Непреодолимо близко

— Да, случается дерьмо, Мэтти, мне жаль, — с сочувствием произнес Доминик. Они сидели в баре «Логово» в дневное время, когда завсегдатаи заведения еще спали после разгульных ночей. Поэтому в зале почти никого не было и царила тишина, разбавляемая тихой фоновой музыкой. В подвальном помещении отсутствовали окна, свет исходил от слабых желтых ламп, создавая ощущение, что на улице ночь. Ночь, которая навечно настала в истерзанной душе Майкла. Он не хотел приходить сюда, но, когда Доминик приехал к нему и увидел его состояние, он заставил Райана принять душ, одеться и выбраться из квартиры, в которой до сих пор ощущался запах течки и секса. — Я не знаю, что мне теперь делать, Дом, — едва слышно сказал Майкл. — Жить дальше, Мэтти, — твердо ответил Суарес. — У тебя нет другого выбора. Жить. С воспоминаниями, с разбитым сердцем, с неизбывным чувством вины и тоски. Жить. Дышать, когда каждый вдох дается с трудом. Помогите кто-нибудь. Кто-нибудь помогите дышать. — Я причинил ему столько боли, а он ведь ни в чем не виноват. Он такой, какой есть, и это лишь моя вина, что я всегда слишком сильно боялся оказаться растоптанным им. В итоге я сам его растоптал. — Прекрати, Мэтт. Ты не обязан был быть с ним, если не хочешь этого! — строго произнес Доминик. — Ты помнишь, о чем я говорил тебе, ты имеешь право сказать «нет». Без объяснений, без чувства вины. — Но не так! Не таким образом! — взвыл Райан. В его памяти все еще звучали отчаянные крики Итана. Он слышал их и тогда, когда за закрытой дверью, обезумев от боли, страха и нахлынувших гормонов, отдал себя Ричарду. Он слышал глухие непрекращающиеся звуки ударов, и будто чувствовал, как мир сотрясается от каждой бесплодной попытки О’Коннора выбить дверь его квартиры. Майкл потянулся к слабоалкогольному коктейлю Суареса, но тот решительно отодвинул бокал. — Как бы тяжело тебе ни было сейчас, Мэтти, ты не можешь позволить случившемуся сломить себя. Проживи эту боль, но не смей пускаться в саморазрушение, — Дом придвинул другу стакан с водой. — То, что произошло, не отменяет необходимости продолжать заботиться о своем здоровье. Особенно сейчас, когда ты использовал блокатор. Майкл не пытался возражать. Сейчас ему было абсолютно плевать на здоровье, какая разница, что с ним будет, но сил спорить с Домом не осталось. Как и не хватало сил держаться. Он уже сломался. Он с самого начала был неправильным. Майкл сделал несколько глотков воды. — Ты ходил к врачу? — поинтересовался Суарес и получил в ответ лишь отрицательный кивок головы. — Надо сходить. И вдруг Майкл рассмеялся. Истерично, громко, надрывно. Он застучал ладонями по столу в приступе безумного смеха, откинул голову назад и не мог остановиться, изрыгая из себя оглушительные звуки раскатистых полоумных смешков. Бармен за стойкой и немногочисленные посетители бара оглянулись на него, и даже их равнодушных к Майклу сердец коснулась его дикая боль. Сходить к врачу. Зачем? Он провел с врачом все три дня своей течки. Ну не смешно ли? Доминик не пытался успокоить друга. Он лишь поднял в воздух два их бокала, чтобы они не опрокинулись от интенсивной вибрации. Через несколько минут Майкл затих и обессилено обмяк, ловя ртом воздух. Его громкий истеричный смех превратился в беззвучные рыдания. Он закрыл лицо ладонями и умывался горькими слезами. Суарес с сочувствием смотрел на Майкла и ничего не говорил. Прожить боль, выпустить её, выплакать, выкричать, выстрадать во внешний мир. Обрушить её на окружающих. Это было лучше, чем позволить ей тихо изнутри отравлять себя. Дом грозно зыркнул на пялящихся на них посетителей, чтобы те не проявляли совсем не нужного сейчас Майклу праздного любопытства. И сегодня Дом еще разрешит Райану плакать и страдать. Излить наружу все слезы, чтобы завтра их уже не осталось. Потому что завтра он заставит его взять себя в руки. Так или иначе.

***

Тем же вечером, когда Майкл вернулся домой, после уличной прохлады и свежести ему в нос резко ударила так и не выветрившаяся смесь запахов его и Рика, хотя перед уходом они с Домом оставили открытыми окна. Майкл кинулся в ванную набрать ведро воды и схватился за тряпку. Он вылил полбутыля концентрированного моющего средства в воду и начал остервенело протирать в квартире все даже чистые поверхности. Потом увидел разворошенную кровать, к которой не смел подходить последние сутки, и, бросив тряпку, стал суетливо снимать постельное белье, пропитанное следами его течки и пота их с Риком тел. Свернул простыню, наволочки и пододеяльник в ком и первым порывом было сжечь их, разведя огромное пламя, которое поглотило бы и его самого. Но вместо этого Майкл засунул грязное белье в стиралку и поставил самый долгий интенсивный режим. Затем достал новую постель, тщательно заправил её и снова взялся за тряпку, желая запахом химикатов вытеснить все остальные. В течение часа он мыл, скреб, пылесосил, натирал полы и мебель до блеска, избавляясь от малейших признаков творившегося здесь безумства. Он настолько погрузился в работу, что не сразу услышал настойчивый стук в дверь. Кто это мог быть? Майкл никого не ждал и никого не хотел видеть. Но он где-то потерял свой телефон, и пока с ним невозможно было связаться. Поэтому он понимал, что навестить его было единственным способом друзей поговорить с ним. Майкл предположил, что снова пришел Ричард или Доминик, но, когда открыл дверь, увидел Николаса Коллинза. — Ник! — только и смог выговорить Майкл. В душе вновь вспыхнуло чувство нестерпимого стыда. И по глазам Коллинза было слишком очевидно, что он в курсе всего произошедшего. — Здравствуй, Мэтт, — холодно поприветствовал альфа. Его альфа, хотя, наверное, уже бывший. Майкл застыл в оцепенении, и через секунду Ник спросил: — Могу я войти? — Да, конечно, проходи, — потупив взгляд, Майкл посторонился, пропуская гостя внутрь, и тихо порадовался про себя, что успел вычистить квартиру. Николас прошел в гостиную и некоторое время молчал, подмечая сдвинутую мебель и чистящие средства. — Ник, я… — Майкл нарушил тишину, но на самом деле понятия не имел, что хотел сказать. Он был виноват перед Ником. И в том, что сделал, и в том, что ни разу не вспомнил о нем и не подумал о его чувствах. — Я знаю, что случилось, — голос альфы звучал печально и с укором, который невозможно было скрыть. — Знаешь, — повторил Майкл. — Мне рассказали. Дэниел Аддерли и Бен. Райану захотелось провалиться сквозь землю. Все знали. Все говорили об этом. Разумеется. Их скандал в компании JB был слишком громким, чтобы его не заметить. — Мне жаль, Ник, — выдавил из себя Майкл. Он хотел бы попросить прощения, но разве такое прощают? — О чем именно тебе жаль, Мэтт? — спросил Коллинз. — Что ты провел течку и изменил мне с Ричардом Макмилланом, или что по прошествии стольких дней даже не подумал поговорить со мной. Николас впервые говорил с ним в подобном тоне. Но раньше за весь, пусть недолгий период их отношений, они никогда не ссорились. Может быть, потому что Майкл на самом деле не испытывал к Коллинзу сильных эмоций. И самым сильным чувством Майкла к нему за все время оказалось сегодняшнее чувство вины. За ложные надежды, за бесплодную попытку с помощью него отвлечься от любви к Итану. — Прости меня, Ник, хоть я и не имею права просить о прощении, — сказал Майкл. — Знаешь, если бы ты провел течку с О’Коннором, я, наверное, не чувствовал бы даже половину того разочарования, которое испытал, когда мне все рассказали. Я всегда знал о твоей безнадежной влюбленности в него. И я бы, наверное, понял. Особенно когда услышал о том, что… — на мгновение Коллинз запнулся, — что вы истинные. Но в итоге ваша истинность не сыграла никакой роли. И ты… ты… — Мне нет оправдания, Ник! — через боль произнес Майкл. Ричард ведь предлагал ему позвонить Николасу или Фреду, но никого из них он не хотел подпускать к себе. Он смог довериться только Макмиллану. И, несмотря на свое состояние, сделал это осознанно. Осознанно решил причинить боль и страдания всем дорогим ему людям. — Почему, Мэттью? — не выдержал Николас. — Почему ты не позвал меня? Мы же… разве мы не были вместе? Разве тебе было так плохо со мной? Посмотри на меня, Мэтт. Ты лишил меня всего, но ты можешь проявить ко мне хоть каплю уважения и объясниться со мной? Райан выполнил просьбу Коллинза и встретился с ним взглядами. Ник смотрел холодно, но он имел право злиться и осуждать его. Майкл поступил с ним слишком жестоко. Своим равнодушием, своим эгоистичным желанием воспользоваться им, при этом не в силах ответить взаимностью. Но Николас, как и Итан, тоже ни в чем не был виноват. И он заслуживал правды. — Мне не было плохо с тобой, Ник, — покачал головой Майкл. — Я всегда уважал тебя и восхищался тобой. Ты был моим другом. И, когда мы встречались, мне было хорошо с тобой. Это чистая правда. Но… — Но… — потребовал продолжения Коллинз. — Я не был влюблен, Ник. Прости, что внушил тебе пустые надежды. Я очень хотел, чтобы наши отношения пробудили во мне любовь, но не смог почувствовать то же, что ты чувствовал ко мне. Вот он и признался. Он давно должен был отпустить Коллинза, ему не следовало соглашаться на отношения с самого начала. Из уважения к чувствам альфы он не должен был позволить им зайти так далеко, когда в глубине души понимал, что у них не могло быть счастливого исхода. Майкл ввел Ника в заблуждение, но он заблуждался и сам, наивно полагая, что с помощью Коллинза сможет забыть Итана. — А Макмиллан? — спросил Ник. — Между вами всегда существовала особая связь. — Рик просто мой друг. — Но с ним ты захотел провести течку. — Я не хотел, — замотал головой Майкл. Это было не совсем правдой. Да, он не хотел проводить течку с Риком, но, когда перед ним встал выбор, он его сделал. — Если бы я мог справиться с собой, я не остался бы с ним. Но я не смог. И… — Слова, которые Майкл собирался произнести, комом встали в его горле, и все же он заставил их прозвучать: — Только с ним я чувствовал себя в безопасности. Некоторое время они смотрели друг на друга и молчали. Стыд не отпускал Майкла, но он должен был познать все его грани. Должен был взглянуть в глаза последствиям своих продиктованных трусостью и слабостью решений. И сейчас последствия смотрели на него в ответ глазами Николаса Коллинза. — Значит, я не смог вызвать в тебе ни чувства любви, ни даже безопасности, — подытожил Ник. — Я бы очень хотел, чтобы все вышло иначе. — Да, я бы тоже, — согласился Коллинз. Он не кричал. Не кидался в Майкла яростными обвинениями. Он просто просил ответов и получил их. Этим Ник всегда отличался от многих, кого знал Майкл. Коллинз не приходил в бездумную ярость, не срывался с катушек, когда что-то шло не по плану или когда обстоятельства подводили его. Он сохранял рациональное присутствие духа и анализировал ситуацию, вместо проявления бесполезных склочных эмоций, поддавшись которым все равно ничего невозможно было изменить. — Завтра я напишу заявление об уходе, — сказал Майкл. Ник какое-то время не отвечал, пребывая в своих мыслях, а затем спросил: — Почему ты хочешь уйти? — Разве я могу поступить иначе? — искренне удивился Майкл. — После всего случившегося нам лучше больше не видеться. Я не хочу причинять тебе еще больше боли своим присутствием и напоминанием о себе. — Своим уходом ты сделаешь только хуже, Мэттью, — спокойно возразил Ник. — В компании сейчас слишком много проблем, у меня нет времени и ресурсов искать тебе замену. — Но как же мы сможем… — Я не ребенок, Мэттью. Я умею справляться с отказами и отвержением. Но на рабочем процессе наши отношения не должны отражаться. Майкл замешкался. Он хотел уйти не только из-за вины перед Коллинзом, но и потому что ему самому будет каждый раз тяжело встречаться с ним. Очередная слабость. Эгоистичные, трусливые порывы. Сбежать от Ника, чтобы сбежать от собственного стыда. Нет, он не мог снова поддаться своим страхам. Он уже достаточно подвел Николаса. Пора было разгребать свое дерьмо. — Ты прав. С моей стороны это малодушно и безответственно. Я разберусь со всем на работе. Я лишь не хочу доставлять тебе неудобства. — Тогда выходи завтра на работу и выполняй свои обязанности. Мне это очень поможет, — кивнул Ник. Им нечего было больше сказать другу другу, и альфа направился к выходу. Уже стоя в дверях, он снова с тоской оглянулся на обнимающего себя за плечи Майкла. Растерянного, раздавленного, едва ли напоминающего сейчас того сильного человека, которым Ник его знал. Этот омега все еще притягивал его к себе. Вопреки всему произошедшему, несмотря на его жесткие признания и даже измену, он все еще не оставлял Ника равнодушным. И альфа вспомнил слова Дэниела Аддерли. «Какими бы тяжелыми ни оказались обстоятельства, мы с вами еще можем сохранить то, чем дорожим. Если только, конечно, вы готовы бороться за то, чего хотите!»