Палитра безумия

Краски брызнули из глаз пеною Под лазурью, что лилась венами. Твою душу не сдержать стенами, Пью во славу моего демона… (Mari Enn) Изящный хрустальный бокал падает на пол, выплескиваясь остатками насыщенно-алой жидкости, оставшейся на дне. Тонкий звон, похожий на всхлип — и множество мелких осколков замирают, розовея запекшейся на краях настойкой ягод мандрагоры. Всё разбивается. Краски мастерской пляшут в диком танце миллиона цветов и оттенков, ароматы сада, врываясь через распахнутые настежь окна, заставляют откинуться на спинку дивана, с наслаждением выдыхая все мысли и воспоминания. Свежий утренний ветерок — и словно бритва тонко коснулась легких. Он закрывает глаза, чувствуя, как волны необузданной неги скользят по уставшему телу, заставляя все органы чувств усилить восприятие во сто крат, доводя до такого болезненного, такого желанного экстаза. Что-то внутри подталкивает его вперёд, и он, до последнего не раскрывая глаз, в блаженном потоке летнего тепла, ставшего такими осязаемым, вслепую следует к единственному месту, где его безумие обретает прекрасные реальные формы. Светлый холст, на котором сейчас он замечает каждую ниточку, каждый крошечный узелок, манит к себе, пьяня запахом свежего полотна и масляных красок, разложенных вместе с минералами на столике рядом. Он глубоко вдыхает, чувствуя, как душа срывается с привычного места, взлетая вверх, лишь почувствовав на кончиках пальцев шероховатую поверхность кисти. Невидимый вихрь подхватывает краски, бросая его в потоки синего азурита и солнечной охры, черно-стального антрацита и золотой краски аурипигмента. Он едва не задыхается от восторга и наслаждения, чувствуя, как мир исчезает во Вселенной оттенков и полутонов, погружаясь в тяжелую угольную бездну штрихов туши. Это — его мир… Это — его безумие…

***

— Сэр, — писклявый голос эльфа врезается в сознание раскаленным молотом. — Сэр, проснитесь, к вам пришли посетители. Маленькая ручонка отчаянно дергает рукав его рубашки, даже не представляя, какую адскую боль причиняет даже самое незначительное движение. Тысяча Круциатусов — за мимолетное наслаждение. Еще давно, впервые увидев в Лютном переулке настойку ягод мандрагоры и решив, что это всего лишь один из видов элитных (судя по цене) алкогольных напитков, он приобрел небольшой красивый пузырек. Вот только перед написанием очередного портрета, уже не надеясь на успех своих картин, он выпил бокал приобретенного спиртного зелья цвета крови. Он думал, что лишился рассудка, внезапно рассмотрев мир во множестве незначительных деталей, ощутив все многообразие звуков, запахов, оттенков. «Медленно убивающая наркотическая дрянь», — первая мысль после прояснения разума. Она улетучилась сразу же, стоило лишь взглянуть на написанную работу. Картина была совершенно живая, «дышащая» безо всякой магии, которую добавляли лишь в портреты умерших. Словно тысячи демонов-художников в одно мгновение отдали ему весь свой дар. Это было необъяснимо и великолепно. Он вспомнил, как тогда ошеломленный заказчик заплатил двойной гонорар, едва не упав в обморок прямо в его мастерской. Это было начало. Начало конца. Конец долгам и жизни в нищете, мировая слава, космические суммы, которых и в помине не было у его рода за все это время, неизменная настойка кровавого цвета, истерики Астории, в ужасе шарахавшейся от него и утверждающей, что он сходит с ума. А потом — восторги и признание, награды, сыпавшиеся бесконечным потоком на «блистательного», «потрясающего», «неподражаемого» и ещё черт-знает-какого Драко Малфоя, наследника знаменитого рода, полностью смывшего темные пятна семейной истории красочной палитрой. И, как финал — уход Астории и сына, объявление о разводе и куча кричащих статей о «непонятом художнике», ставшем «одним из самых завидных женихов Магической Британии». А он чувствовал, что действие настойки уже не хочет останавливаться, все сильнее обостряя его и без того чуткое восприятие действительности. Искусство было сильнее. Он мечтал написать неповторимую картину, нечто совершенное и прекрасное и теперь, словно корабль во время шторма, бросался к самым разным заказам, ожидая встретить то самое вдохновляющее озарение. Этого требовала его рвущаяся наружу душа. Этого требовала кроваво-красная жидкость, разливающаяся по жилам фейерверком огней и красок. — Сэр, проснитесь же, — усталый голос эльфа снова ворвался в мысли и наползающую дрему. Открыть глаза. Просто открыть глаза. Сегодня это оказалось более сложной процедурой, нежели вчера. Широкий светло-серый диван, небольшой столик перед ним, светло-голубые стены. Оказывается, вчера он как-то добрался до гостиной. Уму непостижимо. — Сэр, пришли посетители, — затараторил домовик, обрадованный неожиданно быстрым пробуждением хозяина. — Заказчики. Мистер Скамандер с супругой. Я провел их в мастерскую. — Принеси им чаю, Джейки, — голос был глухим и хрипящим, словно скрип несмазанной двери. — Скажи, я скоро спущусь. Эльф услужливо кивнул и тут же трансгрессировал. Теперь нужно было найти силы подняться с места, привести себя в порядок и в образе «прекрасного художника», «мировой знаменитости» и прочего недоразумения спуститься к гостям. Достаточно привычная, но изматывающая и ощутимо болезненная процедура, учитывая то, что каждое движение дается лишь с парочкой невидимых Круциатусов. Мистер Скамандер с супругой. Известный ученый-натуралист, автор многих книг, укротитель самых злобных существ. Что ж, лестно, но не более. Портрет этого немолодого, коренастого мужика с неизменной темной щетиной и блестящим от загара лицом писать не слишком-то хотелось. Впрочем, все зависит от суммы. Он никогда не отказывался от высокооплачиваемых заказов — к тому же, даже в самой, на первый взгляд, скучной работе могло появиться то самое вдохновение, приправленное ярко-алой жидкостью. А может, его заказ — портрет супруги или «семейная идиллия» в картине. Вот только, если самого Рольфа Скамандера он без труда вспомнил по многочисленным статьям в газетах, то внешность его жены оставалась большой загадкой. Ни слова, ни полслова. Ни фотографии, ни упоминания. Ничего. С его поразительной памятью на лица уверенность в этом была абсолютной. Что ж, это даже интересно. Мимолетный взгляд в зеркало с серебряным старинным орнаментом. Светлые брюки и белоснежная рубашка, аккуратная прическа с несколькими прядями челки, небрежно падающими на глаза, свет и свежесть, буквально источаемые всем его образом — вполне неплохо для знаменитости изобразительного искусства, внезапно застигнутого дома незваными гостями. Только подрагивающие руки и чуть больше необходимости расширившиеся зрачки выдают, что пару минут назад он едва ли напоминал собой человека, да еще и «наследника старинного рода», или как там пишут в прессе? Ступени, бесконечные, вьющиеся лестницей, напоминающей удушающую лиану, обвитую вокруг громоздких замковых колонн. Так всегда после чертовой настойки — спускаться тяжелее, чем идти вверх, мышцы ног буквально выворачиваются от разрывающей боли. Ничего — к полудню это пройдет. Должно пройти. Останется только чувствительность восприятия, увеличенная в несколько раз, немного болезненная, но не без своих прелестей. Яркий свет из окна. Длинный коридор, ведущий к мастерской. Стеклянная дверь вдалеке. Они уже могут видеть его, а значит — неспешный шаг хозяина замка и «мировой знаменитости», осторожные, но уверенные шаги с легким напряжением — так легче перенести глухую боль во всем теле. Он входит в небольшую светлую комнату, освещенную солнечным светом, щедро разливающемуся по всему пространству из двух огромных окон, заставленную всеми необходимыми для художника принадлежностями. Кисти, палитры, минералы для особенных картин, холсты, разбросанные наброски и эскизы, сохнущие на противоположной стене работы. Ещё открывая легкую стеклянную дверь, он уже знал, что Скамандер недавно вернулся из очередного путешествия (запах пряностей и сладких фруктов, буквально впитавшийся в него), а вот его супруга была окружена шлейфом какого-то свежего дорогого парфюма — ничего особенного, один из тех ароматов, которые нередко можно ощутить в «высшем обществе», которое наскучило ему еще в школьные годы. Они стояли напротив. Невысокий широкоплечий Скамандер, облаченный в темно-синюю мантию и черный костюм, не слишком соответствовавший летнему зною, сразу же кивнул, поздоровавшись с хозяином поместья, в одно мгновение оценивающе изучив его. — Рад вас видеть, Рольф, — усмехнулся Драко, пожимая протянутую шершавую руку — его непринужденная манера и внешняя «умеренная доброжелательность», как говорила когда-то Нарцисса, всегда работали безотказно. Он взглянул на изящную молодую женщину в длинном платье ярко-голубого цвета и широкой шляпке в тон, выгодно подчеркивающей светлые волосы, собранные в изящную прическу и закрывающую практически половину лица. — Добрый день, миссис Скамандер. — Мистер Малфой, — ученый решил сразу же приступить к делу, — видите ли, моя жена хочет подарить своему отцу собственный портрет перед нашим отъездом. Я подумал, что лучше вас художника не найти. — Вы мне льстите, — обворожительно улыбнулся Драко, жестом предлагая гостям сесть на небольшой диванчик, стоящий перед мольбертом. — О, нет, — Скамандер хитро прищурился. — О вас ходят легенды. А ваши картины, — он указал рукой на стену у окна, занятую несколькими не слишком удачными работами, — они прекрасны. Я согласен на любую сумму. Но, к сожалению, у нас всего три дня до отъезда. Три дня? У него не было заказов на это время, о чем совсем не нужно было знать Скамандеру. Нет-нет, у «мистера Драко Малфоя» по несколько заказов в день, плотный график, бесконечная очередь на пару месяцев вперёд, но… он благосклонно выполнит просьбу известного натуралиста. За «скромное» вознаграждение, разумеется. — Я просто не могу отказать вам и вашей очаровательной супруге, — произнес Драко, как только понял, что необходимые выводы о его чрезмерной занятости благодаря природному артистизму уже посетили мысли Скамандера. — Любая сумма, — улыбнулся тот, искренне пожимая руку Драко. — Какие ваши условия? — Вы слишком торопитесь с оплатой, Рольф, — теперь нужно было добавить утонченности и сдержанности. — Искусство гораздо сложнее золотого блеска монет. Мое главное условие лишь в том, что ваша супруга, — он галантно обернулся к леди, так и не промолвившей и слова за время их разговора, — должна хотя бы единожды остаться здесь на время работы и дать Непреложный Обет о неразглашении моих художественных методов. Лёгкое замешательство Скамандера, секунда раздумий. — Я принимаю ваши условия. Драко лениво кивнул, ненавязчиво поглядывая на его супругу, застывшую на краешке дивана в какой-то неестественно напряженной позе. Ни слова, ни жеста. Лишь чуть дрогнувший краешек губ и взволнованный взгляд, на мгновение мелькнувший из-под широких полей шляпки. Безликое, идеальное создание, каких он видел сотни, вот только… Линия скул и нежный контур бледно-розовых губ казались до странности знакомыми, однако не позволяя под покровом изысканного головного убора узнать их обладательницу. — Дорогая, ты не против, если я оставлю вас с мистером Малфоем для начала рисования? — вежливо, но как-то слишком прохладно обратился Скамандер к супруге. «Рисования»! Да уж, Скамандер, как был ты неотесанным чурбаном, так и остался. Даже с кучей денег и при безмолвной леди — идеальной супруге из высшего света. — Нет, конечно, Рольф, — ответила «безмолвная леди», поражая нежностью и серебристым оттенком звучания голоса. — У тебя много дел, я знаю. Склоненная голова и опущенный взгляд. Смирение и покорность. Драко буквально кожей чувствовал исходящий от неё страх. Да уж, интересная семейка. Вежливый поклон Скамандера, выходящего за дверь. Быстрый ритуал Непреложного Обета, ставший уже привычным явлением. Домовик, услужливо подбежавший с очередной порцией кроваво-красного зелья. Нет, сегодня он делал лишь наброски, ты поторопился с настойкой, Джейки. Безумие раскрывается лишь в красках, в работе с палитрой. Собственно, из-за этого действа он и соглашался работать лишь с Непреложным Обетом — ни один заказчик не должен знать, что происходит с ним во время приема сока ягод мандрагоры. Привычное место за холстом и молчаливая миссис Скамандер напротив, принявшая в кресле удобную позу, положив одну руку на подлокотник и чуть склонив голову, из-за чего проклятая шляпка почти полностью скрыла лицо. «Неужели она думает, что я буду писать её портрет именно так?». Ладно, пусть думает… Пока. Уверенные быстрые движения грифелем на тонком натянутом холсте — почти незаметные, но задающие тон и форму всей картине. Легкие складки платья из чуть мерцающей ткани, тонкая бледная ладонь, расслабленно замершая на коленях, изящные пальцы и родинка на мизинце. Чёрт возьми, он ведь помнил эти руки! Что-то давнее, почти забытое и совершенно незначительное. Но он помнил их! — Мистер Малфой, — тихий голос заставил его чуть вздрогнуть от неожиданности — он всегда с головой уходил в работу. Контур тонкой талии, подчеркнутой драпировкой платья, небольшая, но округлая высокая грудь, угадывающаяся под тонкой голубой тканью, нежная линия ключиц, хрупкие плечи. — Я вас слушаю, леди, — слишком холодные интонации, наверное, стоило бы помягче. — Возможно, вы не совсем правильно поняли моего супруга, — голос зазвучал глуше и напряженнее. — Я бы хотела получить «живой» портрет. — Миссис Скамандер, — он снисходительно улыбнулся, откладывая в сторону грифель, — разве вы не знаете, что «живые» картины с магией делают лишь умершим? — Знаю, — её интонации вернули прежние спокойствие и уверенность. — Потому и прошу вас об этом. Он сложил руки на груди, пристально глядя на эту странную женщину в лазурном наряде. Шутка? Прихоть избалованной дамочки? Не похоже. Обманчивое внешнее впечатление — пока она не заговорила, он считал её красивой пустышкой, каких не раз встречал в жизни. А теперь… в ней чувствовалась глубина и ещё что-то тяжелое, болезненное, давящее изнутри. — Как скажете, леди, — спорить не было смысла, учитывая то, что стоимость предполагаемой картины в связи с её требованием возрастала в несколько десятков раз. — Но я не смогу работать дальше, пока не увижу вашего лица, — теперь в голосе зазвучала сталь, заставлявшая заказчиков беспрекословно подчиняться ему. Кажется, она вздрогнула. Робко подняла руку, осторожно снимая голубую шляпку, стараясь не повредить прически из уложенных золотистых локонов. Мгновение — и мешающий атрибут уже занял место на столике рядом с креслом. Взяв грифель, Драко неподвижно замер с ним перед холстом с незаконченным эскизом. Собранные светлые волосы, чувственная линия губ, выразительные глаза — для них подойдет лазурит, цвет ясного неба и моря… Она была потрясающе красива, похожей на очаровательную Афродиту со старинных полотен, если бы не… На её правом виске, доходя через скулу до переносицы, алел огромный кровоподтек, возникший, без сомнения, от сильного удара. Прекрасное создание, изуродованное грубой жестокостью, которую он так ненавидел. Это было ужасно. Но еще хуже было то, что теперь он совершенно точно узнал человека, набросок к портрету которого он так и не смог закончить…