Цепная реакция

В глазах пекло. Она неслась по улице, не замечая прохожих. Сталкиваясь с людьми локтями, плечами, буквально спотыкаясь о них. Гермиона пыталась утереть слезы. Это был всего лишь Малфой. Прежний. И все же это было больно. Он дожал ее. Додавил. Своими замечаниями о Роне и почти пуленепробиваемой уверенностью в том, что у нее нет проблем. Всем. Как всегда он, думающий только себе. Эгоистичный и… Гермиона хотела просто, чтобы он убрался, исчез. Раз и навсегда. Малфой – словно наваждение. С его приходом все стало хуже. С его приходом она надломилась. Малфой – это яд. Проникающий глубже, разрушающий изнутри. А ведь она еще смела за него беспокоиться! Она – просто дура. Наивная, беспечная. Дура, дура, дура! Она ненавидела себя. Так, что хотелось содрать с костей собственную кожу. Гермиона не хотела выходить из себя, срываться. Не хотела, чтобы он видел ее слезы. Но она не сдержалась. Ей хотелось стереть эту маску с его лица. Убрать его наглость и эгоизм. Она желала, чтобы он чувствовал. Хоть что-то. Чтобы он тоже испытал боль и треснул. Чтобы он перестал возникать в ее жизни и сыпать оскорблениями и словами, которые… даже она сама не могла произнести. Его слова, как ножи. Все, что он делал, словно удары под дых. Ее душило. Она задыхалась. А кожа горела в том месте, где, коснувшись ее, сомкнулись его пальцы. Гермиона свернула в ближайшую подворотню. Прижалась спиной к стене, запрокинув голову, глотая собственные слезы. Она пыталась избавиться от мыслей о Малфое. Усилием воли она почти вытолкнула их из своей головы. Не стоило ей тянуть время. Не будь она такой трусихой – ничего из этого бы не произошло. Но она… так боялась. Боялась взглянуть в глаза Рону. Увидеться с ним, и… Рон оставил ее на крыше одну. Гермиона не помнила, сколько времени провела там, надеясь, – веря, – что он вернется. Что они поговорят и смогут все исправить. Однако Рон не вернулся. Ее кожа покрылась мурашками, а холодный ночной ветер растрепал волосы. Лондон медленно угасал. Потухли и окончательно оплавились свечи. Начал моросить мелкий дождь. А она все продолжала сидеть за их крошечным столиком. В ожидании чуда. Гермиона не знала, когда окончательно поняла, что он не придет. Кажется, она осознавала это с самого начала и все равно продолжала упорно ждать. Просто в какой-то момент она встала. Платье было мокрым и тяжелым, оно висело на ней мешком. Она наклонилась и сняла свои тесные и неудобные туфли. Босые ноги ступали неуверенно и медленно. Ее походка была свинцовой. Она шла, раскачиваясь из стороны в сторону. Каждая ступенька – шаг – словно в пропасть. Ее ноги словно затягивало вниз. Она споткнулась и едва не упала. Ударилась спиной, но даже не вскрикнула. Просто замерла. Вцепилась обеими руками в перила. Осторожно присела на ступеньку. Зубы стучали от холода, тело била дрожь. Наверное, впервые Гермиона поняла, насколько она была не права, как она ошибалась на свой счет и на его тоже. Ей показалось, что все рухнуло. И ничего уже не исправить. Нет, так нельзя. Нельзя. Она тряхнула головой. Будет новый день и… возможность все уладить. Но как? Извинения… что значат извинения? «Прости» в пустоту. Одного этого будет мало. Что тогда, что? Гермиона зарылась пальцами в волосы, буквально вцепилась в них. Зажмурилась. Она что-нибудь придумает. Обязательно. Потому что… это важно для нее. Рон важен. Она не могла причинить ему боль и уж тем более – оставить с ней один на один. Ей было страшно зайти в квартиру. Гермиона боялась увидеть его, говорящего, что ей стоит вернуться к себе, или обнаружить записку с просьбой вернуть ключи. Каково же было ее облегчение, когда всего этого не оказалось. Однако ее пугала пустота. Разбросанные по комнатам вещи и включенный везде свет. Осколки разбитой посуды на полу. Его бабочка, небрежно брошенная на ковер. Она переходила из комнаты в комнату, видя следы все новых разрушений. Она миновала лишь одну – его – их, поправила она себя – спальню. Заглянуть туда она бы не посмела. Тем более, дверь была закрыта. Наглухо. Она словно бы отталкивала Гермиону. Говорила ей не приближаться. Все, что девушка могла себе позволить, – так это прижаться к дереву ухом и попытаться услышать хотя бы какие-то звуки. Внутри было тихо. Наверное, Рон уснул или… или наложил заклинания. Ее пальцы легонько сжали металлическую ручку. Гермиона прекрасно понимала, что не осмелится ее повернуть. Она простояла так несколько секунд, а затем отступила. Закрыла глаза. С ее платья накапало, так что под дверью образовалась небольшая лужица. Если она не высохнет до утра, Рон поймет, что она была… здесь. Гермиона внезапно поняла, как ей было холодно. Почти не соображая, что делает, она направилась в душ. Теплые струи били по ее шее, плечам и спине. Она даже не подумала снять уже и так насквозь мокрое платье. Тушь и тени стекали по ее щекам тоненькими струйками. Помада размазалась. Но ей было абсолютно все равно. Постепенно ее тело начало оживать. Гермиона медленно приходила в чувства. Одна мысль – завтра она все исправит. Эти слова засели у нее в голове. Безостановочно, почти на автомате, почти бесконечно повторялись. Она осталась ночевать в гостиной. Достала из одного из шкафчиков свою старую пижаму, немного потрепанное одеяло и подушку. Закуталась как можно плотнее. По всему ее телу все равно разливался холод. Гермиона не закрывала глаза, кажется, всю ночь напролет. Ей хотелось увидеть его утром, хотелось… Рон ушел прежде, чем она проснулась. Единственное, что она услышала – это звук захлопывающейся двери у себя за спиной. Она резко вскочила и села на диване. На секунду ей показалось, что все произошедшее – не более чем сон. И действительно – в квартире было заметно опрятнее. Исчезли битая посуда и вещи Рона. Гермиона оглядела комнату почти в облегчении. Но вдруг… Осталась лишь бабочка, все еще небрежно лежащая на полу, прямо у Гермионы под ногами. Напоминание обо всем, заставляющее вновь рухнуть в болезненную реальность. Она наклонилась и подняла ее. Прикосновение к грубоватой, жесткой ткани опалило кожу. Гермиона повертела бабочку в пальцах. Судя по сломанной застежке, Рон не снял – сорвал ее с шеи. Что делать дальше? Она не знала. Нужно было идти на работу. Но ей отчаянно этого не хотелось. Да, она желала все исправить. Но… столкнуться с ним. Там. Где нужно делать вид, будто все хорошо, все в порядке. Улыбаться и… Она не могла. Ей было не все равно. И сейчас это было по-настоящему. Потому что Гермиона поняла, что он чувствует. И то же самое эхом отдалось у нее внутри. Было больно осознавать, что она не чувствует того, что следовало. Но еще больнее оказалось принять то, что Рону плохо от этого не меньше, чем ей. Гермиона вновь откинулась на подушку. Ее рука безвольно опустилась вниз, кончики пальцев слегка касались пола. Она все еще сжимала его бабочку. Она изучала узорный покров солнечных бликов на потолке. Встать было нелегко. Ее тело словно затекло. Однако она заставила себя подняться. Гермиона говорила себе, что не стоит переживать так сильно и ломаться. Ведь все утрясется, уляжется. Как обычно. Как будто они никогда не ссорились. Но ведь таких ссор, как сейчас, между ними еще не было. Ни он, ни она никогда особо не пытались копаться в чувствах друг друга, не предъявляли никаких претензий. Все было… нормально. Она умылась. Заварила и выпила чашку горячего, горького кофе. Гермиона не любила горький кофе, она всегда добавляла пару ложек сахара. Тем не менее, сейчас это было лучшим способом взбодриться и прийти в себя. В Министерстве они не виделись, и от этого было легче. Целый день она старалась быть невидимкой и носа не казать из своего крошечного кабинета. И ей это даже удавалось. Сегодня было много бумажной работы, а, значит, и много времени на то, чтобы подумать, составить нечто вроде плана. В голове было пусто. Она то и дело прокручивала его слова. Нет никаких нас. Это неправда. Неправда! Хватит. Гермиона утерла слезы. Нельзя быть слабой. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах. Ничто больше не доведет ее до истерики. Ни проблемы с Роном. Ни Малфой. Особенно – Малфой. Она пообещала себе, что больше не позволит себе пересечься, встретиться с ним. А если вдруг судьба и решит столкнуть их вновь – она будет невозмутима. Не скажет ему ни слова. Пусть он хоть засыплет ее потоком своего презрения, она не поддастся и не ответит ему, не позволит ему вновь пробраться в ее голову и встать в мысленное сравнение с Роном. И самое главное – никакой жалости к нему. Никогда. Она придет домой и выкинет ту бумажку. Больше никогда не посмотрит на эти буквы и его имя. Никогда. Да, именно так она и поступит. Это успокоило ее. Несколько минут она просто глубоко дышала. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… Когда Гермиона поняла, что, наконец, пришла в норму, она вернулась на работу. Неудивительно, что она безнадежно опоздала. Войдя в свой кабинет, она накинула на плечи мантию и взглянула на себя в зеркало. Вид у нее был не очень. Она попыталась исправить это с помощью парочки заклинаний. Вышло вполне… сносно. Она вновь вернулась к работе. Сосредоточенность всегда помогала ей отвлечься и забыться. В предыдущем месяце число нарушений составило… В предыдущем месяце число ее нарушений было чересчур велико. Но, пожалуй, вчерашний день побил все рекорды. В связи с этим на рассмотрение предлагается поправка… Ей бы тоже не мешало придумать поправку на рассмотрение. Гермиона закрыла глаза. Она не могла сконцентрироваться. Слова расплывались перед глазами, накладывались одно на другое и смешивались, превращались в бессмысленную кашу, в пустой набор букв. Просто нужно сосчитать до пяти и успокоиться, Гермиона где-то читала, что это помогает очистить разум и немного расслабиться, держать себя в руках. А зацикленность – худшее, что может быть. Раз… Чашка, которую Рон ей подарил. Два… Совершенно нелепая. Три… Небольшой скол на краешке. Четыре... Она ей никогда особо не нравилась. Но в последнее время Гермиона с ней в какой-то степени… сроднилась. Пять. И неожиданно: - Мисс Грейнджер? Вы в порядке? Она вздрогнула. На пороге кабинета стоял ее начальник. Седеющий с залысинами мужчина уже преклонных лет был одет в строгую мантию. Из-за густой бороды и очков, увеличивающих его глаза, он напоминал Гермионе старого и потрепанного филина. - Мистер Лори, - Гермиона привстала. Он смотрел на нее выжидательно. Как будто прикидывая, что сказать. Наконец он произнес: - Мисс Грейнджер, я бы хотел вас попросить кое о чем. Если, конечно, это вас не затруднит. - Ну что вы, нисколько. Мистер Лори поджал губы. - Думаю, вы помните, что некоторое время назад мистер Малфой… Ее сердце упало. Рухнуло вниз и обосновалось на уровне желудка. - …написал заявление с просьбой пересмотреть решение, принятое по завещанию его покойной тетки. Мне жаль сообщать, но комиссия не удовлетворила его просьбу. Мистер Малфой может подать повторную апелляцию, если он сочтет это необходимым. В чем заключается моя просьба: я прошу вас уведомить о решении отдела в течение трех рабочих дней. От моего имени, разумеется. Я прошу об этом вас, так как сам завтра отправляюсь по поручению Министерства в Бирмингем. Что ж, пожалуй, все не так уж и плохо. Могло быть и хуже. С другой стороны ей придется оставить свою подпись на этом документе, а это ее совсем не радовало. Потому что он опять заявится к ней и начнет качать права. Да уж, обещание, данное самой себе, – коту под хвост. А ведь и пары часов не прошло. Жизнь будто бы насмехалась над ней. Ладно. Она подумает об этом завтра. Сегодняшний день нужно просто… просто пережить. - Хорошо, мистер Лори, я все сделаю. Еще какое-то время мистер Лори стоял в ее кабинете, а затем бесшумно вышел. Гермиона вновь принялась за отчеты. Время тянулось медленно. Воздух казался густым, словно сгущенное молоко. То и дело она переводила взгляд на часы и следила за стрелками, которые едва ли двигались с места. Казалось, вечер никогда не наступит. Но он наступил. Гермиона задерживалась, как обычно. Она старалась не думать о том, что Рон за ней не зайдет. Неожиданно она вспомнила, что сегодня у отряда мракоборцев какое-то задание, и Рона в Министерстве нет. Надо же. Она весь день опасалась встречи с ним, а на деле… Малфой прав, она у нее и впрямь дырявая голова, особенно в последнее время. Чертов Малфой! Малфой – Рон, Малфой – Рон, Малфой – Рон – заколдованный круг какой-то! И это с учетом того, что Малфоя и быть не должно в ее мыслях. Гермиона покачала головой и провела рукой по лбу. Где во всем этом логика? Хотя о какой логике может идти речь сейчас, когда все шиворот-навыворот. Она тяжело вздохнула. Просто, наверное, так бывает. В половину одиннадцатого она, наконец, собралась с силами и решила отправиться домой. Через пару секунд она уже была на пороге квартиры Рона. Признаться честно, она все еще опасалась того, что там ее больше никто не ждет. С немалой долей паники она подумала о том, что ключ от входной двери может не подойти. Это уже просто паранойя. Она вставила ключ в замочную скважину и повернула два раза. Каково же было ее облегчение, когда дверь открылась. Внутри было совершенно темно и абсолютно пусто. Значит, он еще не вернулся. С одной стороны это даже хорошо – у нее есть больше времени на то, чтобы подумать. С другой же… Гермиона никогда раньше не сталкивалась с такими проблемами. Ей нужен был справочник или хотя бы чей-то совет, но она понимала, что это вряд ли поможет в достаточной степени. Все должно быть искренне, от сердца. И она в самом деле хотела, чтобы у них все наладилось. Но Гермиона не могла перестать думать о том, что ей вновь придется играть и притворяться, и внутри у нее будет по-прежнему тихо и пусто. Ладно, неважно. Главное быть честной. Как с ним, так и с самой собой. Гермиона решила заглянуть на кухню. Рона наверняка бы порадовал вкусный ужин. Она не была в особых ладах с кулинарией, а потому готовка была, наверное, единственным делом, которое Гермиона безоговорочно поручала своей волшебной палочке. Но не успела она и свет включить, как неожиданно раздался хлопок. У нее внутри все похолодело, покрылось ледяной корочкой. Что Рон скажет ей? Что? Обратит ли он на нее внимание? Как он посмотрит? Но самое главное – что сделает она? Гермиона сжала руки в кулаки. Спокойно. Это трудно, но она справится. Не сложнее контрольной по трансфигурации. Если бы! Ей просто нужно все исправить и как можно скорее. Ей необходимо загладить свою вину. Пока что темнота прикрывала ее и давала последние минуты на то, чтобы… Вспыхнул яркий, слепящий глаза свет. Гермиона часто заморгала. Рон замер. Она заметила набольшую кровоточащую царапину у него на подбородке. Его слегка взъерошенные волосы, мятую мантию. Она знала, что он вернулся с обычной внеплановой проверки боевой готовности. И все равно ее обуяло беспокойство за него. Рон выглядел заметно уставшим, но, увидев ее, он тут же встал по струнке. Его губы сжались, а тело слегка напряглось. Даже сейчас он как будто отталкивал ее. Она собиралась что-то сказать, хотя сама не знала, что именно. Просто приоткрыла рот в ожидании того, что нужные слова придут сами. Но, видимо, Рон ждать не собирался. Мгновение они буравили друг друга взглядом. Он дернулся с места и направился в гостиную. Прошел мимо нее так, словно она была пустым местом. Ну уж нет, Рон Уизли. Не сейчас. Она легонько схватила его за рукав мантии. Рон вздрогнул и замер. - Постой, - сказала она. Так твердо, как только могла. - Я устал, - только и ответил он. На миг ей показалось, что он добавит: «Устал от тебя». Но Рон молчал. - Я понимаю, у тебя был трудный день, но… мы должны поговорить, правда. - Мы? – саркастически переспросил он. - Мы, - с нажимом произнесла она. Гермиона начала раздражаться. Хотя она понимала, что это будет непросто для них обоих. И он наверняка будет зол и уперт. Но – Мерлин! Какое-то время он молчал. А затем: - Ладно. Что ты хочешь сказать? Она посмотрела ему в глаза. В ярком свете его глаза почему-то теряли свой оттенок и выглядели серыми. - Я не хочу, чтобы мы были в ссоре. Рон выгнул бровь: - Ты называешь это ссорой? Мерлин, дай ей сил. - Ладно, тогда скажи, как это называешь ты. Не самое лучшее, что она могла придумать. Но уж поздно забирать свои слова обратно. Он покачал головой. И только. Рон мягко убрал ее руку, легонько отодвинул ее в сторону и прошествовал на пару шагов вперед. Нет, он не уйдет так просто! - Рональд Билиус Уизли! Это был, наверное, первый раз в ее жизни, когда она назвала его полным именем. Он в очередной раз замер. Но не обернулся. Гермиона быстро преодолела разделяющее их расстояние. Встала у него за спиной. Почему-то ей было проще не смотреть ему в глаза. - Давай просто обсудим то, что вчера произошло. - А есть, что обсуждать? Она закусила губу. - Есть вообще-то. - Назови хотя бы одну причину, по которой я должен сейчас выслушать тебя. Рон никогда не говорил раньше так с ней. В этой его реплике было что-то малфоевское. Она вздрогнула против воли. - Мне есть, что сказать, - просто ответила она. – Вчера ты даже не удосужился выслушать меня. Ей нужно переубедить его во что бы то ни стало. Нужно. Рон молчал. - Я хочу, чтобы у нас все было в порядке. И я не избегаю тебя. Он все еще молчал. Гермиона решила говорить правду – пусть и частичную. - Мне просто страшно. Я не знаю, чего ты ожидаешь от меня, и… Я боюсь не оправдать твоих ожиданий, - это было очень неловко, - я была уверена, что ты сделаешь мне предложение. Она почувствовала, как запылало ее лицо. Рон обернулся. Его лицо тоже слегка покраснело. - Предложение? – выпалил он. Она смущенно кивнула. - То есть, ты думала, что, начитавшись этих статеек Скитер в «…пророке» я поспешу за обручальным кольцом, да? Он все обернул в свою пользу. Опять! Переиначил ее слова. Да, честно, в самом начале она так и подумала. Но сейчас ведь… дело было совсем не в этом. - Ты же знаешь, что я имею в виду совсем не это. Просто – подумай сам, Рон. Ты же сам сравнивал нас с Джинни и Гарри. - И? - И то, что у нас все совсем по-другому. Рон, мы даже не обедаем вместе. Мы были всего на одном настоящем свидании и… Этот переезд. А потом – этот вечер. Я подумала, что ты решил что-то изменить. Гермиона смотрела на него снизу вверх. Ее макушка едва доставала ему до подбородка. Ей это не нравилось. Она хотела прямо смотреть ему в глаза, быть с ним наравне. - Я и пытался что-то изменить. Но ты… Рон тряхнул головой. - Я сорвалась, потому что думала, что ты хотел чего-то большего. Важного. Особенного. Называй, как хочешь. - Но ты ведь не из тех, кто всю жизнь мечтает о свадьбе и еще с детства планирует все, начиная от цвета свадебного платья, и заканчивая именами подружек невесты. Его тон стал немного теплее, и это ее обрадовало. От сердца отлегло. Гермиона слегка улыбнулась: - Не из тех. Именно поэтому меня это напугало. Все это было слишком спонтанно и быстро. - Но еще больше ты испугалась, решив, что мне от тебя нужно совсем не это, да? Неужели ты и в самом деле думаешь, что я такой, что у меня все настолько просто и примитивно, и… - Конечно, нет, - Гермиона покачала головой. - Тогда почему?.. Она взяла его за руку. И он не сопротивлялся. Его пальцы были ледяными. - Да, мы съехались. Но что из этого? Я просто хочу, чтобы ты понял: мне нужно нечто большее, чем наши встречи на работе и завтраки здесь. Мне кажется, будто ты воспринимаешь меня как нечто должное. Как то, что никуда не денется и принадлежит тебе, и ты можешь делать со мной все, что хочешь. Словно я вещь для тебя. Будто мне ничего не нужно. Рон смутился. Между его бровями залегла морщинка. - То есть, ты говоришь обо всех этих цветах, конфетах, свиданиях и прочей… лабуде? - Не совсем, но пусть будет так. Я просто хочу внимания. Искреннего. Теплого. - Но почему ты не говорила раньше? Гермиона прикрыла глаза. Да уж, Рон изменился, но, видимо, не слишком сильно. Чуткости ему не занимать. - Я думала, ты поймешь это сам. Ее облегчение было почти осязаемым. Потому что он все понял. Они поговорили. Спокойно, без сцен. Она сказала ему правду. В той мере, в какой могла. В какой это было допустимо. И, может быть, после этого что-то изменится. Вдруг, изменив его отношение, она и сама сможет стать другой – по-настоящему любящей? Но самое главное – ему стало легче. Уголки губ Рона поползли вверх. И это было тем, чего она добивалась. Ей было не столько нужно выговориться самой, сколько рассеять его беспокойство, залечить раны, ею же ему и нанесенные. И у нее это получилось. Глаза Рона поблескивали. - У тебя царапина, - пробормотала Гермиона, проведя пальцем по его щеке. - Пустяки, - отмахнулся Рон. – До свадьбы заживет. Гермиона засмеялась. Он тоже. - Ладно, - наконец, сказал он. – Я, пожалуй, пойду в душ. Сегодня был трудный день. Рон поцеловал ее в макушку и направился в ванную. Все прошло проще, чем она ожидала. Но ей все равно казалось, что что-то она упустила, чего-то не достает для окончательного примирения. И она поняла. Гермиона подождала, пока он включит воду. Пару секунд она потратила на то, чтобы прикинуть – а стоит ли? Она тут же отмахнулась от этого. Стоит. Гермиона скинула с себя мантию. Та упала прямо на пол, но она не стала ее подбирать. Постепенно она избавилась и от свитера с брюками, осталась в одном белье. Прохладный воздух неприятно холодил кожу. Она тихонько приоткрыла дверь в ванную и вошла внутрь. Избавилась от оставшейся на теле одежды. Рон, услышав ее копошения, чуть отодвинул шторку. Увидев ее, он впал в замешательство, его брови поползли вверх. Не говоря ни слова, она вошла в ванну и обхватила руками его лицо. Он все еще был в немного шоковом состоянии от ее поступка. И она, признаться, удивлялась самой себе не меньше. Она смущалась себя и своего обнаженного тела. Но больше всего ее пугала его нагота. Гермиона все еще думала отступить. Сорваться с места и убежать куда подальше. Рон, как зачарованный, осматривал ее с головы до ног. На ее коже блестели капельки воды. Мокрые волосы неприятно облепили спину и шею. Она чувствовала себя гадким утенком. Она взглянула ему в глаза. Его зрачки были огромными. Струи воды извиваются, спускаются по его ребрам к животу и ниже. Гермиона отбросила все мысли на задний план. Будь что будет. Она обхватила его шею и прижалась к нему. Ее губы жадно прижались к его губам. Она поцеловала его. И в этот момент все ее страхи погрузились в темноту.