Спящий Красавец, или Поцелуй на удачу

Мерлин неторопливо раскладывал свои вещи в шкаф, стоящий в выделенной ему гостевой комнате. Несмотря на то, что он находился в доме Утера уже не первый день, почему-то заняться этим сразу ему не захотелось. Наверное, в нем все еще теплилась хоть какая-то надежда, что Пендрагон-старший передумает и отпустит его. Или поймет, как все это глупо, и не позволит какому-то то там парню лобызать собственного сына. Или Артуру и так начнет становиться лучше, и его услуги не понадобятся. Но ничего из этого не произошло, и Мерлину все же пришлось перейти к заключительной стадии принятия - к согласию с неизбежным. И, раз уж он согласился смириться с тем, что в этом доме ему придется застрять еще на парочку недель, то было бы неплохо начать обживаться. Ведь, пусть Мерлин и очень часто бывал в этом доме, но не в качестве человека в нем проживающего. И каждое утро просыпаться в такой роскоши, спускаться на кухню, чтобы съесть уже приготовленный для него завтрак, да и просто привыкнуть к тому, что за него делают добрую половину его обычных домашних обязанностей, было довольно сложно. Все это было слишком для скромного парня, привыкшего жить в совсем других условиях. И, несмотря на то, что, наверное, любой бы был счастлив поменяться с ним местами, юноша с нетерпением ждал, когда уже сможет вернуться к своему ворчливому опекуну. Утер все те дни, что Мерлин постепенно привыкал к его дому, был просто верхом тактичности. Если, конечно, опустить, собственно, те обстоятельства, благодаря которым Мерлин стал, если можно так выразиться, его гостем. Пендрагон-старший не особенно надоедал ему, не дергал его поминутно с какими-то вопросами, не торопил и не вынуждал его проводить все его время с Артуром. К которому у Мерлина не было ни малейшего желания приближаться на первых порах. Во-первых, он испытывал совершенно иррациональное чувство вины перед парнем. Нет, конечно, он мечтал помочь - будь проклят его врожденный альтруизм - но во всем происходящем ему виделась чудовищная несправедливость. Ему казалось вопиюще нечестным, что у Пендрагона-младшего нет возможности сделать осознанный выбор. Может, он предпочел бы лежать в коме и дальше, только бы к нему не лез с поцелуями какой-то парень. Мерлин проводил вечера в размышлениях о том, как он бы повел себя. Он упорно пытался поставить себя на место Артура и представить свою реакцию, если бы он вышел из комы и узнал, как именно его спасли. Но все эти попытки были безуспешны. Они - и это было ясно с первого взгляда - были слишком разными, чтобы хотя бы немного понять друг друга. В одном лишь юноша был уверен на сто процентов - Артур бы ни за что не попытался понять его и войти в его положение. Посему второй причиной такого промедления с терапией становился банальный страх. Ни для кого не было секретом, что Пендрагон-младший являлся по темпераменту человеком весьма вспыльчивым и не привыкшим к решению проблем мирным путем. Нет, сразу, так сказать, по выходу из комы он бы вряд ли был в состоянии причинить Мерлину какой-либо вред, но проблем с тем, чтобы добраться до своего спасителя в обозримом будущем у него бы не возникло. Конечно, Мерлину было бы не впервой получить за благие намерения, но ему этого страсть как не хотелось. Но, тем не менее, у него хотя бы было время спокойно обдумать все без излишнего на него давления. Работать в доме Пендрагонов он не перестал, несмотря на то, что Утер убеждал его в том, что он может просто отдохнуть. Сперва это показалось юноше неплохим вариантом, однако после он пришел к неутешительному выводу, что свихнется, если будет просто сидеть у себя в комнате, и все же склонился к тому, что для него же будет лучше продолжить работать. Закончив со своими вещами и немного прибравшись в комнате, Мерлин спустился к ужину. Утер еще не вернулся домой, так что юноша просто взял тарелку, заварил себе чай и ушел к себе. Пожалуй, это была единственная вольность, которой он так активно пользовался. Гаюс запрещал ему есть не на кухне, так как за пару дней в комнату к Мерлину могла перекочевать вся посуда и занять все поверхности от стола до подоконника и прикроватной тумбочки, и его опекуну это по понятным причинам не очень нравилось. А в доме Пендрагонов некому было упрекнуть его за склад тарелок и чашек. Поужинав и досмотрев фильм, парень почувствовал, что окончательно и бесповоротно заскучал. Обычно в такие моменты он мог спуститься в гостиную и посидеть там с Утером. Либо просто посмотреть с ним телевизор, чтобы не чувствовать себя так одиноко, либо даже поговорить с ним о чем-то. Гаюса Мерлин старался не беспокоить так поздно. Он знал о привычке опекуна ложиться спать довольно рано, и перед отъездом дал себе обещание, что будет досаждать ему звонками только в самом крайнем случае. А банальная скука явно в спектр самых крайних случаев не входила. Наверное, ему все же надо было заводить друзей. Нет, обычно ему было вполне комфортно. У него был Гаюс, была работа, была выматывающая учеба, так что обычно у него просто не оставалось времени на меланхолию. Но, когда он оказался освобожден от доброй половины своих привычных проблем, его так и норовило захлестнуть волной осознания собственного одиночества и никому ненужности. Сидеть, исполнившись жалостью к самому себе, Мерлину быстро надоело, так что он решился провести немного времени с тем, ради кого он, собственно, и изменил привычный уклад жизни. Он подошел к комнате Артура и тихо постучал. После чего, почувствовав себя полным идиотом, толкнул дверь и зашел. Пендрагон все так же лежал на постели, его оплетали многочисленные проводки, жужжали и тикали приборы. Мерлин немного постоял в дверях, глядя на Артура. Ужасно хотелось уйти, тихо прикрыв дверь, и сделать вид, что его здесь не было, но он все же пересилил себя. В конце концов, он обещал Утеру попытаться. А передавать поцелуи на расстоянии он пока не научился. И все же чувство стыда не покидало его. Парень неторопливо приблизился к постели и аккуратно присел на край, внимательно следя за тем, чтобы не задеть никакие проводки. Несколько минут Мерлин так и сидел, просто вглядываясь в лицо Артура. Гробовое молчание нарушали только многочисленные приборы, но все обитатели дома к ним уже так привыкли, что казалось, в комнате царила тишина. Поняв, что загипнотизировать Пендрагона, или заставить его очнуться лишь силой своей мысли ему все же не удастся, юноша медленно склонился к нему. Чувствовал он себя на редкость глупо. Наверное, он так не волновался даже перед своим первым поцелуем, хотя, признаться честно, это было так неловко и неуклюже, что порой его щеки до сих пор заливала краска, когда он это вспоминал. В тот момент ощущения были те же. Казалось бы - вот парень, бери да целуй. Но это выглядело до жути неестественно, и Мерлин ужасно боялся сделать что-то не так, хотя, наверное, чтобы сделать что-то не так в такой ситуации, надо было прилично потрудиться. Но юноша в себе на этот счет никогда не сомневался. Он уже едва коснулся губами чуть приоткрытых губ Пендрагона, но в последний момент не выдержал и резко распрямился, отворачиваясь, словно боялся, что парень выйдет из комы специально, чтобы поиздеваться на его пылающими щеками. - Нет, я так не могу, - выдохнул Мерлин и по привычке взъерошил свои волосы. - Наверное, если бы ты мог меня слышать, тебе было бы очень смешно, - он перевел взгляд на Артура, - но я себя чувствую чуть ли не насильником, представляешь? Откуда мне знать, хочешь ты со мной целоваться или нет? Есть у меня такое чувство, что не очень-то ты горишь таким желанием. Он подскочил на ноги и стал ходить по комнате, до боли сцепив пальцы в замок перед собой. Чудовищная нелепость. И почему он? Почему постоянно он вляпывается в какие-то бредовые истории? Кто бы только знал, сколько он готов отдать за простую обычную жизнь. За то, чтобы просто встречаться с кем-то, иметь хороших друзей, доверять окружающим его людям. Но он уже давным давно приобрел острое чувство подозрительности, граничащее с паранойей, ко всем, кто был добр к нему, так что отношения любого рода были одной из его основных проблем. И у него не было никого, с кем бы он мог этим поделиться. Только старик Гаюс. Но Мерлину было как-то неловко вываливать на опекуна все свои неприятности, грузить его своими мыслями, так что очень многое ему приходилось держать в себе. А впрочем... Он посмотрел на Артура уже совершенно другим взглядом. Интересно, люди в коме слышат то, о чем им говорят? Остается ли это в их памяти? Он закончил мельтешить по комнате и вновь присел рядом с Пендрагоном. - Знаешь, наверное, сейчас не очень хорошо так говорить, но я всегда поражался тому, что ты совершенно не ценишь то, что у тебя есть. А ведь мы с тобой даже в чем-то похожи, Артур. У меня есть только Гаюс, заменивший мне отца и вообще всех, если честно, а у тебя есть только Утер. Нет, конечно, ты мог бы мне возразить, сказать, что у тебя куча друзей, но где они все сейчас, Артур? Думаешь, они вспоминают о тебе? Так что, выходит, у нас с тобой не так уж много близких людей. Мерлин тихо вздохнул и прервался. Изливать душу бессознательному телу было, мягко говоря, странно. Больше напоминало разговор с самим собой, и в то же время он ужасно боялся, что Артур слышит и понимает все. - Только вот я стараюсь проводить с Гаюсом как можно больше времени, а ты... Я не хочу сказать, что ты плохой сын, совсем нет, но, знаешь, мне кажется, твоему отцу очень обидно, что он почти не видит тебя. Что любой разговор ему приходится буквально вытягивать из тебя. А ведь он - единственный человек, который действительно слушает тебя и волнуется о тебе. Он вновь ненадолго прервался. Приехали. Теперь он еще и пытается научить чему-то бессознательное тело. - Если честно, я раньше немного завидовал тебе. Частная школа, дорогие вещи, огромный дом, учеба без всякого труда в потрясающем институте... Я сам закончил совершенно обычную школу, даже несколько, приходилось пару раз переходить. Живу в обычной квартире, надрываюсь на учебе, чтобы меня не отчислили. Стараюсь помогать Гаюсу как можно больше, так как я понимаю, сколько он сделал для меня. И мне все равно кажется, что я никогда не смогу нормально отблагодарить его за это, хотя он и ничего от меня не требует. Он даже не хотел, чтобы я работал. А теперь, Артур, я понимаю, что завидовать нечему. Ты тоже одинок, и мне жаль тебя. Думаю, ты бы уже давно ударил меня, если бы мог, но уж прости, особого выбора у тебя нет, придется тебе меня слушать. Он несколько грустно улыбнулся, после взглянул на часы. Было уже довольно поздно, да и на Мерлина накатило чувство некоторой усталости после этого монолога. Открываться даже перед тем, кто не мог тебя услышать - да даже если и мог, ему бы все равно было наплевать - оказалось невероятно сложно. Но он все равно почувствовал, что каким-то невообразимым образом стал чуточку ближе к Пендрагону. - Спокойной ночи, Артур. Я правда хочу, чтобы тебе стало лучше, - тихо произнес он и, почти не отдавая себе отчета, наклонился и очень нежно поцеловал Артура в губы, затем ненадолго прижался губами к его лбу. - Надеюсь, если тебе и снятся сны, то они хорошие, - он погладил Пендрагона по ладони, затем поднялся и вышел в коридор. Это было парадоксально, но ему одновременно и стало немного легче, и было ужасно тяжело на душе. С одной стороны, было неплохо высказаться, с другой, чувство вины так никуда и не ушло. Наверное, на месте Артура он бы возненавидел себя. Так что на то, что у него может появиться друг, Мерлин не рассчитывал. Он понял, что все еще стоит у двери в комнату Артура, когда услышал в коридоре шаги, вскинул голову и увидел направляющегося к нему Утера. Он кое-как взял себя в руки и чуть улыбнулся мужчине. - Здравствуй, Мерлин. Ты хотел зайти? - спросил мужчина, поравнявшись с ним. Выглядел Пендрагон-старший уставшим. Что, конечно же, не было удивительным. Постоянное беспокойство за сына и нагрузка на работе делали свое дело. - Да нет, я... Я уже был у Артура, - Мерлин заставил себя выдавить очередную улыбку. Затем, опомнившись отошел от двери. - Мистер Пендрагон, - спешно окликнул он Утера, когда тот потянулся к ручке двери. - Да? - Пендрагон несколько удивленно посмотрел на него, приподнимая брови. - Простите, что спрашиваю, но Вы разговариваете с Артуром? - Мерлин куснул себя за губу, ощущая, что краснеет. Кажется, было странно испытывать стыд перед человеком, который в каком-то роде тебя использует, но парень ничего не мог с собой поделать. - Разговариваю, - после небольшой паузы ответил он. - Почему ты спрашиваешь? - Я просто... Как Вы думаете, он слышит то, что ему говорят? - Мерлин обхватил руками свои плечи, отмечая, что окончательно замыкается в себе и уже безмерно жалея, что вообще начал этот разговор. Интересно, он когда-нибудь научится держать язык за зубами? Скольких бы проблем он мог избежать, если бы владел способностью вовремя промолчать. - Не знаю, Мерлин, - юноша вздрогнул и невольно поднял взгляд, когда Утер назвал его по имени. И испытал еще большее чувство вины за свое любопытство. Лицо мужчины было таким задумчивым и измученным, что, казалось, он за пару минут постарел лет на десять. - Надеюсь, что слышит, но не хочу, чтобы он все это помнил, - наконец, произнес он. - Извините, - хрипловато произнес Мерлин, чувствуя, как к горлу подкатывает душащий ком. - Ничего. Доброй ночи, Мерлин. Как только Утер шагнул в комнату к сыну, Мерлин поспешил уйти к себе. И дернуло же его полезть со своими дурацкими вопросами! Можно подумать, до этого было недостаточно заметно, как мужчине плохо и тяжело. Несколько часов он вертелся в своей постели, стараясь побороть совершенно неуместное и нелепое желание пойти к Утеру, еще раз извиниться, сказать, что не хотел так сильно расстраивать его. В тревожный сон он провалился, поймав мысль о том, что лучше бы он был немым.