Цепная реакция

Прошло больше трех месяцев с того момента, как они прибыли в Лос-Анджелес. За это время утекло много воды. Слишком много, пожалуй. Если бы им год назад сказали о том, что их ожидает в будущем – они бы не поверили. Наверное, они не верят и до сих пор. Но изо дня в день свыкаться с реальностью все проще, легче. Гермиона наблюдала за Драко. Каждый раз, когда он уходил в себя, она начинала нервничать. Но – напрасно. В последнее время воспоминания к нему не возвращались. Все было хорошо. В один из дней в начале июня набежали тучи, и ближе к ночи началась гроза. В тот вечер Драко как раз впервые остался в комнате Гермионы. - О нет, - пробормотала Гермиона, заслышав первые раскаты грома. Она побледнела. - Что? – осведомился Малфой, закинув руки за голову и глядя на дорожки капель, скатывающихся по французскому окну. – Недовольна тем, что я оккупировал твою спальню? Даже если и так, не надейся, что я уйду. Этот матрас куда удобнее, чем чертов диван в гостиной… - Дело не в этом, - Гермиона тряхнула головой, закрывая за собой дверь и входя в комнату. - А в чем тогда? – не понял Малфой. Он обернулся и, приподнявшись на локтях, уставился на нее. Сверкнула молния, и в ее отблеске он разглядел глаза Гермионы, полные страха. Она, не отрываясь, смотрела на свинцовую серость туч и бушующего океана за стеклом. - Мерлин, - Малфой тихо засмеялся. – Кажется, я понял. Ты боишься грозы, верно? Гермиона не отвечала. Ее взгляд все еще был прикован к пейзажу за окном, точнее, к тому, как ветер трепал листья пальмы и заставлял ее ствол гнуться под своими натиском. - Разве это не ужасно? – пробормотала она. – Гроза полна жестокости. - Ты действительно так думаешь? Гермиона промолчала. Драко встал. Он подошел к стеклянной двери и медленно отодвинул ее. Повеяло прохладой, и первые капли упали за порог. - Что ты делаешь?! – в ужасе воскликнула Гермиона, подлетая к нему. Она попыталась закрыть дверь, но Малфой лишь оперся спиной о косяк и, вытянув руку, схватился за дверь, встав в проходе и не позволяя таким образом Гермионе тянуть дверь на себя. - Это же очень опасно! Гермиона не оставляла попыток захлопнуть дверь, но Драко был сильнее. В конце концов, он не выдержал и схватил ее за руки. - Грейнджер, успокойся, - с насмешкой в голосе пробормотал он, крепче сжимая ее запястья. – Обычный дождь ничего тебе не сделает. Тебя же никогда не пугали ливни. Драко был в явном недоумении. - Дождь меня не пугает, - подтвердила Гермиона, пытаясь высвободиться из его хватки. – Но молния… Драко вновь засмеялся: - Так вот оно что… - Во имя Мерлина, закрой дверь, Малфой, я прошу тебя! – умоляла Гермиона. Она была бледной. Драко давно не видел ее такой взволнованной. Точнее, он вообще никогда и не видел ее такой. Грейнджер всегда держала себя в руках, не позволяя своим страхам и фобиям брать над собой верх. До этого момента. - Грейнджер, - Малфой отступил от двери, сжал плечи Гермионы и слегка встряхнул ее. – Успокойся. Кажется, это слегка отрезвило ее. Гермиона, посмотрев ему в глаза, перестала извиваться в его руках. - Отлично, - одобрительно сказал он, но хватку не ослабил. Они постояли так несколько минут, пока Гермиона не взяла себя в руки. Ей пришлось закрыть глаза и несколько раз медленно и глубоко вздохнуть, чтобы привести себя в чувство. - Можешь отпускать, - сказала она, вновь распахивая глаза. Пророкотал очередной раскат грома, капли забарабанили по шиферу чаще. Драко не двигался. - Дождь усиливается, - прошептала Гермиона, вновь с мольбой в голосе. – Нужно закрыть дверь, иначе в комнате будет потоп. - Возьми меня за руку, - неожиданно произнес Драко. Гермиона опешила. - Что?.. – переспросила она. - Возьми меня за руку, - повторил Малфой, гипнотизируя ее взглядом. - Зачем? Гермиону поразило не столько его предложение, сколько тон, которым он говорил – мягкий, успокаивающий, нежный, как шелковая шаль. Драко закатил глаза: - Мерлин, Грейнджер, просто сделай это! Несмотря на показную резкость, в его голосе не было раздражения. И Гермиона повиновалась этому тону, желая понять – к чему все это и что будет дальше. Медленно она подняла руку и прикоснулась к его пальцам, все еще сжимающим ее плечо. Драко тут же стиснул ее ладонь и опустил их сплетенные руки. С каждой секундой дождь все сильнее стучал по крыше, а волны барашками пенились и вздымались у самого берега. - Умница, - похвалил он. – А теперь закрой глаза. В полумраке она различила его лукавую улыбку. - Что ты задумал? - Я хочу показать тебе, что гроза – это прекрасно. Гермиона поежилась, на коже появились мурашки. И дело было вовсе не в холодном ветре, проникающем через открытую дверь. - Ты хочешь вывести меня на улицу? – решила уточнить она. В ее голосе проскальзывали истерические нотки. - Именно, - Драко кивнул. На ее лицо брызнули капельки прохладного дождя и скатились по щеке, словно слезы. Снова вспыхнула молния, и в ее свете они на секунду блеснули радугой. Гермиона вглядывалась в лицо Драко, пытаясь различить в нем что-то такое, что внушит ей уверенность. И, видит Мерлин, она это нашла. Она различила огонь, горящий в его глазах, ощутила исходящий от него жар, пышущий силой и надежностью. Рука Малфоя была сухой и теплой. Она уверенно сжимала ее собственную заледеневшую ладонь, передавая Гермионе свое тепло. И она доверилась ему. Проклиная все на свете, Гермиона робко кивнула, позволяя Малфою осуществить задуманное. Дикий страх разрывал внутренности, но она не позволяла ему завладеть собой. Грейнджер пыталась успокоиться. - Моя бабушка погибла от удара молнии, - прошептала Гермиона, когда Драко сделал первый шаг. Он не остановился. Даже не обернулся, ничего не сказал – ни одного ехидного комментария. Он продолжал идти, неторопливо, почти нежно, вытачивая каждый шаг. Он был по ту сторону, Гермиона – все еще по эту. Она смотрела на то, как дождевые капли пропитывают его одежду, как его волосы становятся мокрыми. Она изучала их переплетенные пальцы, замершие как раз на линии порога. Его отведенные назад лопатки походили на крылья. И то, что он был в белой рубашке… У Гермионы сперло дыхание. Бусы дождя хлестали ее по лицу, сердце в груди билось часто-часто. Гермиона закрыла глаза. Она не будет бояться. Она ведь с ним. Когда ее ноги ступили на землю и пальцы зарылись во влажный песок, она едва сдержала крик. Она начала дрожать. - Может быть, останемся здесь? – пробормотала она, продолжая жмуриться. Малфой не ответил. Он продолжал вести ее вперед, ближе к океану – дальше от дома, теплого и безопасного. Дальше от спасения. Она чувствовала себя мокрой курицей – волосы облепили лицо, платье, вымокшее насквозь, висело мешком. Дождь лил стеной, в небе сверкала молния, грохотал гром, и лишь они одни стояли посреди этого хаоса, как безумные. Ее трясло. Она чувствовала, как сжимается под ударами стихии, как съеживается ее тело. Неожиданно волоски у нее на руках встали дыбом. Гермиона ощутила электричество. Она полной грудью вдыхала запах озона, въедающийся в легкие. Драко, который оказался у нее за спиной, провел пальцами по ее мокрой щеке. - Открой глаза, Грейнджер, - прошептал он. – Открой глаза и посмотри на это. Его голос – негромкий, грудной, звучащий ясно и повелительно, заставил ее подчиниться. Грейнджер распахнула глаза. Ее губы приоткрылись. Стоял глубокий, густой вечер: небо казалось черным, как и воды океана, беснующегося, сходящего с ума. То и дело бушевали волны, они пенились и вздымались ввысь, становились на дыбы, словно кони. Черный небосвод лезвиями полосовали молнии, отражающиеся в темных водах. Оглушающие раскаты грома разрывали барабанные перепонки. И этот запах дождя и соли… Гермиона вновь почувствовала, как электрические импульсы проходят по ее телу. Яркие вспышки, казалось, отпечатывались у нее на сетчатке. Безумие. Хаос. И она – в его эпицентре. Страх отпускал. С каждой секундой, с каждым проблеском молнии он становился все слабее и слабее и наконец сошел на нет. Испуга больше не было. Гермиона ощущала все полнее кое-что другое. Она ощущала силу. Мощь. Чистая энергия питала ее тело, заполняла каждую клеточку ее существа. Гермиона видела огонь, пламя. Оно было везде. В каждой дождевой капле. В каждой волне. В каждой песчинке под ногами. Оно было в ней самой. Пламя было в Малфое. Уничтожающее, мощное, обжигающее плоть до кости. Гроза была его стихией. Гермиона прижалась к нему спиной. Его пальцы продолжали скользить по ее щеке, рисуя узоры на ее влажной коже. Подушечкой большого пальца он провел по ее губам. Гермиона приоткрыла рот, и его палец скользнул внутрь. Гермиона провела языком по коже, втягивая его в себя. Он зарычал. Обхватил ее талию, прижимая теснее, ближе к себе. Их одежда – насквозь мокрая, облегает тело, словно вторая кожа. Дождь продолжает хлестать. Очередная вспышка – и Гермиона изгибается в его руках. Она ощущает солоноватый вкус его кожи, и это сводит с ума. Ее глаза вновь закрыты, но вспышки молний отражаются под веками. Малфой проводит руками по ее телу, обрисовывая контуры ее талии, касается кончиками пальцев ее ребер и груди. Одежда не мешает – Гермиона ее не чувствует. Она ощущает лишь его прикосновения и, кажется, плавится, тает, смешиваясь с дождем. Обращается энергией в его руках. Они двигаются синхронно. Очередная кривая зубцами разрывает небосвод пополам. Гермиона оборачивается. Ей нужно видеть его лицо, его глаза, но она не может распахнуть свои собственные. Он проводит носом по ее шее и утыкается ей в щеку. Он тяжело дышит, крепко сжимая ее в объятьях, и Гермиона позвоночником ощущает, как колотится в груди его сердце. Он прижимает ее ближе, еще ближе. Очередной раскат грома, почти оглушающий. Гермиона вздрагивает в его руках. Глаза по-прежнему закрыты. Ее грудь тяжело вздымается и опадает. Она приоткрывает губы, и ее горячее дыхание обжигает его щеку, заставляя капли дождя дрожать на коже. Она двигает бедрами, слегка разводя ноги. Она кладет свои ладони поверх его собственных, прикасающихся к ее животу. Она трепещет под его руками, ощущая, как сокращаются мышцы, и лава разносится по кровотоку. В ушах шумит от ветра и от беснующихся волн. Кожа вновь покрывается мурашками, но совсем не от холода. Гром. Вспышка, вспышка, сотни вспышек. В небе, в воздухе, между их телами. В голове, под веками, в миллиметрах между их губами. Кажется, весь мир катится к чертям, сходит с ума. И они – в сердце этого сумасшествия. Гермиона ощущает его тело, как свое собственное. Она утыкается лбом в его висок, спиной вжимаясь в его тело, ощущая каждым позвонком его грудь, напряжённый живот... Они как единое целое. Единый пульс. Одно тяжелое дыхание на двоих. Одна немая истерика. Одно желание, исходящее жаром. Она все еще ощущает солоноватый вкус его кожи на губах, на кончике языка. Гермиона что-то шепчет ему на ухо, и ее слова срываются в хрип. Ей кажется, что она кричит, потому что когда они сливаются воедино, ее голос срывается, обращаясь пикселями. Она подается вперед, выгибается, ощущая его близость каждой клеточкой своего тела, в каждом его рваном вздохе, полустоне-полукрике-полушепоте. Они тонут в раскатах грома, они сами – как удары молнии. Она повторяет каждое его движение, ощущает лопатками каждый его вздох. Они вздымаются и опадают, как волны в океане. Дождевые капли струятся между их телами, и каждая разносит электричество. Он проводит языком по ее шее, слизывая каждую бисеринку воды и пота, приникает губами к первому выступающему позвонку. Его руки – на ее бедрах, поднимают спереди подол ее платья. Очередной раскат грома. Океан окончательно сходит с ума. Ветер ревет, дождь свищет. И они – они вдвоем – на мокром песке. Они тонут в этом шторме, в танце собственных душ и тел. И если бы это было возможно, они бы никогда не пожелали спастись и всплыть к поверхности. Раз в омут, так с головой. - Радуга, Грейнджер… посмотри. Малфой провел рукой по ее волосам. Гермиона спала, прижавшись к нему и уткнувшись носом в его плечо. Они оба были в ее спальне. Он впервые проснулся не один. Она пошевелилась. - М-м, - Гермиона поджала ноги и сморщила носик. Сон явно не желал выпускать ее из своих объятий. И Малфой тоже. Ему хотелось увидеть, как она проснется, как будут трепетать ее веки и ресницы перед тем, как она распахнет глаза. - Ну же, Грейнджер, - шептал он, и от его горячего дыхания трепетал завиток волос у нее на виске. – Проснись, или все пропустишь. Она тяжело вздохнула и поежилась. Провела рукой по лицу. Ее лоб прорезала морщинка. Удивительно, но он только сейчас заметил веснушки на ее щеках. Они были едва заметными, но если присмотреться, то можно было различить их на ее загорелых скулах. В сказке Спящую царевну нужно было разбудить поцелуем. Драко находил этот способ чересчур банальным. У него в запасе было кое-что другое. - Гермиона, - произнес он. И это – в который раз – сработало. Медленно улыбнувшись, она открыла глаза. - Доброе утро, - пробормотала она, и ее голос казался сиплым спросонья. Дымка сна все еще шлейфом висела на ее ресницах. Ее взгляд был усталым, но ее глаза сияли. Она хотела слегка поменять положение, и в тот момент, когда она решила перевернуться, ее рука скользнула по его телу где-то на уровне ребер. Мерлин, она обнимала его?.. Ее щеки залились краской. Гермиона спрятала лицо в подушку. - Черт… - прошептала она. Они впервые провели ночь в одной постели. Впервые проснулись вместе. Впервые… Гермиона прервала поток собственных мыслей. Какая разница? В конце концов, после того, что происходило между ними, это было неудивительно. В воздухе все еще пахло дождем. Дверь на улицу так и осталась открыта. - Ты должна это увидеть. Драко уговаривал ее, словно маленькую девочку. Он и сам не понимал, почему это делает. Просто… ему нравилось. А еще его позабавила ее неловкость. Просто удивительно. Как она умудряется быть такой? Она стеснялась собственных прикосновений к нему, и это после того, что произошло этой ночью? Немыслимая девчонка. Непостижимая логика. - Мерлин… - пробормотала Гермиона. Она как раз взглянула в окно. Девственно чистое небо казалось прозрачно-розовым, подернутым дымкой. Его мимолетное перламутровое сияние отражала водная гладь. Океан был спокоен как никогда: ни следа ночного безумия. Лишь легкий штиль и едва различимая рябь на поверхности. И там, где-то далеко-далеко отсюда, прямо у самой линии горизонта, брала свое начало дуга радуги, удивительно яркой, мерцающей в лучах рассветного солнца. Стеклянная стена в спальне их домика была достаточно широкой, такой, что можно было увидеть целиком переливающийся многоцветный купол. Гермиона задержала дыхание. - Это волшебно, - одними губами произнесла она. - Я же говорил – ты должна это увидеть. Гермиона переместилась на самый краешек матраса, а затем и вовсе встала и вышла наружу. Прохладный океанский бриз приятно остужал кожу. Грейнджер обхватила себя руками и подставила лицо солнцу. Сначала Гермиона подумала о том, что ей нужен «Полароид». Она хотела запечатлеть красоту этого момента на пленку, но в последний момент передумала. Она не хочет отвлекаться. Фотоаппарат все равно не сможет передать ту красоту, те краски. К тому же, радуга уже начинала меркнуть. Гермиона решила вобрать этот момент в себя, впитать его каждой клеточкой тела, оставить его нетронутым – нетленным – в укромном уголке своей памяти. Этот рассвет принадлежит ей. Им обоим. Почему-то Гермионе казалось – у них осталось мало времени. Возможно, ее предчувствие было иррациональным. К тому же, Гермиона никогда не была суеверной и не воспринимала всерьез интуицию и подобную чепуху. Она была предельно логичной и твердо стояла на ногах. Но внутренний голос не сдавался. В голове запустился обратный отсчет – но до чего?.. Кажется, только сейчас Гермиона начала понимать то, какой оборот приняли ее отношения с Малфоем. Она до последнего старалась не задумываться о своих чувствах. Она не видела смысла в анализе, в попытке разобраться в себе. Она все понимала и так. Просто в один из дней она проснулась с осознанием – она влюблена в него. Так по-глупому, быть может, даже по-детски – влюблена. И он об этом знал. Разумеется, они были не теми людьми, которые могли бы сказать друг другу «я люблю тебя». Они и не ждали друг от друга этих слов, потому что произнести было бы слишком неуместно. И бессмысленно, наверное. Гермиона никогда не видела в этих словах какого-то сакрального смысла. Ее всегда раздражали моменты в книгах, когда один герой говорит другому «три заветных слова», а у того сердце так и рвется из груди. Затертая до дыр истина: главное не говорить о любви, а ее чувствовать. И, видит Мерлин, она чувствовала. Несмотря на их небольшие перепалки, ссоры, невзирая на то, как Малфой частенько огрызался в ответ на ее резкие слова и упреки, – она чувствовала. И… она была счастлива. Пятого июня – в день рождения Малфоя – они завели кошку. - Диззи, Грейнджер? – с сарказмом спрашивал Малфой. – Ты серьезно хочешь назвать кошку Диззи?! - Ты что-то имеешь против? – слегка отстраненно поинтересовалась Гермиона. Малфой сокрушенно покачал головой: - Это одно из самых нелепых имен для животных, которые я слышал, - заключил он. – За исключением имени Живоглот, пожалуй. Гермиона усмехнулась: - Так и думала, что ты так скажешь. В последнее время она произносила эту фразу слишком часто. Наверное, потому, что она действительно научилась предугадывать то, что он скажет и сделает. Или, возможно, кое-кто просто разучился дерзить. - Так или иначе, эта кошка – мой подарок. И поэтому имя выбирать мне. Гермиона равнодушно пожала плечами: - Да пожалуйста. Малфой прищурился: - И что, ты не будешь спорить? Не в твоем стиле, Грейнджер. Она промолчала. Кошка потерлась о ее ноги и заурчала. Гермиона почесала у нее за ушком. Грейнджер взяла ее из приюта. Кошка была слишком пушистой и походила на огромную белую подушку. У нее были разноцветные глаза: правый голубой, левый – зеленый. Как только Гермиона увидела ее, она тут же поняла – это существо как раз для Малфоя. И, очевидно, Грейнджер попала в яблочко. Хоть Драко и корчил недовольные мины, она-то видела – кошка пришлась ему по душе. - Ты ей явно нравишься, - кисло сказал Малфой, глядя на то, как животное продолжает тереться о ноги Гермионы. - Зато она твоей породы, - Грейнджер лукаво подмигнула. – У вас просто фамильное сходство. Он сдвинул брови: - Что ты имеешь в виду? - Просто она такая же… - Гермиона хихикнула, - аристократичная. Можешь назвать ее – как там принято называть аристократов?.. – Элизабет. Ну, или Шарлотта. Драко скривился: - Такие имена дают только в магловских семьях. У волшебников действует другой принцип. Гермиона села в кресло-качалку в гостиной, и кошка запрыгнула ей на колени. - И какой же? – она вскинула бровь. - Чаще всего ребенку дается имя в честь какого-нибудь созвездия, цветка или мифического существа. Гермиона хмыкнула: - Так ты, значит, дракон, верно? Драко расправил плечи и снисходительно посмотрел на нее. - Не совсем, - с прохладцей в голосе отозвался он. - Как это? – недоумевала Гермиона, продолжая поглаживать кошку по мягкой шерсти. – Ведь в переводе с латинского… Движением руки он ее прервал. - Не забывай о том, что моя семья состоит в родстве с родом Блэков. Да, насчет латыни ты права, но мое имя – как и многие другие из семейства Блэк – название созвездия. Созвездия Дракона,* - уточнил Малфой. Драко замолчал, выдерживая гордую паузу. Вот он – тот самый мальчишка, каким Гермиона запомнила его со времен обучения в Хогвартсе. Тот самый, которому она когда-то дала по носу. Она невольно рассмеялась. Малфой вскинул бровь: - Смешно? – поинтересовался он. – Горю желанием узнать о том, что же означает твое имя. В голосе – неприкрытый сарказм. - Что ж, - отозвалась она, вторя его горделиво-снисходительному тону. – Согласно древнегреческой мифологии Гермиона – дочь Менелая – царя Спарты – и Елены – прекраснейшей из женщин, той самой, из-за которой началась Троянская война, - говоря это, Гермиона не без удовольствия отметила, как лицо Малфоя недовольно кривится. – Также Гермиона – имя главной героини драмы Шекспира «Зимняя сказка». В честь нее родители меня так и назвали…* это одно из их любимых произведений. Она ощущала неловкость, рассказывая Малфою о чем-то столь… сокровенном для нее. О личном. Драко поджал губы, но промолчал. Кажется, сказать ему было нечего. Он смотрел на то, как пушистое создание продолжает ластиться, свернувшись клубочком у Гермионы на коленях. - Кажется, я знаю, как назвать чертову кошку, - наконец изрек он. - Как же? Он фыркнул: - Буду звать ее Грейнджер. В ответ кошка довольно мяукнула. Гермиона закатила глаза. Она испекла торт. При помощи волшебной палочки на кусочке их пляжа она разбила настоящий сад и соорудила беседку. День близился к закату, и над цветами затрепетали светлячки. - И зачем ты это делаешь? – осведомился Малфой, разглядывая результаты ее творчества. – Обычно я не праздную свой день рождения. Точнее, он просто не помнил, когда отмечал его в последний раз. В его жизни давно уже не было праздников. - Что ж, тогда считай, что это свидание, - насмешливо сказала Гермиона. Драко опешил. Он предпочел промолчать. Вечером, когда все, наконец, было готово, Гермиона облачилась в серебристое платье. Она слегка уложила волосы. Драко, кажется, тоже воспринял ее слова всерьез. На нем был один из лучших костюмов, которые он успел купить в Лос-Анджелесе. Он стоял на улице, лицом к океану. Драко ожидал Гермиону в сотворенном ею шатре у тонконогого столика. Он, как и всегда, заложил руки в карманы. Вокруг его статной фигуры порхали светлячки, один игриво сел ему на плечо. У Гермионы перехватило дыхание. Она робко ступила на каменную дорожку. Неожиданно для себя Гермиона поняла, что никогда не видела его в футболке. Ей стало смешно. Кажется, она перенервничала. Ее сдавленный смешок заставил его обернуться. Он сделал это медленно, практически по-королевски. Малфой окинул ее взглядом с ног до головы. Кивнул, как бы отвечая на какой-то мысленный вопрос. Удивительно, но в его взгляде не было придирчивости или оценки. Негромко играла музыка – до слуха Гермионы доносилась легкая, ненавязчивая джазовая мелодия. Когда Гермиона подошла к ступенькам шатра, Малфой галантно подал ей руку и помог подняться. Гермиона опустила взгляд, ощутив, как горят ее щеки. Неужели у них и впрямь свидание?.. Она вспомнила вечер, проведенный с Роном на крыше. Мерлин, как же она переживала тогда. Волнение стискивало грудь и сейчас. Но сейчас это волнение было приятным. Малфой ничего не говорил. Он – сама вежливость, сам аристократизм. Драко отодвинул стул и усадил Гермиону за столик. Затем, обойдя вокруг, сел напротив нее. Они молчали. Гермионе было слегка неловко. Раньше она всегда знала, что и как говорить, как держать себя с ним. Теперь же… она ни в чем не была уверена. - Так, значит, это свидание, - его фраза звучит утвердительно. На лице – никаких эмоций. Лишь его привычная маска – даже по глазам ничего не прочтешь. Гермиона замялась, потом сдержано кивнула. К ее удивлению, Малфой улыбнулся. - Окончательно. Да, Грейнджер? Она поняла, что он имеет в виду, и зарделась. Она, гиппогриф ее растопчи, ведет себя сейчас как третьекурсница на Святочном балу! Но, Мерлин. Как вести себя сейчас, она просто не знала. - Ты готова к этому? – тихо спросил он. Вдалеке шумели волны. Гермиона сжала подол платья. Подняла на Драко робкий взгляд. - А ты готов? Последовал неуверенный кивок. А затем он произнес: - Этот вечер – простая формальность. Гермиона была согласна с ним. Ведь… все зашло слишком далеко уже довольно давно. Верно?.. - Сегодня твой день рождения, - она повела плечами в воздухе. Отчего-то ей было зябко. - Кажется, я понимаю, почему тебя не взяли на Райвенкло, - хмыкнул Драко. Гермиона вымученно улыбнулась. Нет, это неправильно. То, как она сжимается и… так не должно быть. Поэтому она сказала: - Прежде, чем все это начнется… если уже не началось, - начала она. – Мне надо сказать тебе кое-что. Драко молчал, и она восприняла это как разрешение продолжить. - Свидания… прочая романтика… мы же оба понимаем, что это не для нас. Мы с тобой… мы – другие люди. И сейчас мне безмерно неловко, потому что я не знаю, чего ты ждешь от меня и ждешь ли чего-то вообще. Я не знаю, к чему это может привести, что будет завтра и… Гермиона была не в силах продолжать. Драко глубоко вздохнул и смерил ее испытующим взглядом. Затем он произнес: - Грейнджер, послушай меня. Каждую ночь я засыпаю с мыслью о том, что понятия не имею, что принесет мне следующий день. Но есть кое-что, что остается неизменным, то, что я знаю наверняка. В моем следующем дне обязательно будешь ты. Ты, со своими глупыми планами, немыслимыми идеями, тащащая меня на очередной пляж, или в кино, или в кафе. Ты, штормом ворвавшаяся в мою жизнь и разрушившая ее до основания… Щеки Гермионы запылали. - А теперь подумай своей умной головой. Подумай, и скажи, почему я позволяю тебе делать все это. Она вновь опустила взгляд. - Почему, Грейнджер? – повторил он почти шепотом. Видит Годрик, она бы ни за что не сказала этого вслух. Однако Драко понял все по ее лицу. - Мы оба знаем ответ, так ведь? И, я полагаю, бояться уже нечего. Тебе, потому что ты гриффиндорка. Мне – потому что я боялся всю жизнь, из-за чего наделал немало ошибок. В какой-то момент я понял, что какие-то вещи нужно принимать как данность, не пытаясь что-либо изменить, потому что эти усилия будут лишь пустой тратой энергии и попыткой отсрочить неизбежное. И то, к чему пришли наши с тобой отношения – одна из них. И потом, разве не ты говорила о том, что нужно жить тем, что есть у нас сейчас, в этот самый момент?.. Она не знала, что сказать. Он был прав. И каждое его слово ножом вонзалось сердце, доставляя сладкую, приятно-щемящую боль. Почему она должна бояться? Почему, если не боится он?.. И тогда Гермиона произнесла то, что когда-то давным-давно он сказал ей: - Ладно, Малфой, - он улыбнулся, уловив в ее фразе эхо собственных так давно произнесенных слов. – Ладно.