***
Мир ворочается в прозрачной полиэтиленовой упаковке, здесь вызревают свои собственные, гнущиеся в любую сторону, бесценно толерантные алюминиевые герои. Персонажи одного дня с широкой плазмы, они сияют белоснежными винирами, говорят провокационно-политкорректные вещи, мир слушает, пережевывает свой фастфуд, взращивая в парниках следующую звезду-дневного-выпуска. Стекло и бетон, укутанные туманом, останки былого человеческого величия – все как всегда. Вид из их окна остается прежним, в какой бы дом они не въезжали. Сейчас это – большое и серьезное офисное здание, вот только панорамные окна во всю стену щерятся кривыми осколками. Быть может, раньше здесь создавались новейшие технологии, разрабатывались ценнейшие внедрения. Это их новое пристанище, и от теплой струи из разбитого окна на седьмом этаже поднимается едва заметный пар. – Сей… – раздается где-то за его спиной. Стоящий у окна улыбается, заканчивая любоваться пейзажем, и застегивает ширинку. – Думаешь, я не прав? – изгибая бровь в насмешке. – Ты знаешь, что я думаю. Их игры в опеку тянутся уже четырнадцать лет – с тех самых пор, как тринадцатилетнему Бойцу достался нерадивый воспитанник. Разница в шесть лет тогда казалась пропастью, определив каждому его роль. Приоритеты были очевидны – забота о Паре, воспитание Пары. Титаническая работа в попытках вписать катастрофическую, деструктивную по своей сути стихию в окружающую реальность. Молитвы несуществующим богам. Тьма в его глазах так и не рассеялась. – Загружай, Со. Они близко. Будто прыжок в пустоту, в туман и неопределенность. Их подбрасывает вверх, впечатывает в каменную твердость, а за спиной плещутся волны. И бегом, без оглядки, уворачиваясь от собственной тени, пытаясь нащупать его руку в невесомости. – Посмотри на меня, – сухой голос Жертвы режет слух. – Мы в Системе. Энергия, материя, цифра – каждый выбирает по себе. Человечество существовало со всем этим бок о бок веками, но только Пары, избранные Пары смогли овеществить энергию Систем. Алхимия двадцать первого века, золотые слитки из свинца, оружие из сознания Жертвы и силы Бойца. Такое предложение породило высочайший спрос. Прогресс сделал свой следующий виток из цифровой реальности в Систему. Аналоговое оружие стало вчерашней новостью, мировые державы укомплектовывали свои войска боевыми Парами. Чья жертва изобретательнее, чей Боец искуснее? Методы вербовки день ото дня становились все изощреннее, ведь каждый уверен, что имеет право на самое лучшее. Бетонные плиты посреди бескрайнего океана. Не расслабляться, не зевать по сторонам. Здесь нет ничего, что можно было бы осмыслить, непроглядная водная гладь над головой, отблески света сочатся сквозь океаническую бездну. Сеймей обожает парадоксы. – Го… господин… Аояги! – выплевывая соль, кричит посланник. – Пока один, – делая шаг вперед, тихо произносит Соби. – Переговоры! – обессиленно машет рукой насквозь промокший Боец. Сеймей вглядывается в толщу воды, там мутно сияют звезды, плещется лунный свет, там крошечные самолеты чертят белым мелом свои наивные письмена. – Мое правительство просит Вас о сотрудничестве. Посланник неловко переминается с ноги на ногу, одергивает набрякшие водой полы пиджака. – В прошлом месяце был открыт аукцион. Продаем себя подороже. Мы сообщим вам о результатах, – поставленным голосом усердного диктора сообщает Аояги. Чужой Боец округляет глаза. Парадоксы и сарказм. Соби не любит сарказма, но его Система навсегда останутся произведением искусства. По небу плывут глыбы льда. – Вы даже не поинтересуетесь условиями? Под водой взрываются вспышки фейерверков. – Вам нечего предложить, – разглядывая последние яркие искры у своих ног, отвечает Агнец. Этот безапелляционный тон вырабатывался не один день. Годы слежки, погонь, «выгодных предложений». Полжизни внутри парадокса. Жертва Beloved уходит, не оборачиваясь; горизонт с грохотом рушится в пугающую толщу бескрайнего океана. Скоро здесь не останется ничего, кроме воды. Время закрывать двери, путать следы. Одинокий огонь догорающего фейерверка тает в гудящей пасти наступающей стихии. – Агнец в центре. Мы ее задели. Страж господина Аояги, гениальный творец Системы, мастер сакральной войны во имя их жизни, он воплощает то, что задумал его архитектор, его Жертва. Дает жизнь новому миру. – Добей. Аояги пробирается сквозь толпу, лавируя между людьми в праздничных одеждах, аккуратно обходя их непоседливых отпрысков. Водоворот звуков подхватывает, тянет к центру действа. В воздухе кружатся синие листья, будто небо медленно крошится на землю. Деревянная погремушка в руках ребенка, разговоры, плач, удивленные крики. Стремительные белые пятна рассекают небо – чайки, перелетные птицы реальности, путешествующие сквозь миры. Цветастый веер раскрывается прямо перед глазами Жертвы, отвлекая, заставляя собраться. В Системе всегда нужно быть начеку, в Системе всегда нужно помнить, что она способна поглотить тебя. Позволив убить себя там, умрешь навсегда. По центральной улице движется карнавал. Огромные платформы с танцующими людьми, многоголосье, многоцветье, блеск и обрывки неба, падающие на голову. Стилизованный алтарь богини Кали увит неоновыми лампочками и украшен отрезанными головами. Женщины, выкрашенные синей краской, танцуют на платформе, взмахивая десятками рук, сабель, потрясая ожерельями из требухи. Первый приглушенный взрыв заставляет его вздрогнуть, похоже, начался фейерверк… Тело падает прямо с неба, жертва скатывается к ногам кровавой богини. Секундная тишина, пронзительные крики чаек, тихий шелест рушащегося неба мгновенно обрываются криками ужаса. – Агацума, ты позер, – усмехается Сеймей, скрываясь в толпе.***
…снова! Всего месяц передышки – и вот они, эти жуткие сны. Будто параллельный мир в моем забытьи. Слишком реально, чтобы быть кошмаром, слишком безумно, чтобы быть явью. Я боюсь закрывать глаза. Ведь там, во сне, я не могу ни на что повлиять. И я говорю себе – «стоп», я говорю себе – «уже забыл». Новый день маячит за белоснежной органзой, новое солнце за окном, новый порыв ветра с запахом морской свежести. Втянуть этот аромат в себя, подставить лицо и, улыбаясь, ловить ощущения неописуемой рассветной ласки, мягко скользить ладонями по шершавым деревянным ставням. Жить, не оглядываясь. Теплая вода из-под крана, мятная паста в сиреневом тюбике, я спешу, сбивая локтями разноцветные флакончики. По ступенькам вниз, быстро, будто ветер, распахивая окна, впуская новые запахи, скрипы. Вода уже закипает в чайнике, свежие фрукты – на столе, в огромной сковородке шипят пять порций глазуньи, пятнадцать минут кипит рис. – С добрым утром, Рицка, – приветливо зевает Рин. Чуть сонная, улыбчивая, родная. – Доброе утро, спасибо, что пришла. В руках мелькают зеленые листья салата, под ножом распускается пахучим цветком желтый лимон. – Тарелки готовы! – весело отчитываются за моей спиной. Маленький семейный отель на берегу моря. Сказка, воплощенная в жизнь моими родителями. С пяти лет я любуюсь цветами на аккуратной клумбе из этого окна, помогаю с завтраком для постояльцев, слышу крики чаек и гудки утренних барж. – Рин, обсуши салат, пожалуйста! – Какой ты вежливый с утра! Я говорила, как завидую «жаворонкам»? – по-детски выпячивая губы, тянет девушка. Белоснежные плошки, глянцево-блестящие бока вазы с фруктами, бежевые стены увиты изящно-прорисованными цветами ночной красавицы. За этим разделочным столом трудилось не одно поколение, и темная древесина будто все еще хранит тепло их рук. – Мама пробудет в Ниигата еще две недели. Тётя уже идет на поправку. Руки действуют сами, раскладывая рис и зелень, поддевая лопаточкой шипящую глазунью с полосками бекона. – Я же говорила, Рицка! Она обязательно выздоровеет, и мы здесь со всем справимся. – Доброе утро! – к столу пробирается курносая толстушка Сора. – Доброе! – отвечаем мы с Рин в один голос. Балансируя с двумя подносами, едва не спотыкаюсь о малыша Иоши. – Рицка, а можно мне сразу с добавкой? – осторожно вытянув голову, просит мальчишка. – И как в тебя только все это умещается? – ворчит его мать Азуми. – Доставка пришла! – раздается с улицы. И я бегу, взглянув мельком на Рин, еще раз возблагодарив небо за эту неугомонную девушку, за то, что она выбрала меня когда-то и не оставляет до сих пор. В ящике звенят бутылки с молоком, пара слов с посыльным, и снова бегом. Мы с Рин ходим на летние курсы, готовимся поступить в университет. – Рицка, предупреди отца! – свешиваясь из окна, наставляет Азуми. Совсем забыл пришить пуговицу, ну и ладно, можно рукава закатать. Вот так. Отец должен подъехать с черепицей для крыши с минуты на минуту. – Рицка! – ураган-Иоши едва снова не сбивает меня с ног.– Мы с мамой идем на фестиваль фейерверков сегодня! Я хотел попросить тебя… Пойдешь? Совсем забыл… А мальчишка дергает меня за штанину, заглядывает в глаза и предупредительно хлюпает носом. Вот это и называется «шантаж». Куда от него, такого, денешься? – Конечно, Иоши-тян. И мы возьмем с собой Рин, чтобы твоей маме не было скучно. Весело взвизгнув, «ураган» мчится прочь. – Фейерверки! – гремит в доме, отзываясь нестройным хором из столовой. Фейерверки… Чайки в небесной синеве. Искры, тающие в океане… Нет. Стоп. Да что же это? Резко разворачиваюсь к морю: там медленно гаснет далекая вспышка. И сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – …Сеймей?