О Люси

      Люси сидела за барной стойкой, прислушиваясь к веселому разговору ребят. Разобрать что-то конкретное было сложно, потому что стоял невообразимый шум смеха и ругани. Нацу и Грей как обычно посыпали друг друга оскорблениями, пытаясь вывести из относительного равновесия и нарваться на драку. Они сидели все за одним столом и предавались ностальгии, пересказывая всем известный сюжет, разнообразных историй из детства. И время от времени взрывались хохотом, когда в истории свое место находили мелкие Нацу и Грей, Эльза с Мирой или вся эта компания собиралась вместе. Даже у Джубии и Гажила находилась парочка другая совместных приключений, хотя Локсар предпочитала виснуть на Грее, пока тот не занят разборками с Нацу, или становилась самым заинтересованным слушателем когда рассказывали что-то про Фулбастера, или же он сам становился ведущим в истории. Такие посиделки были редким явлением, однако если начинались, то могли длиться неделю, а то и больше, пока воспоминания просто не закончатся. Если Фэйри Тейл за что-то берется, то делает это с грандиозным… перебарщиванием. Меры они не знали с самого детства, как успела заметить Люси по их же рассказам. Вдруг с этого стола послышался голос Лиссаны, просившей солнечную блондинку тоже рассказать парочку сумасбродных историй беззаботного детства.       Беззаботного эхом повторялось в голове у Хартфелии и она начала судорожно соображать, что бы такого рассказать действительно беззаботного. Её детство было за все время действительно счастливым, пока была жива мама. Ребенка понемногу начали обучать наукам, и мама, милая мама, по которой Люси до боли в сердце скучает, занималась её воспитанием. Рассказывала о духах, и придумывала сказки для такой мечтательной Хартфелии младшей. И её сказки были самыми Лучшими, она до сих пор помнит каждое слово. Именно эти истории пробудили в ней страсть к писательству. А потом её не стало, и детство как таковое в общем то и закончилось. Хартфелию стали готовить к жизни в светском обществе, сковали в корсет из обязательств и этикета, и пытались сделать в нем, пока ещё маленькую девочку — манекеном, с живой маской на застывшем лице. Она все ещё помнит… Да или нет не говори, на вопрос отвечай вопросом, в глаза долго не смотри и всегда улыбайся.       Пожалуй последний урок ей пригодится прямо сейчас. Люси посмотрела на друзей, пряча в глубине горечь от осознания, что рассказать то ей толком и нечего. Она, конечно, как и всякий ребенок бывало бунтовала, и сбегала. Сбегала к отцу, стремясь найти в нем родительскую заботу. Было бы хорошо, если бы она просто ничего не получала, но пренебрежение порой хуже наказания. Наказывают за что-то, наказывают когда волнуются, это когда не все равно. Забавно что ей никогда не была безразлична судьба отца. Даже когда она пыталась сделать вид что её это не волнует. Однако и семьи у них тоже не было, они просто были друг у друга и все. И по иронии судьбы оба стали ценить, когда потеряли. Она пишет письма маме и сейчас, а папа писал ей, писал пока мог писать. Она прочитала каждое, и сама уже не помнит, но кажется, что не раз вчитывалась в идеальный почерк. Она старалась, но улыбка вышла не такой задорно счастливой как хотелось бы, а даже кривоватой и натянутой, все потому что друзьям врать ей физически больно. — О Люси, а помнишь как мы встретились? Там ещё тот фальшивый саламандр был и ты тогда пол порта разнесла! — смеялся Драгнил. — Это я то разнесла?! — отчего-то возмутилась Заклинательница, больше по привычке, отвлекаясь от неприятных рассуждений. — Ну не я же! — широко улыбаясь возмутился Нацу, и всех одолел новый приступ смеха. Отовсюду слышались смешки в сторону Убийцы драконов и припоминания ему о всех его погромах, и истории повалили с новой силой. И Люси было что рассказать, кто как не она видела большинство погромов Нацу? И кто если не она в половине из них участвовала сама?       Заклинательница послала Драгнилу мимолетную, но благодарную улыбку. Он снова её спас, как и в их первую встречу и потом, спас её воспоминания, от одиночества, и всю её жизнь и душу он спас. За что она всегда будет говорить ему правду, да или нет, и смотреть неотрывно только в его глаза. И улыбаться ему сквозь слезы горя или счастья, потому что сама так желает, и потому что видит улыбку в ответ.