ID работы: 4632685

Молчи

Гет
NC-17
Завершён
1004
автор
Размер:
914 страниц, 61 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
1004 Нравится 927 Отзывы 309 В сборник Скачать

Глава 1.

Настройки текста
Полные ощутимой темноты коридоры сдавливают маленькое детское тело подобно стенкам черепа идущей босыми ногами по полу девочки. Мрак нагнетает плохие мысли, вынуждает пропускать страх сквозь себя, ведь она слышит плач. Громкий, звонкий, раздражающий своей нескончаемостью, но все же невинный, говорящий о том, что организм ощущает дискомфорт, взывающий о помощи. Девочка оглядывается, звуки за спиной сводят ее с ума, а нытье вселяет сильную тревогу, от которой невозможно избавиться. Спутанные после сна вьющиеся волосы небрежно лезут в сонные глаза. Резкое пробуждение, а теперь ужас от ждущей впереди неизвестности. С каждым крошечным шагом плач становится громче, и ребенок уже сдавливает уши ладонями, чтобы хоть как-то заглушить его. Бредет к двери в ванную комнату, откуда исходит звук, и вытягивает ручку, чтобы коснуться деревянной поверхности… Громкие настырные удары в дверь. Сильная рука сжата в кулак, поэтому стук куда мощнее. Смотрю в серый потолок комнаты, сердце бьется быстро, отдаваясь в висках давлением, что вызывает боль в глазах от растущего напряжения во всем теле. Сдавливающая сила ополчилась на грудную клетку, поэтому дышу глубоко, но медленно, чтобы не терять самообладание. — Харпер! — Мать стучит. Не прекращает создавать шум, так что осторожно поворачиваю голову на бок в сторону двери, шея затекла. Одеяло свалено на полу, подушка в ногах. — Харпер, ты знаешь, сколько уже времени? — Женщина начинает отчаянно дергать ручку, и в моей глотке замирает вздох. Ей не под силу войти сюда. Осторожно, расслабленно роюсь рукой под подушкой, ища телефон, и смотрю на светлый экран. Почти восемь. Я проспала на полтора часа больше, чем нужно. Бросаю телефон в ноги, выдохнув в потолок, и растираю горячую кожу лба ладонью правой руки. Этот сон… Неудивительно, что я проспала. Машина несется по мостовой. Капли дождя быстро стекают по стеклу окна, в которое я смотрю уже на протяжении нескольких минут, молча ожидая увеличения боли в ногах, ведь, несмотря на дождь, мать настояла на каблуках. Серое небо. В стороне горизонта непроглядная гладь черноты. Лондон порой озадачивает меня своей мрачностью. Как можно поддерживать позитивное настроение внутри себя, когда атмосфера сего города с таким явным удручением давит на тебя? — Харпер, это уже не в какие ворота, — мать никак не может простить мне столь халатное отношение к учебе и принятым в семье правилам. — Если так пойдет дальше, то мне придется попросить отца снять замок с двери. Моргаю, только слегка хмуря брови: — Прости, мам, — хрипло шепчу, чем вызываю панику в глазах женщины: — Ты простудилась? — мой организм слабее, чем у большинства людей, и то, что наша семья живет в холодном Лондоне, играет роль. Поправляю ворот пальто, прикрывая шею, и разочарованно вздыхаю, когда водный горизонт резко сменяется высокими зданиями, отрезая меня от простора. Среди домов я чувствую себя потерянно, словно от недостатка кислорода, моя голова идет кругом. Думаю, мне стоит больше времени проводить на природе. — Харпер, что с тобой? — Тревога в голосе смешивается с раздраженным непониманием. Мать не любит, когда что-то идет не так. Не как обычно. Когда я веду себя «не как обычно». Поворачиваю голову, но в глаза не смотрю. Нельзя давать другим людям понять, что с тобой что-то не так. — Я в порядке, — произношу как можно уверенней, хорошенько прокашлявшись, чтобы хриплость пропала. — Нехорошо. Придешь со школы, прополощи горло, — смотрит на дорогу. — Нельзя тебе болеть. Сегодня вечером к нам заглянут Пенриссы. — Опять? — Не успеваю заткнуться и вижу последовавшую на вопрос реакцию. Мать смотрит на меня, как на умалишенную, выпучив глаза: — Боже, Харпер, нам повезло, что у нас хорошие отношения с ними, — «нам». Вновь она делает это. Местоимение множественного числа, будто эти достижения награда для нас, словно мы все этого возжелаем. — Тем более, они сами предложили, только у них дома, — мать хвастается, довольно улыбаясь своей победе. Своей, не нашей. — Вчера, помнишь, миссис Пенрисс упомянула, что Причард вернулся, — нет, не помню, я практически не слушала. Причард? Ах, точно. «Золотой мальчик» из параллели. Понятия не имела, что он их сын. Да и сейчас эта информация незначительна для меня. Но для матери, видимо, все обстоит в корне иначе. Машина, наконец, тормозит у ворот школы. Первый звонок уже был, так что территория учебного заведения пуста. Старосты не опаздывают, так что придется выслушать «нравоучение» не только от матери, но и от социального педагога. Мать держит руль и, несмотря на опоздание, улыбается: — Хорошего дня, — наклоняется, оставив поцелуй на моей щеке, а я нахожусь в это время без движения, вынося прикосновение ее губ к моей холодной коже. — Тебе тоже, — отвечаю, открыв дверь и проигнорировав машущую ладонью мать. Быстро иду к воротам школы, стискивая зубы от ноющей боли в стопах и стягивающей талию юбки до колен. У моей матери талант выбирать удушающие вещи. Захожу в практически пустой коридор, в котором стоит гул. В кабинетах продолжает кипеть жизнь. Мой шаг замедляется, а на лице проявляется боль. Всего на секунду торможу, чтобы привыкнуть к чувству дискомфорта, и проверяю рукой состояние прически, вновь продолжая идти. Спину прямо, плечи расправить. Быстро заскакиваю в учительскую, забрав журнал, при этом игнорирую взгляд женщины с кружкой кофе в руках, делая вид, что слишком занята, чтобы объяснять причину своего опоздания. Поднимаюсь на третий этаж, приближаясь к кабинету истории, и понимаю, что мне нужна еще секунда, чтобы перевести дух. Слишком запыхалась, а войти я должна спокойно. Топчусь на месте, прислушиваясь к разговорам, что льются из-под двери, и опускаю голову, с ненавистью разглядывая туфли, покрытые каплями воды. Охота прикрыть веки, чтобы окончательно собраться. И вот проходит целая минута, но я все никак не могу поднять голову. Гордость, так? Где она в такие моменты? — Чего встала? — Грубо. Прозвучало сбоку, но подходящие два парня были еще достаточно далеко, так что я вскидываю голову, еле заставив себя нахмурить брови: — Почему опаздываете? — мне плевать, но в мои обязанности входит этот бессмысленный опрос. — Опаздываем? Мы, сук, даже покурить не успели, — кучерявый Фардж жует жвачку, с особым недовольством задевая меня плечом, чтобы распахнуть дверь кабинета. Детский сад. От второго парня так и тянет никотином, поэтому я отхожу в сторону, подняв взгляд на уровень его шеи: — Пожалуйста, сними капюшон, — прошу, чтобы на это не отвлекался учитель, недовольный голос которого уже звучит за стеной. Парень даже не смотрит в мою сторону, просто шикнув: — Отвали, — переступает порог. — ОʼБра… — Мысленно махнула рукой, забив, и расправляю плечи, поспешив в кабинет. Не самое удачное начало дня, но мое настроение никак не должно отразиться на лице. Порой я минутами могу наблюдать за людьми в шумном коридоре, чувствуя непонимание к тем, кто так открыто смеется, рассказывая о себе, плачет, давая понять, что переживает о чем-то. Так явно проявлять чувства, при этом делиться с другими своими мыслями, — это напрягает. Как можно не осознавать, что полученную от тебя же информацию другие люди могут использовать против тебя? Думаю, каждый в какой-то степени понимает это, вот только все равно продолжает открываться всем. Но для меня это самый настоящий абсурд. Хотя порой то, что гложет душу, норовит выбраться, а излиться некому. Да и вряд ли найдется человек, который поймет. Мне не нравится даже просто думать о том, что кто-то будет знать. Скорее всего я начну избегать этого человека, а главное — его взгляда. — Харпер, — учитель явно рад меня видеть. Женщина уже не способна под конец недели справляться с шумным классом, поэтому с надеждой смотрит на меня, ожидая, что я временно привлеку их внимание, чтобы она успела заполнить журнал. С пониманием в голове, но не на лице, откашливаюсь, подходя к учительскому столу, обратившись к болтающим одноклассникам: — Доброе утро всем. «Привет, Бэйб», «Малышка говорит» — кажется, их шутки вовсе вне развития. Сохраняю строгое выражение лица, продолжая под смешки и громкий «шепот»: — Вы ведь помните, что завтра, в субботу, в школе устраивают своего рода дискотеку… — Дискотеку? — Фардж усмехается. — Так еще говорят? — Я так говорю, — даже краем глаза не смотрю в его сторону. — К концу этого дня сообщите мне, кто точно придет. — А выпивку можно приносить? — Не стесняясь присутствия учителя, спрашивает какой-то парень. — Нет, это все будет контролироваться учителями и старостами, — даю ответ быстро, но меня вновь перебивают: — О, значит, гульнем на славу. Хмурю брови, догадываясь о сути слов девушки с короткой стрижкой. Дело в том, что каждую такую «вечеринку» устраивают не только для учеников. Учителя сами не против погулять, так что на «страже порядка» остаются только старосты, а кто будет их слушать? Тихо, незаметно выдыхаю через нос, взглянув на учителя, который успевает заполнить журнал, поэтому благодарит меня кивком, встав из-за стола и начав урок. Иду вдоль одиночных парт, садясь в центре, и достаю из сумки черную тетрадь. Классика. Позади меня шепчет девушка: — Бэйб, а ты хоть раз напивалась? — Молчу. — Делала что-нибудь непристойное? — Пф, малышка на то и малышка, Миранда, — слышится шепот с другого бока, а я оборачиваюсь, внезапно вспомнив: — Вчера встретила мистера Шенхера, — не поднимаю глаза на лицо сзади сидящей девушки. — Он просил тебя занести тест для получения оценки. — Блин, забыла, — ее лицо наконец стало серьезным. — Пасиб, Бэйб. Отворачиваюсь, принимаясь внимательно слушать материал, но постоянно отвлекаюсь на парней, что занимают последние парты ряда у окна. Бросаю в их сторону косые взгляды, молча терпя разговоры, как и учитель у доски. Но краем становится то, что один из них протягивает сигарету другому, и тот сует ее в рот. Эти двое. Фардж и ОʼБрайен. — Что ты делаешь? — Учитель от шока не может подобрать слов. Думаю, она никогда не привыкнет к тому хамству, что творится у нас в классе. Женщина потерянно смотрит на меня, ожидая моих действий. Удивительно, зачем идти работать в школу, не имея возможности справляться с учениками? Стоп. Учитель продолжает смотреть на меня просяще, и мне охота, чтобы мои глаза выкатились из орбит. Мне правда нужно это делать? — ОʼБрайен, — спокойным голосом прошу. — Убери, пожалуйста, — взгляд задерживаю на его парте. Не на лице. Только сейчас понимаю, что практически не знаю, как точно выглядят мои одноклассники. Узнаю их только по голосу. Со стороны парней только смех. ОʼБрайен поднимается с места, кажется, направляется к двери, находу зажигая кончик сигареты. Челюсть учителя вот-вот окажется на полу. Я оставляю это дело, надеясь, что больше меня не потревожат, но: — Харпер, — пищит учитель. Если кто-то поймает парня, то выговор сделают преподавателю. Серьезно? Это утро может быть еще хуже? Вынужденно поднимаюсь, все еще ожидая, что мысленно учитель поймет, что новый материал куда важнее, но покидаю кабинет, оставляя за дверью свои надежды. Оглядываюсь, замечая, что парень сворачивает на лестницу, поэтому приходится поспешить за ним, несмотря на боль в ногах. Толкаю дверцы, выходя на лестничную клетку: — ОʼБрайен, — спину прямо. Парень видимо собирался снять капюшон. Он поправляет его, всасывая в себя дым, и, кажется смотрит в мою сторону, стоя на уровне ниже. Я не могу быть уверена, ведь не смотрю на него: — Вернись в кабинет, пожалуйста. Сними капюшон и выброси сигарету. В лицо прилетает неприятный смешок, после чего парень хочет продолжить спускаться, и я делаю шаг вперед, тут же морщась от резкой боли в ногах: — Эй, — сама не понимаю, как могло произойти то, что мой голос стал звучать громче. Видимо, боль вынуждает меня терять самоконтроль. Парень вновь оборачивается, продолжая пускать дым через ноздри. — Прояви хоть немного уважения к другим, — да, уважение, вот, чему меня учит мать. Мир полон эгоистов, и мне никогда не понять этих людей. Может, в моей голове и есть эгоистичные мысли, но я никогда не проявляла их по отношению к другим. Вообще стоит меньше проблем приносить окружающим. — Уважение? — Хрипло. Я не часто слышала его голос. — К такой бесящей сучаре, как ты? Черт, просто отвали, — почти уверена, что он закатил глаза. Парень продолжает спускаться, а меня одолевает чувство опустошения. Существуют люди, так называемые энергетические вампиры. Они буквально высасывают из других силы, и сейчас ощущение похожее. К черту. Отхожу обратно к дверям, но торможу, скорчившись от боли, и опускаю взгляд на каблуки, вздохнув. Оглядываюсь по сторонам, опираясь на перила рукой, и вынимаю одну ногу из туфли, поставив на холодный пол. Наслаждение. Мозоли кровоточат, но это неважно. Главное, что сейчас у меня есть секунда, чтобы размять ноги. И выражение моего лица расслабляется. Суровость, строгость пропадает. От вечного поддержания подобных выражений мускулы лица постоянно в напряжении, и сейчас, готовясь освободить вторую ногу, но чувствую запах никотина. Слишком резкий. Поворачиваю голову, уставившись на ОʼБрайена, который, по всей видимости, решил покурить в туалете на нашем этаже, поэтому вернулся. Взгляды пересекаются. Карий. Как дерганная разворачиваюсь, обувая эту долбанную туфлю, проигнорировав резкую боль, и быстро направляюсь обратно в коридор, толкнув двери. Посмотрела. Я, черт возьми, посмотрела ему в глаза. В глаза, когда была настолько расслабленна. Если смотришь кому-то в глаза, то он видит тебя насквозь. Хочется дать себе пощечину, но вместо этого расправляю плечи, гордо подняв голову. Стараюсь не хромать. Больше не позволю себе подобного.

***

Веселье. Ковыряю вилкой салат, разглядывая красные помидоры и огурцы, очищенные от кожуры. Это неприлично, и скорее всего мать уже нервно покусывает кончик языка во рту, скрывая это за улыбкой. Она просто не может сейчас отвлечься от Пенрисс, что сидят напротив. Я никогда не представляла их дом изнутри, но моя мать делала это довольно часто, и, если на то пошло, она практически описала его, хотя до этого не была здесь. Даже неохота поднимать голову, чтобы рассмотреть интерьер. Мне это просто не интересно. Единственное, что могу сказать, — слишком много света. Работают все лампы и подсвечники. Мои глаза этого не вынесут, хорошо, что нет нужды смотреть по сторонам. Ужин идет уже какой час, а моя мать никак не насмотрится в рот этой миссис Пенрисс. Отец спокойно беседует с её мужем, иногда покидая кухню, чтобы покурить, а Причард, которого так нахваливает не только его мать, но и моя, с легкостью поддерживает беседы взрослых, даже бросая пару шуток, после которых следует смех. — Причард, — опять эти её правила «обращения». — Харпер говорит, вы учитесь в параллельных классах? — я никогда ничего подобного не говорила матери. Наши разговоры о школе ограничиваются моей успеваемостью. — Да, — парень, кажется, смотрит в мою сторону, но я не поднимаю глаз. Из-за того, что не смотрю в лицо другим людям, возникает множество проблем, например, сейчас. Улыбается ли Причард? Если да, то мне нужно улыбнуться в ответ. Какой его взгляд? Пустой, брошенный без интереса на меня? Или иной? Как вообще люди смотрят друг на друга? — Харпер, ты придешь завтра на вечеринку? — не ожидала вопроса от парня, поэтому собираю ответ по кусочкам, выдавая предложение: — Я — староста. Мне так или иначе придется идти, — чувствую. Чувствую взгляд матери на себе. Помню, что она просила меня привести свое настроение в порядок к вечеру, но, простите, каким таким образом? Есть специальные таблетки? Пособие по улучшению настроения? Если мне нехорошо, то я останусь мрачной до самого вечера. На мое настроение трудно повлиять. Скорее я даже не попытаюсь вытащить себя из этого состояния, наоборот начну углубляться, уходить глубже в себя. Моральная деградация, которую сама же провоцирую и поддерживаю. Ничего. Завтра будет лучше. С утра всегда половина тяжести пропадает. — Хорошо, тогда мы точно там встретимся, — Причард вновь говорит, и я приподнимаю взгляд выше, всего секунду разглядывая его белые зубы, которые видны из-за растянутых губ. Вновь смотрю на свою тарелку, пожав плечами: — А как иначе? Ощущаю некую неловкость, но молчание тут же пропадает, когда моя мать начинает смеяться, громко что-то говоря обо мне, при этом потирая ладонью мое плечо, отчего меня передергивает, а тошнота подступает к горлу. Кухня опять заполняется разговорами, которые пропускаю мимо ушей, пару раз отвечая на вопросы Причарда. Я не могу судить о нем, как о человеке, ведь даже в лицо его не знаю. Я слышу один голос, вижу тело, но, если учесть, что в школе его много, кто знает, он, думаю, общительная личность. Социально активный. Но меня это не интересует. А вот мою маму это уж больно волнует. Первое, о чем она меня попросила, когда мы, наконец, вернулись домой, — это обязательно хорошо выглядеть завтра. И я не глупая. Хорошо осознаю, до чего вскоре дойдут наши с ней разговоры.

***

От вечера субботы мне нечего ожидать. Очевидные вещи происходят друг за другом, не вызывая у меня шока или обыкновенного удивления: бутылки с соком, который оказывается в последствии вином или чем покрепче, затуманенные дымом никотина туалетные комнаты, разбросанные по коридорам бумажки этикеток и стаканчики, громкая музыка из актового зала постепенно становится на уровень громче. Я люблю шум, люблю людные места, где можно без особого труда затеряться, но настроения заходить в душный зал нет. Поскольку учителя, по обычаю, уединились в своем кабинете, на плечи старост взвалив груз надзора за порядком, мне приходится топтаться возле главных дверей. Я бы закрыла их, чтобы хоть свои собственные мысли слышать, но нельзя. «Харпер, ты не против, что мы пойдем внутрь? — примерно это было сказано каждым старостой, который опирался на то, что они — тоже подростки, и им хочется „гулять“. — Давай с нами», — и я спокойно отказываюсь, уверяя, что их помощь не нужна, на что слышу: «Ты такая ответственная, не то, что мы», — правда? Нет. Мне просто неохота дергаться под музыку на каблуках, которые в скором времени раздерут мои ноги к чертям. И в итоге, я стою одна на страже некого порядка, прижимаясь спиной к холодной стене. В темном коридоре с глухой музыкой могу хорошо видеть, поэтому вовремя замечаю приближающиеся силуэты. Они громко говорят, видимо, пытаются перекричать музыку, и узнаю голос Причарда, поэтому нервно оглядываюсь, оторвавшись от стены, и иду в противоположную сторону, не оборачиваясь. Не буду играть по правилам матери. С тех самых пор, как она узнала, что у Пенрисс есть сын, я почувствовала неладное. Нет, я ничего против него не имею, проблема даже не в том, что не знаю его, а в том, что мне он напросто неинтересен. И это делает ситуацию куда сложнее. Знаю, что по возвращению домой, мать начнет допрос, и ответы, желательно, должны касаться Причарда. Иду по темному коридору, обходя мусор. Старосты должны следить за чистотой, но учителя правда уверены, что подросткам это под силу, если даже они сами не способны справиться с ними? Плакать или истерически смеяться? Складываю руки на груди, замедляя шаг, когда понимаю, что подхожу к концу коридора, а шумный зал гудит далеко позади. Желание расслабить мускулы лица, мышцы тела одолевает, и я практически отдаюсь этому чувству спокойствия и усталости, но вспоминаю, что было вчера на лестничной клетке, поэтому опускаю руки, дернув головой, чтобы привести себя в норму. Смотрю на большое окно в конце коридора, к подоконнику которого я медленно подхожу, но отвлекаюсь на разговоры, льющиеся из-за двери уборной для мальчиков. Хмуро прищуриваюсь, слушая, и закатываю глаза, когда из-под двери начинает «течь» дым. Толкаю преграду рукой, уставившись на мальчишек класса шестого, которые что-то заорали при виде меня, быстро выскакивая из туалетной комнаты. Я не могу запомнить их лица, но голоса очень даже. На полу в темной уборной, где не работает свет, лежит дымящийся сверток фольги. Типичная дымовуха. Быстро подхожу к ней, начиная забивать ногой, пока дым не поднялся к потолку. Боль в ноге усиливается, поэтому прикусываю губу, продолжая давить сверток. Когда проблема в большей мере ликвидированна, расправляю плечи, ладонью помяв кожу шеи. Проверяю состояние пучка на голове, поправляю блузку и юбку-клеш повернув голову, чтобы взглянуть в зеркало, но скрипящая дверь отвлекает. Перевожу взгляд в сторону входа, тут же опуская его на уровень шеи первого вошедшего парня. — О, Бэйб, — Фардж. Просто. Восхитительно. — Дил, — его язык заплетается. — Малышка спутала сартиры, — ОʼБрайен. Что. Может. Быть. Лучше. Строгость не пропадает с моего лица, а голос не теряет жесткости: — Где ты успел так набраться? — Детям такое знать не стоит, — смеется, но я не вижу ничего забавного. Если он попадется в таком состоянии учителю, то решат, что это недосмотр старост. — Лучше иди домой, — даю совет спокойно, без какого-либо осуждения и делаю шаги в сторону двери. Фардж резко встает передо мной, так что мой взгляд упирается ему в грудь, а ноздри забиваются смесью запахов из алкоголя и одеколона. Даже запах никотина не столь отвратителен на этом фоне. Дилан проходит к раковине, крутя ручки, и достает сигарету, так что проглатываю волнение: — ОʼБрайен, не кури здесь, — прошу, сделав шаг в сторону, чтобы обойти Фарджа, но тот вновь препятствует, пустив злой смешок: — А ты че такая дотошная? — Злость. Слышу ее в голосе, и быстро понимаю, что на нетрезвого человека лучше не нарываться. — У тебя бешенство матки, что ли? — Тихо, но глубоко вздыхаю, отводя взгляд в сторону. — У Бэйб недотрах, поэтому она трахает мозги другим? — Повышает тон резко, и я вздрагиваю, реагируя на крик. — Не ори, — ОʼБрайен делает поток воды сильнее, чтобы приглушить голос парня. — У тебя там под блузкой излишки смелости? — Я практически не понимаю, что он несет, поэтому прикрываю глаза, вновь повторяя попытку обойти его, но на этот раз Фардж буквально отталкивает меня обратно к подоконнику, отчего внутри меня рождается возмущение, покрывающее испуг перед тем, кто крупнее меня: — Какого… — хочу начать, но парень вдруг подходит ближе, ладонью сдавив мне рот, и от давления на голову морщусь, прижимаясь к подоконнику. Грубо хватаю его за запястье, но он убирает ладонь, вцепившись пальцами в мое плечо, с настоящей угрозой в тоне спрашивая: — А действительно, что у тебя под блузкой? — Фардж, — ОʼБрайен включает второй кран, куря. Я глубоко дышу через нос, но уже не скрываю своего сбитого дыхания. Взглядом терзаю шею парня, который только смеется, когда пытаюсь разжать его пальцы: — Ходишь и смотришь на меня с высока, — я не смотрю на него. — чертова зазнавшаяся сука. Когда рядом учителя, чувствуешь уверенность, доставая меня, а что теперь? — Немного наклоняет голову. — Харпер, что сейчас будешь делать? Где твой гордый взгляд? — Громко смеется, бросая взгляд в сторону друга. — Она даже в глаза мне не смотрит! Что с тобой, Харпер?! Правда. Что со мной? Я трясусь. Понимаю, что сейчас лучше молчать, ведь Фардж пьян. А я боюсь нетрезвых людей. От них не знаешь, чего ждать, и любая мелочь может стать решающим фактором к действию с их стороны. Поэтому сжимаю губы, скрывая дрожь, но руки выдают мое напряжение, что находит весьма забавным Фардж, наклоняя голову. Он исследует взглядом мое тело, останавливая его на груди. Чувствую это, ведь кожу начинает неприятно жечь, будто кто-то направляет лупу под солнцем на больное место. — Ты постоянно носишь юбки, что ты там прячешь? — Фардж грубо касается подола моей довольно длинной юбки, отчего окончательно теряю самоконтроль, приоткрыв губы, и хватаюсь обеими руками за его запястье. Парень смеется, осматривая мое напуганное лицо: — Наконец, я вижу что-то кроме твоего сучьего самолюбия, — пальцами сжимает мое бедро, и не выдерживаю, тихо пискнув, что только радует парня, который ближе встает ко мне, продолжая «играться». — Фардж, — слышу голос ОʼБрайена, который вынимает сигарету изо рта. Но его друг буквально сжирает мое лицо взглядом, удивляясь: — А у тебя довольно неплохое личико, — щупает бедро, вдруг выдергивая край блузки, чтобы забраться рукой под ткань. Я пищу, морщась от тошноты, вызванной действиями парня, который явно наслаждается тем, сколько эмоций я могу выражать, ведь обычно люди наблюдают только мое «каменное» лицо. — Эй, Харпер, подними на меня глаза, — с усмешкой просит. — Я разрешаю. Опускаю голову ниже, одной рукой задерживаю ладонь парня, которая холодом обжигает теплую кожу талии, а другой давлю на его плечо, надеясь оттолкнуть, создать больше пространства, чтобы я могла сделать глубокий вдох. — Бэйб, — еще один шаг — и я буквально прогибаюсь, отворачивая голову в сторону, чтобы не чувствовать запаха алкоголя из его рта. — Давай, подними гла… — Фардж, — не знаю, что меня напрягает больше: такая близость парня или тон голоса ОʼБрайена, который все это время стоит в стороне молча. Его друг не отзывается, продолжая лезть мне под блузку, и раздраженно ругается под нос, схватив рукой меня за подбородок, и я чувствую боль в шее, когда парень грубо заставляет меня поднять голову, но на автомате мой взгляд остается опущен, что злит Фарджа. Парень сжимает пальцами щеки. Я прекращаю корчится от боли и страха, вновь принимая равнодушное выражение, правда в краях глаз скапливается соленая вода. Внешне я непоколебима, но сердце в груди отмирает. Больно стучит, сжимаясь, когда парень наклоняет голову, явно желая вцепиться мне в губы, и я мысленно готовлю себя к самому отвратительному, что когда-либо происходило со мной. Сердце замирает. Не чувствую его биения, задерживая дыхание, когда мокрые губы касаются… — Фардж, — он успевает прильнуть ко мне перед тем, как рывок заставляет его отойти на несколько шагов в сторону. Я начинаю сбито громко дышать, уже не находя сил скрывать своего страха перед парнями, которые гораздо сильнее меня. Руками начинаю нервно сжимать ткань задравшейся блузки, и дергать подол юбки вниз. Большими от перенапряжения глазами смотрю в пол, вздрагивая, когда Фардж начинает с возмущением кричать на ОʼБрайена, который лишь хрипло отказывается вступать в словесную перепалку. Я хмурю брови, искоса смотрю на Фарджа, который воспринимает мой взгляд с агрессией: — Блять, че ты смотришь на меня так?! — Вновь делает шаги в мою сторону, получая удар в грудь. ОʼБрайен толкает его к кабинкам: — Перегибаешь палку, — его тон становится грубее. — Хочешь, чтобы она на тебя за домогательства донесла? — Я ей шею сверну на хер, если она… — Начинает плеваться ругательствами, вновь дергаясь с угрозой в мою сторону, так что сжимаю руками блузку, быстро шагая в сторону выхода под матерный обвал Фарджа, обещающего расправиться со мной при первой возможности. Возможно, это все алкоголь, а может… Может я правда настолько порчу ему его обыденность? Выхожу в коридор, нервно оглядываясь, и замираю, когда вижу, что в сторону меня идет компания парней и девушек, громко говорящих. Успеваю ускользнуть на лестничную клетку, надеясь, что осталась незамеченной. Быстро бегу на этаж ниже, трясущимися руками заправляя блузку. Рвано дышу, с раздражением сжимая губы. Торможу на ступеньках, грубо сбрасывая с ног каблуки. Босые ноги касаются холодного камня, а обувь падает на этаж ниже, к дверям, и я тяжело дышу, смотря на нее. Дрожащие пальцы пытаются исправить растрепанную прическу, ведь я должна вернуть себе былую внешнюю непоколебимость, но уже грубо смахиваю слезу с щеки ладонью, шмыгая носом. Потираю рукой бедро, ведь все еще ощущаю прикосновение чужого человека. Вдох полной грудью. На выдохе неприятная тошнота не пропадает. Прижимаюсь плечом к стене, нервно дергая подол юбки пальцами. После чего прижимаю тыльную сторону ладони к губам, с дрожью втянув воздух в легкие. Слушаю тишину, подавляя желание поддаться усталости и сесть на ступеньки, чтобы отдохнуть, но мне нельзя терять бдительность здесь, ведь… Дверной скрип и громкая ругань. Еле поднимаюсь на больные ноги, испуганно вскинув голову и схватившись за перила. Карие. Парень, который до этого смотрел наверх, разговаривая с отстающим другом, тормозит на ступеньках, опустив взгляд на меня. Карие. Смотрю ему в глаза, громко дышу, не могу вновь собраться и принять равнодушное выражение. Как и вчера. Напуганно отворачиваясь, и бегу босиком вниз, хватая каблуки, продолжаю мчаться, стирая ладонью слезы с кожи щек. Второй за столько лет зрительный контакт. И первый настолько долгий. Карие. У него карие глаза.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.