Клятва

      Пинки Пай с выражением воодушевленного ехидства возилась в сарае за домом. Небо было, как и всегда, пасмурным: солнечный диск светился в вышине, как засаленная старая лампа, и его грязно-жёлтый свет ни капли не разбавлял всей серости угодий Каменной Фермы.       Пинки Пай видела вчера в небе вспышку необычайной красоты. Это не было падающей звездой, а уж тем более — ударом молнии. Это было что-то волшебное! Маленькую Пинки откинуло взрывной волной, но она ни капли не ударилась; порыв ветра разворошил её патлы, и теперь эти весёлые кудряшки ну никак не хотели укладываться обратно, не могли стать ровными, прямыми локонами. Крошка Пинки почувствовала в своей душе нечто, чем была просто обязана поделиться с семьёй. Она хотела видеть на их лицах такие же улыбки, какую она заметила на себе, когда наблюдала эту вспышку. Как же будут рады мама, папа, Лаймстоун, малютка Марбл, а главное — Мод, когда увидят, во что превратилось унылое полуразрушенное здание.       К вечеру всё было готово. Из подручных средств — битого стекла от разноцветных бутылок — Пинки сделала витражи. На остатках бумаги огрызками карандашей она нарисовала всех членов своей семьи, с такой заботой и старанием, какое только позволяли крошечные, перегруженные однотипной непосильной работой копытца. Пинки развесила портреты по периметру сарая, накрыла трухлявую бочку потрёпанной скатертью, на которой особенно нелепо смотрелись грубо пришитые заплатки из разноцветного холста, а наверх поставила нелепый подгоревший кекс. Гирлянды, годами валявшиеся на чердаке, включились не сразу. Взрослая пони посчитала бы, что пользование таким оборудованием чревато последствиями, но Пинки хотела одного — праздника для себя и своей семьи. Она влетела в гостиную вихрем, вприпрыжку. В серой комнате с окнами, намертво занавешенными серыми пыльными шторами, потрескивал камин. Света огня хватало, чтобы вырвать из общего сумрака два кресла и длинный диван. На потемневших от влаги креслах сидели, словно каменные изваяния, родители крошки Пинки.       — Мама, папа, сестрички! У меня для вас сюрприз! — взвизгнула Пинки и в прыжке перевернулась вокруг своей оси. Родители устало подняли на неё посеревшие глаза. Мод, прижавшаяся к подлокотнику дивана, равнодушно посмотрела на неё, оторвавшись от книги, и только растянувшаяся на ковре Лаймстоун скривила такую мину, будто Пинки своими словами оскорбила её до глубины души.       Семья последовала за ней в украшенный для «вечеринки» сарай. Они улыбались. Им понравилось! Пинки была рада до глубины души, до такой глубины, что получила свою кьютимарку, свои заветные три шарика, клеймо, которое по жизни обязало её веселиться и дарить веселье и смех другим. Крошка Пинки не могла нарадоваться этому событию — улыбки членов семьи и разноцветные шарики на крупе заставляли её прыгать чуть ли не на хвосте.       Когда уже все укладывались спать, в комнату заглянул отец семейства и попросил Мод выйти с ним. Мод вернулась через минут пятнадцать, её чёлка была разворошена так, что было не видно глаз, но внимательная крошка Пинки заметила, как щёки Мод блестят от слёз. Сестра запрыгнула в постель и завернулась в одеяло. Розовая пони хотела подойти к ней, обнять, спросить, что случилось. Наверное, папа поругал Мод за что-то? Но за что? Даже если она не ответит, Пинки хочет просто подойти и обнять её.       — Дай ты пони отдохнуть! — сердито рявкает Лаймстоун из противоположного угла, как вредная больная старуха, и Пинки ложится обратно на жёсткую подушку. Может, Мод просто устала? Да. Ей определённо поможет хороший сон.       С первыми лучами солнца семья проснулась и, после скорого завтрака — каменной похлёбки, отправилась в каменные поля трудиться. Крошка Пинки встретила Мод в сарае, который она вчера старательно украшала для «вечеринки». Серая пони была спокойна, как обычно. Она безжалостно чистила стены сарая от рисунков сестры, пихала самодельные конфетти в пакеты для мусора, и в каждом её движении читалась покорная высшему приказу жесткость и непоколебимость. Пинки догадывалась, что эти украшения велел снять отец, но всё же не сдержалась и закричала на сестру:       — Мод, что ты творишь?!       Серая пони посмотрела на сестру с блеском сожаления в глазах.       — Больше не устраивай такие… сюрпризы без разрешения отца, — сказала она и убрала последний рисунок в мусор.       Пинки не стала спорить.       — Сегодня в этот сарай завезут большую поставку, твой сюрприз мешает, — Мод подошла к крошке Пинки и положила копыта на её кудряшки. — Это я виновата, что не уследила за тобой и не предупредила о поставке. Я уже всё закончила. Ничего страшного, — холодное спокойствие сестры не пугало маленькую розовую кобылку. Мод не нужно было менять голос, чтобы выразить всё тепло — всё ощущалось и без этого. Пинки потёрлась щекой о копыто сестры:       — Я помогу тебе отнести всё на помойку. Я теперь всегда-всегда буду спрашивать тебя, прежде чем делать что-то! Или маму с папой. И никто не будет ругаться! А сейчас я помогу тебе выкинуть мусор.       Уголки губ Мод чуть раздвинулись в еле заметной улыбке.       — Да. Всегда спрашивай. Возьми этот мешок.       Мешок крошки Пинки был самым лёгким. Мод взвалила на себя сразу два. Все украшения отправились на помойку.       — Я помогу отцу принять поставку, а затем отправлюсь на каменоломню, а ты посидишь с Марбл, — сказала Мод, обтирая копыто об копыто. Пинки тоже отряхнула копытца и поспешила с сестрой прочь от помойки. После недолгого молчания Пинки снова защебетала:       — Мод? Маме, папе и Лаймстоун не понравилась моя кьютимарка?       — Какая разница, — серьёзно ответила Мод. — Это — твоё предназначение.       Пинки смотрела на свои копытца, старалась идти вровень с сестрой.       — Мне понравилась. А на Лаймстоун не смотри, она вечно ворчит, — неожиданно сказала Мод, снова еле заметно улыбнувшись, отчего её слова наполнились такой теплотой, что Пинки не выдержала, пискнула от радости и обняла сестру за шею.       Пинкамина открыла глаза. Вместо тёплой шеи сестры она обнимала колючее одеяло, пропитанное не мерзкими, но чужими запахами. В окно пробивались первые ядовитые лучи рассвета. Молоко и сэндвичи до сих пор ждали на столе.       Почему ей приснился именно этот отрезок жизни? Почему она в таких подробностях запомнила этот сон? Тем не менее, Пинкамина впервые за долгое время чувствовала себя выспавшейся. Её будто бы согревали объятия Мод из этого сна. Как давно она не видела хороших снов… Даже в Эквестрии. Может быть, от неё отвернулась великая принцесса Луна? А, может быть, Луна просто ничего не могла поделать с тьмой, с каждым днём всё крепче сковывавшей разум и душу бедной розовой пони?       Пинкамина помотала головой, отгоняя эти мысли. В новый день, первый день в Ярнаме она войдёт, помня объятия Мод из этого тёплого сна.