…Погода портилась все быстрее и за стенами шато уже вовсю ревел ветер. Он сгибал деревья, ломал ветви и тряс кроны, заставляя листья громко шелестеть. Этот звук, вместе со скрипом древесины, и плеском волн превращался в леденящий кровь звук, похожий на белый шум радиопомех, через которые то и дело прорываются далекие, неизвестные голоса. Они теряются в треске и вое статики, или вам это только кажется, и голосов вовсе нет, лишь ваше собственное подсознание, готовое населить монстрами пустующую неизвестность.
То и дело за грядами гор раздавались удары грома и всю округу накрывал ослепительный отсвет далеких молний. На его фоне даже волны разбивающиеся о прибрежные скалы казались тихими. Особенно крупные волны переливались через остовы сбитых омников, отрывая от их корпусов куски металла и проходили через турбины давно замолкших двигателей. Под ударами волн качались клетки подвешенные под мостом и вой цепей вливался в какафонию приближающегося катаклизма, а где-то внизу, ближе к самому дну, глубоким, гортанным гулом звучало озеро. Водные массы перемещаемые неизвестной силой, то мелко вибрировали, то вдруг отдавались спазмом, порождая несвойственные для такого водоема волны. Будто под слоем липкого ила, билось сердце, или гремел огромный дикарский барабан, и эта волна силы прокатывалась по воде, вырывалась на поверхность. Воздух над озером сгущался наполняясь излишней влагой, дышать им казалось невозможным, и на легких оседали капли. На дальних берегах появился неестественный, белый туман, плотный, не поддающийся ветру, он медленно наползал на лес. Вскоре деревья утонули в его перьях, выглядывая на поверхность лишь самыми кронами.
Приближающаяся гроза, норовила превратиться в убийственный ураган и шато стонало под его предвестниками будто призрак сожалеющий об утраченной жизни. Хлопали оконные ставни и от их ударов дребезжало стекло, гремела старая черепица и вороны живущие под ней, заливались карканьем, забиваясь все глубже в недра чердаков. Свист сквозняков и ветра проходящего через печные трубы, наполнял коридоры, и комнаты. Колыхались занавески, ходили ходуном плохо закрытые двери, а в спальне Вдовы, ветер трепал бархатный паланкин ее кровати. Шелковых халат и легчайшие простыни сдуло на пол, будто кто-то специально пытался разгромить комнату.
Уличные звуки вместе с ветром врывались сквозь гостеприимно открытые Вдовой двери, и вскоре холл наполнила ледяная, промозглая сырость. У самого порога начала собираться большая грязная лужа, а на старых обоях появились пятна влаги — кладка фасада явно протекала. Ветер принес не только капли но и мокрые, грязные листья — они разлетались по полу, забиваясь в углы, и прилипая к паркету. Грязные мокрые кляксы… Их было отчетливо видно, на фоне давно выцветших, лишившихся лака дощечек некогда прекрасной карельской березы. Тысячи сапог истерли их до состояния трухи, оставив царапины и потертости, паркет громко скрипел, и хрустел, когда по нему шагали. Этот скрип, будто старческое кряхтение. Паркет мог много рассказать, имей он рот — и то каковы на вид туфли девятнадцатого века, как больно бьют каблуком солдатские сапоги века двадцатого, и как мягки, но феерически непрактичны кроссовки века двадцать первого. Однако этот голос был не слышен, в реве других…
Старинная люстра с остатками свеч, раскачивалась, осыпая холл воском. Казалось еще немного, всего один, более сильный порыв ветра и она рухнет, но старая, вбитая в потолок цепь еще держалась.
Ведущие влево и вправо от главного входа коридоры полнились шелестом и воем. То и дело скрипели, и бухали неплотно прикрытые двери, или разом взмывали вверх темно-фиолетовые занавески. Они трепетали как флаги на стенах крепости, и в то же время почти полностью перекрывали обзор, не давая увидеть конец коридора. В эти моменты, сквозь щели в оконных баррикадах внутрь врывался свет и на фоне этих белых полос, окружающий сумрак казался еще более черным.
Оба коридора упирались в угловые башни, в центре которых были крутые винтовые лестницы. Ветер гудел между их чугунных ступеней и кованых перил. Металл подыгрывал ему, натужно грохоча. Когда-то очень давно, в детстве, Амели любила прыгать по чугунным ступенькам, и слушать как грохот эхом расходится по зданию, но с годами этот звук стал ее бесить. Каждый шаг, каждый чих заставлял лестницу громыхать, что было особенно ощутимо в часы ее дневного сна, и вскоре ступеньки укрыли небольшими, мягкими ковриками. Ветер сорвал их с привычных мест, разметал по помещению, и хохоча игрался с лестницей, наполняя башни металлическим грохотом, и ревом.
Очередной порыв ветра принес еще больше листьев и они прилипли к стенам. По Старым, пастельно-голубым обоям начали расползаться еще более заметные пятна влаги. Они уже давно начали осыпаться и отклеиваться, демонстрируя грубую подложку из газет и глубокие трещины в кладке. Местами на них еще виднелись белые следы от висевших тут картин, или торчали старые гвозди, на которых качались опустевшие рамы.
У стен расположились массивные комоды уставленные всякими баночками, и коробочками, из которых торчал всякий мусор. Боевики бросали на них весь хлам что находил в карманах, из-за чего набралась небольшая коллекция. Между комодами притаилась пара старых диванчиков, притащенных сюда не так давно. Вдова могла позволить себе любую, даже самую дорогую мебель, но от чего-то решила оставить рассыхающееся деревянное старье. Видя это, ее боевики сами натаскали в шато всякой трофейной ерунды, из-за чего общий стиль мебели был порой аляповат. Рядом мог стоять благородный комод девятнадцатого века и казарменная тумбочка из спрессованных пластиковых опилок.
Напротив главного входа расположился приемный зал — большая круглая комната, со множеством стульев вдоль стен. В обычные дни здесь, в надежде на аудиенцию ожидали посетители, и просители, а в более праздничные — слуги помогали гостям снять верхнюю одежду. Сейчас эта комната почти пустовала- стулья давно растащили по другим комнатам, или изрубили на дрова. От приемной вело еще три коридора, закрытых массивными деревянными дверями. По бокам от них стояли запыленные рыцарские доспехи, сжимающие в руках по здоровенному двуручному мечу. Отсветы молний отражались от натертой до зеркального блеска брони, но не проникали в глубины шлемов, и казалось что доспех наполнен тьмой. Их разноцветные плюмажи колыхались на ветру, а сквозняк проходящий сквозь сочленения, изредка сдвигал их, издавая едва слышный металлический скрип.
На фоне очередного раската грома, никто не услышал тихий стук. Это в одной из стен, медленно приоткрылась затянутая драпировкой потайная дверь, ведущая в подвалы и в холл выглянули две головы. Они медленно огляделись, держа наготове оружие, а потом вышли, ощущая себя полными идиотами.
— Синекожая сука нас переиграла. — Хмыкнул Грим, указывая на входную дверь. Сквозь раскрытые створки было видно утопающий в тумане берег и мост, по которому они прошли около часа назад. — Мы попытались обмануть правила, но невольно следовали их альтернативной версии. Но, не расстраивайся Окстон, мы срезали пару метров!
Несколько озадаченная таким раскладом Лена плюнула на пол. До этого момента она рассчитывала что Эмили держат в подвалах, и что выйдет спасти ее не пересекаясь с Вдовой. Теперь, даже если представить что в шато несколько подземелий, план сильно усложнялся. Она обвела взглядом холл прикидывая сколько вокруг может быть помещений — его дальние углы терялись в полутьме, а конца коридоров даже не было видно за сумраком. Даже по самым скромным прикидкам, на самый поверхностный обыск у двух человек мог уйти день, или два, а ведь тут гарантированно есть потайные комнаты, и проходы.
— Ебать… — Прошептала Лена привалившись к стене. Старые обои осыпали ее пылью. Дрожащие от напряжения и холода пальцы разжались и лампа упала на пол.- Мы тут надолго.
— Моя инициатива давно кончилась, так-что просто следую за тобой. — Пожал плечами Грим, и тут же скорчился от боли. — Просто скажи что делать, и в какую сторону стрелять.
— Нам надо обыскать тут все. — Прошептала Окстон проводя ледяными ладонями по лицу. — Как думаешь, где можно держать человека, если не в подвале?
— Это Вдова… — Хмыкнул Буфорд. — Иногда ее решения столь же непредсказуемы, как обезьяна с гранатой. Твоя Эмили может быть где угодно. А неплохие хоромы…
Последнее наемник сказал заглянув в гостевой зал.
— Ладно. Ладно. — Лена отлепилась от стены и принялась расхаживать кругами. Паркет под ней кряхтел и стонал. На конец она остановилась спиной к дверям. — Если не можем найти тюрьму, значит мы найдем тюремщицу, и выбьем из нее все дерьмо!
Её слова подчеркнула вспышка молнии и тень Окстон перечертила собой весь холл. На фоне таких спецэффектов Лена выглядела бы эпично, если бы не вздрогнула от неожиданности.
— Надо действовать очень осторожно. — Продолжила она боязливо оглянувшись на улицу. — Не разделяемся, смотрим вперед и назад…
— А главное под ноги. — Качнул головой Грим. Его откровенно забавляла такая серьёзность напарницы. То с каким усердием она объясняла базовые вещи профессиональному наемнику, не могло не умилять.
— Да! И под ноги тоже! Так! Так-так-так… Откуда начать… — Лена заметалась из стороны в сторону, как тигр запертый в тесной клетке. Ее глаза сверкали немного нездоровым энтузиазом дергаясь из стороны в сторону, а голос звучал немного надтреснутым, как у человека близкого к нервному срыву. В тот момент, когда она наконец остановилась, приняв какое-то решение, наверху раздался крик, заставивший обоих вторженцев застыть.
(Fixions — Maniac)
Протяжный, почти ревущий женский вопль промчался сквозь шато. Эхо накладывалось друг на друга, и голос превращался в множащийся инфернальный вопль, сквозь который прорывались омерзительные звуки, источник которых, Окстон не хотела знать. Волна холода сравнимая с ушатом ледяной воды вылитым на голову, прокатился по телу Лены, и по ее коже побежали мурашки. Вихрь мыслей еще миг назад бушевавший в ее разуме, застыл, замерз, обратился в лед и разлетелся на куски.
— Эмили… — Лена дернула головой, пытаясь определить источник звука и слегка качнувшись побежала в глубь шато. — Эмили! Руки прочь от нее сука!!!
— Стой дура!!! — Грим рванулся за ней, но уже сейчас, на старте, стало ясно, он ее не догонит, а если и сможет, то уже не остановит. У Окстон «упало забрало», позабыв про все на свете, она пролетела через гостевой зал и едва не выбив дверь плечом, устремилась во внутренние помещения.
Сердце болезненно застучало в груди. В такт ему на улице гремел гром, и трещали половицы под ногами. Хроноакселератор тихо загудел, ощущая невольную команду хозяйки и пришел в действие, потихоньку разогреваясь. Внутренние контуры задвигались, набирая обороты, и за Леной потянулся полупрозрачный голубоватый шлейф, в глубине которого трепыхались ее собственные силуэты. В мгновение ока она пробежала несколько комнат первого этажа и длинный вестибюль, ведущий в трапезный зал и ворвалась в библиотеку. Тут крик жертвы расходился на сотни источников, эхом гуляя между двухэтажных книжных шкафов. Окстон заметалась в стороны и волна энергии мчащаяся за ней, поднимала книги в воздух. Сотни желтоватых страниц и обложек разлетались облаками за ее спиной, скрипели полки и хрустело стекло запертых секций.
Перемахнув через длинный стол для чтения, она влетела на широкую лестницу, ведущую на второй этаж библиотеки и уже не разбирая дороги вылетела в первую же дверь.
Помещения шато замелькали перед глазами быстрее, чем она успевала их разглядеть, а сокрушительная волна энергии, преследовавшая ее, приводила их в полный хаос. Тяжеленные двери ходили ходуном, хлопая и ударяясь о стены, дребезжала посуда в шкафах, и скрипел пол. В воздух взмывали легкие стулья и табуреты, а занавески, и ковры трепетали. Мир вокруг потерял в четкости и Окстон мчалась вперед, в секунды пробегая длинные коридоры и комнаты, плечом открывая тяжелые двери, и перемахивая через преграды. Она не разбирала дороги, не пыталась составить план движения, её вело пламя ярости, вспыхнувшее где-то глубоко в сердце.
Мысль, что прямо сейчас Вдова убивает Эмили, сработала как спичка, брошенная в газохранилище. Внезапная, стремительно растущая ярость, погасила все возможные сомнения. На бегу она подняла оба пистолета, готова палить на любое движение, даже угол обзора перед глазами сузился до размеров прицела.
Не очень хорошо вписавшись в поворот она врезалась в стену, едва не разбив лицо об кирпичную кладку. Пытаясь удержать равновесие, Окстон оперлась об очередные рыцарские доспехи и те рухнули. Грохочущие детали брони покатились по полу, но Лена была уже далеко, пролетая в соседнюю комнату…
***
Грим поначалу поспевал за ней, ориентируясь на световой шлейф, оставленный напарницей, но чем дальше он двигался, тем быстрее понимал, что критически отстает. Кроме того раны в миг начали давать о себе, наполняя тело изматывающей болью. Кровотечение медленно высасывало из него силы, за Гримом оставался отчетливый след из красных капель — кровь, смешанная с вином, сочащимся от перевязи. Он чувствовал как поднимается температура, как хирургически модифицированный организм пытается компенсировать полученный урон. Печень и селезенка вполне ощутимо отекли, пронзая мышцы вокруг копьями боли.
Его хватило всего на пару минут форсированного бега — в горле появилась кровь, сердце гремело в ушах, и перед глазами поплыла нехорошая пелена. В воздухе висел резкий запах озона, оставленный хроноакслератором и двери до сих пор раскачивались — Гриму становилось все труднее удерживать их. Когда он вышел к библиотеке, то утратил почти всю стремительность, перемещаясь едва ли быстрее своего обычного шага. Он во всей красе видел разгром оставленный Окстон — сотни книг лежали на полу, а их страницы парили в воздухе. Несколько шкафов накренились и опасно раскачивались. Когда же впереди показалось лестница он уже понимал, что не преодолеет ее.
Наемник ступил на первые ступени, рассчитывая чисто «на мужика», перетерпеть боль и усталость. Рыча от боли и захлебываясь кровавой пеной, Буфорд поднимал ноги, переступая выше, и выше. Когда сил совсем не осталось, он оперся на дробовик, но приклад соскользнул со ступеньки, и Грим кубарем покатился вниз.
Пересчитав ребрами все ступеньки, он развалился у подножия лестницы. Под спиной захрустел корешок толстой книги и несколько страниц упали на лицо, почти моментально начав впитывать кровь, потекшую из раскрытого рта. Сил встать, уже не было.
— Вот дура… — Прошептал Грим, ощущая как вокруг расползается кровавое пятно…
***
…Окстон вынесла очередную дверь, и чисто по инерции пролетев до конца коридора, едва не разбилась об стену. Её часто предупреждали — когда-нибудь, на таких скоростях у нее не хватит реакции, и девушка расшибется в лепешку об очередное препятствие. Обычно она контролировала этот процесс, он сейчас, она врезалась во все подряд, и на теле гудел далеко не один синяк. Жуткий полумрак изредка прерываемый вспышками молний, окончательно лишал Окстон возможности ориентироваться в пространстве. Как бешеный кот она по нескольку секунд металась по комнатам, и разнося их поисках выхода.
Она пробегала все глубже и глубже в шато, и крик постепенно становился громче, пока не превратился в душераздирающий вой. Он становился все
громче и громче, подогревая ярость в Лене. Дверь, еще дверь, несколько комнат, длинный зал, уставленный двухэтажными кроватями, какой-то чулан и вот, вот она цель! Длинный коридор, и приоткрытая дверь из-за которой льется желтоватый свет.
В этот момент крик прекратился, так же резко, как и появился. Но еще несколько секунд, он гремел в ушах англичанки. Она застыла, в ужасе от мысли что опоздала. Разгоряченная пробежкой и яростью, она рванулась к двери. Когда пальцы коснулись латунной ручки, сердце колотилось так сильно, что казалось, проломит грудную клетку, а рука с пистолетом вспотела. Все. Сейчас или никогда, все кончится здесь. Она вдохнула и подготовив пистолеты, дернула дверь на себя.
Перед ней предстал душный кабинет Вдовы. Не моргая и тяжело дыша, Окстон шагнула вперед, водя перед собой оружием. Звенящая тишина, казалась ужасающей, на фоне воплей ужаса, и боли. Она была уверена, что на нее тут же накинется Вдова, но ничего не происходило, кабинет был пуст. Но нет, нет, нет, нет, прямо перед входом, в кресле кто-то сидел.
Скорченная фигура, одетая в странную одежду. Облизнув губы Лена шагнула ближе. Рыжие волосы с тусклыми уже тронутыми сединой прядями, скрывали наклоненное вперед лицо.
— Эмили! — Лена присела перед ней на колени, и трепеща от страха подняла пряди. Она ожидала увидеть месиво, ужасное, изуродованное мясное нечто, в котором просто не сможет опознать Эмили. Но нет, совершенно точно, это была она. Изможденное, бледное как фарфор лицо, казалось ей личиной мертвеца. Женщина едва дышала, сквозь ноздри медленно капала кровь, а закрытые глаза склеивала гнойная сукровица. Руки Эмили, были за спиной, по всей видимости связаны и еще две толстых веревки удерживали ноги.
— Эмили! Эмили ответь! Это я! Лена!!! — Помотав головой по сторонам и не найдя рядом Вдовы, она положила пистолеты на пол. — Эмили!!!
В ее голове царила полная пустота и Лена не могла понять что ей делать дальше. Скорее рефлекторно, чем по своей воле, она обняла её, со всей силой прижимая в груди и зарываясь носом в ее волосы. Она вся пропахла духами Вдовы, к которым примешивалась отвратительная вонь подвала. Эмили зашевелилась. Тяжело вздохнув, она двинулась вперед, пытаясь обнять Лену в ответ. Слабые, дрожащие руки, легли ей на шею и Эмили подняла голову.
Её бледные, склеенные гноем веки дернулись и открылись. На Лену уставились ярко-желтые глаза. Чужие глаза. В голове Окстон ударил гром — она обнимала не Эмили. В полнейшей тишине, послышался щелчок и она ощутила холод металла на своей шее.
Внезапно Эмили толкнула лену в грудь, с такой силой, что та отлетела на несколько шагов, уперевшись локтями в ковер. Не в силах даже дышать, Окстон издала приглушенный, сдавленный писк ужаса. Рефлекторно схватившись за шею, она обнаружила тяжелый металлический ошейник, до боли сдавливающий горло.
— Эмили…
— Твоя принцесса в другом замке. — Заливаясь ледяным, лишенным всякого намека на эмоции хохотом сказала «Эмили», вставая с кресла…
