ID работы: 4632685

Молчи

Гет
NC-17
Завершён
1004
автор
Размер:
914 страниц, 61 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
1004 Нравится 927 Отзывы 309 В сборник Скачать

Глава 12.

Настройки текста
«Ты никому не скажешь». Он с силой надавливает ребенку коленкой между ног, отчего мальчишка сжимает мокрые веки, заплаканные глаза, не может дышать. Доступ кислорода перекрыт тяжелой ладонью мужчины, который знает, что «он видел». «Никому», — упирается коленкой вниз живота, и ребенок хнычет в голос. «Я не слышу ответ, — готов грызть ногти. — Ты никому не скажешь», — рычит, второй рукой хлопнув мальчишку по голове, чтобы привести в чувства. Тот тихо плачет, уже ничего не может разглядеть в темноте за пеленой соленой жидкости. Удар, сильный, повторно согревает кожу щеки. Ты. Никому. Не. Скажешь. Мужчина вновь поднимает ладонь над лицом мальчика, но уже сжимает пальцы в кулак. Распахивает веки. Резко, так и не дождавшись того самого удара, который должен был выбить из него сознание. Глубоко и медленно глотает воздух. Он только проснулся, только оторвался ото сна, а взгляд уже полон злости. Этот парень умеет испытывать иные чувства? Смотрит в сторону окна. Темно. На часах четыре утра, в голове каменные мысли, тянущие вниз и мешающие приподняться на холодной кровати. Ладонью проводит по влажному лицу, пальцами ворошит темные волосы, сильно сжимая веки, после чего прислушивается к дыханию за спиной. Медленно переворачивается на другой бок, зная, что это принесет ему временное спокойствие. Младший брат лежит, полностью закутавшись в одеяло. Сопит. Его закрытые веки дергаются, видимо снится что-то яркое. Когда проснется, обязательно начнет рассказывать. Дилан ложится на подушку, не накрывается одеялом и продолжает наблюдать за братом. Именно его присутствие успокаивает. С этим ребенком все хорошо. И Дилан не позволит, чтобы он пережил то же, через что пришлось пройти ему самому. Четыре часа утра так же, как ни странно, встречает идеальная семья Пенрисс. Нет, они не одни из тех фанатиков, что твердят: «Кто рано встает, тому Бог подает». Совершенно нет. Миссис Пенрисс не пьет чай из расписной кружки, ее муж не выкуривает дорогую сигару за чтением газеты, а сын не повторяет материал перед учебой, не делает утреннюю зарядку, после которой должен принять душ. — Причард, это не обсуждается, — женщина буквально носится за сыном по всему дому, пытаясь заставить его понять, что это важно. — Мы подписали договор с больницей. Ты обязан каждый месяц проходить обследование и… Обязан, обязан, обязан. Причард сует два пальца в рот, изображая рвотные судороги, и кричит. По-настоящему орет на мать, хотя вне дома никто никогда не слышал, как он повышает голос. Постоянно казаться уверенным в себе сложно, но нужно. Причарду необходимо нагонять страх. Даже на своих друзей и родных. Страх дает ему сил, уверенности в том, что он держит окружающих в своих руках, имеет влияние на них. Если рядом стоящий человек боится его, то Пенрисс автоматически делает из него свою игрушку. Его ублажает контроль над жизнями. Как с ним поступали в детстве. — Отвали от меня! — Причард поднимается по лестнице, рывками сбрасывая с пьедесталов мраморные статуэтки, и его мать замирает на месте, ругаясь: — Не обсуждается, Причард! — Кричит ему вслед, отворачиваясь, когда сын пропадает в коридоре второго этажа. Дрожащими от нервов руками пытается пригладить волосы, вернуть порядок на голове и в мыслях. Заходит в гостиную, тяжело дышащая, и просит мужа, который гремит бутылкой у шкафа: — Поговори с ним. Он должен… — Замолкает, видя, что муж без интереса наливает себе виски, залпом опустошает рюмку, вновь заполняя ее алкоголем. Без остановки. Потом в нетрезвом виде пристанет к жене со словами о супружеском долге женщины перед мужчиной. Ей придется заняться с ним сексом, лишь бы он поскорее уснул. От него будет нести перегаром, кожа тела опять покроется странными красными пятнами — аллергия на алкоголь. И после полудня все пойдет по новому кругу. Женщина оставляет мужа, прикрыв дверь, и тихо прячется на кухне, начав мыть скопившуюся посуду. Раковина стоит у окна, так что миссис Пенрисс постоянно поглядывает в сторону дома Харпер, с чистой завистью вздыхая. Вот у кого действительно нормальная семья. Идиллией так и пропитаны их стены, а супруги, кажется, счастливы в браке. Четыре утра, а никто не зажигает свет. Они спят. Несложно представить умиротворение и тишину, царящую в каждой комнате. Вот пример идеальной, счастливой семьи. Миссис Харпер сидит на кухне, не включает свет, погружая сознание в полнейшую темноту. Курит. Уже пол пачки сигарет позади, а ей все мало. Сна ни в одном глазу. Бутылка коньяка рядом на столе. Не помогает. В такие моменты алкоголь не спасает, ведь после нескольких глотков женщина продолжает трезво мыслить. Она смотрит перед собой, в стену с треснувшим покрытием и вздыхает. Громко. Носом шмыгает тише, вытирая салфеткой мокрые веки. Женщина творила вокруг себя ту реальность, в которой бы не существовало ее собственного прошлого, но по вине Харпер, ее дочери, все вылезает наружу. Женщина не понимает, что именно в поведении Мэй заставляет ее углубляться в воспоминания. И одно пугает ее сильнее всего. Дочь становится адски похожей на мать. Характер каждого человека строится из самых разных действующих на психологию факторов. Если ты агрессивен, значит, тебя окружают агрессоры, спастись от которых можно только благодаря ответной злости. Если ты держишь кого-то на поводке, следишь за каждым его шагом, практически контролируя чужую жизнь, то значит, тебе всем сердцем хочется уберечь близкого человека от тех ошибок, которые сам когда-то совершил. Если ты с легкостью готов убить того, кто угрожает тебе, значит, когда-то ты сам был «убит» и уже существуешь в живой оболочке с мертвой душой. Если ты выживаешь благодаря грубости и хамству, значит, никакого иного обращения к тебе и не было вовсе. Если приносит удовольствие страх, который по отношению к тебе испытывают окружающие, то ты сам рос с этим чувством, живешь в страхе, боясь, что кто-то раскроет это. Причины могут быть разнообразные, но они не позволяют выносить свои чувства на другом человеке, ломать его и тем более не оправдывают подобных действий со стороны агрессора.

***

Где ты прячешь свои скелеты?

Чертово утро. Дейв готов проклинать эти серые облака, пыль, что поднимается с шумной дороги, забивающая ноздри и вынуждая кашлять. Ему пришлось выйти из дому в такую рань, хотя обычно в выходные парень не покидает свой участок. Это время исключительно для него. Никакой школы, никаких выяснений отношений, никаких поручений со стороны «главного», хотя тот давно прекратил что-либо доверять Фарджу. Дейв ему не нужен. И, зная об этом, стоит быть внимательней. Вдруг от него захотят избавиться? Приходится покидать стены дома, если кончаются сигареты. Две вещи, без которых парень не смыслит жизни: горячий кофе и сигаретный дым. Если это в наличии, то можно из дома не вылезать. Уже давно не обращает внимания на то, какими взглядами на него косятся прохожие. Да, Фардж выглядит так, словно без остановки принимает наркотики. Он, конечно, злоупотребляет с травкой, но в целом чувствует себя нормально. Относительно. Высыпается он или нет, его лицо всегда будет иметь нездоровый, немного зеленый оттенок, мешки под глазами, которые мало волнуют парня. А ссадины? Это же трофеи. Чем их больше, тем лучше. Идет по тротуару. Улица. Уже видит свой дом. Не разглядывает автомобиль, что припаркован у забора соседнего строения, поэтому невольно тормозит, глотнув никотина, когда из открытой дверцы вываливается коробка. Моргает, быстро подходя, и приседает на одно колено, сжав зубами сигарету, берет коробку, слыша женский голос: — Блин, — девушка обходит машину, застыв с неуверенностью, когда ее взгляд натыкается на бледного парня, который вскидывает голову, глотнув от скованности. Девушка может еще долго молча смотреть на него, поэтому Дейв откашливается, встав, и протягивает ей коробку, совершенно не ожидая следующего. — Привет, — девушка не улыбается, не касается коробки, так что парень продолжает стоять, как идиот, протягивая ей ее вещь. Фардж приоткрывает рот, но вспоминает, что у него сигарета может вывалиться, поэтому откашливается вновь, отводя взгляд в сторону. Ему нельзя. Есть причины. Нельзя. Девушка поникла на глазах. Она чувствует себя настоящей дурой, поэтому хмурит брови, выхватив коробку из рук парня, но та оказывается слишком тяжелой, поэтому худая особа сгибается под силой давления и что-то мычит, так что Дейв реагирует, взяв коробку снизу. Поднимает на девушку глаза, одной рукой вынимает сигарету изо рта, поняв, что не может сопротивляться странному притяжению. Нельзя, Фардж. Не смей. — Привет, — выходит хриплым шепотом, будто парень боится, что кто-то следит за ним. Девушка недолго смотрит ему в глаза, растянув губы в улыбку, и смущенно опускает голову, когда парень вовсе забирает коробку себе на руки, скованно переступив с ноги на ногу. Неловко. Они заговорили впервые за столько лет. — Помочь? — Дейв гадает, как лучше обратиться к ней. На вы или на ты? К счастью девушка сама все решает, поправив забавно трясущийся на ветру хвостик: — Ты можешь поставить это на крыльцо? Конечно, он может. Тебе только стоит улыбнуться — и Дейв начнет прогибаться под тобой. И его это напрягает. Что такого есть в этой девушке? Они толком не знакомы. Кивает, молча поворачивается, шагая в сторону крыльца ее дома. Не хочет сталкиваться лишний раз с ее родителями, но что поделать? Девушка возвращается к машине с улыбкой, смотрит на подругу, которая с каким-то недоверием косится в сторону парня: — Никого другого помочь попросить не могла? — ерзает на сидении. — А что? Он сам предложил, — вовсе не оправдывается, а наоборот ей охота подчеркнуть сказанное, но одобрение в ответ не получает. Подруга морщит лицо, прошептав: — Наркоман какой-то. Если судить по его внешнему состоянию, то он только и делает, что пьет, курит и колется. Нашла с кем общение заводить, Лили, — осуждает, заставив девушку немного замяться. Лили Роуз странным образом не замечает все факты, которые выдает подруга. Оглядывается, взяв сумку, и вздыхает: — Скажу родителям, что ухожу. А то опять звонить начнут. — Они в любом случае тебя не оставят, — ворчит в ответ. — Не пойму, тебе будто пять лет. Ты не ребенок. Лили сжато улыбается, захлопнув дверцу, идет к дому, подняв взгляд на парня, который быстро уходит от крыльца, положив коробку. Нервно оглядывается, явно желая поскорее уйти, но тормозит, когда напротив останавливается Лили. Она потирает тонкие, слишком худые кисти рук, улыбаясь: — Спасибо. Дейв опять молча кивает головой, опускает ее, желая обойти девушку, но та прикусывает губу, протянув свою костлявую руку. Ощущение такое, будто она чем-то больна. Щеки впалые, нездоровый цвет лица скрыт под пудрой. Фардж нервно моргает, глотнув воды во рту, и вновь смотрит ей в глаза, когда девушка представляется: — Лили. И тут наступает момент морального разрушения. Фардж. Как ему поступить? В голове сплошное отрицание, но ладонь сама действует, касаясь тонких, теплых пальцев девушки. — Дейв, — пожимает, окончательно потерявшись в ее больших глазах и светлой, такой чистой улыбке. — Лили! — Голос женщины с крыльца вынуждает парня грубо отпустить руку девушки, которая прекращает улыбаться. — Иди в дом! — ее мать готовится позвать мужа, чтобы тот надавал Фарджу по морде. Никто не смеет приставать к их дочери. Дейв обходит Лили, а та идет к крыльцу, скованно держась, чтобы не оглянуться. Женщина на пороге сверлит взглядом парня, и тот просто не может сдержаться, поэтому оглядывается, идя спиной: — У вашей дочери хорошая задница! — Отброс! Фардж ухмыляется, отворачиваясь, а Лили смущенно улыбается, опустив голову, и переступает порог своего дома. От лица Дилана. Кружка разбивается вдребезги. В одну секунду. Неосторожное движение. Сижу за столом минут пять, наблюдая за тем, как горячая жидкость растекается по темному паркету, не впитываясь. Блять. Растираю лицо ладонями, громко вдыхая, и откидываю голову, уставившись в потолок. В комнате светло из-за распахнутых окон. Холод с улицы проникает с особой наглостью, наводя меня на мрачные размышления. Дейву не пишу, не набираю сообщений. Каждый раз, когда выхожу из себя, ему достается. Не хочу ебать ему мозги в выходные дни. Пальцы переплетаю в замок, давя ладонями на макушку, и опускаю голову, повторно взглянув на разбитую кружку. Дерьмо. Встаю со стула, роясь в карманах джинсов. Шаркаю ногами по полу, щупая пальцами пачку сигарет, несколько пакетиков с травой, которые мне никак не удается опустошить из-за чертовой занятости в те дни, когда мне это особо необходимо. Лениво вставляю ключ в замочную скважину, поворачивая, и выхожу в теплый коридор, заперев дверь за собой. Атмосфера вмиг меняется. За стенами моей комнаты царит какое-то непонятное мне умиротворение, семейный уют, что так хранит моя мать. Порой она кажется мне настолько жалкой, но это всего лишь мое мнение, она ведь многое не знает. Живет в неведении, и пускай так будет продолжаться. Она не выдержит правды. Для подобной ноши существуют такие люди, как я, которые умеют молчать, чтобы защитить спокойствие других. Вперед по коридору к лестнице, что спускается на первый этаж дома, сделанного в светлых тонах. Моя мать обожает, когда повсюду висят зеркала. Она большую часть времени проводит дома, так что это помогает ей чувствовать вокруг себя больше пространства, чем есть на самом деле. Да, моя мать самой себе внушает ложь. Спускаюсь и уже могу слышать знакомые голоса. Один мужской голос вынуждает меня немного замедлить шаг, в одно мгновение вернуть себе то характерное для организма агрессивное состояние, от которого кожа рук покрывается мурашками. Чувствую аромат кофе, проглотив злость, и подхожу к порогу гостиной комнаты, настраиваясь на неприятное зрелище. И брови сами хмурятся при виде сидящих на диване и мило общающихся родителей с их старыми друзьями. Две знакомые замужние женщины со своими мужьями и один ублюдок, который своим присутствием рождает внутри меня ещё больше гнева. Донтекю шутит — и все смеются. Моя мать поворачивает голову, прикрывая губы салфеткой, и улыбается мне: — Наконец, встал? Я не успела предупредить, что у нас гости, — она с такой добротой смотрит на меня, что хочется либо накричать на неё, либо улыбнуться в ответ, но вместо всего перечисленного я остаюсь на месте с равнодушным выражением лица. — Присоединишься? У нас… — продолжает рассказывать о тех сладких вкусностях, что нам привезли гости, но я не люблю сладкое, и она это знает. Видимо, просто хочет, чтобы я принял участие хотя бы в чем-то, что связано с семьей. Долго. Слишком долго смотрю на Донтекю, краем глаза вижу, как мнется мой отец, обнимая мать за плечи. Учитель экономики поднимает бокал с вином, улыбаясь мне: — Отсыпаешься, да? — ублюдок. Опускаю взгляд на Кая. Младший брат сидит на полу, рисуя возле журнального столика. Он слишком близко к Донтекю. Слишком. Тот при желании может коснуться его коленом. От осознания этого по спине бежит холод. Противный, ни с чем не сравнимый. Игнорирую речь матери, щелкая пальцами. Это знак, и Кай реагирует на него, как дрессированная собака. Он поднимает голову, невинным взглядом находит меня, а мать замолкает, как и все гости, явно считая мое поведение некультурным и вовсе неправильным по отношению к брату. Хлопаю ладонью себе по бедру — и Кай вскакивает, взяв свои карандаши и листы альбома, бежит ко мне, выходя в коридор. Присутствующие хранят молчание до тех пор, пока я не выхожу следом за братом, закрыв дверь гостиной, после чего начинается громкий шепот. Кай следует за мной на второй этаж, молчит, иногда пытается идти со мной в ногу, но мой шаг слишком большой для него, так что ему приходится хвататься за край моей футболки, чтобы успевать. Вновь открываю дверь, запускаю Кая первым, и по привычке оглядываюсь, словно кто-то может преследовать нас, после чего захожу внутрь, закрывая на замок. Ключ прячу обратно в карман джинсов, проходя к столу. Осколки приходится собрать руками. Оставляю себе пару порезов, перекладывая части кружки в ящик стола. Живу на настоящей свалке. Брат забирается на кровать, продолжая рисовать в альбоме, сам сажусь за стол, вытянув под ним ноги, и опускаю лицо в ладони, хорошенько сдавливая его пальцами. — Дилан, — Кай рисует, обращаясь ко мне по имени. Не реагирую, продолжая дышать в ладони, поэтому он повторяет. — Дилан, — громко водит карандашом по листу. — Дилан. Дилан. Дилан, — повышает голос. У него есть эта странность. Кай считает, что если человек не отзывается, то его не слышат, даже если его собеседник находится с ним в одной комнате. — Дилан? — Что? — сдаюсь, подняв голову, и ладонью провожу по волосам, уставившись в стену перед собой, что раньше была завешена фотографиями и наградами моих спортивных соревнований. — А ты всех ненавидишь? — он произносит это без задней мысли, спокойно, словно спрашивает, как мне сегодня спалось, даже не поднимает на меня глаз, а вот я задумчиво оглядываюсь, уставившись на него. Не собираюсь давать ответ. Ему все равно не понять моей психологии. И, если честно, мне не хочется, чтобы Кай когда-нибудь смог понять, и тем более разделить мои взгляды на жизнь.

***

Чужая комната, покрытая пеленой мрака. Шторы задвинуты, замки на окнах поставлены много лет назад. Это принудительные меры предосторожности. Решетка, которая должна уберечь от побега пациента. Ремни на кроватях, сплошные баночки из-под лекарств, медицинские карточки, рецепты врачей. Все вещи разбросаны по помещению. Здесь не убираются уже какой год, так что пыль оседает на её коже. Лежит на боку, мокрые глаза вытирает дрожащими от охватившей тело судороги, смотрит перед собой, и окружающие её стены сдавливают. Отвратительные звуки, льющиеся со стороны стола, на котором стоит ноутбук, вынуждают прикрывать уши. Не слышать. Она не желает слышать саму себя. Её сознание тяжелеет, внутренности ноют, каждый орган дает знать о своей болячке по-особенному. Возникают трудности с дыханием из-за давления на грудную клетку. Усугубляется положение тем фактом, что девушка не в силах восстановить нормальный порядок мыслей. Ей мешают слезы, мешают эмоции, которые она пока не может отключить, чтобы подумать здраво. Как бы ей не хотелось, самой себе она помочь не сможет. Только не в данной ситуации. За запертой дверью слышны голоса. Они исходят с первого этажа чужого дома. Визг и смех. Грохот. Начинает громко играть музыка. Девушка давится своими короткими вздохами, кусает ногти до крови, но не может остановиться. Шмыгает носом, чешет его, ведь повсюду витает раздражающая пыль. Звуки со стороны ноутбука становятся громче, и девушка хнычет, сжав ладонями уши. Не слушай себя. Не слушай себя. Это была не ты. Ей нужно выбраться отсюда, пока она не сошла с ума. Трясущимися пальцами щупает телефон в заднем кармане джинсов, кое-как заставляет себя двигаться. Ей не страшно. Она ничего не боится. Её пугает только собственное состояние. Тени. Она их видит, но в комнате никого нет, и не может быть. Это всё наркотик? Они передвигаются то медленно, то ускоряются, их шаги становятся шире, ноги толще. Девушка моргает, щурясь от света, что бьет по глазам от экрана. Открывает список вызовов, шмыгая носом, и кровь застывает в венах. Кому она будет звонить? Матери? Отцу? Она не хочет их видеть. Они не помогут. Она не видит в них поддержку, защиту. Но её список контактов только и состоит из этих двух номеров. Только сейчас это заставляет задуматься над одиночеством. Кто есть у неё? Это смешно и жалко. Посмотри на себя. Ты жалкая. Хнычет, пыльными пальцами надавливая на влажные веки, и начинает мычать сжатыми губами, которые уже успела разодрать зубами. Глотает грязный воздух, пропитанный запахами медицинских препаратов, и щекой прижимается к паркету, с дрожью вслушиваясь в грохот и голоса с первого этажа. Веки прикрывает, роняя слезы, и тихо продолжает лежать, пока в голову не приходит странная и нелепая мысль, но единственная на тот момент, которая может дать плоды и подвести девушку к действию. Правда, ей необходимо набраться смелости, чтобы сделать это. *** С раздражением понимаю, что в выходные дни время течет быстрее, что совершенно нечестно по отношению к тем, кому определенно необходим отдых. Семь вечера встречаю с молчанием. В висках пульсирует давление. В комнате царит напряженная темнота, и мне приятно находится в ней, существовать с уверенностью, что никто меня не видит. В данный момент я один. В замкнутом помещении, и никакой хер не станет рушить мое одиночество. Приседаю на кровати, отбрасывая одеяло, и сгибаюсь, локтями опираясь на колени, лицо роняю в ладони. Сколько раз за день проделываю подобное? Пальцами ворошу волосы, прислушиваясь к звукам и шуму. Голоса. Они ещё здесь? Сколько можно? Хлопаю ладонями по кровати, встав на ноги, и держу равновесие, покосившись в сторону. Голова по-прежнему тяжелая. Приходится какое-то время постоять на месте, подержаться за стену, чтобы не рухнуть на пол. Видимо, трава слишком расслабляет меня, но эффект уже не кажется таким сильным после того успокоительного, которое скормила мне эта девка. Иду к балкону, открыв дверцу, и сую руку в карман, нащупав пачку сигарет. На улице темно. Кажется, днем лил дождь, так что теперь вокруг влажно, но воздух довольно приятный, хоть и прохладно. Торможу у перегородки, зажав сигарету в зубах, и зажигаю её, прикрыв кончик ладонью от ветра. Втягиваю, выпуская дым через ноздри, и наклоняюсь, опираясь локтями на перегородку балкона. Смотрю перед собой, покуривая. В домах вокруг горит свет, можно даже разглядеть, что делают жильцы, но если бы я этим занимался, то это уже было бы странно. Так что пялюсь, как идиот, в никуда, пытаясь насладиться днем, когда меня не вызывают в «убежище», не принуждают к чему-то, давя на херов неправильный долг перед человеком, который ничего толком для меня не сделал, а ему все поклоняются, как гребанному божеству. Стряхиваю с кончика сигареты пепел, глотнув холодного ветра, и вновь сую в рот, заморгав, когда телефон в комнате начинает вибрировать. Замечательно. Лениво отрываюсь от перегородки, шаркая обратно в темное помещение. На столе сходит с ума мобильный аппарат. Беру его взглянув на экран, и вынимаю сигарету, выпуская дым через рот. Хмурюсь, взглядом пробегая по неизвестному номеру, и вздыхаю, решив, что это один из тех номеров, которые, по приказу главного ублюдка, нельзя сохранять. Настраиваюсь на разговор и отвечаю, поднося телефон к уху: — Да? — грубо спрашиваю, вновь затянув дым в глотку. Тишина. Только еле уловимые моим слухом помехи. Щурю веки, обернувшись к балкону, и переступаю порог, вновь выходя на свежий воздух, думая, что в комнате плохо ловит связь. — Ну? — повторяю попытку получить ответ, но молчание продолжается. — Кто это? — наверняка один из тех ублюдков, которые преследовали меня вчера, нашли мой номер. Такое уже бывало, но сомневаюсь, что сейчас тот самый случай, правда, всё равно отхожу ближе к дверям балкона. Таким образом, стрелку будет сложнее попасть в меня пулей. Надо быть готовым ко всему. Спокойно глотаю никотин, усмехаясь, ведь слышу тихое дыхание: — Кто ты? — задаю вопрос, спиной опираюсь на поверхность дома. Только какое-то рваное и тихое дыхание в ответ. Опускаю взгляд, нервно лизнув нижнюю губу, и осматриваюсь по сторонам, чтобы убедиться, что за мной никто не следит. — Слышь, — начинаю злиться. — Не трать мое время. Лучше сразу скажи время и место. Я приду и убью тебя, — что за детский сад? Равнодушно покуриваю, слушая дыхание, но напряженно глотаю, оторвавшись от стены, когда улавливаю тихое шмыганье носом. — Кто это? — теперь задаю тот же вопрос, но меня действительно интересует ответ. Опять шмыганье носом. Хмурюсь, снова оглядываясь, подхожу ближе к перегородке, изучая местность. Если бы кто-то хотел меня пристрелить, то давно бы сделал это. Тогда, что это за херня? И слышу: — П…ста… — слишком тихо. Не могу разобрать слов, отчего бросаю сигарету в пол, закрыв второе ухо указательным пальцем: — Что? — По…ста, — в ответ мычание, вынуждающее наклонить голову набок. Прислушиваюсь, никак не могу понять, кто и что говорит. — Пож…ста, — говорящий проглатывает половину букв, при этом явно плачет. — Пожал…та, — шмыгает носом. И, наконец, я понимаю, что этот хриплый голос принадлежит женщине. Точно не мужской. — Кто это? — надеюсь узнать, действительно чувствуя напряжение. — Пожалуйста, — продолжает просить, хныча. — Пожалуйста. Пожалуйста, — плачет. — Кто ты, черт возьми?! — повышаю голос — и в ту же секунду звонок обрывается. Моргаю, сильнее хмуря брови, и смотрю на экран, повторно прочитывая номер телефона. Он мне знаком? Возможно. Листаю входящие вызовы. Постоянное повторение номера Дейва, иногда встречаются незаписанные на телефон номера, но я знаю наизусть, кому они принадлежат, поэтому листаю дальше, уже готовясь закурить следующую сигарету, но взгляд натыкается на тот самый набор цифр, который мне и нужен. Языком скольжу по нижней губе, сощурившись, и для проверки догадки открываю список сообщений, находя то, что никак не удалю. Сообщение от меня на незаписанный номер: «Спасибо». Нервно прикусываю кончик языка, переминаясь с ноги на ногу, и вздыхаю, стиснув зубы. Опять она? Чего привязалась ко мне, блять? Моргаю, опустив руки, и качаю головой, сунув телефон обратно в карман. Достаю сигарету, быстро зажигаю, опять окутывая себя дымом, но уже начинаю задумчиво пялиться в дерево, посаженное напротив моего окна на заднем дворе. Какого черта? *** Заплаканные глаза трет уже мокрыми от слез пальцами, шмыгает носом без остановки, прерывая свое тихое мычание на более громкий плач. За окном уже темно. И в комнате царит мрак, но ноутбук продолжает работать. Она всё ещё слышит себя. Всё ещё видит тени ног. Они ходят. Куда делось её здравомыслие? Что за наркотик так умело уничтожает человека изнутри? Девушка ведь может бороться, так что с ней сейчас не так? По-прежнему лежит под кроватью, в пыли и грязи, собирает всё это одеждой и кожей потного тела. Холодно. Жарко. Это гамма чувств и ощущений. Они все в ней. Прямо сейчас. И она не может проглотить их. В мокрой ладони сжимает телефон. По крайней мере, она попыталась, верно? Её плечи дергаются, когда девушка вновь хрипло плачет, утыкаясь носом в пол. Всё её тело обмякло, мышцы, будто превращаются в желе. Чувствует, как быстро колотится сердце. Она всё ещё жива, так? Вибрация. Короткая. Это не звонок, но девушка поворачивает голову, кусая запястье руки. Поднимает телефон, что был прижат треснувшим экраном к полу, и смотрит на него. Сообщение. Одно. Девушка глотает стон, моргая, и дрожащим пальцем еле попадает на значок, чтобы открыть его. «Где ты?» *** В свой выходной. В свой чертов выходной. Какой ебаной херней я занимаюсь? Мой автомобиль тормозит у калитки трехэтажного дома. Дверь нараспашку, музыка орет на всю улицу, голоса звучат даже громче, чем басы дабстепа. Рядом припаркованы уже машины. Вечерника в самом разгаре, в коридоре уже толпятся люди. Черт. Стучу пальцами по рулю, вынув телефон из кармана и повторно прочитав сообщение от этой суки, которая ебет мои мозги без остановки. Адресом не ошибся. Выбираюсь из машины, прихватив биту, и набрасываю на голову капюшон темной кофты, пустив дым изо рта. Топчусь на месте, пару раз ударив себя битой по коленке. Блять. Сжав зубы, шагаю к калитке забора, бросив взгляд на почтовый ящик, и тут же торможу, постучав зубами. «Дом 48. Пенрисс». Невольно пускаю злой смешок. Я не особо удивлен. Перебрасываю биту из одной руки в другую, осмотрев окна. Кажется, основная масса внизу, но, если судить по сообщению, то она находится на третьем этаже. Толкаю калитку, направляюсь к крыльцу, поднимаясь, и переступаю порог дома, не оглядываю людей, которые пританцовывают со стаканчиками в руках. Иду вперед, битой расталкивая тех, кто мешает мне пройти к лестнице. Взгляд цепляет Причарда, сидящего на диване в гостиной и пьющего пиво, но не останавливаюсь, поднимаясь сначала на второй, затем на третий этаж. Здесь не так много света. Я бы сказал, что его здесь даже не хватает. Полумрак приятен для моих глаз. Никого нет. Шагаю по коридору, скольжу битой по панелям на стенах. Дверь в конце — ванная комната. Заглядываю в первую попавшуюся комнату — чей-то кабинет. Не то. Иду дальше, проделывая тоже самое с другими дверьми, пока одна из них не отвечает моему давлению. Дергаю ручку. Заперта. Она находится почти в конце коридора. Чувствую, как из-под неё течет холодный сквозной ветер. Повторяю попытку открыть спокойно, но, кажется, это не тот метод, который будет работать в данной ситуации. Делаю шаг назад, пнув ногой поверхность двери. Трещит, но не распахивается. В мой чертов выходной. Ещё пинок. Когда я должен отдыхать. Удар ногой. Я, блять, занимаюсь тобой, Харпер. Выбиваю дверь. Она не особо крепкая, хотя на вид кажется мощной и прочной. Передо мной темная комната. Мое внимание тут же падает на решетку на окне, на кровать с ремнями, на обилие баночек и шприцов, странные обои с яркими рисунками, рассыпанных таблеток и пыль, покрывающую всю мебель. Слышу голоса. Звуки со стороны стола. Ноутбук. Переступаю порог, спокойно и равнодушно разглядывая сцену на экране. Порнуха что ли? Попытка тихо шмыгнуть носом отвлекает меня, поэтому осматриваю комнату, но никого не вижу. Может, она обманула меня? Решила посмеяться? Блядина. Какого черта я вообще ехал сюда? Качаю головой, отворачиваясь к порогу, и делаю шаг, в тот же момент останавливаясь. Тихо. Это было слишком тихо. Оборачиваюсь, взглянув на кровать со старым потрепанным матрасом, по поверхности которого явно водили чем-то острым, ведь его ткань порезана на куски. Медленно подхожу ближе, спокойно смотрю вниз, удобнее взяв биту в руку. Наклоняюсь, прислушиваясь, и вовсе сажусь на одно колено, опираясь рукой на край железной кровати, и опускаю голову, заглянув под неё, в темноту, к которой мои глаза слишком привыкли, так что найти девушку мне удается без труда. С раздражением прикусываю губу, хмуро смотря на неё. Харпер лежит у дальней стены, кусает пальцы рук, мокрыми глазами смотрит в ответ, шмыгая носом. Тихо и хрипло дышит, не может так же сильно хмурить брови, как это делаю я. Вновь стучу зубами, таким образом проявляется моя нервозность, так что ничего не могу с этим поделать: — Порядок? — спрашиваю, хотя на ответ мне плевать. Девушка рвано выдыхает, и пыль поднимается с пола возле её лица. Да, соглашусь, вопросы тут же рождаются в моей голове, например, какого хера она здесь забыла? Недостаточно одной вечеринки, на которой её трахнули? Харпер пытается глубоко дышать. Я трачу слишком много времени на неё. И это злит. — Ты, на хер, собираешься вылезать? Я не буду сидеть с тобой, — грубо заявляю, и девушка еле сдерживает свое мычание. Встаю с колена, сделав шаг от кровати, и жду, пока Харпер вылезет из-под неё. Вся в пыли. В какой-то блузке с порванными пуговицами. Она не успевает делать два дела одновременно, поэтому дрожащими руками пытается держаться за край кровати, чтобы подняться на ноги, после чего сжимает ткань блузки, чтобы скрыть лифчик. Хмуро смотрю на неё, сохраняя грусть, грубость в голосе: — Не тормози, — поворачиваюсь к двери, но вновь торможу, взглянув на экран ноутбука. Затем на Харпер краем глаза. Она быстро дышит, смотрит в ту же сторону опухшими глазами, стискивая пальцами ткань блузки. Опять перевожу внимание на экран. Порнуха, да? Вот только с её участием. Слышу, как девушка громко вдыхает через нос, рвано выдыхая, и шмыгает носом, кажется, опять желая разрыдаться, но этот детский сад я терпеть не могу. Протягиваю ей биту, ударив по плечу, что заставляет Харпер отшагнуть от меня. Смотрит хмуро, с недоверием, или со страхом, что я ударю её. Киваю на свое оружие, и девушка неуверенно берет биту обеими руками, не отрывая от меня взгляда. Проглатывает воду во рту, когда взглядом указываю в сторону ноутбука. Пусть учится решать свои проблемы сама. Раздражает. Харпер откашливается, опустив голову, и медленно шаркает ногами к столу, постоянно оглядываясь на меня. Явно не любит, когда кто-то находится за её спиной. Хорошая неприязнь. Помогает не делать глупостей и не доверять, кому попало. Подходит ближе, крепче сжимая рукоятку железной биты, и сутулит плечи. Наконец, в её глазах блестит ненависть. Она стискивает зубы, размахиваясь, и бьет по ноутбуку. Без остановки. Тот слетает со стола, поэтому Харпер, не желая сил, колотит его, разбивая экран, что тухнет. Бьет. Размахивается. Бьет. Размахивается. Бьет. Стою в стороне, наблюдая за происходящим со стороны, и щурюсь, слыша, как Харпер что-то бормочет под нос. «Сдохни», — странно, но совершенно не узнаю её голос. Рычит, хрипло повторяя одно и тоже слово. Без остановки. Ноутбук давно сломан, но она продолжает бить по нему, давить ногами. Теряю счет времени. Слишком много позволяю ей. Никто не смеет отнимать мое время. — Всё, — подхожу, и Харпер тяжело дышит, останавливая свои удары. Вьющиеся волосы, покрытые пылью, скрывают полное ненависти лицо. Она сглатывает, часто заморгав, смотрит вниз, на сломанный ноутбук, и я слышу что-то отдаленно напоминающее смех, поэтому наклоняю голову, чтобы заглянуть в лицо девушки, которая нервно смеется. Тихо. Она поворачивает голову, взглянув на меня, и смеется громче. Поднимаю брови, пустив смешок: — Ты что курнула? Она выпрямляется, накрыв ладонью половину лица, и запрокидывает голову, потеряв равновесие. Копчиком бьется о стол, когда отступает назад. Вытирает мокрую шею, робко протянув мне биту, всё ещё тихо смеясь под нос. Скрывает улыбку под ладонью. Беру свое оружие, внимательно наблюдая за девушкой, и вздыхаю, качнув головой: — Задрала, — шепчу, отворачиваясь, и шагаю в сторону порога, оглядываясь. Харпер идет за мной, но медленно. Она явно что-то приняла. Видно по походке. Приходится замедлить шаг, чтобы девушка не отставала. Встаю на первую ступеньку лестницы, оборачиваясь, ведь Харпер громко смеется, хватаясь свободной рукой за перила. Медленно шагает за мной вниз, смотря на лестницу. Её улыбка то исчезает с лица, то появляется вновь. Она то плачет, то готова хохотать в голос. Спускаемся на первый этаж. Харпер затихает. Толкаю всех битой, не обращая никакого внимания на злые и недовольные возгласы. Иду к порогу, готовясь перешагнуть его, и оборачиваюсь, закатывая глаза от раздражения, когда вижу, что девушка не может пройти через толпу. Она толкает их локтями, но её толкают в два раза сильнее. Наблюдаю за этим равнодушно. Самой никак? Блять. Делаю большой шаг в сторону толпы, протягиваю биту Харпер, которая берется за неё руками. Рывком тяну на себя. Девушка чуть не падает на пол, но выходит из толпы, спотыкаясь только об порог. Иду вперед, уже не оглядываясь, ведь слышу, как громко она дышит позади. Подхожу к машине, заявляя: — Дальше сама, — поворачиваю голову, не желая задавать следующий вопрос. — Твой дом далеко? Она качает головой, обнимая себя руками. Смотрит в ответ, и мне приходится отвечать на зрительный контакт резкими словами: — Сама доберешься, — открываю дверцу, бросив биту на сидение, и протягиваю руку к Харпер. — Дай телефон. Девушка медленно соображает. Она немного скованно выполняет мою просьбу, опустив взгляд. Беру мобильный аппарат, открывая списки телефонных звонков. Стираю свой номер, после чего перехожу в сообщения, удаляя все те, что приходили от меня и на мой номер. Отдаю телефон обратно: — Больше не звони мне, — отпускаю телефон слишком рано, как и хотел, поэтому аппарат падает на асфальт, но Харпер не присаживается, чтобы поднять его. Она продолжает стоять с полусогнутой протянутой рукой, пальцами разрезая ветер. Моргает, уставившись немного ниже уровня моего лица. Забираюсь в салон автомобиля, не смотрю на девушку, заводя мотор. Краем глаза вижу зеркало. Вижу Харпер. Вижу, как она медленно сжимает и разжимает пальцы, опуская руку, и наклоняется, подняв телефон с земли. Нажимаю на педаль газа. Машина трогается с места. На часах почти девять. Я потратил столько времени впустую по её вине. Опять. Пусть только посмеет когда-нибудь опять потревожить меня. Я сам разнесу её чертову голову. Взгляд упирается в зеркало заднего вида. Харпер продолжает стоять на месте. *** Автомобиль скрывается за поворотом. Девушка смотрит вниз. Пальцами поглаживает экран телефона. Тихо дышит, терпя боль в глотке, и шмыгает носом, дернувшись, когда со стороны дома Причарда доносится грохот. Что-то разбилось. Харпер быстро шагает к своему крыльцу, забегая в пустой, темный коридор. Щелкает замок, но этого не достаточно для ощущения безопасности. Девушка несется наверх. Спотыкается на лестнице, выбегая на второй этаж, и кидается к своей комнате, в карманах джинсов отрывая ключи. Заходит внутрь, справляясь с замком, и запирается. Сердце в груди скачет. Прижимается лбом к деревянной поверхности, громко дышит, глотая раздирающие глотку комки. Что она делала в доме Причарда? Родители потащили её на чай с семьей Причарда. Почему девушка согласилась? Потому что хотела доказать, что не боится его. Кто же знал, что Причард уже все решил за неё? Сказал, что ему нужна помощь с домашним заданием, чтобы отмазаться от похода семьями на прием к одному из глав компании. А Харпер с гордым видом промолчала, зная, что справится с ним. — Ты слишком послушная, — довольно подмечает, отпивая кофе из кружки. — На твоем месте, я бы уже бежал отсюда. Девушка подняла глаза, мешая в чашке сахар. Щурила веки, довольно уверенно произнося: — С чего бы? — даже не моргнула, прорычав. — Я не боюсь тебя. И в тот момент улыбка пропала с лица Пенрисса. И он вновь сделал то, что должно заставить бояться его, потому что она обязана жить в страхе. Обязана, ведь Причарду нужен ощутимый контроль над кем-то, держать в ужасе, как обходились и с ним. «Ты должна бояться меня», — с этими словами издевался над ней, пока сам не потерялся в том дерьме, которым окружил себя. Пока ему не стало тошно от своих же действий. Ведь он сам боится. И будет бояться. Жить в страхе перед человеком, который измывается над ним на протяжении стольких лет. А спасается от собственного «я» Причард при помощи толпы. Так что ему нужно окружать себя людьми. Жалкий, трусливый ублюдок, который выносит свою злость на тех, кто явно слабее. Приятная атмосфера домашнего уюта царит в каждом уголке. Родители слушают классическую музыку, готовя ужин на кухне. Улыбаются друг другу, иногда обмениваясь короткими скромными поцелуями, от которых тепло внутри них растет. А на втором этаже музыка слышна эхом. Ванная комната заперта на ключ. Девушка стоит у раковины, только что вылезла из душа, поэтому вытирает тело желтым полотенцем, напевая песню под нос и покачиваясь с пяток на носки. Аккуратно вешает полотенце обратно на вешалку, поправив мокрые волосы, и не смотрит на свое отражение, наклоняясь. Худой рукой достает из-под ванной весы. Встает на них ногами, поднимая голову. Короткое время смотрит перед собой, после чего опускает взгляд, заморгав. Сорок килограммов. Минус полтора за день. Хороший результат. Улыбается бледными губами, подняв голову, и смотрит на свое отражение. Стремится вперед. К своему идеалу.

Причард Пенрисс будет молчать. Дилан ОʼБрайен будет молчать. Дейв Фардж будет молчать. Мэй Харпер будет молчать. Лили Роуз будет молчать.

Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.