Тирания порядка

— Что-нибудь видишь? — Спросил Грим, на всякий случай держа вход в шато на прицеле. Он то и дело нервно оглядывался, пытаясь следить одновременно за всеми окнами. — Нет, все запотело… — Лена отлипла от дверцы теплицы. На влажном, покрытом испариной стекле остался отпечаток ее носа. — Но вряд ли она стала минировать теплицу… — Она поехавшая. — Качнул головой англичанин. — Чего угодно можно ожидать… Погода вокруг постепенно ухудшалась. Далеко над горами сгущались черные как чернила тучи. Их недра испещряли отблески молний, и отголоски грома прокатывались по долине озера Анси, неприятно напоминая звук двигателей боевой платформы. Ветер уже не стихал, натужно воя в крыше шато, заставляя скрипеть старую черепицу. Холодные порывы приносили охапки грязных листьев, прилипающих ко всем поверхностям и мелкие облака капель, оторванных от волн озера. Вскоре все вокруг стало влажным, и скользким. Одежда на Лене и Гриме начала напитываться влагой, потемнела, и стала тяжелее, будто они оба попали под дождь. Камни под ногами поблескивали и между ними скапливалась вода, а земля рассыпанная из мешков, растекалась лужами грязи. Кроны деревьев мерно покачивались, и треск ветвей, превращался в далекий фоновый гул. Стаи ворон перелетали с места на место и их карканье прорываясь сквозь природные звуки, заставляло Лену покрываться мурашками. Ее так и не оставило неприятное чувство, что птицы намеренно следят за ней — прямо сейчас несколько десятков ворон сидели на самом краю крыши, и повернув головы на бок, пялились на нее. Еще несколько птиц, сидели позади и что-то клевали. От теплицы веяло приятным, прелым теплом, пахнущим удобрениями и землей. С внутренней стороны к стеклу пристала зелень — огромные листья неизвестных растений, намертво перекрывали обзор, не давая желтоватому свету пробиваться наружу. Как Лена не пыталась разглядеть что-нибудь внутри, но у нее ничего не выходило. Она видела лишь бесформенные фигуры растений, и густой, желтый свет лампочек Эдисона. — Осталась одна деталь… — Лена оглядела дверь в теплицу и не нашла ни дверной ручки, ни замка. — Как мы попадем внутрь? — Раз уж про нас знают, нехрен церемониться. — Грим отодвинул Лену в сторону и размахнувшись врезал по стеклу прикладом дробовика. Резкий грохот разбитого стекла прозвучал столь громко, и инородно что Окстон дернулась, и отпрыгнула в сторону. Осколки посыпались на камни, смешиваясь с грязью. Наружу полезли длинные, острые листья, с толстыми, едва-заметно пульсирующими прожилками. На общем сером фоне, они казались слишком зелеными и неестественными. Грим нанес еще несколько ударов, расширяя проход и вскоре, образовалась приличная дыра, сквозь которую он мог бы пройти не сгибаясь. — Раз-два и готово… Лена шмыгнула носом и отодвинув рукой листья, шагнула вперед. После промозглой улицы, удушающая жара теплицы едва не сбила ее с ног. Горячий, влажный воздух плотным пуховым одеялом обнял ее, пробрался в ноздри, и защекотал легкие, заставив закашляться, а яркий свет ламп резанул глаза. Ей казалось, что она шагнула в тропики, а дурманящий набор терпких запахов, лишь укрепил эту иллюзию.  — Ого, да у нее тут целые джунгли… — Хмыкнул Грим, заглядывая внутрь. — Теперь мы точно на враждебной территории, «чарли» могут быть на деревьях! Грим ничуть не преувеличивал. Внутри, под прикрытием стеклянных панелей теснились сотни, если не тысячи разнообразных растений. Большую часть пространства занимали невысокие кадки и каменные клумбы, покрытые смазанной резьбой. Когда-то они стояли на улице, оберегая самые обычные цветы, а сейчас в них произрастали самые причудливые растения, какие Лена когда-либо видела. В жирную землю уходило множество проводов и трубок по которым бежала вода, и удобрения, а под полом гудели насосы, и еще какие-то приборы. Из тщательно замаскированных отверстий с шелестом вырывались струи влажного пара, оседающие на растениях. Внутри поддерживался тропический климат, и Лена могла легко представить себя в дождевых лесах Амазонии. Высокие деревца похожие на пальмы, упирались в крышу, прогибаясь под собственным весом. Длинные, острые листья укрывали под собой невысокие кустарники и другие растения, стоящие в отдельных горшочках. Длинные острые листья и ветви плотно сплетались между собой, перекрывая большую часть проходов. Клумбы укрывало плотное одеяло из шипастых веточек, листьев и стебельков обвивающихся вокруг стволов более крупных растений. При взгляде на них, создавалось впечатление, что за теплицей давным-давно никто не ухаживает. Для людей оставалось совсем немного места — даже компактная Окстон с трудом могла сделать шаг вперед, не задев какой-нибудь шип, или острый лист. Сквозь листву не видно было даже стен теплицы, и если бы не дыра за ее спиной, она бы не поверила, что находится в помещении. Растительность обнимала ее, принимая в тесный, душный кокон, наполненный ароматами цветов, и прелым запахом земли. Цветы яркими пятнами проступали сквозь зелень, осыпая все вокруг облачками пыльцы, торчали разноцветные шляпки грибов, и едва заметно пульсировали мешки со спорами. Где-то в глубине теплицы цвикрали сверчки, подражая им пиликали системы климат-контроля, фиксирующие изменения температуры и влаги. В воздухе висела влажная дымка, образующая рваный тропический туман. Он пах сотнями самых разных ароматов, от которых практически сразу начинала кружиться голова и чесался нос. Капли влаги текли по листьям и цветкам, смешиваясь с проступающими наружу соками, и пыльцой, собирались в липкие, мутные лужицы на каменном полу. Вокруг них лежали кучки мертвых мух и прочих насекомых, решивших отведать смертоносный нектар… В теплице Вдова выращивала все необходимое для своей коллекции ядов. Практически каждое из растений представляло угрозу, будучи в той или иной мере ядовитым, но в той же мере прекрасным. Природа странная штука — самые опасные свои порождения, она имеет свойство одаривать завораживающим внешним видом, прекрасными касками, изящными формами, или запахом, сладким и дурманящим как майский вечер. Вот безобидные на первый взгляд лютики — ярко-желтые цветы, на вьющихся стебельках, а рядом ландыши, накрытые отдельными стеклянными куполами, почти у самого входа, на веточке качаются аппетитные гроздья ягод бузины… В отдельных горшках и подвесных поддонах произрастали колонии разноцветных грибов. Некоторые накрывали стеклянные колпаки, сдерживающие облака ядовитых спор, и не дающий мицелию разрастаться дальше. Среди них Лена заметила очень знакомый гриб «труповик» — темно-серый, мелкий грибочек, отдаленно напоминающий сморчок. Как понятно из названия, он растет на трупах, и после войны огромные поля были полностью покрыты его скользкими шляпками. Он считался ядовитым лишь номинально и при правильном приготовлении имел очень яркий, ни с чем не сравнимый вкус. От статуса деликатеса, его спасла лишь этическая сторона вопроса, и неприятный, гнилостный запах, остающийся даже спустя несколько часов отмачивания. Для Вдовы неприятный запах и трупы, видимо не были препятствием… Да, хранящихся здесь растений могло хватить, чтобы отравить небольшой город. Окстон не могла и подумать, что Вдова в душе садовод. На краях клумб в полном беспорядке лежали пластиковые миски с новыми саженцами, и перепачканные в земле инструменты. Пол заливала липкая, булькающая грязь, под которой проглядывались треснувшие мраморные плиты. В грязи валялись осколки и пожухлые, гниющие листья, от которых и шел тот самый, сладкий запах. Они образовали плотный, мягкий ковер приглушавший шаги, и приятно пружинивший под ногами. (Fixions — Obedience) Лена и Грим двинулись вперед, осторожно отодвигая влажные листья со своего пути. Их острые края впивались в перчатки, и спустя несколько минут, Лена с удивлением заметила, что арамидное волокно, с трудом пробиваемое ножом, прорезано почти насквозь, а на запястьях, есть несколько мелких порезов. Мельком оглядев себя, она обнаружила, что вся ее одежда покрыта порезами, и возблагодарила судьбу, что одета в комбинезон наемников, а не привычную одежду. Гражданские вещи давно превратились бы в лохмотья, однако и на комбинезонах уже были заметны повреждения — зацепки, оставленные шипами, тонкие порезы, сквозь которые виднелась арамидная подкладка, и липкие пятна сока, впитывающегося в материал. Грязь под ногами чавкала и скользила. Изредка что-то мерзко хлюпало, или щелкало, как гнилое яблоко и Лена старалась не смотреть на что ступает. Почему-то ей казалось, что все внизу полниться тухлятиной, или еще хуже, гниющими трупами. Ее глаза внимательно глядели по сторонам, пытаясь уловить хоть что-нибудь, но в зарослях она ничего не видела даже в пяти шагах. Полагаться на слух тоже не приходилось — Грим с трудом пробирался сквозь растения, попросту ломая их с таким хрустом, что Лене казалось, что за ней идет слон. Однако когда очередная переломленная ветка обдала его струей липкого, зловонного сока, он прекратил эту практику. Между некоторыми клумбами стояли обогреватели — массивные куполообрзаные конструкции натужно гудели, прогоняя через себя воздух. По лежащим вокруг них гофрированным патрубкам бежала вода и пар, вырывающийся через трещины. Лужи горячей воды никогда не высыхали, образовывая мутные озера. Вокруг них буйно росла белая, склизкая плесень и мох, из которого сочилась желтовато-белая мазь, отвратительно похожая на гной. Вытекая наружу, она попадала в уложенные сверху желобки и стекала в стоящие на полу склянки. Оглядевшись повнимательней, Лена заметила такие же конструкции на многих растениях — склянка, примотанная к стволу, под небольшим желобком.  — Эй, Окстон, зырь… — Грим ткнул Лену в плечо, и показал куда-то пальцем. В той стороне, среди растений намечался большой просвет, занятый здоровенных размеров стеклянный колпак, под которым отдельно от остальных росли похожие на ивы деревца. Невысокие и даже чахленькие, с пожухшей, бледной листвой, они были окружены замшелыми, трухлявыми корягами, торчащими из земляного холма. Россыпи разноцветных камней, проступали сквозь опавшую листву, и куски коры, а в центре колбы лежало здоровенное бревно, из которого росли болезненного вида грибы, с бледно-желтыми крапинками. Вокруг колбы стояло сразу несколько пыхтящих приборов, настраивающих тонкий микроклимат. — А эти почему отдельно? — Может очень ядовитые? — Пожала плечами Лена подходя поближе. Однако ее теория тут же рухнула, когда она заметила паутину… Тонкие, поблескивающие нити затягивали почти весь верх колбы, тянулись по ветвям, и опутывали коряги. В земле зияли черные дыры, утканные паутиной, а на стенках колбы, оставались отдельные, рваные нитки. Их создатели прятались где-то в недрах террариума, не то боясь света, не то не желая попадаться на глаза новым гостям, но что они рядом, было очевидно. Тут и там в паутине виднелись запутанные насекомые, на краю зрения, что-то быстро дергалось, и исчезало под землей. Окстон казалось, что на нее смотрят сотни мелких, злобных глаз. Одна из паутин показалась ей странной — слишком толстая, слишком темная по цвету, и как-то странно стелящаяся по земле. Проследив за ней глазами, она громко икнула — это оказались человеческие волосы, тянущиеся из-под коряги. А чуть повыше, Окстон заметила еще более неприятную вещь — сгнившая кисть руки, пристегнутая наручниками к металлическому кольцу, торчащему из земли. Вне сомнений, Вдова скормила кого-то паукам, пристегнув жертву в террариуме… Лену затрясло от какого-то странного, невольного ужаса — ей начало казаться, что по ней что-то ползает. Она тут же хлопнула себя по одежде, пытаясь унять панический зуд, но он не унимался, превращаясь в почти постоянное почесывание. Она никогда не боялась пауков, даже когда провалилась в Лондонские катакомбы, где водились арахниды размером с небольшую собаку. Возможно просто не осознавала насколько это опасные существа, кто знает, но почему-то именно сейчас, нервы дали сбой. Лена напряглась, в голове забегали мысли, что растительность вокруг может кишеть восьминогими охотниками, что прямо сейчас они могут сидеть на ее одежде или в волосах… Она сделала невольный шаг назад, подавляя паническое желание броситься наутек, и в этот момент, притаившийся у самой земли пульверизатор с шипением выпустил ей в ногу струю влажного пара. С диким криком, Окстон бросилась в сторону, уверенная, что ей в ляжку вцепился огромный паук. Не рассчитав дистанцию, она уперлась в клумбу и застыла в нелепой позе, одновременно пытаясь удержать равновесие, и сбросить несуществующего паука. Под дикий, почти воющий хохот Грима, она все же не удержалась, и плюхнулась спиной в грязь. Острые листья полоснули ее по шее и затылку, оставив тонкие, кровоточащие царапины, а несколько прядей волос так и остались на их гранях. В поясницу уперлась шипастая ветка и Лена тихо запищала от боли. — Сука… — Болезненно прошипела она, спустя несколько секунд, когда наконец сообразила что происходит. — Грим, у нас остались зажигательные гранаты? — Тут есть только один ходячий напалм… И это ты! — Едва не складываясь от смеха пополам, прогавкал Грим. От хохота он весь покраснел, а из носа снова пошла кровь. Смех быстро перерос в мокрый кашель и Грим схватился за бок — сквозь повязку вновь проступали красные пятна. — Ну ты… Ты уже не клоун… Ты блять, целый цирк… Мстить она пришла… Ыыыы… — Заткнись… — Сгорая от стыда, буркнула Лена поднимаясь из грязи. Она вся перемазалась в земле и на одежде остались темные пятна сока раздавленных растений, и грибов. Последние «возмущались» особенно сильно, обстреливая Лену вялыми облачками серых спор, оставляющих на коже едва заметный зуд. — Ну, что? Пора сдаваться… — Прокашливаясь и сплевывая кровь хрипел Грим. — Куда нам Вдову одолеть, если даже с поливалкой не справились… Отряхнувшись, Лена от души пнула пульверизатор, о чем тут же пожалела, ибо тот оказался металлическим, и для верности на половину утоплен в пол. Впрочем, боль от удара вскоре прошла, чего нельзя сказать об ранах нанесенных самолюбию. Она была уязвлена и жаждала реванша, а потому еще внимательней стала вглядываться в окружение. Подсознательно желая найти выход раньше Грима, Лена ускорила темп, уже без особой осторожности пролезая через заросли, и только надсадный кашель спутника, не давал ей рвануть вперед. Буфорду явно стало хуже — кровь уже не переставая капала у него изо рта, а ладонь, прижатая к боку, стала мокрой. На самом деле он испытывал острую, режущую боль, а каждый вдох отдавался болезненным хрипом. Дробовик казался тяжелым и совершенно ненужным куском железа, Грим опирался на его как на трость, или бил по растениям. Сердце колотилось все сильнее, а голову объял тяжелый, болезненный жар, к которому примешивались дурманящие запахи теплицы. До тошноты сладкие, они кружили разум, окончательно лишая наемника чувства реальности. Хотелось закричать, но он терпел, сжимая зубы, и маскируя стоны за ехидным смехом. Все вокруг раздражало и изматывало раненного англичанина, а остатки обезболивающего, делали только хуже, погружая его в неглубокие галлюцинации, основанные на воспоминаниях. Он то шел по горящему кедровому лесу у берегов Нила, то оказывался бредущим по пустынным дюнам неизвестной, давно не существующей страны. Одинокий, истекающий кровью наемник, барахтающийся в желтых дюнах, под испепеляющим солнечным светом. Оружие и бронежилет давно брошены, фляга пуста, и ее горлышко обжигает мокрые от крови губы, в глазах песок, а в полосе марева маячит Ми-24, ищущий остатки отряда наемников… Все это Грим видел так явно, будто это было вчера, хотя прошло много лет. Голоса давно мертвых напарников чужим эхом пробивались через собственные мысли. Силуэт Лены все еще державший его в нужной реальности постепенно растворялся, пока окончательно не исчез в мареве. Уже не уверенный где реальность, а где галлюцинация, наемник продолжал шагать. Рокот вертолета становится громче, постепенно превращаясь не прекращающийся рев. Песок вокруг вздымается волнами, поднимаясь в воздух, режет лицо, влажными пробками забивается в ноздри. Он останавливается, и бархан под ним темнеет от крови текущей по штанам. Сил идти дальше нет. Ноги тонут в песке, дышать уже совсем нечем — кровавая вонь, и жар переполняют легкие. Вертолет с красной звездой на борту, расплывчатым фантомом зависает перед ним. На фоне безоблачного синего неба, его темно-зеленый борт кажется нереальным, ненастоящим. Раскаленный ветер подгоняемый винтами обжигает кожу, разгоняет песчинки, и они режут наемника. Бортовая створка отъезжает в сторону и несколько десантников в панамах, направляют на него автоматы… Пока Грим путешествовал в глубинах собственных глюков, они продолжали брести по теплице. Та оказалась несколько крупнее чем рассчитывала Лена и делала небольшой поворот, огибая угол шато. У англичанки появилось странное опасение, что выхода в само здание тут может, и не быть. Растительности постепенно становилось меньше и вместо массивных клумб все чаще встречались нагромождения цветочных горшков, пестрящих разноцветными бутонами. Некоторые накрывали стеклянные колпаки, или полупрозрачные пленки, под которыми сохранялся необходимый температурный фон. При малейшем сквозняке, или задевании, цветы роняли пыльцу и все вокруг покрывала тонкая, жирная прослойка желтоватой пыли. От нее и обилия сладких, дурманящих ароматов у Лены уже чесался нос. Она постоянно хлюпала, втягивая аллергические сопли, а в легких неприятно саднило, будто бронхи чешут перышком. На фоне собственного желания кашлять и чихать, она не замечала абсолютно потустороннее поведение Грима — наемник как зомби шел за ней, что-то бормоча под нос. Среди зеленых зарослей все чаще попадались палеты с удобрениями, и груды мешков земли. На пирамидах из разнокалиберных банок лежали пакеты с перчатками и запакованные инструменты. На специальных крюках болтались противогазы и ярко-желтые костюмы ХАЗМАТ. Окстон испытывала такое напряжение, что увидев их в первый раз, едва не выстрелила, приняв за людей. Вдоль стен появились лабораторные шкафы, похожие на те, что использовала Ангела, в своих полевых лабораториях. Полки ломились от закупоренных бутылок и банок с разными реагентами, и химикалиями. В некоторых плавали отрезанные листья, кусочки коры или стебельки, источающие тонкие нити сока. Лена подошла к ним поближе, чтобы рассмотреть и тут же отшатнулась назад, скорчив гримасу отвращения, ведь на одной из полок стояли заспиртованные пауки, и змеи. Помимо шкафов, в растительности скрывались и другие аппараты, из которых она узнала разве-что автоклав и микроволновку, в которой кто-то забыл кружку с кофе. В ней уже давно развилась отдельная жизнь — плесень, успевшая охватить почти все внутренности микроволновки. Бледно-желтый пуховой ковер, источающих сладковатый запах гнили, расползся и на половину стола. По какой-то причине, обычная, домашняя плесень разрасталась здесь очень бурно — ее нити тянулись прямо между столами, а пух поднимался так высоко, что напоминал кустарник. Вид местами создавался совершенно инопланетный, Лене хотелось бы постоять и посмотреть, но дышать рядом с этой живностью, оказалось совершенно нереально. Едва вдохнув споры, она закашлялась, и закрыла рот рукавом, который оказался перемазан в желтой пыльце. Кашляя и чихая, она продвигалась вперед, изредка оглядываясь на Грима. Вскоре они уперлись в покрытую пеноблоками стену. Пройдя вдоль нее, они обнаружили лишь одну массивную, окованную стальными пластинами дверь, с приваренной арматурой вместо ручки. Не смотря на насквозь проржавевшие петли, она открылась на удивление легко, но только вела она не в шато, а куда-то вниз… Узкая, влажная лестница из грубо отесанных каменных блоков, уходила в темноту. После яркого освещения теплицы, она казалась почти непроницаемой, и ступени растворялись в ней, как в чернилах.  — Я не уверена что нам туда… — Промямлила Лена, ощущая что от пыльцы у нее отекли губы, а на глазах проступают аллергические слезы. — Выбора похоже нет. — Грим смачно сморкнулся и наклонившись к проходу, принюхался. — Илом пахнет и чем-то кислым… Похоже погреб, там должен быть еще один выход… …Ступени оказались очень неровными и расположенными на разной высоте. В темноте ступать приходилось очень осторожно, предварительно щупая место куда собираешься ставить ногу. Грим вновь использовал дробовик как костыль, а Лена то и дело оборачивалась назад, на удаляющийся прямоугольник тепличного света. Ей почему-то начало казаться, что она уже никогда не увидит дневной свет. Вместо красивого мрамора, стены состояли из черного гранита, на котором виднелись грубые следы обработки. Камень никогда не видевший дневного света, источал могильный подземный холод, а сквозь трещины внутрь просачивалась влага. Она конденсировалась и мелкими капельками стекала на ступени, превращая их в болото. Когда влажное эхо собственных шагов затихало, уши Лены улавливали далекий звук падающих капель и глубокий монотонный гул озера. Примерно такой же звук она слышала в детстве, стоя в ванной и прислоняя ухо к открытому крану. Тогда ей нравилось закрывать глаза и представлять себя внутри субмарины, исследующей подводные просторы, сейчас же Лена ощущала явное, щекочущее беспокойство. Казалось что прямо за стеной находится черная бездна и неподъемные массы ледяной воды перемещаются, раз за разом ударяясь от камни. Скорее всего так и было, ведь они уже давно миновали уровень суши и удушающее тепло сменилось знобливой промозглостью. Озеро годами облизывало берега островка на котором стояло шато. Волны истончали и уносили на дно камни, и почву, вырывали деревья поддерживающие сушу, и уже почти вплотную приблизилось к подвалам. Пройдет не так много времени, прежде чем вода найдет тонкое место… Лена не считала ступеньки, но когда лестница кончилась, ей уже казалось, что спуск идет целую вечность. Вокруг царила непроглядная, черная тьма, на фоне которой стоял все тот же гул воды. Сквозь него слышалось натужное поскрипывание древесины и постукивающий шелест камешков — шато сопротивлялось усиливающейся непогоде.  — Фонарь был бы очень кстати… — Заметила Лена, нервно озираясь по сторонам, но не видя ничего, кроме собственных рук. Под ее ногами захрустело влажное стекло. Когда же она вытянула руку вдоль стены, в наивной надежде включить свет, как зацепила ржавую цепь и та со звоном закачалась. — «Черт, это похоже, каземат…» — Будем по старинке… — Грим чиркнул зажигалкой и в темноте вспыхнуло крохотное, трепещущее солнце. Тоненький язычок пламени с трудом вырывал из мрака пространство в пару метров, но Лене он показался ослепительным и она прищурилась. Когда же глаза чуть привыкли к новому балансу освещения, они медленно пошли вперед. Грим медленно водил рукой из стороны в сторону, пытаясь осветить оба края прохода. Они оказались в узком длинном помещении, с невысокими каменными потолками. Вопреки ожиданиям это был не каземат, а обычный винный погреб, не использовавшийся по назначению уже много лет. Когда то стены и пол были искусно отделаны, но время и неконтролируемая влага, оказались беспощадны к дереву. Часть деревянных облицовок Вдова сама приказала сорвать, когда в особенно холодную зиму в Шато кончилось топливо, и надо было хоть чем-то прокормить камины. Оставшиеся настенные панели прогнили и отвалились, и от них остались лишь заплесневелые куски трухлявого дерева, держащиеся на ржавых гроздях, вбитых в камень. Кучи щепок валялись по углам, медленно прогнивая, и рассыпаясь. На некоторых еще можно было различить резьбу, изображающую виноградные лозы и сценки из виноградарского ремесла. Под ними оказался грубый камень — гораздо более древний и мрачный чем все остальное шато. Скорее всего погреб выкопали еще задолго до переезда сюда семейства Лакруа… Впрочем, большую часть катастрофы было не разглядеть — вдоль стен стояли покосившиеся винные шкафы, и крепления для бочек. Черные от влаги и плесени, они каким-то чудом еще держались целыми, во всяком случае частично. Секции в которых когда-то хранились бутылки давно проломились, и их содержимое оказалось на полу. Тот хруст под ногами Лены оказался битым стеклом — груды разбитых бутылок усеивали пол, а их содержимое давно впиталось в остатки паркета. Выросшая на вине растительность источала мерзкий кислый запах, похожий на уксус. Уцелевшие бутылки покрылись пылью и паутиной, а их этикетки давно отсырели, превратившись в нечитаемое месиво. Слой воска закрывающий винные пробки треснул и они позеленели. Стоящие на отдельных полках бокалы постигла столь же неприятная участь. В лучшем случае они копили в себе пыль, в худшем их осколки перемешались с разбитыми бутылками. Бочкам повезло больше — они как стояли, так и стояли, лишь незначительно повредившись. Их обручи проржавели а древесина потемнела, однако все еще можно было разглядеть клейма, выжженные на крышках. Часть все же треснули, и были пущены на растопку, от них остались лишь прислоненные к стене обручи. Проходя мимо Грим шепотом читал название, и либо удовлетворенно кивал, либо напротив, сморщивался. Когда же обеспокоенная поведением напарника Лена, уточнила что он делает, он лишь качнул головой.  — Не очень люблю вина, но по молодости всякого напился. Так… Многие названия знакомы… — Грим перешагнул через половинку бочонка, лежащую посреди прохода. — Хочу взять что-нибудь. На память. — Фу… Оно все в уксус превратилось… — Сморщилась Лена посмотрев на одну из уцелевших бутылок, и разглядев на ее донышке дату «1980». — Я не собираюсь его пить… — Пожал плечами Буфорд. Он остановился возле небольшого просмоленного бочонка, лежащего на гнилых обломках полки. — А это у нас что… «Сангреаль»… Я такое не знаю… Повинуясь какой-то своей, галлюцинаторной логике, он постучал по бочонку костяшками пальцев. Тот отдался сухой пустотой. — Эх, пустой… — Наемник с сожалением отвернулся, подсвечивая следующий шкаф. Чем дальше они заходили, тем страннее становились названия вин. В какой-то момент Грим сморщился. — Они похожи на имена… И даты подозрительно… Недавние. — Ты ведь не хочешь сказать что… — Они оба застыли и уставились на ближайшую бочку. Она казалась подозрительно новой, даже не успела почернеть, а плесень покрывала только нижний край. Там же, у самого основания торчал латунный краник, с небольшим вентилем. Внезапная догадка заставила Грима сглотнуть, а Лену покрыться мурашками, ей вдруг стало очень нехорошо от мысли, что на одной из бочек может быть имя Эмили. — Да не… Человек туда не влезет… — А по частям? — Окстон ошарашенно повернулась на Буфорда. Свет зажигалки оттенял половину его лица, от чего он казался вырезанным из картона силуэтом. Не дожидаясь ответа, он ударил ногой по вентилю. Из краника потянулась темно-красная струйка чего-то густого и липкого, как вишневое варенье, и по погребу разнесся удушающий запах мертвечины. У Лены перехватило дыхание и она ощутила как из желудка поднимается волна желчи. Напряжение требовало разрядки и живот скрутил болезненный спазм. Рывком отвернувшись, она согнулась пополам и шумно проблевалась. — Значит слухи не врали… — Бесцветным голосом сказал Грим наблюдая как расползается темно-красная лужица, и специально добавил. — Говорят, она это пьет. Ответом стал болезненный стон и еще более громкий звук рвоты. Грим закрыл краник и провел глазами по бочкам. Трудно представить чтобы их догадка оказалась правдой, но он слишком хорошо знал Вдову, и еще лучше знал мифы гуляющие о ней. Закатать кого-нибудь в бочку, было бы вполне в ее духе. На мгновение наемнику показалось, что он слышит тихий плач и сдавленное дыхание, исходящее от стоящих за его спиной бочонков. Профессиональный убийца, без жалости расправлявшийся даже с безоружными женщинами и детьми, впервые за много лет покрылся мурашками, представив себе судьбу заточенного в бочке. «Нет… Это точно глюки» — Подумал он пытаясь взять себя в руки. Однако как он не пытался не обращать на звуки внимания, они не исчезали… — Пойдем отсюда… — Сдавленным голосом прошептала Лена. — Не хочу… Не хочу об этом думать. Выбросить это из головы оказалось гораздо сложнее — все новые и новые бочки выплывали из темноты, и глаза сами дергались в сторону выжженного на них имени. Лена не сомневалась, что где-то здесь, может лежать и пустой бочонок с ее именем. Оканчивался погреб завалом, из нескольких рухнувших винных шкафов. Чтобы перебраться через него, пришлось встать на четвереньки, и протиснуться сквозь довольно узкое пространство, у самого потолка. Для Лены это оказалось несложно — легкая, и довольно компактная, она быстро преодолела преграду, и взяв у Грима зажигалку, стала освещать ему дорогу. Под весом наемника гнилое дерево ломалось и он раз за разом скатывался назад, оставляя за собой едва заметный кровавый след. Вторая проблема обозначилась уже на самом верху преграды — плечи Буфорда никак не хотели пролезать. Грим стянул с себя рюкзак и пропихнув его Лене, начал разгребать верхний слой досок. Гнилое дерево перемешанное с ржавыми гвоздями и битым стеклом слиплось от влаги, став плотным как земля. Пока наемник сопел пытаясь преодолеть преграду, Лена напряженно вглядывалась в коридоры, водя пистолетом из стороны в сторону. За последний час она пережила слишком большой объем эмоций, чтобы испытывать что-то кроме пустой усталости. Сквозь белый шум в голове пробивалось лишь одно очень странное опасение. «Вдова знает что мы здесь, почему на нас еще не напали? Или мы сломали ее ловушку?» — Действительно, вместо того чтобы полниться топотом сапог и криками боевиков «Когтя», шато лишь зловеще молчало. Винный погреб оканчивался очень узким, длинным коридором, стену которого занимали ниши с огромными бочками. Каждая такая могла легко вместить пару вертолетов, и света от зажигалки не хватало чтобы осветить их целиком. Верхний край терялся в темноте, упираясь в самый потолок — оставалось лишь гадать, как такие громадины протащили в столь узкое место. Приподняв зажигалку повыше Лена попыталась прочесть выжженную на бочке надпись — скорее всего название винного сорта — но не смогла, так-как ничего не понимала на французском. Вокруг стояло множество небольших ящичков с новыми, еще не наполненными бутылками без этикеток. Приметив это, Лена сделала вывод, что бочками пользуются и довольно часто. Подтвердили ее догадку латунные сливные краники. Тысячи прикосновений отполировали металл до благородного блеска, так-что Окстон сначала приняла их за золотые. Один из краников плохо закрыли и на полу образовалась небольшая лужица вина. Жидкость растекалась по швам между камнями, затекая в мельчайшие трещины, и выщербины, и когда Лена подошла, то вино засверкало, как большая кровавая паутина. Сделав несколько шагов в разные стороны, Окстон убедилась, что в коридоре шесть огроменных бочек, и еще одна ячейка совершенно пуста. Её место очень уютно занимала комната отдыха охраны — несколько колченогих стульев, окружали грязный от табачного пепла раскладной столик. Уставленный пустыми бутылками и грязными стаканами, он покосился, норовя вот-вот упасть. Похоже охрана не стеснялась прикладываться к хозяйским запасам — судя по количеству опорожненной тары, сидевших здесь ждало очень тяжелое утро. Среди темных от вина стаканов стояла лампа, стилизованная под старинный масляный светильник и пепельница, сделанная из не менее старинного штальхельма. Ненадолго оставив Грима одного, Лена позаимствовала лампу — та оказалась тяжелой, а ее ручка давно проржавела, оглашая все подземелье натужным металлическим скрипом. Тем не менее находка хорошая, учитывая что зажигалка уже очень сильно нагрелась, и начала жечь Лене пальцы. С трудом разобравшись как сие чудо работает, Окстон потянула небольшой рычажок и сквозь матовые стекла полился мягкий желтый свет. Лампочка подражала свету масляного фитиля, мигая и постоянно меняя яркость в небольшом диапазоне. Тем временем Грим уже почти выбрался, отволакивая в сторону пару последних досок. Пыхтя и тихо ругаясь, он предпринял очередную попытку пролезть. — Не выходит… — Прошипел он, сумев пропихнуть вперед лишь одно плечо. От натуги он вспотел и покраснел, а раны начали открываться заново, и капли крови потекли по телу. — Это потому-что кто-то лишком много качался. — Не упустила момента Окстон. — Нет, это двери слишком узкие. — Буфорд заерзал. Раздался треск и хруст камня, и Грим вывалился вперед, увлекая за собой несколько камней из дверного проема. Кубарем скатившись вниз, он упал на спину и тихо застонал от боли. — Блять… Немного продышавшись, и еще раз осмотрев коридор, они двинулись дальше. Оказалось что левая половина коридора тупиковая и упирается в небольшую бондарскую мастерскую, заставленную пыльными верстаками, и деревообрабатывающими станками. С другой стороны начиналась лестница, поднявшись по которой они очутились на почти таком же этаже, но явно более чистом. Стены укрывали резные панели из темного дерева, а каменный пол скрывался под паркетом — уже изрядно потертым, но все же целым. Дощечки сухо поскрипывали под ногами, и было принято вполне верное решение, что прятаться нет смысла — все равно каждый шаг сопровождался целым оркестром звуков. Тем не менее, оружие оба держали наготове, водя стволами от стены к стене, и заглядывая за каждый угол. Лена опять ощущала себя солдатом проходящим подготовку — старые рефлексы, пусть и с трудом, но брали ее под свой контроль, и Окстон вошла в боевой режим. Она вслушивалась в каждый шорох и вглядывалась в каждую тень, стараясь подсвечивать как можно большую зону обзора. Ее очень беспокоила непредсказуемость противника — если обычные люди действуют по вполне понятным, клишированным тактикам, то Вдова представляла уникальный образец сочетания импровизации, и глубокого тактического планирования. Что ждать от существа чья логика и мотивация с трудом поддается объяснению, а границы возможностей точно не установлены? На втором уровне обнаружилось несколько комнат заваленных коробками, и ящиками (судя по маркировкам, они полнились боеприпасами и оружием), а так же небольшой зал, в котором стояла дыба. Не смотря на допотопную конструкцию, не менявшуюся со средних веков, пыточный инструмент выглядел вполне современно. Вместо дерева она была собрана из хорошего металла и пластика, а веревки заменили синтетические канаты. Пол вокруг устилал грязный линолеум, поверх которого стояли ржавые ведра и валялись инструменты слишком знакомые Лене, чтобы в них вглядываться. Однако самой странной находкой была пустая комната, лишенная какой-либо отделки, и освещения. В центре стояло старое кожаное кресло в подлокотники которого были встроены наручники, а подголовник крепление для шеи. Напротив сидела заводная обезьянка с тарелками в лапках. Едва лучи света упали на ее безумную, улыбающуюся морду, Лена и Грим вышли. Молча закрыв дверь они переглянулись, не в силах объяснить друг-другу мотив сего действия. Прямо над заброшенным винным погребом, расположился еще один, явно обслуживаемый — шкафы ломились от бутылок, и стеклянных амфор, наполненных вином. Итальянское, французское, испанское, чилийское… От обилия разбегались глаза, а во рту появлялся характерный кисловатый привкус. Учитывая то насколько сильно пострадало виноградарство в годы войны, едва-ли не половина вин являлись раритетными, и стоили как небольшой круизный лайнер. Коллекционеры готовы идти на смерть, чтобы найти довоенные бутылки давно не существующих сортов, а Вдова просто хранила эти сокровища в своем подвале. Пока Лена осторожно ходила между рядами, выискивая притаившихся врагов, Грим искал полку с креплеными винами. Найдя, он выбрал особенно большую бутылыку, и вытащив пробку, приложился к горлышку. Сделав пару мощных глотков, он шмыгнул носом, и задрав куртку, принялся поливать вином мокрые от крови бинты. Обследовав эту часть шато и не найдя больше ничего интересного, они пошли дальше и обойдя этаж по кругу, вышли к еще одной лестнице, ведущей наверх…

***

Амели с интересом наблюдала как гости шарятся по ее владениям, и расслабленно потягивала остатки вина из большой, пузатой бутылки. Они думали их никто не видит, шагая осторожно как мыши, постоянно оглядываясь, и заглядывая за каждый угол, однако каждый их шаг фиксировали камеры. Она видела все, ровно с того момента, как Грим и Лена начали переходить мост — каждый их шаг, каждый их диалог, она слышала все, и ощущала какое-то странное щекочущее чувство, накатывающее на нее из глубин памяти. Она не могла подобрать ему названия, а может уже и не помнила, но самым близким было «злорадное веселье». Ей нравилась их осторожность, то как напряжены их нервы… Как даже не показываясь на глаза она вызывает ужас, одним лишь фактом своего присутствия. Почему-то Амели захотелось прямо сейчас взять в руки микрофон, через который связывалась с прислугой и громко-громко расхохотаться, чтобы эта парочка обосралась окончательно. Особенно забавным Вдове казалось то, как Окстон пытается держать лампу, чтобы она не мешала целиться вперед — однако та постоянно раскачивалась издавая противный скрип. Каждый раз когда Лена делала резкая движение, лампа издавала скрип и оба вторженца застывали, нервно переглядываясь между собой. Грим — жалкий предатель — полз за ней, истекая кровью и слабея с каждой секундой. То как он бледнеет, а движения становятся все менее четкими, было видно даже через не самые современные объективы.  — Да… Команда спасения… — Вслух прошептала Амели поболтав остатки вина. — А кто будет спасать вас? Её план сработал полностью — жертва сама пришла в паутину, которой на самом деле нет. Знала бы Окстон что ходит по совершенно пустому шато, но нет, это явно выше ее скудного, зацикленного во времени ума… — Неужели ты не понимаешь, глупая… — Вдова приложила палец к одному из экранов, закрыв Лене голову. — Тут пусто, только я, я и я. Вы боитесь теней… Дрожите от каждого шороха, не замечая настоящую опасность… Другая ее рука зависла над пультом управления защитными системами. Да, Вдова не шутила — Лена и Грим проходили прямо по выключенным ловушкам. Стоило ей щелкнуть тумблером и… Фарш. Но нет, это не интересно и к тому же сломает весь заготовленный спектакль. Конечно Грим в него несколько не вписывался, но избавиться от него сейчас было бы слишком просто. Хотя и красиво. В арсенале Амели было достаточно средств, чтобы превратить шато в лабиринт смерти. В полах прятались панели бьющие током, замаскированные жестким светом волчьи ямы, ослепляющие рефлекторы и пулеметные турели. Нажав пару кнопок она могла перекрыть отдельные комнаты и коридоры непроницаемыми переборками, и заполнить их газом, или сварить заживо, выпустив пар из отопительной системы. Некоторые стены могли сдвигаться, моментально расплющивая проходящих мимо людей, а под потолками часто зависали замаскированные лезвия — неверный шаг и жертву рассекает на части. Так заманчиво, так вкусно… Она уже не раз заставляла людей пожалеть о неверных шагах, но нет… Нет-нет-нет, надо потерпеть. Максимум направлять, блокируя лишние двери и открывая нужные. К сожалению она не могла перекрыть абсолютно каждую дверь — лишь главные, ведущие с этажа на этаж, или из разных коридоров, но и этого вполне хватало. Грим и Лена даже не подозревали что всецело в ее власти. И все же Вдова не смогла отказать себе в удовольствии подстегнуть вторженцев. Откинувшись на спинку кресла, она позвала домашний ИИ.  — Круэлла! — Слушаю ваш приказ, мадам. — Тихий электрический голос прозвучал из небольшого пульта, похожего на телевизионный. Примитивная штуковина, называемая «интеллектом» разве-что в шутку, была способна выполнять лишь простейшие команды. К тому же ее глючило, периодически переключая язык на испанский (Вдова не без оснований подозревала что это проделки Сомбры). — Круэлла, открой раздел аудиозаписей и включи запись, «Крики жертвы», номер три. — Запись номер три включена — «крики жертвы». — Машинка немного подумала перебирая сотни и сотни аудиофайлов с похожими названиями и из динамика послышался тихий женский плач, и всхлипы. Он становился громче, перемежаясь мольбами о пощаде. — Отлично. Включи трансляцию на динамки номер… — Вдова отвлеклась на карту шато, мысленно прокладывая оп нему дорожку, по которой пойдет Лена. — Двенадцать, восемь и тридцать. — Исполняю, мадам… — И шато наполнилось душераздирающими криками…