* * *
Рауль стоял совершенно обнажённый посреди ванной комнаты Катце и обтирался его полотенцем, являя собой для Меченого совершенно сюрреалистическую картину. Вот уж чего брокер никогда в жизни не ожидал узреть, так это элиту из элиты голышом стоящую в его душе. Больше походило на галлюцинацию, но сегодня его единственным тяжёлым наркотиком был господин Ам. Брокер сидел на мокром кафеле и тяжело дышал после произошедшего. Шок постепенно начал спадать, и чувствительность к телу возвращалась. Жутко саднили полосы, оставленные Раулем на его коже, болела грудина. Катце попытался встать и поморщился. Острая резкая боль в боку заставила его сесть обратно на пол. Рауль со скучающим видом бросил на него мимолётный взгляд, откинул от себя куда-то в угол сырое полотенце и вышел. «Ну вот и что за херь была только что?» — с досадой подумал брокер, подтягиваясь на руках, чтобы встать. Он давно уже перестал понимать, как вести себя правильно, чтобы не провоцировать господина Ама на безумные поступки. Ничего нормального в голову не приходило. Наконец ему удалось подняться на ноги. Похоже, помимо всего прочего он ещё и хромал. Конечно, он чувствовал себя гораздо лучше, чем после того, как Рауль прижал его в лаборатории, и в этот раз всё действительно произошло иначе — как и обещал Ам. Но по сравнению с блонди брокер выглядел пожёванным. Выйдя из ванной, Катце отыскал на полу свою одежду и с трудом натянул брюки, потому что боль была просто невыносимой. Достал вместо рубашки мягкую водолазку, чтобы нигде не тянуло. Болело буквально всё — начиная от ребер и синяка на шее, заканчивая царапинами, задом и ушибленным коленом. Рауль стоял в комнате уже полностью одетый в свой белоснежный сьют и выглядел с иголочки. Лишь влажные волосы напоминали о том, что произошло. Под пристальным взглядом блонди Катце молча налил себе стакан крепкого алкоголя и выпил залпом, потом полез куда-то в выдвижной ящик, достал капсулу неведомой жидкости, вставил в медицинский пистолет, лежавший там же, и вколол себе. Затем с трудом сел на диван и облегчённо выдохнул, сгорбившись и опустив голову. Ам, всё это время пристально его разглядывавший, подошёл к нему, не понимая, что́ именно так раздражает его в поведении брокера. — Обезболивающее? — поинтересовался он. Катце в ответ осторожно кивнул, глядя в пол. — Дай я посмотрю, — уже более спокойно сказал Рауль, опускаясь перед ним на корточки. Перед глазами Катце мелькнула белая ткань, вышитая золотым. Рауль снял перчатки, осторожно потянул вверх край водолазки и прикоснулся к его торсу. Он аккуратно ощупывал его грудь и в какой-то момент увидел, как Катце скривился. — Возможно, небольшая трещина в ребре, — бесстрастно заметил Рауль, оставляя водолазку в покое. Ам понял, что в порыве страсти навредил монгрелу, но не подал виду, словно так и было задумано. Честно говоря, со временем Ам приходил к выводу, что Айша был тысячу раз прав, когда заговаривал о том, что если Юпитер поймет, что́ с Раулем происходит, то отправит на нейрокоррекцию. Он бы уже и сам себя туда отправил, если бы мог… — Возможно, — глухо отозвался брокер. — Простите, Мастер Рауль, я могу покурить? — всё также глухо спросил он. — Вряд ли, — ответил Ам с едва заметной издёвкой в голосе. — Всё думаешь, когда же я уберусь отсюда? Катце чувствовал, что это ещё не конец. При всём внешнем спокойствии, Рауля сейчас шарахало из стороны в сторону, и за крепость его рассудка брокер не поручился бы. — Ты меня снова недопонял, монгрел, — начиная раздражаться неизвестно на что, процедил Рауль. Блонди запустил свои длинные пальцы в мокрые волосы Катце и потянул его голову наверх, разворачивая к себе, чтобы тот перестал пялиться на пол между своими ногами. Теперь красота бывшего фурнитура казалась ему пронзительной до боли в груди. На сей раз Рауль по-настоящему отведал запретный плод, и ему безумно хотелось ещё и ещё, но осознание того, что на него так действует какая-то убогая подопытная крыса, доводило до бешенства. — Уясни себе, мне было просто интересно, — процедил он сквозь зубы, — что такого нашел в вас, грязных полукровках, Ясон. Не более того! Катце становилось больно от того, что блонди держал его как щенка за шкирку. — Да, Мастер Ясон, простите меня, — бесстрастно на автомате отозвался брокер. От удивления Рауль даже выпустил его волосы из рук. — Как ты меня назвал?! Катце замер. Проклятье! Чёртов опиат! Надо быстрее исправить это дело, но он не представлял как. Брокер машинально оговорился после того, как Рауль напомнил о Ясоне. — Простите меня, Мастер Рауль! Но было поздно и, впрочем, бесполезно. Поезд уже сошёл с рельсов. Чёртов Рауль! Что у него в голове?! Да его просто невозможно было спутать с Ясоном по одной простой причине: Минк никогда так не докапывался до брокера. — Похоже, я был недостаточно нежен с тобой, Кат-це, — тихим ровным голосом проговорил Рауль, сдерживая ярость. — Я ни в коем разе не хотел вас обидеть, — оправдывался брокер, подняв на блонди усталые глаза. И в этот момент Рауль, презрительно сощурившись, выплюнул ему в лицо: — Ты и не можешь меня обидеть… Потому что ты ничто, Катце. Пустое место. Ноль! Просто твой любимый Ясон тронулся умом, связавшись с падалью. Я таких ошибок в работе не допускаю. Рауль резко встал и отошёл от дивана, собираясь вызвать себе машину. — Я никогда не подвергал сомнению ваш авторитет, простите меня, — услышал он усталый голос Катце, и почему-то ярость начала отступать, а вместе с тем расхотелось вызывать машину. — Хорошо, — наконец успокоился блонди, усаживаясь на стул. — Советую тебе выспаться. С утра мне надо в Гардиан. Катце не заметил, как провалился в сон прямо там, где сидел. Последней его мыслью было, что проклятый демон, который завёлся неожиданно в его квартире, так и не дал ему покурить. Похоже, в итоге Меченый сполз и растянулся на диване во весь рост, но в совершенно бессознательном состоянии. Иногда, ворочаясь во сне и случайно надавливая на больное ребро, он просыпался и в полудрёме видел, как Рауль сидит всё там же и в той же самой позе и смотрит на него в упор, не мигая. Но Катце всё списывал на ночной бред и, найдя удобное положение, закрывал глаза и спал дальше. Брокер окончательно проснулся и привстал. Стул напротив был пуст, и сперва он решил, что это всё дурной сон. Но тут раздался голос Рауля: «Нам пора», — и Катце пожалел, что вообще проснулся. Ребро напомнило о себе тут же. Катце кое-как привёл себя в порядок — так быстро, как это было возможно, — и взял в карман блистер с капсулами от боли. Уколы ему делать будет некогда, да и от такого укола он будет абсолютно невменяем. Он теперь сам не понимал, каким образом ему пришла в голову «гениальная» идея ширнуться прямо при Рауле, но что сделано, то сделано. Блонди на это никак не отреагировал, зато на имя «Ясон» у Ама вообще, похоже, аллергия. Понятное дело, что теперь придётся при нём держать ухо востро и так глупо не прокалываться. Катце оставил машину недалеко от места, где они спустились в туннель. До Попечительского центра можно было добраться по системе Халаза, которой, собственно, и пользовались блонди, Катце и те редкие работники, что имели доступ к подземным коммуникациям. Подошедший поезд тихо заглотил их внутрь, двери с шипением закрылись, и за окнами замелькали оранжевые сигнальные огни. Катце всегда испытывал гнетущее чувство, когда ему приходилось отправляться в Гардиан. За все эти годы он так и не смог привыкнуть. Чувство омерзения укоренилось глубоко внутри него и уже ничем не могло оттуда вытравиться. Гардиан, будучи в головах его наивных воспитанников эдаким потерянным раем, на самом деле являл собой людскую ферму, где элита разводила их подобно скоту. «Работорговец» — кажется, так назвал его Рауль? А кто тогда он сам? Золотоволосое чудовище с чертами ангела сидело напротив с надменным выражением лица и всем своим видом демонстрировало скуку. На кой чёрт Рауль потащил его с собой и вообще делал то, что он делал, для Катце оставалось грёбаной загадкой, ребусом, который он никак не мог решить. Катце попытался натянуть маску безразличия, чтобы блонди не догадался о том, в каком он состоянии. Ещё никогда раньше брокеру не доводилось делить подобные поездки с кем бы то ни было, может быть, кроме того единственного раза, когда Ясон назначил его на эту должность и предыдущий представитель Танагуры, занимавшийся данным вопросом, показывал ему дорогу и объяснял, что к чему. Попечительским центром до сих пор управлял постаревший Джадд Кугер. Он уже не был тем элегантным мужчиной средних лет с точёными чертами лица. Вся его голова была абсолютно седая, и лицо слегка расплылось. Казалось, он даже стал ниже ростом. После того, как его сын свихнулся, оказалось, что разрешения завести ещё одного наследника Джадду не дали и бизнес передавать было некому. Очевидно, для Джадда это было ударом, настоящей трагедией. Конечно, в клане было немало людей, но конкретно из его рук власть могла ускользнуть в любой момент. По сути, он её почти лишился и отсчитывал свои последние деньки на этом посту. Блонди были здесь нечастыми гостями, но Рауль Ам мог в любое время приезжать и проверять лаборатории и ферму. Не каждого монгрела рожала «сестра», оставшаяся для разведения. Большинство из них выплюнула из себя титановая колба, очень отдалённо напоминающая искусственную матку. Поезд остановился, затем на воздушной подушке взмыл вверх и наконец затих. Щёлкнули гравитационные ремни, удерживающие пассажиров на скорости, которую развивала машина. Теперь они больше не были нужны, и массивная дверь отъехала в сторону, выпуская пассажиров на платформу. Перед огромными стальными воротами Попечительского центра Катце привычно вставил карточку в считыватель и набрал код. Они оказались в тусклом коридоре, ведущем в комнату, где обычно брокер встречался с Кугером, но на этот раз никаких встреч в планах не было. Безусловно, Джадд уже бежит сюда со всех ног, чтобы выказать почтение господину Раулю Аму. Почти наверняка охрана, следящая за мониторами, доложила ему, кто пожаловал, но брокер знал, что Кугеру не стоит даже пытаться заговаривать с Раулем. Пропуская Катце вперёд, блонди приказал: — Убери этого червя… И Катце вошёл в комнату один и, сухо поздоровавшись с Джаддом, который с удивлением во все глаза смотрел на его лицо, вежливо велел ему идти заниматься делами центра. Во взгляде старого Кугера Катце прочитал зависть и восхищение. Брокер совершенно забыл о том, как теперь выглядит без шрама и напичканный гормональными препаратами. Это было одно из тех мест, куда он предпочитал приходить без мимикрической кожи и не настолько гладко выбритым, но объяснять Раулю это он бы не рискнул. Шагая следом за Раулем по подземным коридорам экспериментального центра, Катце с отвращением опускал глаза, когда приходилось идти мимо бесконечных комнат с трепыхающимися в цилиндрических колбах телами. Наконец они пришли. Рауль обошёл несколько своих «питомцев», постучал пальцем по стеклу одного из резервуаров, в котором жидкость была бурой и мутной. — Какая жалость, — равнодушно сказал блонди, открыл панель и набрал несколько команд. Жидкость стала стремительно уменьшаться, выкачиваемая мощными насосами, и взгляду Катце открылось нечто морщинистое, коричневое, со скрюченными конечностями и неопределённым полом, больше похожее на консервированную мумию, чем на что-либо другое. Рауль вызвал служебных андроидов, нужно было вычистить резервуар. — Пошли, — скомандовал он Катце и завёл его за собой в пустое тёмное помещение. Катце показалось, что он слышал слабый шорох. Как только они вошли, слабо засветился пол, и глаза брокера начали привыкать к полумраку, постепенно выхватывая из темноты предметы. — Я хотел проверить кое-какие образцы, — на ходу, почти задевая Катце плечом, сказал Ам. — Думаю, ты и так догадался, чем я обычно тут занимаюсь. Катце всю дорогу было дурно. Влияло ли так само место или то, что он видел вокруг, он не знал. Одно Меченый мог сказать точно: он ненавидел Попечительский центр всеми фибрами души, так как, в отличие от остальных, знал, что это не рай, а загон для подопытных крыс, вместо которых были люди. Но Катце умел держать себя в руках. Где-то на грани сознания маячила физическая боль, заглушённая таблетками, которая тоже порядком его изводила. — Ты знал, что здесь хранятся все генетические карты выпускников? И твоя где-то есть. Наверняка сохранилась, — глядя за реакцией брокера, выдавал Рауль информацию, которая не должна была касаться чужих ушей. — Может, я даже использовал частично и твою карту где-нибудь, когда-нибудь, когда делал пэтов. Не знаю… В свете слабого сияния пола улыбка Ама была как у мертвеца. Наверное, он считал, что у него потрясающее чувство юмора, только Катце так не казалось. По словам учёного выходило так, что в некотором смысле брокер состоял в родственной связи с определёнными породами пэтов, с той лишь разницей, что у него не была настолько урезана интеллектуальная составляющая. Пэты действительно были людьми, чьи гены иногда мешали даже с животными, чтобы добиваться нужных результатов. Похоже, что элита откровенно развлекалась, переставляя кубики генетического конструктора в порядке, не предусмотренном природой. И из кусков какого именно генного кода выводились всякие уродцы или химеры, Катце не хотел знать. Он лишь надеялся, что у него с ними не найдётся ничего общего. В помещении, где они оказались, Катце различил тёмный силуэт, сидевший в пяти метрах от них на полу. В сумраке белыми пятнами над существом возвышались два огромных крыла. Иногда оно раскрывало крылья и потягивало их вверх, доставая практически до потолка, затем снова складывало и убирало за спину. Из-за этого в зале стоял характерный шелест и тихий лязг цепей. В стену были впаяны кольца на манер дикого средневековья, к которым длинными стальными цепями за обе ноги было приковано это существо. — Это серафим, один из моих любимых… — представил его блонди. — В Раная Уго его бы оторвали с руками и ногами. Как считаешь? Катце никак не считал. Конечно, он видел, что серафим был исключительный. Его крылья были слишком большими, и там, где был изгиб, на каждом крыле виднелось по одному приличного размера когтю. Пэт дёрнулся на звук голоса и захлопал крыльями, поднимая вихри воздуха. Катце как заворожённый смотрел на белое творение генной инженерии, отметив про себя, что это альбинос. На глазах у серафима красовалась бархатная повязка со сверкающими стразами, совершенно неуместная в этом зале, больше похожем на огромную средневековую тюремную камеру. Проследив за его взглядом, Рауль заметил: — Забыл сказать, у него нет глаз. Зато потрясающая регенерация. Учитывая, что я его периодически спариваю с химерой, — это просто необходимое для него качество. Правда, он слегка не в себе. Рауль так расписывал своего питомца, словно собирается продать его брокеру. Это было не к добру. — Подойди! — громко позвал Рауль. Пэт перестал вытягивать крылья, встал и поплёлся в их сторону. Он был почти голый — на его бедрах болталась весьма условная юбка из прозрачного переливающегося материала — как насмешка, — сквозь которую всё прекрасно было видно. Катце невольно сделал шаг назад, отчего Рауль то ли улыбнулся, то ли оскалился, добавляя в происходящее нотку безумия. Тихо звякали колокольчики, вплетённые в белоснежные волосы серафима, а во рту сиял ряд многочисленных мелких зубов, острых как бритва. Пэт был весь белый, словно покрыт мелом, и лишь в некоторых местах проглядывали голубоватые вены. Такими же белыми были блестящие когти на крыльях. Серафим замычал, согнулся и потёрся щекой о руку Рауля, которую тот выставил вперёд. Катце чуть не перёдернуло от такого зрелища. Нервы были ни к чёрту. Как выяснилось, пэт мычал просто потому, что не умел разговаривать. То ли он был слабоумным, то ли тронулся умом в результате экспериментов Ама, Катце не знал. — Знаешь, зачем я позвал тебя, Катце? — переходя к сути, заметил Рауль. Вопрос брокеру не понравился. Он чуял недоброе. — У меня есть к тебе одна просьба… — Рауль выдержал паузу. — Да, мастер Рауль? — Я тут заметил одну вещь в ходе нашего небольшого исследования. — Блонди многозначительно окинул Меченого взглядом. — Ты привык во всём уступать. Ты до сих пор как фурнитур. Делаешь то, чего от тебя ждут, и не проявляешь никакой личной инициативы. А мне бы хотелось взглянуть как раз на твою инициативу… — На какую конкретно, мастер Рауль? Взгляд господина Ама брокеру давно не нравился. Его речь — ещё меньше, а то, как одержимо горели его глаза в темноте, — и подавно. — Я хочу посмотреть на тебя в действии, так сказать, со стороны. Проследить за реакциями твоего обновлённого организма. Я хочу оценить результаты моей работы, а то вчера я не очень понял, — припечатал его словами блонди. — Займись сексом с моим серафимом. Договорились? «Договорились, как же!» Все договоры с нейрокорректором всегда сводились к тому, что он повелевает и не терпит никаких возражений. Нечто подобное Катце и ожидал от него. Только от понимания, что брокер умён и предвидел такой поворот событий, легче не становилось. Белое сухое на ощупь тело серафима, горячее, словно птичья кожа, не вызывала в Катце ни малейшего желания. К тому же, после вечерних утех с блонди трещина в ребре ныла. Действие обезболивающего уже заканчивалось, и движения отдавались пока ещё притупленной болью в бок. Катце был бледен, на лбу у него выступил холодный пот, но он лишь молча кивнул в ответ ученому. — Раздевайся, — тихо скомандовал Рауль, улыбнувшись краешком губ. Катце, словно завороженный, выпрямился и без малейшего выражения на лице принялся стягивать с себя одежду. Оставшись совершенно обнаженным под горящим взглядом блонди, Меченый встал рядом с серафимом. Бетонный пол был холодным, и по его телу пробежала дрожь. Рауль времени даром не терял и уже достал из небольшого контейнера несколько датчиков, чтобы закрепить их на его голове и позвоночнике мужчины. Так можно было отслеживать сигналы нервной системы и передавать их сразу на обработку в компьютер. Рауль отошел, нажал на что-то в стене, и из стены выдвинулся голоэкран с местом для оператора. — Я подключил тебя к считывателю. Рауль что-то набирал на клавиатуре, проверяя данные, и запускал программу слежения. — Можешь начинать, — скомандовал блонди, будто речь шла о какой-то бумажной рутине. От его будничного тона, от того, что он всеми способами демонстрировал брокеру, что он такая же подопытная крыса, как и все в этом здании, сердце Катце начало бешено стучать. Рауль фактически требовал от него исполнить приватный номер из пэт-шоу, цинично маскируя попытку влезть таким образом ему в голову под якобы важный эксперимент. Внутренне, Катце был как натянутая струна. Он думал лишь о том, чтобы Ам не узнал того, чего не следует, а именно — что он так легко рвет его душу на части. — Ты нервничаешь? — поднял бровь Рауль, глядя на график. — Здесь просто холодно, Мастер Рауль, — ровным голосом ответил Катце. Он усилием воли заставил себя успокоиться, подошел к серафиму и уверенно толкнул его к стене, заставляя существо прижаться к камню спиной, потому что больше было некуда. Крылья зашуршали по шероховатой поверхности, и Катце опустился на колени, удерживая существо руками на месте, и вобрал в себя его белесый член. Подавив приступ отвращения, брокер начал двигаться. Катце сейчас был как автомат, словно это происходило не с ним — привычка отстраняться всегда спасала его психику, даже когда он оказывался в безвыходных ситуациях. И теперь эта привычка помогала ему не думать, что он делает. Никогда раньше Рауль особо не интересовался выступлениями пэтов. Ему было все равно. Но сейчас господин нейрокорректор смотрел во все глаза на Катце и чувствовал, что получает особое болезненное удовольствие от своей извращенной выдумки. Только Катце портил все веселье. Брокер ублажал мычащего серафима, замерев перед ним на коленях, словно секс-андроид с выключенной программой эмоционального отклика. А такой расклад Рауля не устраивал. Глядя на то, как со спокойствием фурнитура Катце вот-вот доведет пэта до исступления лишь руками и ртом, Ам недовольно посмотрел на показатели мозговых волн. Проклятый монгрел никак не реагировал на ситуацию, или реагировал не так, как хотел того Ам. В этот момент серафим задергался, очевидно, кончая. — Всё, — с неприязнью сообщил Катце, поднимаясь с колен, и вытирая лицо тыльной стороной ладони. Его взгляд встретился с недовольным взглядом Рауля. Брокер молча ждал. Ноги у него затекли, грудь была перепачкана серафимом, волосы растрепались, и Рауль почувствовал, что начинает возбуждаться от такого зрелища. Но это его лишь разозлило. Как он стал таким, когда он докатился до того, что начал получать удовольствие, путаясь с чертовым монгрелом?! — Это убожество, Катце. — раздраженно выплюнул Ам. — Ты сам это понимаешь? Что имел в виду Рауль, осталось загадкой. Возможно, его слова об убожестве относились не только к брокеру. Но терпение Катце тоже не было бесконечным, мысли читать он не умел, а ситуация и так казалась ему от начала и до конца идиотской. Брокер не понимал, какого черта хочет от него Рауль, заставляя вести себя, как тупой пэт. — Ты гораздо интереснее мне в качестве активного партнера, а не безвольного дерьма, — продолжал с раздражением в голосе выплевывать слова Рауль, — то, что ты умеешь мастерски подставлять всем зад, мне и так известно! Эти слова блонди произнес с таким презрением, что Катце похолодел. Это было уже слишком. Глаза Меченого сузились и он сверкнул ими, обдав Рауля волной холодной ненависти, плескавшейся в его тяжелом взгляде. — Я так понял, что я должен трахнуть этого серафима своим новоприобретенным членом, и тогда вы останетесь довольны, Мастер Рауль? — зло процедил он. И не успел господин нейрокорректор опомниться от его дерзкого тона, как брокер повалил серафима на пол и резко вошел в него. Зашуршали крылья, послышались стоны и нечленораздельное мычание пэта, пока Катце вколачивался в него с остервенением. Время превратилось в вязкую жижу. И тут Рауль понял, что в этот момент Катце смотрит прямо на него. Создавалось впечатление, что он трахает не серафима, а самого блонди. Рауль сглотнул, словно обычный человек, и нервным движением сжал под столом сцепленные руки. Пыль летела вверх, поднимаемая крыльями, и вихрями рассеивалась по полу, танцуя в слабом свечении. Серафим стонал и метался под брокером, как одержимый, звон цепей нарастал и никак не прекращался. Рауль постарался сосредоточиться на показателях, отвернувшись от сверлившего его взглядом Катце, но успокоение не пришло к нему. Он с неприязнью заметил, что судя по показателям, брокер тоже получал удовольствие от того, что так активно исполнял приказ Рауля. Ам видел, что у Меченого активизировалась в мозгу область, где находился центр удовольствия, и блонди никак не мог понять, почему это так его задевает. Серафим в экстазе исторгнул из себя какой-то нечленораздельный вопль и затрясся. Пэт, как пойманная птица, судорожно бил по полу крыльями, а Катце с удвоенной энергией продолжил вколачиваться в его нутро, закатывая от наслаждения глаза и подходя к разрядке. В это мгновение словно что-то взорвалось у блонди в голове. Он почувствовал что-то невообразимое, неизвестное ему доселе, настолько неконтролируемое и темное, что еле сдержал крик. Лицо Рауля потемнело, он резко вскочил и рявкнул: — Хватит!!! Сердце блонди бешено стучало. Нет, ему не показалось. Катце ухмылялся в темноте, и в его глазах блонди читал презрение! Брокер откатился в сторону и встал. Кожа его блестела, словно растертая маслом. Он рукой смазывал с себя сперму серафима, гибкий, высокий, почти одного роста с Амом, прекрасный, как бог. Влажные пряди волос спадали на его вспотевший лоб, и ему приходилось встряхивать головой, чтобы откинуть их назад. Катце давно видел, как тигриные глаза Рауля недобро смотрят на него, но просто не мог заставить себя снова пресмыкаться. Почему-то, когда Ам его доставал, он терял всякую бдительность и велся на провокацию. Блонди приблизился к брокеру и стал, размеренно двигая рукой, отрывать с его блестящей кожи датчики и демонстративно бросать на пол, не отрывая взгляда от его лица. — Можешь одеться, — тихо разрешил блонди, когда датчики закончились. — Как вам угодно, Мастер Рауль, — пожав плечами, ответил Катце, со спокойствием сфинкса, нагибаясь за одеждой. Брокер чувствовал, что действие обезболивающего закончилось совершено, и поэтому ему пришлось повозиться, чтобы влезть в джинсы. Ребро и колено нещадно ныли после таких «упражнений». Он с трудом поднял руки и начал осторожно натягивать на свой торс водолазку, как вдруг услышал за спиной сдавленный крик и сильный глухой удар об пол. В секунду протащив голову через горловину, Катце обернулся и замер, потеряв дар речи. На стене болтались пустые кольца, а у ног Рауля валялся отстегнутый от цепей серафим. Черное пятно жидкости стремительно расползалось вокруг головы серафима. Пэт был мертв… Нейрокорректор видел, как испуганно уставился на него Меченый, и в ответ улыбнулся краешками губ с абсолютно жутким выражением лица. Может, он и потерял лицо, связавшись с чертовым «фурнитуром», но дерзить себе не позволит. Что-то холодное скользнуло вниз по позвоночнику Катце. Брокер понял, что здорово перегнул палку, и теперь блонди в ярости. Он опасен! Меченый уже в сотый раз проклял свою глупость и несдержанность. Он же знал, что Рауль всегда его пытается спровоцировать и что нужно было терпеть. Блонди со скучающим видом пожал плечами в ответ на испуганный взгляд брокера: — От него толку никакого. Он мне просто надоел, — объяснил Ам, и Катце внутренне сжался. Последнее время сохранять холодную голову с Раулем становилось все сложнее, учитывая, что у них была связь, и на сей раз на случайность ее не спишешь. Блонди, если задавался целью, запросто мог достать и святого. Катце понятия не имел о том, что он оказался наиболее стойким «оловянным солдатиком», и Рауль никак не мог его согнуть в нужную ему сторону, но совершенно не потому, что Катце ему сопротивлялся. Напротив, его вечное «Да-Мастер-Рауль» не давало возможности подкопаться. Ломать людей — было еще одним излюбленным развлечением господина нейрокорректора, которое, как нельзя лучше, сочеталось с его специализацией. Господин Ам нажал на вызов и произнес, будто ничего не произошло: — Пятый сектор, контейнер сто пятнадцать, требуются служебные андроиды для уборки. Блонди отпустил кнопку, слегка склонил голову и изучающе посмотрел на Катце. Потом снял белоснежную перчатку, протянул руку и, не проронив ни слова, медленно и осторожно провел кончиками пальцев по шраму, скрытому на щеке брокера под полоской мимикрической кожи. Пальцы были теплыми, человеческими… И в этот момент, как гром среди ясного неба, на Катце снизошло понимание того, что Глава Синдиката, великий и ужасный господин Рауль Ам, этот биомеханический бог, только что, не задумываясь, голыми руками прибил своего любимого серафима только потому, что его обуяла жгучая, черная как ночь и абсолютно неконтролируемая ревность… — Ничего не было, Катце, — почти неслышно проговорил Ам. — Ничего… Ты меня понял? И не будет. Возвращайся к работе, я тебя больше не побеспокою. Уходи… — Да, Мастер Рауль, — ответил брокер и вышел в пустой коридор.Глава 11. Производная Ясона
30 ноября 2016 г. в 16:06
Нил-Дартс. Убежище Пирры и Мату
Гай смотрел, как Гермес сидит около ног Пирры и иногда с ней переговаривается. Андроид затих в своём углу и время от времени вздрагивал. Долгий процесс восстановления через несколько часов должен был подойти к концу. Пирра знала, что из-за этого сбоя они начинают выбиваться из графика, но пока что всё в пределах нормы. Они успевают к сроку.
Рыжая уже третий час кряду терзала клавиатуру, и по голоэкрану ползли бесконечные закорючки, о смысле которых Гай не имел ни малейшего понятия. Гермес сидел к мужчине вполоборота, время от времени курил, встряхивал чёрной головой, и неуловимое присутствие Рики в его движениях, в манере тихо посмеиваться в ответ на короткие реплики Пирры заставляло сердце Гая больно сжиматься. Гермес словно возвращал его в то время, когда они с Тёмным только-только выпустились из Гардиан и были очень близки. А потом всё рухнуло. Железяка, дёргающаяся в процессе восстановления системы, обладавшая льняными волосами и голосом Ясона, живо напоминала о катастрофе и не давала Грешнику забыться. Наконец мужчина не выдержал и встал, разминая затёкшие ноги.
— Эй, щенята! — позвал Гай, и молодые люди резко замолчали, обернувшись на его голос. Вид у них был такой, словно они не ожидали, что в помещении есть кто-то ещё. — Пойду, пожалуй, выйду на воздух. Понадоблюсь — я снаружи.
Пирра по-птичьи склонила голову набок и пристально посмотрела на его испещрённое шрамами лицо.
— В холодильнике есть стаут, — сухо сказала она и снова углубилась в работу.
Гай усмехнулся и покачал головой, прикуривая.
— Спасибо, милая.
Гермес наблюдал, как Мастер натягивает куртку и цепляет из холодильника несколько бутылок непонятного происхождения. Мужчина даже ни разу не посмотрел на юного монгрела. Гай застегнул наглухо ворот, запищал, открываясь, электронный замок, услужливо разблокированный Пиррой с пульта, и он вышел через скрипучую металлическую дверь в тёмный проём. Пирра нажала на кнопку, и дверь снова закрылась. Гермес посмотрел на неё и недовольно спросил:
— Зачем? — Почему-то юноше стало неприятно. — Выглядело так, будто ты хочешь от него избавиться!
— Разве? — невозмутимо поинтересовалась она у голопанели.
Цифры занимали Пирру гораздо больше душевных терзаний Гая. Гермес иногда совершенно девчонку не понимал, и эта её манера отключаться от всего вокруг неизменно бесила.
— Именно! — подтвердил Гермес.
— Ты излишне сентиментален. Это ты хотел, чтобы он приревновал.
Гермес нахмурился и промолчал, но упорно продолжал сверлить её профиль своими чёрными глазами. Руки Пирры наконец замерли на месте, и она обратилась к нему, словно к неразумному дитяти, которому всё нужно разжёвывать:
— Послушай, Гай вышел не из-за меня. Друг, ты действительно настолько глупый, что ни черта не замечаешь?
Гермес растерянно захлопал глазами.
— Просто безнадёжен! — Она возвела глаза к небу. Кажется, именно так делали герои всяких видео, по которым она изучала драму человеческих взаимоотношений. — И идиоту ясно, что он даже смотреть на тебя спокойно не может. Не знаю, что там у вас произошло, но я тут точно ни при чём. Если хочешь, иди и сам утирай ему сопли. Время у тебя ещё есть. А мне реально некогда разгребать ваши задвиги. И хватит на меня пялиться. Ты мешаешь…
— Боже, да понял я, понял! Всё! — отодвигаясь от неё, развёл руками Гермес. Он настолько был занят своими обидами на Гая, что даже не задумывался, как тяжело Мастеру давалось общение с ним. И Пирра была права — ей сейчас явно не до них.
Пирра знала, что в эту минуту за тысячи парсеков отсюда доктор Айзакку Ишигуро стоял в космопорте у стойки регистрации. Он садился на рейс компании «Транс-Планетс», отправляющийся по маршруту Эридан — Гаран, Амои. Ишигуро в своём мире был человеком известным — одним из ведущих внешних специалистов в области искусственных нейронных сетей. Конечно, на лбу у него не было написано, что он мастер высочайшего класса, и по внешнему виду догадаться о роде его занятий было трудно. Ему было около шестидесяти, и выглядел Айзакку не как учёный, а скорее как обыкновенный делец — довольно подтянутый, среднего роста, крепко сложённый, с короткой стрижкой абсолютно белых волос. На его глазах красовались интерактивные очки в золотой оправе, которые он снимал разве что только в душе. Инопланетный город, набитый дзиконтаями и андроидами, был для Айзакку настоящим учёным раем, поскольку он слыл фанатом своего дела, а историю создания Лямбды-3000, похоже, мама читала ему в детстве на ночь.
Отец долго подбирал кандидатуру для своих целей: нужен был человек без чипа, которого не отследит СБ, который не вызовет подозрений, с количеством умений и знаний, достаточным для проведения сложных операций в искусственном теле. Айзакку на эту роль подходил как нельзя лучше. Ещё несколько месяцев назад доктор послал запрос на разрешение посетить Амои для обмена опытом и изучения высоких технологий, и его дело в итоге рассмотрели положительно. Были, конечно, ещё и другие кандидаты в отцовском списке, за которыми они с Пиррой постоянно следили, но Ишигуро оказался наиболее подходящим претендентом.
У господина учёного было одно несомненное преимущество перед остальными, а точнее слабость: он о-о-очень любил весёлую жизнь, и особенно когда его наказывают женщины с грудью четвёртого размера, затянутые в лаковую кожу. Поскольку постоянство вкуса не было добродетелью излишне любвеобильного господина Ишигуро, то частенько он любил развлечься и с томными юношами в прозрачных трико. Словом, у Айзакку подобных фантазий было хоть отбавляй! А где, как не на Амои, в полной мере можно осуществить свои фантазии?
Нейтральное пребывание «неведомого хакера» в сетях Танагуры объяснялось тем, что «Ясон» и Пирра собирали необходимую информацию и следили за нужными людьми, поэтому теперь дочь андроида до секунды знала, кто, где и когда появится. Отец был очень умным и опытным аналитиком и сам создавал условия для нужного развития событий.
Например, он ещё несколько лет назад был уверен практически на сто процентов, что Глава Синдиката, некто Рауль Ам, в итоге обратит своё пристальное внимание на того высокого мужчину, управляющего Чёрным рынком. Единственное, чего отец не мог спрогнозировать точно — когда именно наступит этот момент, посему следил за малейшими изменениями в базах.
В системе данных Танагуры были сведения о выпускниках Гардиан и о фурнитурах. В обновляемых засекреченных архивах хранились генетические карты и маркеры. И как только анализ крови Катце попал в базу Научного центра Кииры, отец заявил, что вот и настал тот момент, когда Рауль наконец, сам того не подозревая, включился в игру.
Краткий миг программирования мимикрической кожи для лица брокера ради эстетического удовольствия его начальника стал сигналом к началу сборки сложного пазла, созданного «Мату». Андроиду было на руку то, что внимание Рауля к Катце стало нездоровым гораздо быстрее, чем он ожидал, это облегчало задачу. Теперь этими двумя взаимозависимыми объектами было проще манипулировать. Зависимости — вот что использовал «Ясон» в своих расчётах. Именно эта производная человеческих желаний давала наилучший результат.
В качестве грубой силы в этот пазл отец велел Пирре привести их старого знакомого «доставщика посылок». Её задача состояла в том, чтобы заинтересовать монгрела, называвшего себя Грешник, в помощи ей, бедной и несчастной сироте. Пирра должна была так зацепить предающегося меланхолии убийцу, чтобы он до последнего момента считал, что это его личное решение и долг совести. Конечно, и разговор с Катце о детях Рики для Гая не прошёл бесследно.
«Мату» полагал, что когда Катце начнёт нервничать, то непременно отправится искать Гая, всё это лишь вопрос времени, которого оставалось всё меньше. А метания Катце, который не помнил и половины того, что делал в прошлом, непременно заинтересуют Рауля и подтолкнут к действиям.
Всего пару недель назад отец сказал Пирре: «Теперь время настало. Приведи мне его… Господин Ам слишком занят своей игрушкой и стал неосторожным», — и Пирра окончательно изуродовала «Ясона», отхватив ему ногу по колено.
Сустав, конечно, должен был привести к отцу не Гая и не Гермеса. Подкинутый в квартиру Катце коленный сервопривод, эта безобидная деталька, произвёл эффект разорвавшейся бомбы. По подсчётам андроида, им в скором времени следовало ожидать визита самого «бога» — Рауля Ама, с которым когда-то был так дружен отцовский прототип. Ведь Рауль всё больше увязал в нетипичном для себя пристрастии к брокеру, теряя к нему доверие и погружаясь в водоворот подозрений, не подкреплённых ничем, кроме ревности. Воистину благодатная почва для управления им извне. Костяшки домино падали сами — одна за другой. Пирре оставалось лишь восхищаться отцовскими способностями и вовремя запускать ту или иную часть схемы.
Айзакку Ишигуро садился в корабль компании «Транс-Планетс» до Амои, чтобы провести несколько дней в полёте и оказаться в их руках, Гай и Гермес уже находились рядом, ожидая указаний, готовые выполнить любую её просьбу, а пропуск Катце снова засветился на проходной лаборатории в Киира. Значит, до Рауля наконец дошло, что силовики при обыске у брокера нашли нечто важное, и он вызвал его к себе.
Пирра должна была успеть. У них ещё есть время, чтобы подготовиться к встрече господина Ишигуро. Точнее, у Пирры есть время, потому что отец находится в плачевном состоянии и часто включать его не получится.
Айзакку, будучи не только учёным, но и любителем легкодоступных развлечений, по прибытии на Амои обязательно получит на свой коммуникатор в качестве «подарка стомиллиардному гостю» приглашение на разовое посещение элитного борделя «Дом наслаждений». Не без помощи Пирры, конечно. Доктор не преминет им воспользоваться. В этом она не сомневалась. Посему Пирре следовало нанести личный визит господину Катце и кое-что шепнуть ему на ухо. Похоже, что её сообщение — «Пандора» — он уже получил, потому что перестал копать под неё в сети Подполья. Судя по полицейским отчётам, всё было тихо, значит, Катце никого не посвящал в детали своего расследования. Из этого отец сделал вывод, что Катце не был безоговорочно предан Раулю, а ходил, как кот, сам по себе, пытаясь выжить.
Вообще, Пирре нравилось бодаться с брокером в сети Подполья, но это случалось настолько редко, что он не мог заподозрить, что с ним играются. Отец такой стиль резко не одобрял. Он был уверен, что азарт его приёмной дочери ни к чему хорошему не приведёт, особенно в делах, где необходима холодная голова.
Дело близилось к ночи. Гермес начал беспокоиться, что Гай задерживается, а смотреть, как Пирра молча, с воспалёнными глазами весь день торчит за клавиатурой, ему уже порядком надоело. Андроид тоже был зрелищем непривлекательным, особенно раскуроченный.
— Пойду посмотрю, как он, — сказал юноша, натягивая куртку.
— Пойди посмотри, как он, — без выражения отозвалась Пирра, нажимая на кнопку разблокировки двери, и продолжила что-то набирать со скоростью света.
Сырая узкая лестница, которая вела на улицу, была скользкой от влаги и совершенно чёрной, так что, поднимаясь, Гермес пару раз чуть не навернулся в темноте и всю дорогу чертыхался.
Остов дома, в котором располагался этот подвал, не мог похвастать крышей, и юноша с удивлением заметил, что небо уже полно звёзд. В Нил-Дартсе с уличным освещением было туго — оно просто-напросто отсутствовало как класс. Вся жизнь тут протекала за запертыми дверьми в сомнительного рода заведениях, нелегально отстроенных местными обитателями, которых ненавидели даже в Кересе.
Здесь небо никогда не засвечивали неоновые фонари, как это происходило в Мидасе. Лун сейчас не было видно, но их отблеск позволял различать хоть что-то вокруг. Осторожно перешагивая куски битого кирпича, Гермес увидел неясную тень — кто-то сидел у стены.
— Гай? — позвал он.
— Ммм… — промычал в ответ знакомый голос.
Приблизившись, Гермес случайно задел ряд пустых бутылок, которые в ночной тишине со звоном разлетелись от его нечаянного пинка. Здесь было бутылок четыре-пять, если не больше. Странно, ему казалось, что, уходя, Гай взял не так много стаута.
— Эй, Мастер!
Он потряс ссутулившегося мужчину за плечо. Гай только покачался из стороны в сторону под его рукой, словно тряпичная кукла. Похоже, он спал.
— Мастер! Гай! — снова потряс его Гермес.
Как-то не так он себе это представлял. Юноша уже остыл после вчерашнего и долго думал, что сказать Гаю, чтобы снова с ним не переругаться, готовил речь, чтобы объясниться, и всё не решался выйти, а когда вышел, увидел вот это.
Гай, не поднимая головы, пробубнил:
— Дай закурить… У меня сигареты кончились…
— Сейчас.
Гермес протянул ему пачку сигарет, но понял, что Мастер не видит её сквозь выбившиеся из хвоста пряди волос, сосульками висящие у него перед глазами. Тогда юноша вынул одну сигарету, прикурил её и поднес к его губам.
— О! Сп-п-п… сибо! — заметив, наконец, тлеющий огонёк перед самым носом, буркнул Гай и затянулся из его рук. Выглядел он на удивление беспомощно. В таком состоянии Гермес его ещё не видел.
— Ща, я са-а-ам, — поднимая голову и пытаясь сфокусировать взгляд на сигарете, заявил Гай. Он нахмурился, уставился на неё, пытаясь сосредоточиться, и начал возить искусственной рукой туда-сюда по кирпичной крошке.
Гермес только приподнял бровь.
— От-т-т бля-а-а…. — с досадой протянул Гай. — Ёбаная рука. Нет руки… Была и нет. Стоит выпить как следует, и не слушается совершенно. О-о-о-о! Во-о-от! — победоносно заключил он, когда ему удалось усилием воли поднять протез на уровень сигареты, которую держал перед ним в пальцах Гермес.
На улице было настолько тихо, что Гермес слышал, как работают сервоприводы в руке Гая, пока тот пытался ухватить курево. Но попытки не увенчались успехом, Гай совершенно не попадал и всё время промахивался сантиметров на пять то правее, то левее сигареты.
— Боже, ну ты и накидался, Мастер! Ты вообще никакой! — констатировал Гермес.
— Чччёрт! Говно! — в итоге выругался Гай и уронил руку. Воспользоваться нормальной рукой ему в голову не пришло. — Нет руки, — категорично заключил он, — как и папашки твоего — не-е-е-ет-т-т!
Гермес покачал головой. Гай нёс бред, очевидно, под действием стаута. Продолжая курить из рук юноши, Мастер время от времени пьяно хихикал и клевал носом.
— Нельзя-а-а-а… — протянул мужчина, улыбаясь в темноте. — Понимаешь же?
— Что нельзя? — переспросил Гермес, усаживаясь рядом на кучу битого кирпича. Он понял, что это надолго.
— Нельзя нам трахаться. Вот что! — Гай мотнул головой вниз, как лошадь. — И с папашей твоим нельзя… Уже лет сто как…
Шутка показалась ему удачной, и он снова захихикал.
— Ты о чём вообще? — спросил, скорее для проформы, Гермес, задирая голову к ночному небу и рассматривая звёзды сквозь чернеющий скелет из балок, которые когда-то были для этого здания крышей.
Объясниться с пьяным Гаем не выйдет, это Гермес понял в первые же секунды, как увидел его, но почему-то Гермесу было спокойно. Обида на Мастера притупилась. В таком состоянии Гай не выглядел грозно, а когда Гермес сел рядом с ним, тот и вовсе завалился на плечо юноши, опершись о него, как большой тяжёлый манекен. Чиркнула пара падающих звёзд. Вдруг Гай поднял голову, открыл глаза и повернул испещрённое шрамами лицо к Гермесу, обдав его первосортным перегаром.
— Ты зззна-аешь, — слегка заплетающимся языком протянул Гай, — я ж тебе вроде дяди получаюсь. Ты думаешь, ты как я? Никто и звать никак? Не-а-а! — Гай отрицательно помотал головой и чуть не свалился, так что молодому монгрелу пришлось его ловить.
— Ты-ы-ы, — он вдруг ухватился здоровой рукой за затылок юноши и упёрся своим лбом ему в лоб, — рождён свободным как ветер! Пш-ш-ш… — И он замотал здоровой рукой, демонстрируя, как летает ветер. — Ты — сын моего Рики! Мммда-а….
Он отпустил затылок юноши, вздохнул и снова свесил голову на грудь.
— Гай, ты пьян. — Голос Гермеса стал серьёзным.
Гай снова тихо рассмеялся.
— Пп-пьян? Ну и что? На правду это, поверь, никак не влияет… Дай ещё покурить, а?
Гермес молча протянул ему пачку. Гай рассыпал половину сигарет, но одну ему удалось вытянуть губами. Чиркнула зажигалка, и Гай с наслаждением затянулся.
— У меня был партнёр, любимый человек, лет эдак сто назад. Его звали Рики Тёмный. Спроси вон эту железяку, что валяется внизу. Она всё знает! — Голос у Гая был сонный, речь ему давалась с усилием, но то, что он говорил, было слишком даже для пьяного. — Я убил их, хотел только взорвать грёбаного блонди, а убил его… Бу-у-у-ум! И всё.
Гай выпустил струю дыма и долго молчал.
— Я не понял, ты ж говорил, что он твой партнёр… — нарушил тишину Гермес, который уже заинтересовался монологом Мастера. Тот сроду ничего о себе не рассказывал, а тут просто целая городская легенда.
— Был им, — отозвался Гай, — пока не ушёл от меня. Я оказался никчёмным для него. Ты знаешь, он же был лучшим… Он… — Судорожно втянув дым в лёгкие, Мастер снова замолчал.
— И что было дальше? — не выдержал Гермес. — С чего ты взял, что я его сын?
— А-а-а… э-это? — протянул Гай, доставая откуда-то закрытую бутылку стаута. Значит, не все бутылки были пустыми, когда Гермес пнул их. Какая-то была ещё целой. Гай сражался с пробкой, явно проигрывая ей. — Там… это пф-ф-ф-ф… Катце знает, такой брокер… са-а-амый главный… — В подкрепление своих слов Гай многозначительно поднял палец. — Ва-а-а-ажный такой… Какая-то пэтка из этих беременна была…. Я вас ещё кормил, наверное… Или не вас, — бессвязно бубнил Гай, пока его руки с закрытой бутылкой медленно опускались на землю.
— Эй! Не спи! — Гермес пихнул его в бок, и Гай распахнул глаза, растерянно озираясь, будто только что заметил, что тут есть кто-то ещё. Галлюциногенный эффект от стаута чертовски мешал ему сосредоточиться, но непреодолимое желание вывернуть исстрадавшуюся душу наизнанку время от времени заставляло язык шевелиться.
— А? Что? — переполошился он, стараясь держать открытыми красные глаза.
В любое другое время Гай и полслова бы не сказал Гермесу, а кому-то чужому не проговорился бы даже в состоянии жесточайшего опьянения. Но, когда Гай был с черноволосым монгрелом, у него создавалось впечатление, что он разговаривает с Тёмным.
— Порой ты так похож на него, что мне становится страшно… Думаю, это он наконец-то пришёл за мной. Но нет… На том свете я ему не нужен… У него там есть эта чёртова железяка! Может, поэтому я никак не могу сдохнуть? — Гай нервно захихикал, и у Гермеса встал ком в горле. Ему было невыразимо больно видеть Мастера таким.
— Не дохну, чтоб я им там не мешал… Смешно! Рики у меня отняли… Или он сам ушел… Неважно! Уже неважно. А ты его сын, понимаешь?! И я не могу. Я ж не собирался откупаться от тебя… Те деньги — глупость… Я старый никчёмный придурок, но я не урод, Гермес! Урод, конечно, но не здесь! — Он постучал железным кулаком в грудь, и Гермесу показалось, будто что-то хрустнуло. Гай опустил голову, сдавленно выдохнув. — Больно, ч-ч-чёрт! Я не урод, Гермес… Я повидал уродов. Это точно не я…
— Да успокойся ты. — Юноша потрепал его за плечо. Состояние Гая ему совсем не нравилось. — Я тогда вышел из себя. Я ничего такого не имел в виду. Я, наоборот, благодарен тебе, что вытащил меня из того дерьма. Я даже не отблагодарил тебя как следует…
И Гермес попытался его обнять, но Гай вдруг включился и неловко вывернулся, подняв обе руки вверх, словно сдаваясь.
— Не трогай меня лучше. У меня только рука железная… Там у меня все нр-р-рмально. Р-работает как надо.
— Да знаю я, — постарался снова угомонить его Гермес, пытаясь удерживать за плечи одной рукой.
— О! А вот и «пр-р-ривет»! — глупо хохотнул Гай, глядя себе в промежность, где недвусмысленно натянулась ткань.
Гермес поднял бровь. Вот оно как, оказывается, Гай никогда и не переставал его хотеть. Либо это действие стаута, хотя вряд ли стаут похож на афродизиак.
— Вот ты меня хочешь? — пьяно глядя Гермесу в глаза, проговорил Гай.
Гермес ничего не ответил, одарив его бездной своих чёрных глаз.
— Не смей, слышишь? — прошептал Гай, постучав пальцем по лбу юноши. — Ты не можешь всё это просрать со мной, ты понял?! — Он помотал рукой перед Гермесом, словно показывая, насколько был хорош собой молодой монгрел. — Нельзя… Я просто кусок трущобного дерьма.
Он удрученного покачал головой.
— Помоги мне встать, а? Пора возвращаться. И знаешь, что ещё? Гермес — это какой-то мёртвый чувак, чьё место ты занял в Гардиан. Я даже не знаю, как тебя зовут на самом деле, а железяка знает… Помоги же, что-то тело плохо слушается, — закончил он, потянувшись к юноше.
Гермес взвалил его бионическую руку себе на плечи и осторожно встал, увлекая Гая за собой. На ногах мужчина и правда держался преотвратно. Неоткупоренная бутылка стаута выскользнула из его руки и лопнула, упав на камни и битый кирпич. Забулькала жидкость. Гермес боялся одного — что он не удержит Мастера на лестнице и тот свалится как мешок. Но чем ближе они подходили к спуску, тем увереннее шел Гай, словно мобилизуясь.
Пирра по трансляции с датчиков движения увидела, как Гайс с Гермесом спускаются, и нажала на кнопку, отпирающую замок. Когда они переступили порог, Мастер отстранился от Гермеса и достаточно твёрдым голосом сообщил:
— Я сам. Всё нормально!
— Там есть кофе, — не поворачивая головы, сухо сообщила Пирра, махнув рукой в сторону, и вновь принялась стучать по клавиатуре.
— Спасибо, милая, — уже совершенно нормальным голосом отозвался Гай.
Гермес только покачал головой. Просто удивительно, как у него это выходит. Совсем недавно он лыка не вязал.
— Дай я тебе заварю, — прошёл он вперёд Мастера, доставая чашку; тот лишь пожал плечами.
— Скоро отец подключится, — сообщила им Пирра. — Он скажет, что вам делать.
— Мы поняли, — отозвался Гермес, протягивая Гаю кофе.
Настроение у мужчины явно изменилось. Он сидел на табурете с мрачным видом и молчал, периодически делая по глотку и глядя в чашку. Кофе у Пирры был странный, словно ему лет сто. Юноша понял, что Мастеру сделалось неудобно от того, что он наговорил, когда его начало отпускать.
— Пирра, кофе будешь? — крикнул Гермес, не сводя глаз с Гая, гипнотизирующего кофейную гущу.
— Тащи!
Гермес принёс ей тоже чашку и увидел, что она жуёт какую-то бежево-зелёную сухую дрянь из пакета.
— Это что за ересь? — усмехнулся юноша.
— Вообще, это из стандартного сухпайка для спасательных капсул. Но тебе-то откуда знать, ты, небось, и близко корабля не видел. На такой фигне люди держатся месяцами, пока их не подберут.
Гермес поёжился.
— Да ладно!
Он взял с её стола сомнительного вида крошку и запихнул в рот. Лицо его вытянулось, и он, густо покраснев, закашлялся.
— Ну да, разве что только перед лицом смерти такую хрень и можно жрать!
Пирра лишь возвела глаза к потолку и покачала головой. Гермес ещё послонялся вокруг неё, заглядывая через плечо, ничего не понял в том, что она там делает, и вернулся к Гаю.
Мастер сидел в той же позе с пустой чашкой и упорно молчал. В конце концов Гермес не выдержал и выдернул чашку у него из рук, с громким стуком поставив её на место. Только тогда Гай поднял на него глаза, в которых светился вопрос.
— Послушай, Мастер, я долго вникал в твою болтовню. Вообще, это в мои планы не входило. Ты сам, да? Говоришь много, когда не надо. Но я хотел кое-что прояснить, и… — Гермес запнулся, увидев, что Гай снова смотрит куда-то в сторону.
— Да бля, Гай! — Гермес со всей дури треснул ладонями по столу и выкрикнул: — Я не он! Мне похрен, кто там чей отец. Его я вообще не знаю и никогда не видел! И меня бесит быть для тебя кем-то, кого я не знаю. Понимаешь?
Гай постепенно начинал раздражаться.
— Я! Я здесь! Я — не он! — Гермес тыкал себя большим пальцем в грудь. — И я хочу, чтобы ты видел меня — чувака из Кереса, такого же, как тысяча других, как ты, а не легендарного какого-то Тёмного, который давно исчез. Меня, живого, стоящего рядом! Если я для тебя всего лишь напоминание, то в жопу такое напоминание! Я — не дублёр, я — не замена. Не паршивая копия. Я — живой! Стою тут и хочу именно тебя. И раньше, и сейчас, и потом! Просто позволь мне быть с тобой, Гай! Сейчас моё время, а не время мертвеца, который предпочёл тебе блонди.
— Замолчи, Гермес, ты ничего об этом не знаешь, — тихо ответил Гай, в итоге разозлившись.
Щенок не знал, о чём болтает, и задел его за живое. Волна плохо контролируемого раздражения начинала накрывать Гая. Слова юноши резали его заживо, но он прекрасно понимал, почему тот так горько ему выговаривает. Его можно понять. Конечно, малец не был копией Рики. Более того, при внешнем сходстве парень сильно отличался. Он был совершенно открытым, и вся наивность, которую Рики прятал глубоко внутри, словно какую-то тайну, известную немногим, у Гермеса была на виду. Он не был трусливым или подлым, но и амбиций, которые бы отравляли ему жизнь, тоже не имел.
При желании Гермес мог бы повести за собой людей, но вместо этого он просто жил в Кересе так, словно нет ничего странного в том, чтобы жить в подобном месте. Вообще, всё поколение Гермеса было каким-то другим. В них не было той безнадёжности, которая впечаталась в мозг Гая, Рики и всех тех, кто родился тогда. Это читалось в глазах молодняка из Гардиан, несмотря на то, что «тёмные» стали совершенно безобразно прессовать монгрелов, попадавшихся им в Мидасе; эти парни не считали, что застряли в дерьме. Они чаще смеялись, больше шутили, меньше пинали слабых, хотя горе всё так же предпочитали заливать стаутом.
— Оставь этого придурка, Гермес, — неожиданно для всех отозвалась из-за голопанели Пирра. — Я гораздо симпатичнее и моложе. К тому же я женщина. От меня хотя бы толк есть.
Гермес с Гаем переглянулись. Драматичность момента улетучилась сама собой. Сутулая Пирра, сидящая с ногами на стуле, в мужской футболке, со спутанными медными волосами и без штанов, была настолько далека от понятия «симпатичная женщина», что Гермес невольно прыснул со смеху. Первый раз за всё время юноша иначе взглянул на это странное существо, воспитанное андроидом. Действительно, порой они просто забывали, что это не парень по имени Кэл, а девушка. Её комментарий в лоб на ровном месте заставил их забыть свой спор и согласиться, что такое предложение крайне заманчиво. Тогда Пирра начала приводить доказательства тому, почему женщина — более предпочтительный вариант. Она делала это со всеми анатомическими подробностями, генетической спецификой различия полов и теорией развития жизни.
Гай перестал сидеть с мрачным видом и тоже периодически смеялся в ответ на её реплики типа: «Только идиот не знает, что влагалище эволюционно лучше приспособлено, чем прямая кишка, для мужского полового члена». Закончила она свою речь тем, что половая дифференциация является наиболее эффективным способом эволюции вида, например, человека.
Они с Гермесом так и не поняли, на полном ли серьёзе читала им свою лекцию Пирра, которая всё это время не прекращала что-то программировать. Иногда им всё-таки казалось, что Пирра немного не в себе или очень хорошо притворяется. В ответ на слова о том, что любовь бывает разной, она лишь фыркнула и заявила, что это всего лишь способ выжить.
Веселье прервалось так же внезапно, как и началось. Андроид сидел и смотрел то на Гермеса, то на Пирру, рваными движениями поворачивая голову. Он уже минут десять слушал, о чём идёт разговор, и наконец подал голос:
— Пирра.
Девушка тут же подскочила с места и подошла к отцу.
— Да, отец?
Гермес с Гаем замолчали. Мату осмотрел её и ровным голосом заметил:
— Меня надо подключить.
Глядя в холод синих глаз, Пирра отрицательно помотала головой.
— Я справляюсь. Осталось немного. Надо перепрограммировать пару автоматических грузовиков и сменить маршруты. Я успеваю.
«Ясон» склонил голову, точно птица, и не мигая уставился на нее. Пирра казалась ему измождённой. Она постоянно расхаживала по подвалу босиком, словно Маугли, в трусах и в майке, и её руки и ноги были ледяными. Андроид прекрасно это знал. Он перевёл взгляд на стол и увидел пакетик из-под прессованной биомассы.
— Сколько дней ты не спишь?
— Три, — сухо ответила Пирра.
— Подключай! — тоном, не терпящим возражений, велел отец, и Пирра поняла, что шутки кончились.
Последнее время Ясон стал замечать, что она плохо его слушается. Пирра стала подвергать сомнению приказы, и он постоянно замечал этот взгляд, так напоминавший ему Рики, когда она через силу делала молча то, что приказывал отец.
Был еще Девкалион, которого «Ясон» не знал, потому что его Катце почти сразу отдал в Гардиан, и теперь все его звали Гермесом в честь мёртвого мальчика-монгрела, утилизированного ещё в младенчестве. И этот юноша теперь с любопытством смотрел на него углями своих чёрных глаз, так похожий на его погибшего любовника. Он почти не отличался от Рики, стоявшего сечас чуть правее своего сына. У них была лишь небольшая разница в росте, причёске и одежде. На Рики были кожаные штаны и куртка с дебюта, и она периодически мигала, превращаясь в чёрную майку, выгодно подчёркивающую рельеф его рук, и джинсы, в которых он был, когда встретился с Ясоном впервые. Девкалион был повыше Рики, очевидно, выгодно сказалось смешение кровей, и некоторые его жесты были несвойственны его биологическому отцу. Юный монгрел напоминал «Ясону» о реальности и времени, заставляя чувствовать пустоту, если можно было назвать чувствами те процессы, которые проходили в его электронном мозге.
Андроид теперь видел Рики постоянно. То он сидел рядом с «Ясоном», положив свою чёрную как ночь голову ему на плечо, и курил «Чёрную Луну», и тогда судороги в механических руках переносить было легче. То лежал на панели рядом с работающей Пиррой, читая с наладонника предания древней Эланты о Вилии Напас. Периодически гаджет в его руках исчезал в помехах и превращался в старинный фолиант с тем же названием, старательно выдавленным на обложке из инкрустированной драгоценными камнями кожи. Когда он испуганно вскакивал и ронял книгу, она исчезала, не долетая до пола.
Ясон так и не смог понять, откуда у него были эти видения, потому что в слепке сознания просто-напросто не существовало записи о том, что Рики перед смертью сидел, склонившись к нему, с «Чёрной Луной» в уголке рта. Но, может быть, образы основывались на рассказе Катце о том, как погибли эти двое.
— Да, отец, — ответила Пирра. Всю её болтливость как рукой сняло. Она начала последовательно втыкать кабели в коннекторы на его спине.
— «Отец, о-о-о-о! — передразнил её образ Рики и негромко рассмеялся. — Она такая серьёзная, слушается тебя, прям как Катце».
«Разговаривать» его воображаемый Рики начал совсем недавно, незадолго до того, как андроиду пришлось расстаться с ногой. Фантом Рики покрутился вокруг Пирры, заглядывая ей в лицо то с одной стороны, то с другой, потом замигал и исчез, словно плохой радиосигнал. Настоящий Рики так бы себя не вёл, поэтому «Мату» хорошо различал погибшего, оставшегося записанным в памяти, Рики и вот этого — нового, которого не удавалось убрать даже после режима диагностики. Сканирование помогало, но ненадолго. Более того, последнее время, когда дела андроида шли всё хуже, он стал часто видеть «во сне» настоящего Рики и вспоминать все их ночи, так что прекрасный мир электронных грёз не отпускал его ни на минуту. И параллельно с этим приходилось работать, не допуская ошибок. В этом ему помогала сама суть Ясона — оставаться работоспособным в любых условиях.
Андроид невозмутимо продолжал раздавать указания стоящим в комнате людям, делая вид, что ничего лишнего не видел и не слышал:
— Пирра даст вам коммуникаторы. Они работают везде, и в том числе в Танагуре. Там будут указаны координаты. Отправляетесь сейчас. Я думаю, у вас, монгрелов, проблем не возникнет с тем, чтобы проехаться до Мидаса?
Гай покачал головой, подтвердив слова Ясона и вспоминая, где они оставили байки.
— Это подземное убежище, недалеко от Апатиа. — За спиной у андроида на голопанели появилась карта. Он делал одновременно тысячи операций, хотя в сравнении с тем, на что способен был настоящий Ясон, — это было мелочью.
—Туда придут два автоматических грузовика с аппаратурой, которые я сейчас программирую. Разгрузите оборудование и установите там. Я буду помогать отсюда. Инструкции получите на коммуникаторы. Пирра, дашь им униформу работников погрузчика. Позже к вам присоединится Катце, он должен провести Гермеса в Дом наслаждений. У тебя будет достаточно специфическая задача. Ну а ты, Гай, договоришься кое с кем о сотрудничестве так, как ты это умеешь. Ты же Грешник, верно?
Гай нахмурился.
— Моя дочь просто восхищалась твоей работой в Нил-Дартс в своё время, тогда она ещё не понимала, что значит быть убийцей. — «Ясон» холодно улыбнулся, глядя, как у Гая брови удивлённо поползли вверх. Пирра лишь как-то криво усмехнулась.
— Квадрат пять, сто семь восемнадцать, время двадцать один ноль ноль.
Не сводя с Гая глаз, андроид с голосом Ясона назвал цифры, словно какой-то шифр, и уголки его губ на мгновение поднялись вверх в незаметной улыбке. И только он, Пирра и Гай знали, что это такое: время и координаты последнего пункта назначения, куда Грешник несколько лет назад отнёс посылку, после которой его наладонник больше никогда не включался. Гай побледнел. Катце не лгал — он действительно никогда не посылал его в Нил-Дартс.
— Идёмте, — позвала Пирра его и Гермеса. Коммуникаторы и одежда уже были приготовлены и сложены в два чёрных рюкзака. — Мне ещё надо будет кое-что доделать потом…