Непреодолимо близко

— Итан? — удивлённо воскликнул Майкл, сталкиваясь с альфой на выходе из своего дома. — Что ты тут делаешь так рано? Я как раз к тебе собирался. — Пришёл по твою душу, Майкл Райан! — не без претензии произнёс ОʼКоннор. — Ну что ж, вот он я, — развёл руками Майкл, — весь твой. — Спустя три дня игнора, да? Майкл закатил глаза и, обогнув Итана, вышел на парковку, где тот оставил своего отполированного зверя. — Только не надо делать вид, будто тебе есть на что жаловаться. — Этот твой Фергюс, видимо, очень горячая штучка, — недовольно произнёс ОʼКоннор, перекидывая Майклу ключи и садясь на пассажирское сиденье. — Однажды я дождусь момента, когда весь твой запас имен на Ф закончится, и тебе таки придётся назвать Фреда Фредом. — Так, значит, твои выходные были весьма продуктивными? — съязвил Итан. — Не продуктивнее твоих, — усмехнулся Майкл, выезжая на дорогу в сторону офиса. — Но при этом, заметь, я не забывал о своём лучшем друге и не игнорил его звонки! — Это что, сцена ревности? — хохотнул Майкл. — Ты, получается, ради этого встал аж на полтора часа раньше и приехал ко мне домой. К тому же без галстука. — Ну, честно говоря, план был силой выдрать тебя из объятий твоего секс-приятеля и засунуть под холодный душ, а то я уже начал переживать, что ты и сегодня на работе не появишься. — Так, выходит, все-таки сцена ревности? — самодовольно уточнил Майкл. — Тебе не кажется это лицемерием, ОʼКоннор, и эгоизмом? — О чем ты? — Не прикидывайся дурачком. Когда ты где-то пропадаешь с Аддерли круглыми сутками и не вспоминаешь обо мне ни разу, я почему-то должен с этим мириться. — Мириться? — возмутился Итан. — А что насчёт того бойкота, который ты устроил мне на прошлой неделе? У нас с тобой взаимообоюдная ревность, детка! И, по-моему, это очаровательно. Майкл рассмеялся. Итан так легко всегда мог его рассмешить. Даже если иногда шутки были не самыми удачными, Майкл все равно смеялся. Искренне, счастливо. Потому что рядом с Итаном ему было хорошо. Даже когда было плохо. Рядом с ним он мог смеяться без каких-либо поводов, только лишь потому, что его наполняло безграничное тепло и необъяснимое чувство радости. Всегда. Они приехали в офис и окунулись с головой в рабочий процесс. Но между делами Итан все же нашёл время рассказать о своём потрясающем уик-энде вместе с Дэниелом в Хэм­птонсе. Майкл смиренно слушал и, закатывая глаза, кивал. — Ты ведь ни на секунду не допускаешь мысли, что я могу быть серьёзен с Дэном, да? — наконец, не выдержав скептического взгляда, усмехнулся Итан. — Знаешь, ОʼКоннор, — протянул Майкл, — отношения — это такая нереально тяжелая работа, которую ты так успешно избегал всю свою жизнь, что я уверен, долго ты не продержишься. — Спасибо, друг, это так ободряет! — Всегда пожалуйста! — самодовольно улыбнулся Майкл и вышел из кабинета Итана. Улыбка с его лица медленно сползла и он ослабил узел галстука. Майкл не верил ни себе, ни Итану. Он так долго жил убеждениями, что Итан не способен по-настоящему полюбить ни одного омегу и оставаться ему верным всю жизнь, так долго видел этому подтверждения, что сейчас просто не мог позволить себе думать иначе. Не мог и в мыслях допустить подобного расклада, ведь тогда это бы значило… это бы значило, что все, что он делал, все, во что верил, чем жертвовал и чем жил долгие годы, было ложью, иллюзией, искаженной неправильной реальностью. Как он мог позволить себе поверить в такое? И в то же время, как он мог отрицать изменившееся поведение Итана? Его влюбленность в Аддерли, его откуда-то возникшую готовность к чему-то гораздо более серьезному, чем пара недель непрерывного траха. Это уничтожало весь выстроенный Майклом мир. И он не готов был это принять. Все еще не готов. Поэтому, как утопающий, он продолжал цепляться за мысль, что рано или поздно Итан и Дэниел расстанутся. Что ОʼКоннор не способен быть долго с одним омегой. Потому что если все же способен, если Итан ОʼКоннор все-таки способен любить и быть верным, то, значит, все притворство Майкла было напрасным, его таблетки, его мучения, его годы молчаливого наблюдения за Итаном и множеством других омег! И это бы значило, что он упустил собственный шанс из-за своих же страхов. Побоялся бороться за Итана в качестве омеги, как делал Дэниел, и предпочел другой вариант. Более сложный и гораздо более легкий одновременно. Долгое время его притворство альфой имело смысл, казалось лучшим решением, которое Майкл когда-либо принимал, ведь это позволило ему сблизиться с Итаном так тесно, так прочно и так надолго. Стать для него действительно важным и нужным человеком. Любимым в каком-то роде. Но теперь, теперь все это могло оказаться лишь блажью и трусостью, если Итан все-таки был способен измениться. Да, как говорил Рик, это было трусостью. Хотя… Майкл горько усмехнулся. Что этот чертов Макмиллан вообще понимает? Ведь даже если бы он все-таки признался и открылся… Кто сказал, что предстань он перед ОʼКоннором в своем омежьем обличии, и того не вывернуло бы наизнанку от смеха или от отвращения. Ведь все омеги, с которыми когда-либо встречался ОʼКоннор, были такими красивыми. Лощеными, изящными. А Дэниел Аддерли в особенности. Он действительно был очень красивым, возможно, даже красивее бывшего когда-то топ-моделью Бенджамина Барнса. Дэниел был тонкий и стройный. Невысокий, как и положено омегам, достающий Итану едва ли до плеча, с густыми, словно облитыми смолью волосами, спускающимися на плечи, с пухлыми розовыми губами и черными завораживающими глазами. Дэниел был грациозным, элегантным. А еще умным, веселым, смелым, непредсказуемым и загадочным. А что же он, Майкл Райан? Итан знал его как облупленного. Ему нечем было удивлять и соблазнять ОʼКоннора. Разве что своим обманом ввергнуть в глубокий шок. Майкл зашел в альфий туалет и уставился на себя в зеркало. Хоть он и был мельче и ниже всех в их дружной пятерке, его фигура все равно была альфьей. Широкие плечи, мускулистое тело и нехарактерно высокий для омеги рост. В лице было больше рубленных черт, чем мягких, острая линия челюсти, тяжелые скулы. Ресницы совсем не длинные и не особенно густые, а губы бледные и тонкие. Свои светлые волосы Майкл всегда стриг коротко, чтобы лишний раз не выдавать пол, так что красиво взмахивать ими под взглядами альф не умел. Впрочем, как не умел почти ничего из того, к чему прибегали большинство омег, когда хотели привлечь внимание противоположного пола. И хотя он знал, что в качестве альфы многие, включая Итана, считали его красивым и привлекательным, это совсем не значило, что данные определения вернулись бы к нему в качестве омеги. В далекий подростковый период, когда его тело все еще формировалось, он точно знал, что не был привлекательным для своих ровесников. Правда, тогда ему это было и не нужно. А сейчас… Сейчас Майкл действительно очень сильно запутался. Чего же он все-таки хотел? Чтобы Итан никогда не был способен никого полюбить, и тогда они останутся двумя вечными холостяками навсегда. Но зато вместе. Два дружбана не разлей вода, без семей и настоящей взаимной любви. Или же, чтобы Итан все-таки был способен полюбить по-настоящему? Но в таком случае, даже если бы у Майкла и был шанс на взаимность, то получается, он его упустил. И Итан навсегда уже останется влюбленным и счастливым с Аддерли, а он, Майкл Райан… Кем останется он? Другом большой благополучной семьи ОʼКонноров? Крестным их детей? Вечным парнем на побегушках… Майкл брызнул себе в лицо холодной воды. Ему стоило перестать думать обо всем этом хоть на секунду. Последние три дня были адскими для него. Он оставался наедине с собой и всеми этими уничтожающими его мыслями и сомнениями слишком долго. Его тело все еще помнило пульсирующую ноющую боль в животе. Его сердце все еще помнило пронизывающую боль, которую он пережил во время сокрушительного телефонного разговора с Итаном. Течка словно выжрала его изнутри и у него осталось очень мало сил. А они были нужны, чтобы как-то жить дальше. Потому что независимо от того, встречался Итан с Дэниелом или нет, любил ли он его или нет, Майкл все еще упрямо и беззаветно хотел быть рядом с ним. Видеть его улыбку, смеяться вместе с ним, раздражаться на него, ругать его, играть с ним в теннис, работать с ним, отдыхать с ним. Должно быть, это было глупо, но это ведь было его хобби, его чертово хобби вредить самому себе.