— Сколько? Разве полтора? Так много? — сразу же перебил Бена Кренк, удивленно на него взглянув, высоко вскинув свои белесые, но с темными вкраплениями, будто огнем опаленные, брови.
— Ну… да. Примерно, — ответил Бен, но уже как-то не слишком неуверенно. — Сам посчитай: сейчас конец октября. С Нового года прошло десять месяцев. Плюс еще семь — с мая по декабрь. Семнадцать получается. Ну, это почти что полтора года.
— Ого, ну и быстро же время летит, — парень покачал головой, слетая пальцы в замок и подпирая ими голову, облокотился на стол, исподлобья оглядывая комнату.
— Угу. Ну, так вот, случилось все где-то в конце мая. Все было совсем как обычно. Вот все прямо. Все шло нормально. Я и школу в том же году уже закончил и документы в колледж подал. И мне оставалось около недели ждать ответа, и я просто дома страдал разной фигней. Но потом вдруг что-то пошло не так и…
Я коротко взглянул на него, и одного этого почти что скользящего взгляда с лихвой хватило, чтобы уловить целую кучу самых разных исходящих от него эмоций. Они были чем-то вроде волн или излучения. Не понятно. Но ясно было то, что ему было неловко. Очень сильно неловко рассказывать об этом всем. Странно. Хотя нет, думаю, мне тоже было бы крайне, мягко говоря, неудобно как на духу выкладывать все о своей жизни. Да, действительно, приятного в этом было бы мало. И я, скорее всего, не согласился бы. Не то, чтобы у меня были бы какие-то секреты, разглашение которых повлекло бы за собой разрушительные последствия. Нет, конечно, нет. Но все равно я бы не стал.
— И как-то так получилось, что я немного поссорился с родителями. Прямо клише из фильма какое-то.
— То есть, закатить грандиозный скандал, такой, чтобы соседи без труда могли услышать твое каждое меткое слово без фильтра цензуры, а потом уйти, для эффектности хлопнув входной дверью, а-ля истеричка, это для тебя немного поссориться? Ну, знаешь, не хотел бы я с тобой ссориться по-крупному, — негромко пробормотал Кренк, подняв на Бена свои прозрачные водянистые глаза и смотря с легкой, ироничной, даже немного издевательской усмешкой.
— Заткнись, или я тебе врежу. — Бен в доказательство демонстративно сжал кулак. — Серьезно, лимит моего терпения на твои выкрутасы на сегодня подходит к концу. Так что, заткнись, я глаголю.
В тот момент неудобно себя начал ощущать уже я. Присутствовать на чужих семейных разборках — это, наверное, самый простой способ ощутить неловкость. Если подумать, то, конечно, найдется еще масса других способов, среди которых этот покажется сущей ерундой, однако на тот момент мне так не казалось. К тому моменту энтузиазма послушать загадочную историю у меня поубавилось, но львиная его доля по-прежнему осталась на месте. Но какое-то чувство внутри подсказывало, что я здесь определенно лишний. Интуиция, надо полагать.
Как ни странно, сразу же поле фразы «я глаголю» Бен замолчал. И Кренк молчал тоже. Мой друг пустым взглядом глядел куда-то в стену, плотно сжав губы, и о чем-то думал очень и очень усердно.
— И по какому же поводу вы не поладили? — осторожно поинтересовался я. Бен очнулся от своих мыслей и посмотрел на меня так, как будто в первый раз видел. Его желтовато-зеленые, мутные от явного недосыпа, глаза смотрели потерянно, бегающий взгляд никак не мог остановиться на чем-либо, накрепко хватаясь за каждую мелочь, как утопающий за соломинку. Спустя какое-то время он все же ответил.
— Знаешь, Ик, я уже и не помню. Вообще, мы часто ссорились. Постоянно. И по разным поводам. Из-за гонок, из-за учебы, или из-за того, что я просто не убрался в своей комнате или мусор не вынес. Не знаю я. Уже много времени прошло.
— Погоди, погоди. Твои родители что, знали про гонки? — новость мне тогда показалась совершенно обескураживающей.
— Ну, в общем и целом, да.
— И что, нормально ко всему отнеслись да?
— Смотря, что ты подразумеваешь под словом «нормально». В восторге, естественно, никто не был, но и запретить мне никто это не мог. Да и что было запрещать? Когда я еще жил в своем городе, я же в гонках то самих не участвовал. В смысле, в самих гонках участия не принимал. Приходил просто, смотрел. Потом меня взяли в службу поддержки на их сайте. А потом я им еще защиту ставил. Но тогда еще не гонял, нет.
— Так ты не из этого города? — я почему-то всегда думал, что он здешний.
— Ну, не совсем. Из пригорода. В округе же полно провинциальных городишек. Мой всего в двух часах езды со средней скоростью. — Как бы ни к чему добавил Бен и вновь замолчал, взяв в руки чайную ложку и принявшись размешивать порядком остывший кофе. Взгляд его, потупленный и задумчивый, пару минут был намертво прикован к кофейной гуще, кружившейся в водовороте. — Ну, потом, когда поругался, я, как верно подметили, не будем говорить, кто, ушел. Не знаю, правильно это было или нет…
— Правильно? Издеваешься? — подал голос Кренк.
— Цыц. Правильно или неправильно — уже не важно. А потом, когда приехал сюда, устроился на подработку в супермаркете кассиром. Проработал там три месяца и перебрался на завод на самой окраине. Завод тот был подпольный какой-то. Его пару месяцев назад закрыли, а потом снесли. Токарем запчастей там работал. Сначала тяжело было, из рук все просто валилось, а потом уже нормально. Научился. Еще четыре месяца проработал там. Работал бы и дальше, да на месте не сиделось уже. К тому времени я и денег поднакопил. Не слишком, конечно, много, но достаточно. Притом еще, что комнату в общежитии снимал. Короче, купил мотоцикл. Простенький совсем, да и не самый новый. Ну и сам знаешь, понеслось там с гонками.
В очередной раз повисло молчание, будто каждый в этой комнате глубоко задумался о своем. Вот только я ни о чем не думал по началу. Просто разглядывал узоры на клеенчатой скатерти. А потом оглядел кухню. В углу негромко шумел невысокий, мне по плечо, холодильник грязно-белого цвета. Обои в комнате, как и во всей остальной квартир были болезненного светло-голубого цвета. Наверху люстра, напоминавшая конус без основания, едва заметно покачивалась от сквозняка открытой форточки. На противоположной стене, аккурат над дверным проемом, тикали часы, показывающие пять часов десять минут.
— Что ж, теперь моя очередь, я полагаю? Пожалуй, начну, — Кренк, уже практически лежавший на столе нехотя поднялся, отхлебнув немного кофе из своей кружки и, как и обещал, начал.
— Если вы не возражаете, я начну с самого начала. Родился и вырос я в том же городе, что и этот, — он коротко кивнул в сторону Бена, чье лицо выражало только лишь скептицизм в чистом виде, сопровождаемый закатыванием глаз. — И все было, в общем-то, в порядке. Хотя почему было, у меня и сейчас все нормально. — Брюнет косо глянул на него, и хотел, наверное, спросить, уверен ли он в этом, но Кренк его, похоже, не заметил, или только сделал вид, что не заметил. Во всяком случае, он продолжил:
— Ну вот, жил как все, в школу ходил, с друзьями гулял. Каждую неделю по выходным собирались всей семьей у бабушки с дедушкой. Это было что-то вроде традиции. Пока предки за столом внизу болтали о том, о сем, мы, то есть я, он и его сестры играли наверху, на втором этаже.
— У тебя есть сестры? — между делом спросил я Бена.
— Да, две. Старшая и младшая, — негромко ответил он мне, повернувшись в мою сторону и потом снова отвернувшись.
— Так, может быть, вы сами будете рассказывать, а я пошушукаюсь за вашей спиной, м-м?
— Да не выпендривайся, рассказывай давай, — в ответ на слова Бена Кренк только скорчил недовольное лицо, закатив глаза, но все же продолжил. Закатывание глаз — это у них, видимо, семейное.
— Так продолжалось много лет. Ну что, мы все росли, и играть в монополию, скраббл или домино стало уже не интересно. Девчонкам тоже с нами не сиделось. Филис, его старшая сестра, уходила постоянно в свою комнату, потому что «не круто сидеть с малышней», хотя пятнадцати и шестнадцатилетних подростков малышней назвать уже получалось с натяжкой. Хотя ей ведь было уже восемнадцать, по-моему, так что ее можно понять. Но характер у нее был будь здоров. Настоящая стерва. А младшая, Натали, все уходила вниз греть уши, о чем там взрослые между собой трут. Так вот, к чему я веду. Как-то раз, когда девчонки разошлись, этот дал мне пульт от приставки, а сам пошел за компьютер. Но одному мне в приставку было играть скучно. Да из игр у него были только гонки, рассчитанные на двух игроков, так что гонять по пустому шоссе одному — радость была сомнительная. Ну, я и бросил эту затею и пошел смотреть, чем там бро мой занимается. А он сидел на сайте уличных гонок.
— Слышь, я тут подумал, выходит, ты сам в своих проблемах виноват.
— И почему же?
— Ну, если бы ты тогда угомонил вовремя свое любопытство и остался сидеть за
приставкой, то сейчас все было бы нормально.
— А если бы ты мне ничего не показал тогда, то ничего тоже не было бы сейчас.
— Ладно, проехали, это уже неважно, потому что все равно это ты виноват. Давай дальше.
— Слушаюсь и повинуюсь. — Огрызнулся он, злобно взглянув на брата. Я вот все удивляюсь, как он настоящим ядом не научился плеваться, — Итак, таким образом, я попал в этот чертов мир гонок, будь он проклят.
— Послушай, ни одни гонки на свете не виноваты в том, что ты дебил.
— Да хватит уже встревать, я, заметь, ни слова не сказал, пока ты рассказывал свою тупую историю. Ладно, короче, да, я начал ходить на гонки. И продолжалось так до тех самых пор, пока я не закончил школу и не поступил в колледж. Родители мои, к слову, за месяц до начала моей учебы, свинтили куда подальше, потому что «ты уже большой мальчик, взрослый уже, пора бы и самому жить учиться». И все, распрощались и уехали. Куда — не знаю точно. Они вроде как на старости лет решили попутешествовать.
Сказав это, он недовольно нахмурился, поджимая губы. Потом отхлебнул немного из кружки, поглядывая все так же недовольно.
— На кого поступал? — осторожно спросил я, и в тот же миг недовольный взгляд водянистых глаз метнулся в мою сторону.
— На экономиста.
— Да ладно, — недоверчиво протянул Бен, — ты же никогда отчеты всякие не любил. И вообще, насколько я помню, ты хотел быть летчиком.
— В третьем классе.
— Мечта детства, тем более, — Бен весело взглянул на него, но Кренку, судя по всему, было совершенно не весело.
— Заткнись. Так вот, проучился я полгода, после первой сессии меня и отчислили. — Было видно, что эти не слишком радостные воспоминания даются ему с трудом. — И я просто не знал, что мне теперь делать и как вообще быть. Жить было негде, до этого ведь жил в институтском общежитии. Ну и тогда, стал я думать. И надумал позвонить тебе, но ты трубку не взял. И тогда я позвонил тебе домой. Ответила твоя мама, и я спросил тебя. Она сначала молчала, я аж испугался, вдруг что случилось, а потом когда я спросил ее, в чем дело, она рассказала про тебя. Ну, что ты ушел. Я спроси, куда, но она ответила, что не знает. И вообще, знаешь, они ведь, насколько я знаю, искали тебя. И на этом наш разговор был закончен.
— Ты не говорил ни разу, что они меня искали. Ни разу.
— Ты не спрашивал, — невозмутимо парировал Кренк.
— Чего ты врешь, я спросил тебя, как они.
— Но ведь ты и сам прекрасно знаешь, как они, — ответил он, по-прежнему сохраняя полную невозмутимость на своем лице.
— Боже, за что мне это…
— Потом на жизнь пожалуешься. Итак, я знал, что ты скорее всего двинешь в город, потому что ты сам когда-то говорил, что хочешь рвануть туда. И я стал просматривать тамошние данные по заездам. И да, хакер ты, прямо скажем, не очень. И наткнувшись на «Порождение Смерти» я догадался, что это ты.
— Да ты чертов экстрасенс, как я погляжу.
— А тебе чего, завидно? И вот, я поехал туда и нашел тебя. Ты это, наверное, и так знаешь.
— Верно, знаю. Ты мне лучше расскажи, как тебя в ту компашку занесло.
Лицо Кренка разом посерьезнело, и он, посмотрев на Бена, и потом переведя взгляд на мне, потупился, уставившись на ладони на своих коленях.
— Ну как, как это обычно бывает. Погряз весь в долгах, в проблемах, и во всем этом дерьме по уши, а потом они сами меня нашли. Я хотел сразу тебе обо всем рассказать, но они запретили. Я думал, ты вывернешься из всего этого. Ты же всегда это делал. Ты всегда выходил сухим из воды, даже из всех передряг, похуже этой. Я ведь знал, что у тебя с рукой не все в порядке, поэтому я и написал тебе вчера… нет, погоди, позавчера. Ты ответил, что ты будешь участвовать. Вот и все. Я же ведь не знал, что ты вместо себя пошлешь этого чудика.
— Так, ладно, все отношения вроде бы выяснили, а теперь не мог бы мне кто рассказать, что случилось после того как я… уснул? Ведь уснул, да? — спросил я, и мои слова как будто ножом разрезали тишину.
Бен и Кренк как по команде посмотрели на меня, потом переглянулись между собой.
— Да уснул. Из-за дротика, который попал тебе в плечо. Там было снотворное.
— И что было дальше?
— Ну…
***
Надо же. Впервые в жизни у меня случилось настоящее всамделишное приключение, я меня просто вырубили, и я все проспал. Наверно, теперь я понимаю, что чувствуют второстепенные персонажи в фильмах и книгах. И, надо сказать, это не самое приятное чувство. Черт. Оно даже немного противное.
Я стоял перед зеркалом в комнате Бена, переодеваясь в свою нормальную, обычную, повседневную одежду. Видок у меня был по-прежнему такой, что по городу ночью ходить и пугать прохожих. Лицо то бледнело, как будто у меня было переохлаждение, то краснело, и на щеках появлялся неестественно яркий румянец, будто бы меня лихорадило, то зеленело, будто меня бы через мгновение готово было вырвать. Бен сказал, что это от передозировки токсичным снотворным и должно скоро пройти, главное пить побольше жидкости. Под глазами темнели круги, не знаю, почему, спал я, по-моему, более чем достаточно. Волосы запутались в несильные колтуны на затылке, челка одной стороной прилипла ко лбу, как наэлектризованные статическим электричеством, а другая сторона топорщилась в разные стороны. На правой щеке и на носу зияли две ссадины. Плечо уже не болело, только несильно чесалось. Думаю, переживу. Я в последний раз я оглянул свое отражение и вышел из комнаты.
Пройдя по коридору да кухни, я увидел, как в ее окне светлой полоской вдоль горизонта занимается рассвет. Ветер за ночь разогнал облака, накануне нависавшие над городом, и день впереди обещал быть ясным и холодным. Бен с Кренком все еще о чем-то беседовали, сидя за столом. Но беседой назвать это было трудно, так как говорил только Кренк, а Бен с удрученным видом его слушал, иногда отводя взгляд в сторону. Завидев меня, он сразу встал с табуретки, негромко что-то пробормотав напоследок Кренку, и двинулся ко мне, слабо улыбаясь.
— Пошли, Ик, я тебя подвезу до дома.
Он подошел к табуретке у входной двери, взял лежавшие там ключи от машины и вышел за порог. Мне ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Я вышел, прикрывая за собой дверь.
***
Солнце наполовину поднялось из-за горизонта, озаряя крыши невысоких домов. На улице, как я и предполагал, оказалось жутко холодно. Так, что пришлось прогревать машину около пятнадцати минут. Ехать нам оставалось три или четыре квартала до моего дома.
Почти всю дорогу Бен периодически оглядывался на меня, даже иногда уже почти открывал рот, что бы что-то сказать, но в последний момент передумывал. Интуиция уже не то что шептала и намекала мне о том, о чем он хотел бы со мной поговорить, но уже прямым текстом громко вещала.
— Ты уезжаешь, ведь так? — решил ему помочь я, понимая, что этот разговор все равно неизбежен.
Он от неожиданности вздрогнул, глянул на меня, поджав губы.
— Ну… — протянул он, — в общем да. Слушай, Ик, прости, я знаю, друзья так не поступают…
— Нет, ты все делаешь правильно. Я уверен, они ждут тебя и волнуются о тебе. Они же твоя семья.
— А если…
— Все будет хорошо. Они все поймут.
Мы подъехали к моему дому. Я вышел и встал у калитки, наблюдая, как Бен тоже выбирается из машины, и встает примерно в полуметре от меня, наблюдая, как солнце поднимается над домами.
Я тоже уставился на далекий горизонт. На душе было паршиво от осознания происходящего. Что я теряю единственного друга. Нет, вы не подумайте, что я эгоист, просто… Я правда рад за него, рад, что эта история для всех обернулась без бед, но все равно было грустно. Все, что случилось, можно было сравнить с каплей яркой краски, которую капнули в стакан с водой. И сейчас она растворяется, оставляя напоследок призрачный, практически неуловимый бледный оттенок в этом стакане, который целиком и полностью олицетворяет мою жизнь. И сейчас, воспоминания о паре минувших недель всего лишь капля, которая начинает стремительно и безвозвратно растворяться в памяти.
Вот почему, наверно, люди так ненавидят расставания.
— Ты все еще останешься в гонках? — спросил Бена я, чтобы чем-то отвлечь мысли.
— Да, думаю, да. Но не здесь. Буду гонять у себя.
— Без тебя гонки будут уже не те.
Он в ответ пожал плечами, а потом широко улыбнулся.
— Ну не знаю, не знаю. По крайней мере, у меня здесь остается достойный преемник. Правда, Ночная Фурия?
Он похлопал меня по плечу, тихо посмеиваясь. Но так заразительно, что я тоже не смог сдержать улыбки.
— Пока, Иккинг. Мы обязательно когда-нибудь еще встретимся. А пока, будь на связи в сети.
Он пошел к машине и уже открыл дверь.
— Стой, погоди. Я же ведь искал тебя во всех сетях в инете. Тебя невозможно найти.
— Знаю, зато тебя — без труда. До связи.
Он снова весело улыбнулся, уже садясь в машину.
Я стоял и смотрел, как удаляется его машина, как в конце улицы сворачивает за угол, совсем исчезая.
Ну что ж, город, встречай Ночную Фурию.
