— Ну здравствуй, Луна, — многолетняя практика научила мгновенно справляться с нахлынувшими эмоциями, хотя ошеломление было сильнее предполагаемого.
— Здравствуй, Драко, — спокойный взгляд цвета лазурита и уверенная улыбка.
Школьные знакомые. Он не любил это сочетание слов, так как почти всегда, сталкиваясь с ним в жизни, испытывал крайнюю неприязнь или глухую досаду. Луна Лавгуд. Девочка по имени Никто. Кажется, она была когтевранкой со странностями, из-за чего служила объектом насмешек половины школы. Для него она была именно никем. Поиздеваться можно было над Поттером и его командой — гораздо более интересными противниками. Потом, кажется, он видел светловолосую девчонку в поттеровской компании, но не был уверен, что это была именно Луна Лавгуд. Даже теперь, если бы не его феноменальные способности к запоминанию черт лица, жестов, портретных особенностей людей, он бы никогда не узнал в этой яркой красавице бывшую когтевранку.
— Возьми, — взмах палочки — и возле неё, на столике рядом со шляпой приземляется тюбик с заживляющим зельем.
Она мгновение мнется, но все-таки берет лекарство и, выдавив немного на ладонь, касается пальцами изуродованной щеки. Почти мгновенно под действием редкого и необыкновенно дорогого препарата кожа полностью восстанавливается, возвращая едва заметный румянец.
— Спасибо, — лазурный взгляд снова устремлен к нему. — Рольф мне запретил…
— Это мешает мне писать порет, — Драко привычно возвращается к грифелю, делая разметку пропорций и контуров лица, семейные разногласия заказчиков — не его дело.
Она замолкает и теперь просто умиротворенно следит за его работой. Луна Лавгуд. Красивая, изящная, идеальная и… мертвая. Если то светловолосое недоразумение в школе он с трудом может вспомнить, эту леди он бы не вспомнил никогда. Внешне — ничего прежнего, ничего настоящего, внутренне… Наверное, в её душе что-то еще есть. Что же с тобой случилось, Луна Лавгуд?..
Выразительный взгляд в обрамлении длинных ресниц, правильные черты лица, локон, случайно выбившийся из сложной прически и придающий ей хотя бы немного жизни, тень чуть темнее на правой скуле… Он едва не обламывает грифель. Тень положить светлее. Это всего лишь остаточное покраснение после излечения кровоподтека. Он нервно закусывает губу, добавляя штрихи легкого блика к сверкающим на солнце волосам. Скамандер? Судя по её словам, он. Он брезгливо морщится, словно щурясь от яркого полуденного света. Поднять руку на женщину — немыслимо. Для него всегда был примером отец, который в редких семейных перепалках просто молчал, совершенно не слушая Нарциссу, а в завершении делая все по-своему. Как показала жизнь, не все его решения были правильны, но и на лице матери никогда не красовались ссадины или следы ударов.
— Миссис Скамандер, — официальная манера в общении с ней будет точно кстати, — я завершил набросок. Жду вас завтра для написания портрета.
Неяркое удивление в лазури глаз:
— Я думала, ты все сделаешь сегодня, Драко.
Ему не нравится её тон, её фамильярность и её фраза. Но… Долгие годы нужды и бесполезных работ научили одному важному правилу: заказчик — это святое.
— К сожалению, леди, свет уходит. И ещё я попросил бы вас обращаться ко мне по фамилии.
А вот это уже явная глупость с его стороны — уголки её губ чуть приподнимаются в полуулыбке.
— Мне обращаться к тебе «Малфой»? — в лазурных глазах — искорки смеха. — Я вряд ли смогу, Драко. И потом — у тебя ведь есть волшебные факелы.
Дерзость и знания — вот она, прежняя Луна Лавгуд. И только теперь он вспомнил, как однажды успокаивал Пэнси, которую робкая когтевранская тихоня парой слов поставила на свое место. Даже факелы заметила. Очень редкие вещи — дают практически точную копию солнечного света.
— Хорошо, Луна, — он отвечает в той же манере, что и она. — Но, боюсь, это длительный процесс.
— Я не спешу, — лазурный взгляд пронизывает его, словно пытаясь заглянуть в душу, а потом она просто уточняет. — Я не хочу возвращаться домой.
«Значит, ударил её все-таки Скамандер». Это не его дело. Он просто выполняет заказ, работу, за которую ему заплатят заказчики, о которых он тут же забудет.
Сильная личность за кукольной маской. Уверенная — совсем не жертва. Скорее, как человек, уже принявший окончательное решение.
— Почему портрет должен быть «живым»? — он в упор смотрит на неё, откладывая в сторону темный грифель.
— Потому что мне так хочется.
И снова брызги смеющейся лазури. Весомый аргумент, миссис Скамандер. Она поднимается с места, непринужденно рассматривая один из свитков — эскиз портрета пожилого джентльмена:
— Ты очень талантлив, Драко, — лазурь в радужках глаз переливается на солнце, дразня синевой каких-то невероятных оттенков. — Я все уже решила.
Теперь он понимает, почему в школе её называли чокнутой, полоумной. «Живые» портреты живым не пишут.
***
Розовые разводы на краях бокала. Он чувствует, как начинает дышать чаще, растворяясь в бесчисленном множестве звуков, ароматов, красок. Кровь, кажется, начинает спешить, ускоряя сердце, едва не разбивающееся о ребра. Болезненно прекрасно. Прекрасно до боли. Жасмин. Сейчас он может даже описать цвет и форму её аромата. А она, замерев на своем месте перед мольбертом, смотрит на него, чуть опустив длинные ресницы. Он слышит каждый удар сердца. Её сердца.
Дикий танец красок. Быстрые штрихи по уже намеченным контурам. Лазурит, заливающий все сознание своей синевой, оставляя яркие пятна на белоснежной рубашке, словно выливаясь изнутри него. Помнится, у аристократов голубая кровь. Нет. Не может ведь быть кровь цвета её глаз. Смена кисти, белый тон кожи, сияющей под светом факелов. Какой бы она была в закатном свете? Солнечная охра в бликах на волосах. Золотое море, укрощенное и собранное поневоле. Теперь стало слишком заметно, что она заперта в свою собственную клетку. Оставлена. Погребена.
Последние штрихи. Он не замечает времени и не может сказать, сколько минут, часов, дней прошло. Может, целая вечность. Бесконечность в его безумии красок, проливающихся на холст с её глаз, волос, кожи.
Что за плотной тканью холста? Что за этим портретом? Он врывается в её сознание, не замечая преград на своем пути. Окклюменция — тоже искусство, доступное не всем.
***
Удар. Кровь, брызнувшая на светлую блузу. Он видит, как разрывается ожерелье из пробок, оставляя тонкую красную полосу на шее девушки, уворачивающейся от удара. Удар, безумный взгляд темных глаз, она падает, закрывая лицо. «У моей жены не будет всей этой дряни!». Он пьян — едва держится на ногах — но продолжает наносить удары. Цветные очки, раздавленные массивным сапогом. Беспомощно рассыпавшиеся разбитые стекла, продолжающие радостно сверкать в единственном лучике солнца. Снова удар…
***
Она рыдает в просторной белой палате. «К сожалению, оба мальчика родились мертвыми». Он молчит, лишь хмуро взглянув на неё. А она? Сегодня она умерла.
***
Сегодня он совершенно трезв. «Никчемная дура!». Длинные светлые волосы, намотанные на кулак, глухой удар о стену. «Ненавижу!». С краешка её губ течет заметная струйка крови. Он рывком сдирает легкую сорочку, не обращая внимания на её крик. Она лишь пытается оттолкнуть его. Умоляет. Удар. Грубое насилие. Он едва не разрывает её тело, вновь грубо ударив по лицу. «Мне нужен ребенок».
***
Белая палата. Пустой взгляд девушки на белых простынях. Синеватое лицо с контурами кровоподтеков. «Она думает, что у неё два сына и живет в какой-то другой реальности. Сожалеем, мистер Скамандер, но нужно усиленное лечение».
***
«Я пришлю тебе портрет, отец». Седой старик с нескрываемой нежностью смотрит на дочь — счастливую, успешную, прекрасную. Она улыбается и незаметно берет с полки крошечный пузырек с зельем. «Живые» портреты живым не пишут.
***
Это конец. Он без сил падает в кресло возле мольберта, замечая, как портрет оживает, поднимаясь с места. Нет, конечно же, это не портрет, но сейчас все вокруг сплетается в единую музыку красок и тонов. Действительности попросту нет — она осталась на дне вихря чувств.
Легкий наклон головы, она что-то говорит ему. Он даже находит силы ответить. Все стерлось. Аромат жасмина. Больно и резко, от этого лишь выше наслаждение. Слишком близко. Слишком…
Она улыбается и уходит, на мгновение обернувшись у выхода. Для её глаз он выбрал лазурит. Всё верно. Лазурит. Камень мертвых богов, моря и ясного неба…
