No.0

«Аппарат абонента выключен или…». Дальше Хёсан не слушает. Этот механический голос опротивел ему настолько, что парень удивляется, как он ещё не блюёт каждый раз, когда его слышит. Сжимает смартфон в руках так, что кажется, ещё мгновение, и он разлетится запчастями по комнате. Джин совершенно не знает, что делать и куда бежать. На столе бутылка соджу, ещё даже не открытая, но пить сейчас — не вариант. А что вариант? В какаотоке тишина, паутины не хватает для завершенности картины. Хёсан запрокидывает голову назад, беззвучно крича в пространство. Кричал бы в голос, да соседи точно не обрадуются этому. Скоро полночь, а решения как не было, так и нет. На подоконнике рабочий ноутбук, обклеенный дурацкими покемонами. Джин же взрослый, чтоб загоняться по такой хуйне, но отрывать наклейки не спешит. Экран уже погас, но Хёсану и смотреть не надо. За предыдущие полчаса он выучил эту ёбанную статью — чтоб автор жил долго и счастливо /сарказм так и льется/ — и не понимает, а почему ему-то, блять, никто ничего не рассказал? Делов-то — позвонить и сказать: «Я в дерьме». Или смс кинуть: «Я тут проебался». Можно даже со смайлом. Но ни-че-го. Хёсан специально трижды — трижды, сука, как терпения-то хватило, — пересмотрел все сообщения, но никто ничего. Набирает номер Хончоля, но и там «Аппарат…». Да понял, понял. Листает список контактов, но, собственно, и звонить-то некому. Парень так и стоит в центре комнаты. А потом внезапно: «А может, нахуй? Не сказали, ну и не надо». Но надо. Очень надо. И сам не знает, что именно — ударить или поцеловать. Смартфон разрывается Siwi. Хёсан видит незнакомый номер, но отвечает. Голос Тэгюна такой заебавшийся, словно парень не спал минимум неделю. И кроме тихого «Он дома, хён», Джин не воспринимает ни слова. Дома. В своей прокуренной квартирке, заваленной шмотками и — Хёсан готов поспорить даже на новую супримовскую толстовку, — пустыми упаковками от снэков. Джин кидает: «See ya», сбрасывает вызов и сразу же набирает номер службы такси. Как он мог не додуматься до самого простого «дома», парень не понимает. Матерится сам на себя, покуда выискивает куртку взглядом. Куртка находится отчего-то на полу, наполовину скрытая шкафом, но кошелёк в кармане. Кидо вылетает из квартиры и бросается вниз по лестнице, даже не пытаясь вызвать лифт. Едва не сверзившись, оступившись на одной их ступенек, радуется, что дверной замок автоматически защёлкивается. На то, чтобы попасть ключом в замочную скважину, времени нет. Да и руки трясутся — то ли от волнения, то ли от злости, кто разберёт. На пятом этаже Хёсан едва сдерживает ругань. Чёрт его дёрнул поселиться на девятом. Вид, блять, лучше. На третьем едва не сбивает с ног злобную старуху с шестого. Хотя это записывается в минусы. Он бы не прочь посмотреть, как она будет считать своими костями ступеньки. На первом кивает консьержу и толкает дверь. На улице слегка морозит. Хёсан опирается ладонями о колени и пытается отдышаться. Нет сил даже на связные мысли. В такси ему становится душно и, спросив разрешения водителя, Джин опускает стекло и вдыхает холодный воздух. Ему повезло, что пробок нет, и до нужного адреса они доезжают за семь минут. Нет, он не считал, честно. Просто часы на передней панели яркие. Оставляет деньги и «автограф для дочки, она ваш фанат» водителю, уже стоя на улице добавляет: «Спасибо». Кабина лифта оказывается на первом этаже, и Кидо думает, что хоть где-то ему свезло. На восьмой этаж — тоже захотелось вида получше, — идти нет сил. Зато есть время успокоиться, вот только все мантры-хуянтры не помогают. Вот никак. И из лифта парень выходит едва ли не злее, чем был внизу. Хотя, куда уж злее, казалось бы. Пинает носком ботинка дверь — не жалко. Ни ботинок, ни соседей. И уж тем более, не жалко Икчже. Разве что самую малость. После двенадцатого удара — в это раз Хёсан считал, признается самому себе, — дверь открывается, являя пьяного в хлам Чхве. Тот стоит на ногах только благодаря тому, что вцепился в косяк до побеления костяшек пальцев. Пытается сфокусировать взгляд: «Кого принесло, блять?». — Совесть твою, — рычит Джин и вталкивает старшего внутрь, чтобы зайти самому. Закрывает за собой дверь, поворачивает ключ на два оборота — помнит, но мечтает забыть, — и даже не пытается помочь свалившемуся на пол Икчже. Орать сейчас не имеет никакого смысла — тот всё равно не вспомнит даже. Хёсан матерится вполголоса. Соседям лучше не знать, что он думает о Чхве. Да и надышался холодным воздухом, совсем не удивится, если на утро будет нещадно болеть горло. Подхватывает старшего за ворот толстовки и тащит в ванную, где запихивает в совсем маленькую душевую кабину и выворачивает вентиль холодной воды до упора. Оставляет осевшего Икчже трезветь, а сам отправляется в комнату в поисках полотенца. Когда возвращается, видит стеклянный взгляд старшего и неожиданно остывает. Выключает воду, помогает Чхве подняться на ноги и стянуть промокшую насквозь одежду и даже сам заворачивает его в большое махровое полотенце. Икчже, хоть и протрезвел, но выглядит таким потерянным, что Хёсан совершенно забывает о своей злости. Дотаскивает старшего до кровати, укутывает в одеяло и ещё долго сидит рядом, вытирая его волосы другим полотенцем. У Кидо с утра расписание, но ему откровенно поебать на это. У него тут важнее. — И чем ты думал? — спрашивает он, не надеясь на ответ. Чхве пожимает плечами и вздыхает. Только сейчас Хёсан замечает, что у старшего красные глаза. — Нуна плакала? — грустно улыбается Джин. И сам себе отвечает: «Конечно, плакала». Поднимается на ноги, намереваясь отнести полотенца и бросить их вместе с одеждой в стиральную машину, но Икчже поворачивается на бок и хватает младшего за запястье. — Не уходи, — невнятно произносит он, но Хёсан понимает. Бросает полотенца к батарее — и так высохнут, — и садится обратно, накрывая ладонью пальца старшего. Улыбается, обещая: «Не уйду», и, быстро стянув одежду, забирается под одеяло, позволяя Икчже обвить себя руками. — Не уйду, — повторяет Хёсан, когда старший засыпает. Но сам Джин ещё долго не может уснуть. Пялится в потолок. Там наклеена афиша одного из прошедших концертов — и как он её туда прилепил? Хорошо бы написать менеджеру и отменить всё на ближайшие несколько дней. И сходить в магазин — уверен, что холодильник пустует. Поворачивает голову, смотрит на валяющуюся на полу куртку, в кармане которой смартфон, и решает, что разберётся со всем этим утром. Приподнимается, дотягиваясь до светильника — благо, тот на стене над кроватью, — и выключает его. Обнимает Икчже, мысленно повторяя, что «любое дерьмо можно разгрести, если захотеть», и засыпает. Всё может подождать до утра.