свежим сэндвичем с огурцом и запила теплым чаем из термоса. -Я понемногу начинаю узнавать мою Пинки, - сказала Мод. Обычно, когда она говорила такие вещи на ее лице появлялась заметная только Пинкамине улыбка, но сейчас этой улыбки не было… Розовой пони это показалось странным, но она тут же забылась в своем боевом настрое духа.       Врачи долго не могли поставить ей точный диагноз. Где она только не была: в Кантерлоте, Мейнхеттене, даже у самой принцессы Селестии… Но даже она не смогла развеять своей светлейшей магией то, что сковало душу и тело Пинкамины. В конце концов розовая пони вернулась доживать свой век в больницу Понивилля. «Похоже, рак крови» - говорили врачи, с недоумением рассматривая толмуты ее анализов. От химиотерапии у Пинкамины выпали почти все волосы, а от хвоста остался куцый веник. Единственным светлым лучиком в этом сумасшедшем водовороте была Мод. Все свои сбережения она тратила на здоровье сестры, она оставила диссертацию, чтобы помогать бедной Пинкамине, она ушла с Каменной Фермы, чтобы провести с ней эти, возможно последние дни... - Что там в Сахарном уголке? – с набитым ртом и улыбкой спросила Пинкамина, беззаботно глядя в каменные глаза сестры. Ей казалось, что ее болезнь отступила после того, как она над ней посмеялась. - Новый управляющий хорошо справляется, - коротко ответила Мод. После того, как Пинкамину скосило, она осталась полноправной хозяйкой Сахарного уголка, а вот управляющего пришлось сменить…       Розовая пони кивнула и коротко добавила: «Молодец».       Мод молча продолжала наблюдать, как управляется с ужином сестра. Сделав большую паузу, дождавшись, пока Пинкамина съест все, она сделала глубокий вдох и с ноткой грусти в голосе проговорила. - Завтра в 9 утра тебя навестит главврач, - Мод опустила голову, будто это было какое-то препечальнейшее событие. - Ну и пусть, - беззаботно пожала плечами розовая пони. – Что, первый раз что ли? А по поводу чего, не знаешь? Я чувствую себя лучше. Может, уже поговорим с ним о моей выписке? – Пинкамина сама удивилась тому, сколько слов она выдала за один присест. Обычно ее фразы последнее время были стройны и коротки.       Мод снова долго молчала вместо ответа, и привыкшая к такому поведению сестра ничего больше не спрашивала, а вместо этого рассматривала пейзаж за окном, свесив копыта с кровати, чуть болтая ими в воздухе. - Нет, - наконец будто выдавила из себя Мод. – Мы не будем спрашивать о выписке, потому что по последним анализам твоя болезнь прогрессирует, - эти слова Мод вкупе с каменным тоном звучали, словно смертный приговор.       Пинкамина сморщила нос, чуть оскалилась в ответ. - Я же сказала, что чувствую себя лучше! Я готова вернуться домой и приступить к работе, у меня нет даже слабости… - Мод прервала сестру и закончила фразу вместо нее. - Этим вечером, - она снова опустила голову и комната погрузилась в вязкое и тяжелое молчание, прерываемое лишь завыванием ветра за окном. Портилось настроение Пинкамины, и будто вторя ей, портилась погода… - Я рада, что ты чувствуешь себя лучше этим вечером, - внезапно раздавшийся голос Мод прозвучал, словно раскат грома в этой нависшей тишине, розовая пони дрогнула и оторвала взгляд от окна. – Но тебе нужно продолжать лечение. Доктор Хувхарт – главврач – нашел тебе какую-то новую больницу. Какую – скажет тебе завтра утром.       Пинкамина в ярости соскочила с постели и ринулась на сестру, повалив ее с табурета. Мод упала, но лицо ее ни капли не изменилось, будто она не почувствовала никакой боли. С ноткой снисходительности в своих серых глазах она смотрела на сестру снизу вверх. - Я больше ни в какую больницу не поеду! Я здорова! И если завтра мне не дадут выписку, я сбегу, слышишь?! Сбегу и вернусь на работу, в Сахарный Уголок, а ты больше не будешь тратить на меня время и тоже вернешься на работу, писать диссертацию про свои камни! – Пинкамина не заметила, как ее грубый голос превратился в злобный писк. Сестра внезапно обхватила ее копытами за плечи, с невероятной силой и невероятной нежностью приподняла и сняла с себя. - Успокойся, Пинки, - обе пони встали с пола и остановились друг напротив друга. – Мы все желаем тебе только добра. И все понимаем, как ты устала от всего этого, - на мгновение взгляды сестер пересеклись и розовая пони заметила непривычный блеск в глазах Мод. «Что это? Слезы?» - удивилась про себя Пинкамина. Сколько лет они вместе, но она ни разу не видела, как ее сестра плачет. Ни единого раза. Она всегда оставалась для Пинкамины образцом идеальной сдержанности и самообладания, но теперь этот блеск в глазах…       Розовая пони закрыла глаза и обняла сестру. Ветер с улицы дунул прямо в окно и послышался неприятный треск стекла. Пинкамине в этот момент показалось, что трещит вовсе не стекло, а каменная оболочка души ее любимой сестры.       Ветер на улице завывал все сильнее и печальнее, бился в окна, будто замерз и хотел влететь в эту теплую палату, пропитанную запахом медикаментов.       Мод ушла, оставив Пинкамину одну в окружении зеленоватых стен. Розовая пони смотрела в потолок не моргая, и казалось, что с каждой секундой он нависает над ней все ниже и ниже. Впервые за долгое время Пинкамине удалось поспать без сновидений.       После завтрака, на следующий день, в палату Пинкамины зашла незнакомая медсестра: грузная светло-серая кобыла с черной лоснящейся гривой, собранной в идеальный пучок на макушке между коротеньких толстых ушей. Ее недовольное выражение лица было будто приклеено к коже – скривленные на один бок губы, нахмуренные брови даже не дрогнули, когда она с некоторым пренебрежением проговорила. - Пинкамина Диана Пай, верно? – она подошла вплотную к кровати розовой кобылки. Та сидела, поджав под себя задние ноги и поставив передние прямо перед собой, глядела в окно. Глубоко в душе она была изумлена тем, откуда вчера в ней появилась такая сила духа. Сейчас все начнется заново, снова круговерть больниц, докторов, медсестер, этой особенной вони различных медикаментов и спирта, и снова затянет ее этот водоворот на самое дно, где ей останется только одно – лечь, свернуться в тугой калачик и ждать кончины. Из-за своих мыслей розовая пони даже не заметила медсестру. - Пинкамина…Диана…Пай! – губы медсестры сползли на другой бок и так же скривились. Она сказала громче, делая паузы и будто бы выплевывая каждое слово. Пинкамина Диана Пай повернулась. - Да? – кротко и безучастно спросила она, сев в пол оборота. - Через 10 минут у вас прием у доктора Хувхарта, - так же выплюнула медсестра. – Вы в состоянии идти сами? Его кабинет находится в противоположном крыле. -В состоянии, - так же коротко ответила Пинкамина, накинула свою косынку и спустилась с кровати на пол. Даже после хорошего сна и более-менее сносного завтрака ее почему-то пошатывало. Медсестра это или не заметила, или ей было абсолютно наплевать на состояние пациента. - Следуйте за мной, - она повернулась к Пинкамине крупом и зашагала к выходу. – Если станет плохо, скажите.       По коридору разносилось четкое и громкое «цок-цок» незнакомой медсестры. Она шла, словно по подиуму. Розовая пони шла за ней, стараясь поднимать копыта невысоко – она считала, что таким образом экономит энергию.       Доктор Хувхарт – ее последний лечащий врач. Старый палевый земной жеребец с седой гривой, лицо которого давно было испещрено глубокими морщинами. В его непроницаемых голубых глазах уже давно застыло стеклянное спокойствие врача, навидавшегося всего. Пинкамина была уверена, что он лечил пациентов и потяжелее нее…       Путешествие от палаты до кабинета доктора казалось Пинкамине подъемом в горы, однако она не просила медсестру прикатить кресло. Своими затухающими шагами она бросала вызов своей болезни.       Мод… Будет ли она с ней на этом странном приеме, где будет обсуждаться ее перевод в новую больницу? «Раз она знала о нем, значит она будет со мной. Интересно, что же за больница, кажется, я уже побывала во всех…» - думала Пинкамина, глядя себе под ноги.       По пути в кабинет им никто не встретился, и царила гробовая тишина, будто все притаились, чтобы поглазеть на прием Пинкамины, как на театральную постановку. «В конце ей скажут, что она обречена» - кто-то ехидный рассказал всем концовку печальной и бессмысленной постановки, и невидимые зрители, ворча, разошлись.       Медсестра распахнула дверь в кабинет Хувхарта, и Пинкамина влилась в приятный полумрак. Доктор сгорбленно сидел за столом, сосредоточенно просматривая какие-то бумаги, но как только розовая пони появилась на пороге, он встал со своего кресла с максимальной быстротой, которую позволяли его старые ноги. Без лишних слов он помог Пинкамине сесть на кушетку и дал понюхать нашатырного спирта. Розовая пони слышала, как он вывел из кабинета ту медсестру со скривлёнными губами, слышала краем уха, как он отчитал ее за то, что та позволила пациентке идти «в таком состоянии». «Мое состояние не плохое» - думала про себя Пинкамина. – «Наоборот, я молодец. Я хожу, я стараюсь».       В коридоре послышался долгожданный знакомый голос, и розовая пони вскинула оба уха и встрепенулась. Мод пришла! Эта весть вернула Пинкамине некоторые силы. Хувхарт вошел в кабинет первым, придержав дверь для серой пони. Пинкамина улыбнулась, хотела закричать приветствия Мод, как когда-то раньше, чтобы еще раз доказать, что ей уже лучше, однако строгий кивок сестры заставил ее остановиться. Все поздоровались спокойно, Мод села на кресло возле стола врача, а розовая пони осталась на кушетке.       После приветствий на несколько секунд кабинет погрузился в тишину, которую первым нарушил Хувхарт стандартным вопросом, который Пинкамина даже не стала дослушивать, и в ответ на который резко выпалила: - Я чувствую себя отлично, думаю, пора подумать о выписке и продолжить лечение дома! – она сказала это даже с некоторым вызовом, чуть нахмурив брови. Мод нахмурилась, посмотрев на сестру, и покачала головой. Пинкамина это заметила, однако сегодня она твердо решила настоять на своем. Хувхарт посмотрел на нее с некоторым сожалением, но улыбнулся. - Вы хорошо держитесь, мисс Пай. Однако… - доктор выложил на стол кипу бумаг и принялся их листать. Удивительно, в своем-то возрасте он обходился без очков. – Однако, - продолжил он, взяв несколько листов в копыта – по-видимому, заключения. – Результаты ваших анализов весьма плачевны… Позвольте мне объяснить... – жеребец уж собрался подняться, чтобы подойти к Пинкамине, однако та нахмурившись еще сильнее, процедила со стиснутыми зубами: - Не нужно ничего объяснять! Я выздоравливаю… - на такое поведение сестры Мод не сдержалась. - Пинки, успокойся и выслушай, - сказала она, пересев с кресла на кушетку к ней. - Мисс Пай, если вы не хотите слушать подробностей, - вздохнул доктор, покачав головой и замолк, будто тщательно подбирал слова. – За все эти месяцы мы хорошо поработали, и вы держались и держитесь молодцом, но… - доктор нервно куснул губу. – Ваша болезнь вроде бы известна и изучена, но не лечится ни одним из известных нам способов… Ваши анализы хуже с каждым разом. Боюсь… - доктор сглотнул, прикрыл на секунду глаза и продолжил. – Боюсь, мисс Пай, медицина и магия Эквестрии бессильны. Поэтому… - Поэтому вы прекращаете плести чушь и отпускаете меня домой, - теперь голос Пинкамины звучал не капризно, а твердо и чуть нетерпеливо. – Да, Мод?! – она резко обернулась на сестру, но та только нахмурилась и взяла копыто розовой пони в свои копыта. - Мисс Пай, я вас понимаю, но давайте смотреть в лицо правде, - теперь уже и доктор, чувствуя настрой Пинкамины, прекратил быть столь мягким. – Мы не можем потерять вас, последнюю Принцессу Дружбы. Вы думаете о пони, которым вы, Элемент Радости, последний уцелевший Элемент Гармонии, нужны?! – в глазах доктора блеснули искорки ярости. – Поэтому это вы, мисс Пай, прекращайте нести чушь и выслушайте меня. Мы должны бороться дальше, если не в Эквестрии, то за ее пределами, потому что вы, мисс Пай, должны жить, и вы будете жить!       Пинкамина никогда не видела Хувхарта столь оживленным и встревоженным, никогда не видела, чтобы он смотрел так, и в этот момент она была готова признаться себе, что даже чуть испугалась. Это заставило прикусить язык.       В кабинете снова повисло молчание. Пинкамина опустила голову, глубоко вздохнула и печально спросила: - Но… Если не в Эквестрии, то где еще? – она подняла глаза, и ее взгляд пересекся со взглядом доктора. - По молодости я много путешествовал, исследуя медицину, - доктор вздохнул и посмотрел в окно. – Есть одно место, где смогут вылечить вашу кровь.       Пинкамина заметила, как сменился тон Хувхарта, теперь он будто рассказывал сказку о необыкновенном царстве... - Если не помогут там…- доктор не закончил предложение, его мысленно закончила Пинкамина: «То не помогут нигде». - Этот город называется Ярнам, и только там докторам известна особая техника лечения крови. Если вам не помогло даже переливание и почему-то все вернулось снова, то… Я считаю Ярнам -наш последний шанс спасти вашу жизнь. Я был там единожды… И это нечто непередаваемое, - рассказ доктора оборвался, и он молча с каким-то наплывшим вдохновение смотрел в сторону окна. - Я даже не слышала об этом городе, - Пинкамина чуть наклонила голову, пытаясь поймать взгляд доктора в тот момент, но не успела. Когда он обернулся, в глазах его снова царило привычное ледяное спокойствие. - Мало кто из Эквестрии слышал, -вздохнул Хувхарт. – Путь туда только по воде. В конце апреля туда из Порт-Айленд отправляется грузовой корабль. Думаю, они возьмут на борт одного пассажира… Принцессу Дружбы. В ином случае нужно будет решить вопрос деньгами. - Это не проблема, - раздался голос Мод. Пинкамина положила голову ей на плечо. Почему-то у нее началось головокружение… - До апреля мы будем делать все возможное, чтобы поддержать вас. А первым же кораблем вы отправляетесь в Ярнам, - Хувхарт положил руку на плечо Пинкамине и тут же убрал ее. – Вы хорошо держитесь, Принцесса Дружбы. Прошу, потерпите еще немного… Ради всех нас.       Ради всех нас… Пинкамина закрыла глаза. Картины прошлого мелькали перед ней. Дождливый Понивилль, заколоченные двери магазинов, закрытые ставни на окнах, собранные повозки, торопливо уезжающие пони из города, некогда бывшего райским гнездышком. Гнездышком, которое она собственнокопытно разворотила. Выздороветь – значит искупить вину? Мучиться в болезни – значит искупить вину? Она поклялась искупить грех, и, может быть, судьба услышала ее, и поездка на лечение в странный город, о котором она в жизни не слышала и будет искуплением?       Розовую пони проводили в палату. Чуть позже Хувхарт занес ей книгу «Дневник Путешественника», где вскользь описывался Ярнам и свой собственный толстый блокнот – его, как он выразился, собственные «впечатления».       Мод провела с сестрой почти весь день. К вечеру розовая пони попросила почитать ей про Ярнам из «Дневника Путешественника».       Пинкамина лежала на спине, глядя в потолок, и половина ее головы была забита ее собственными спутанными мыслями, другая же строила картины «города необычайного величия». Розовая пони закрыла глаза, и под томное чтение сестры ей снились огромные серые шпили зданий, пронзающие горящий золотом закат, боязливые неприветливые, и в то же время гордые серые пони, словно тени ходившие по улицам, вымощенным серым камнем.       Увидев, что сестра уснула, Мод положила книгу на прикроватную тумбочку, наклонилось над лицом розовой пони, поцеловала ее в лоб, поправила одеяло и бесшумно вышла из комнаты.