***
… Сын Дьявола грешен с самого начала. Его зачатие — есть грех. Его рождение — есть грех. Его жизнь — есть величайший грех. Из греха рожденный, лишь грех способен создавать. Так, Господи, сбереги сыновей своих от чар злых, да спаси нас, слуг твоих. Господень, милосерден будь к несчастным жертвенным овцам, а волка покарай… Аминь.
***
К сожалению, после того, как Уолкера коснулся Истинный, седовласый не мог стоять на ногах. Вспоминая весь тот бред, что он нес сам себе про то, что ничего страшного не случилось и Аллен потерпит, Уолкер проклинал собственную глупость и недальновидность. Сейчас его нутро сходило с ума, мысли лихорадочно путались, а мутный взгляд заблудился среди одинаково-бежевых стен коридора. Лави сказал, что он может поспать, если ему плохо, но, если им срочно понадобится помощь, они его позовут. Буквально боготворя рыжего друга, Уолкер укрылся в комнате отдыха, куда мельком заглянул Линдел. — С тобой… Всё в порядке? Как и любая омега, Линдел особенно остро ощущал, когда его со-омега «готов». Запах усиливался…? Линдел точно не мог сказать, ведь у Аллена и без того был настолько слабый запах, что поначалу Линдел принял его за бету, а потому едва заметные изменения было распознать достаточно трудно. Зато Линдел понимал кое-что другое: Аллен должен был бы уйти отсюда да как можно дальше, но Лави не отпускал его в силу договора — ну кто знал, что тут такая накладочка выйдет? — Не особо… — простонал Уолкер, понимая, что ему нужно смыть с себя запах Истинного, а иначе он просто сойдёт с ума. — Н-да. Слушай, у меня были таблетки… — Линдел хотел было сбегать в гримёрную, но Уолкер его остановил. — Это бесполезно. У меня не течка… — вдохнув и выдохнув, Аллен из последних сил попытался встать на ноги и дойти до дивана, — У меня… Ломка. Такое заявление ввело в легкий ступор Линдела, но он помог Уолкеру подняться на ноги и собственными силами довел и положил на диван. — Ты… Наркоман? — не правильно понял его Линдел. Оно и понятно. Не многие омеги знали, что если хранить… Целомудрие достаточно долгое время, то, при встрече с Истинным, придут адские боли: ощущение, будто тебя разрывает на части. Причём, чем дальше ты от Истинного, тем больнее это происходит. Аллен повёл себя ещё более необдуманно, чем любая омега бывшая в его ситуации: он прикоснулся к Истинному альфе (точнее, это альфа прикоснулся), а это равносильно тому, чтобы связать петлю и повесить ее себе на шею — теперь Уолкера буквально душило расстояние, поэтому он пытался хоть немного быть ближе к тому брюнету — чтобы хотя бы изредка, но иметь возможность вздохнуть. Однако Линдел этого не знал, а потому как только они отошли на пару метров от двери, Аллен вцепился в плечо омеги и с силой прикусил себе губу, стараясь отодвинуть боль на задний план. Ничего не вышло. «Дурак ты, Уолкер… Такой дура-ак!» — ругал себя седовласый, цепляясь в обивку дивана. — Конечно, нет… — выдохнул из последних сил Уолкер и обессиленно рухнул на диван, растворяясь в его мягкости, хотя для Уолкера эта мягкость сейчас играла роль острого неотесанного камня: мир вокруг него плясал кордебалет, а он в ритм явно не попадал. — Это… Истинный… Там… — на выдохах всё тише и тише говорил Уолкер, стараясь хотя бы глаза держать открытыми. — Мне… К нему… — Тебя отвести к нему? К кому? — Линдел внимательно слушал, вот только правильно Уолкера не понимал. — Тот брюнет, у которого ты танец исполнял? — Д-да… — выдохнул Аллен, но шикнул, — Нет. У него… Кольцо! — хриплые вдохи и выдохи участились, а сам седовласый буквально пополз по дивану в направлении двери. Эта ситуация не оставляла выбора Линделу. Ему, в принципе, было без разницы, что у какого-то брюнета какое-то кольцо, а вот то, что хороший омега сейчас помрёт у него на глазах из-за какой-то ломки!.. — Так не пойдёт… Лави! Лави, черт тебя дери! — на крик прибежал рыжий, замечая всю обреченность ситуации. Сознание Уолкера ускользало, но омега старался держаться и всё ещё был в состоянии различать речь. — Что прои… — Кто тот брюнет? — резко спросил Линдел. — К-кто?! — заикаясь и постоянно поглядывая на полубессознательного друга, спросил Лави. — Ну тот, который с волосами длинными чёрными… Лави, чёрт, соображай! — К-Канда! Канда Юу! — Позови его. — Голос Линдела стал много жестче, чем до этого. «Канда… Канда Юу… Стоп! Канда?..» — Уолкер отчаянно ловил ускользающее от него воспоминание, всё больше и больше погружаясь в темноту. Когда его всё-таки украл Морфий, дышать стало в разы легче, но это потом. Сейчас ему было не больно.***
Приходя в себя, Уолкер ощутил тепло. Много тепла, приятную мягкость под щекой и чье-то тихое дыхание прямо около его лба. Было… Даже словами не описать, как это было. Аллен будто вновь переродился: все рецепторы буквально с ума посходили. Уолкер мог слышать и это дыхание, и едва ускоренный пульс; мог ощутить необъятное чувство защищенности и спокойствия, тепла; мог учуять этот прекрасный и неповторимый букет силы и мягкости, а, раскрыв глаза, наверняка мог и увидеть много больше, чем был способен… Но что-то останавливало. Это же самое «что-то» заставило его нервно вздрогнуть от пробуждения и остаться неподвижным, чувствуя, как немеют мышцы от неудобного положения. Этим «что-то» было легкое прикосновение. Лишь слегка приоткрыв правый глаз, Уолкер не мог оторвать своего взгляда от увиденного. Их руки. Раскрытая ладонь Аллена и человека рядом едва сплелись пальцами, но было чувство, что сейчас произошло творение мира. Будто сам Бог спустился на землю, чтобы подарить эти прекрасные моменты Уолкеру. Улыбка сама появилась на лице седовласого, сердце от счастья сбилось с положенного ритма. Рядом с ним был его Истинный. Что может быть лучше? — Ты проснулся или как? Голос. Уолкер никогда не испытывал подобных чувств просто слушая чей-то голос. Этот низкий баритон с легкой хрипотцой после сна был подобен урагану в пшеничном поле. Это было… Неописуемо. Смысл фразы до Уолкера дошел, к сожалению, не сразу. Лишь тогда, когда руки потеряли тепло; когда щека ощутила холод искусственной кожи дивана; когда все его существо потеряло под ногами почву. — Раз так, я пошел. — Постой! Уолкер выкрикнул не подумав. Что он хотел сказать? Что-то важное? Для себя — возможно, но уж точно не для незнакомца, который видит его впервые в жизни. — Что еще? — Я… А у Аллена давно перехватило дыхание: от безумно красивого цвета сапфировых глаз, от голоса, что подобно теплому пледу окутывал его с головы до пят; от столь родного и дорогого с первого взгляда запаха с легкими примесями одеколона и выпивки. — До свидания. Мужчина открыл дверь как в проеме показался Лави с занесенной для вежливого стука перед входом рукой. — О, Аллен! С тобой все хорошо? Седовласый лишь как-то рассеянно кивнул, пытаясь не отвлекаться от Истинного. Уолкер пытался запомнить всего его: волосы, глаза, нос, скулы, рот, плечи, руки, туловище, естественно филейная часть тоже отпечаталась в памяти и, скорее всего, навсегда, ноги… Всё. Он запоминал все, чувствуя, как натягивается на шее опасный «ошейник верности» Истинному. — Спасибо большое тебе, Юу! — Заткнись, Кроль. Я не нанимался в няньки к течной стриптизерше. Еще раз приползешь с такой просьбой, я тебя убью. Дверь захлопнулась. Нить еще раз жалостливо натянулась, сдавливая трепыхающееся сердце омеги из последних сил, и… порвалась. С чем можно сравнить это чувство? Мало кто поймет: это будто выстрел в сердце, после которого ты падаешь в бездну. Бездну пустоты, где нет ничего, кроме боли. Не физической, а той, что заполняет твой крохотный моторчик и заставляет его рвано и задушено гнать кровь по венам ради того, чтобы просто заставить тебя жить. Эта боль — напоминание. Лави остался стоять в комнате отдыха и как-то не решался взглянуть на Аллена, который сейчас лихорадочно пытался не потерять себя, не заплакать, не рухнуть в объятья дивана, не убежать. Вот только сердце предательски вздрагивало, а не стучало; пот крупными каплями катился по виску, а глаза отвратно щипало. Что может быть хуже? — Ты… С тобой все в порядке? — снова спросил Лави, только вот теперь у Аллена не было сил даже кивнуть. Что сейчас произошло? Все просто. Он потерял свою ниточку к спасению, к счастью. Отчаяние. Такое горькое и сильное. Хотелось драть глотку, кричать его имя, сорваться в бег, догнать его и… Но нет. Не было сил. Его Истинный — не его. — Аллен… Ты… Что мог сделать Лави? Он видел состояние омеги, но ничего не мог предпринять. Он знал, что Аллен давно искал того самого, кому безвозвратно отдал бы собственное сердце. И вот он его нашел — это он понял из сбивчивого рассказа Линдела, с которым они вышли покурить после того, как привели Канду в комнату отдыха. Но… Лави знал — Канда был женат уже как три года. — Аллен, ты можешь идти. — Только и смог выдавить из себя рыжий альфа, — Зарплату я тебе уже перечислил. Уолкер поднялся с дивана, роняя на пол легкий тонкий плед, которым кто-то его заботливо прикрыл. Серые глаза скользили по помещению в поисках зеркала, а когда нашли — придирчиво осмотрели вид всего омеги. Что ж! Пожалуй, Аллен мог радоваться: парик ни на йоту не сдвинулся, но запутался, а шрамы… Их видно не было. Это… Наверное, тоже было хорошо. — Кто… — Аллен прочистил охрипшее горло, — Кто он? Как… Его зовут? Лави ответил не сразу. Слегка подумал, хотя, думать тут особо было не над чем. Да, они не разглашают имена танцоров, но… Это ни в коем разе не касалось заказчиков. Да и в своих кругах… — Канда Юу. Уолкера как громом поразило. Юу — еще куда ни шло, но вот Канда… Не знал он, что его счастье уже как… Два года? Два года под носом вертится. Но… Как же так вышло? Признаться, для Уолкера сейчас мир немного… Совсем рушился. Его внутренние устои, вера в Истинных… Все это, мягко говоря, в реальности подкачало! Не так, совсем не так он представлял себе встречу с Истинным, его реакцию, их будущее… Да, черт возьми, все было не так! — Да чтоб этого!.. А-а-а!!! — Аллен крепко приложился о стену кулаком несколько раз. Костяшки неприятно саднило, одна даже закровоточила. — Вы надо мной издеваетесь, что ли?! — Аллен, успокой… — Не надо меня успокаивать! — крикнул Аллен, сминая в комок волосы парика. — Я домой. Уолкер переоделся быстро, скинул в гримерку костюм официанта и умчался домой. На улице стояла обыкновенная утренняя городская «тишина»: немного машин, еще меньше прохожих, туман и горький осадок на языке и в душе. Дома омега скинул вещи и сразу направился в душ. Горячий. Настолько, что пар валил, но отчаяние, злость на себя, все это… Заставило его рухнуть в ванной, выключить воду и громко, изо всех сил закричать. В бессилии, в отчаянии, в бешенстве, в горе. Он плакал, уткнувшись лбом в согнутые колени, пригибаясь ко дну ванной с силой оттягивая седые волосы, раздирая шрамы и проклиная, проклиная себя. — Почему!.. Почему… Да чтоб вас всех! А-а-а!.. Гх… Ненавижу! — всхлипы прерывались на удары по кафелю стен. Аллен Уолкер… Не знал, что ему делать, а вокруг никогда не было тех, кто мог его направить. Сегодня Аллен узнал, что для собственного Истинного он всего лишь «течная стриптизерша». — Ненавижу… Сегодня Аллен Уолкер познал отчаяние.