Молчи

Когда мне было восемь лет, я причинила боль близкому человеку.

Это было начало весны. Плохо помню, что именно вызвало такую агрессию с моей стороны, что стало последней каплей, хотя день тот шел своим чередом. Знаю только то, что тогда я впервые проявила настолько сильные отрицательные эмоции. Впервые окунулась во временное забытье, амнезию, после которой меня попросили держаться подальше от человека, которому я всё доверяла, всё рассказывала. Он был мне нужен. Так необходим, что я попыталась поговорить с ним, но тогда его родители позвонили моим, нажаловались. И всё пошло по новому кругу. Опять врачи, психологи, даже полицейский в юбке, который просил меня больше никогда, не при каких обстоятельствах не приближаться к дому жертвы. Да, ему дали статус жертвы, словно я убийца. Но я была простым ребенком, затасканным по всевозможным больницам. Помню, я так сильно устала от этого. От того, через что мне пришлось пройти ещё в возрасте пяти или четырех лет, так что я… Кажется, я просто оставила попытки. Смирилась. Стала молчать, лишь бы меня оставили в покое. Да, именно так. Кто-то громко хлопает дверцей своего шкафчика, что выдергивает меня из странного состояния, которое преследует меня с начала этого дня. Моргаю, с хмурым равнодушием смотрю перед собой, на гнетущую толпу подростков, что заплывает внутрь школьного коридора, разговаривая между собой. Их подошвы скрипят, каблуки стучат, смех и звонкий голос режет уши, но на моем лице сохраняется спокойствие. Парни осыпают меня какими-то словесными плевками в спину, в грудь, но это не влияет на мое состояние. Никак, что удивительно. Ощущение такое, будто мне всё равно. Хотя, оно так и есть. Расправляю плечи, шагая вперед, и на этот раз не мне приходится уворачиваться от людей, а им отходить, чтобы дать мне пройти, потому что со своего пути я не схожу. Иду вперед, задевая всех плечом, слышу возмущенную ругань позади, но она не должна меня касаться. Помни: они никто. Иногда людям стоит притормозить. Они вечно куда-то спешат, а из-за спешки не успевают здраво оценивать свои мысли и действия. Мы существуем, выполняя все на автомате: на автомате принимаем мнение других за свое собственное, на автомате меняемся, подстраиваясь под тех, кого считаем лучше. Не желаю следовать за обществом, что без конца трактует мне правила этикета, нормы общения и манеры поведения в социальной жизни. Мне не нравится идея того, как кто-то будет навязывать мне свои мысли, которые в последствии люди слепо принимают за правила жизни. Давно ли окружающие прекратили думать своей головой? Меня должно это заботить? Казалось бы нет, вот только проблема в том, что существовать в этом обществе придется. Хочешь или нет. Для меня люди образуют одну серую дымку, теряя свою физическую тяжесть. Словно плыву сквозь них. Их сказанные вслух слова настолько похожи, что мои убеждения в их схожести между собой только растет. Люди — одно целое. Поправляю ремень рюкзака, пытаясь сдержать тяжелый вздох, рвущийся из глотки, когда дорогу мне преграждает «золотой мальчик». Он выглядит не очень хорошо, как и пахнет. Кажется, погулял он вчера на славу, что нельзя сказать обо мне. Голова до сих пор раскалывается, а комок тошноты оседает где-то в груди, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах. Першение мешает глотать воду во рту, чтобы избавиться от сухости, а давление в висках уже вот-вот сведет с ума. Но, несмотря на это, сохраняю внешнее спокойствие, подняв взгляд на парня, который нервно улыбается, переминаясь с ноги на ногу. — Утро, Мэй, — странно, но я не испытываю к нему какой-то открытой злости, скорее простое раздражение, не более. Причард оглядывается по сторонам, здороваясь с проходящими мимо знакомыми, и вновь дарит мне свое чертово внимание: — Ты вчера ушла, — да ты что? — Ушла… — повторяет, скользя языком по искусанным губам. Присматриваюсь. Что-то с ним не так, это явно видно, но не могу понять, в чем проявляется его «необычность». Слишком нервничает. — Кто-то добрый тебе помог, да? — прячет потные ладони в карманы кофты, вцепившись взглядом в мое лицо. Смотрю в ответ, не боясь такого долгого зрительного контакта с отвратительным для меня человеком. Спасает то, что вокруг слишком шумно и многолюдно. Причард не может прибегнуть к физическому воздействию. Он хочет узнать, кто помог мне, чтобы обвинить того человека в проникновение на частную собственность? Если Пенрисса вывело из себя мое отсутствие под конец «вечеринки», то он вполне способен испортить моему «спасителю» жизнь. — Я способна помочь себе сама, — тоном выделяю последнее слово, с угрозой сощурившись, ведь Причард неприятно смеется, качая головой: — В этом я не сомневаюсь, но дверь ты бы не выломала, — наклоняется вперед, своим дыханием обжигает мою щеку. Не двигаюсь, продолжая непоколебимо смотреть в ответ. Пальцами начинаю теребить локоны волос, хмуря брови, когда Причард носом касается моего виска, глотая аромат кожи. Неприятные мурашки покрывают бледную кожу под темной кофтой, которая кстати не моя. Она принадлежит Дилану ОʼБрайену и пахнет соответствующе — никотином, но мне уже удалось привыкнуть к запаху чужого человека. Сжав зубы, терплю попытки Причарда насладиться собственными действиями, но закатываю глаза, дернув головой, и поворачиваю ее, вскинув гордо: — Что тебе нужно от меня, Причард? — Этот вопрос мучает меня с того момента, как я поняла, что именно он пытается морально забить меня. Я задаю его без злости в голосе. На удивление спокойно реагирую на сложившуюся ситуацию. Может, все дело в таблетках? Причард поворачивает голову, взглянув мне в глаза. И да. Смотрит он иначе. Взгляд не загнанного в угол, а потерявшегося давно в себе человека. Вижу, но не желаю придавать этому особое значение. Мне плевать на тараканов в голове Пенрисса. Его поступки непростительны. Парень моргает, наконец, усмехнувшись: — Ты слишком гордая, — шепчет, и голос его канет в шуме. — Мне нравится каждый раз ломать тебя, — он серьезен. Он признается мне, и нечто подобное ожидала услышать. Этот тип любит чувствовать превосходство. Он видел во мне сильного человека, поэтому крошить меня на куски гораздо приятнее. Словно он покоряет вершины, удовлетворяясь своими победами. У Причарда явно есть проблемы с психикой, но меня это не касается. Уверенно держу осанку, презрительно хмыкая, и вздыхаю, качнув головой: — Ты жалок, — сама не осознаю, как начинаю улыбаться, а вот улыбка парня сходит с лица. — Ты понимаешь это? — Шепчу, сама приближаю голову, поддаваясь вперед. Смотрю в глаза, нечасто моргая. Пенрисс сглатывает, нервно скачет взглядом с моих глаз на губы, и меня переполняет незнакомое удовольствие, так что ухмылка становится противнее: — Ты хочешь поцеловать меня? — Практически смеюсь ему в лицо, видя, как напряженно сжимаются зубы парня, который понимает. Я поймала его. Ему не избежать словесной порки. — Я, наконец, поняла, — нарочно облизываю губы, видя, как Пенрисс вновь сглатывает, не оставляя мое действие без внимания. — Ты издеваешься надо мной, потому что хочешь меня. Все это время ты думал, что я попала в клетку, но на самом деле в дерьме оказался сам ты, — делаю к нему шаг, заставив парня заморгать. Поднимаю голову выше, не могу не улыбаться: — Ты трахаешь меня вовсе не потому, что тебе нравится издеваться над кем-то, — у меня, наконец, все выстраивается в одну картину. В голове всплывают ничего не значащие воспоминания, связанные с Причардом. Я видела его нечасто. Он редко появлялся в школе, из дома не выходил неделями. Иногда я замечала, как он наблюдал за мной, пока миновала расстояние от дома к машине отца. Такое чувство, что парень давно приглядывался, он давно выбрал меня, но, спрашивается, почему? Думаю, все дело в моей внешной непоколебимости. Причарду хотелось сломать меня, снять эту маску гордой суки, какой я являюсь. — Ты просто хочешь меня, — тихо шепчу, нагло усмехнувшись. — Больной ублюдок, — зрительная война между нами может продолжаться еще долгое время, но оглушает звонок. Причард тяжело дышит, все еще смотрит, поэтому хмыкаю носом, гордо кивнув головой, и обхожу парня, уверенной походкой, действительно уверенной, шагаю дальше по коридору, сама не понимая, что именно меня так веселит. Улыбка никак не хочет сойти с лица, поэтому идущие навстречу знакомые бросают на меня удивленные взгляды, но я даже не окидываю их своим вниманием. Оно дорого стоит, уроды. Остаюсь довольна собой, когда вхожу в кабинет экономики, совершенно не заботясь о том, что взгляд Донтекю переходит на меня. Судя по всему, мое резко поднявшееся настроение является чем-то неестественным. И я с этим соглашусь. Мой внешний вид говорит о сильной усталости, а внутри горит огонь. Удается вдохнуть полной грудью, правда, внезапно родившиеся в голове мысли вынуждают свести брови к переносице. Замедляю шаг, оглядывая шумный кабинет. Учитель пока не просит всех успокоиться и занять свои места, именно его присутствие и вынуждает меня вспомнить кое о чем. Документы в архиве. В данных обо мне были выписки врачей. Я хочу узнать всю полную информацию, что содержится в записях. Не останавливаюсь у своей парты, стараясь не думать о том, куда направляюсь. Придерживаю сползающий ремень рюкзака, перешагивая спортивную сумку одного из парней. Она явно принадлежит ОʼБрайену, могу даже рассмотреть кончик рукоятки от биты. Замечаю замешательство во взгляде Фарджа, который до этого сидел молча, уставившись в стол, пока сосед по парте ковыряет перочинным ножиком дерево. Что ж, меня напрягает оружие в руках этого ненормального, но все равно обращаюсь к нему. На свой страх и риск. — Я могу задать вопрос? — Меня не волнует, позволит ли он. Дейв как-то странно сжимается, будто… Будто боится чего-то. Он опускает взгляд, мельком поглядывая на друга. На коже его лица пара ссадин и небольшой синяк на скуле. Удивлена тем, что он еще не открывает рот, чтобы облить меня грязью, ведь это его обычное отношение ко мне. Сегодня он… Не похож на себя. Сглатываю, с высокомерием смотрю на Дилана, который прекращает терроризировать стол ножиком, еще секунду пялится в одну точку, медленно, явно с угрозой подняв взгляд на меня. Не мнусь, откашлявшись, и продолжаю: — Пока в архиве все приводят в порядок, где держат документы? — Смотрю ему в глаза, понимая, что они оба сегодня ведут себя необычно. Они тихие, но различия только в их настроении. ОʼБрайен полон знакомого холодного гнева. Фардж боится. И я почему-то уверена, что это как-то связано с Диланом. Мой взгляд перескакивает с одного парня на другого, в ожидании внятного ответа, но они оба молча переглядываются, и Дейв откашливается. Так. Сейчас начнет. — Может, тебе пойти на хер, хуесоска? — эм, да, это было бы обидно, но только не таким тоном. Голос под конец у парня становится тихим, слишком хриплым, так что я практически сравниваю его с жужжанием навозной мухи. Непоколебимо стою на месте, поправляю ремень, съезжающий с плеча, и смотрю на ОʼБрайена: — Эй, — обращение достаточно грубое? Если нет, я могу повторить с большим раздражением в голосе. Мне не сложно. И откуда внутри меня столько сил? Даже когда Дилан вдруг встает со стула, расправляя сутулые плечи, даже когда он наконец поднимает на меня глаза, я остаюсь с внешней несокрушимостью. Краем глаз вижу, как Дейв вжимается в чертов деревянный стул, откашливаясь, будто желая таким образом привлечь внимание друга, но тот уже вытирает бледные губы пальцами, вновь скользнув по ним языком, и с какой-то насмешкой косится на меня, слегка повернув голову: — Ты… — кажется, он запинается для того, чтобы проглотить нервный смех. Не отвожу взгляда, пока он ерошит волосы ладонью, стукнув костяшками по столу: — Свали отсюда, Харпер, — ого, я ожидала чего-то более грубого. Неужели, у меня уже выработался иммунитет к этим кускам дерьма? — Ответь на вопрос, — жестко, — тогда уйду, — он должен знать. Постоянно крадет свои документы из архива. Дилан глубоко и медленно дышит, сильно нажимает кулаком на деревянную поверхность парты, но не обращаю на это внимание. Парень проглатывает воду во рту. У него какое-то особенное отношение ко мне? Знаю ответ, так как у меня к нему тоже. Один его вид вызывает бурю из негативных эмоций внутри. Мне всегда казалось со стороны, что среди них именно Фардж самый отвратительный тип, потому что Дилан постоянно молчал, но сейчас всё больше убеждаюсь в обратном. — Харпер, — с угрозой произносит парень. — ОʼБрайен, — в моем голосе не меньше уверенности, и да, я слышу, как громко Дейв всасывает в легкие воздух, но не свожу с Дилана глаз. Не проиграю. Фардж «царапает» пальцами свои запястья, когда ОʼБрайен медленно, испытывающе обходит стол, но я не двигаюсь с места, не отступаю, зная, что его «особенность» не позволит ему приблизиться достаточно близко. С открытой наглостью продолжаю поддерживать зрительный контакт с парнем, который останавливается в нескольких сантиметрах от меня, так что я даже могу оценить, насколько он зол, ведь его дыхание «бьет» по коже лица. Его руки трясутся. У меня неплохой талант выводить людей из себя, правда? — Я могу… — переходит на шепот, но тот звучит даже с большей угрозой, чем крик. — Я могу свернуть тебе шею, Харпер, — по-прежнему обжигает меня взглядом. Ощущение такое, словно с помощью него он способен пробраться в мою голову, но это не подталкивает меня к проигрышу. Исподлобья смотрю на него, усмехаясь, и моя усмешка искренняя, так как я уверена в тех словах, которые слетают с губ в виде такого же неприятного, холодного шепота: — Мне достаточно обнять тебя — и ты уже будешь у моих ног, ОʼБрайен, — мне хочется рассмеяться ему в лицо, ведь оно у него меняется. Угроза и злость сохраняются, вот только веки расширяются, а зрачки, кажется, сужаются. Он точно ударит меня. Прямо сейчас. Давай. — В старом кабинете физики в другом корпусе, — Дейв тараторит слишком быстро, и мне тяжело успеть переключить свое внимание на него. Опускаю голову, видя, с каким напряжением парень сглатывает, ведь Дилан так же переводит взгляд. ОʼБрайен сжимает ладони в кулаки, не моргает, сверля друга направленными в его сторону мыслями. У меня странное ощущение, как будто Дилан хочет врезать другу, но… Это будет уже слишком. Фальшиво улыбаюсь, поблагодарив: — Спасибо, — мой взгляд перескакивает с Фарджа на ОʼБрайена, и тот продолжает смотреть на Дейва, когда отворачиваюсь, уверенно зашагав в сторону своей парты. Слышу тихое «сука» за спиной и не могу понять, кому именно принадлежит голос. Возможно, разгневанные парни произносят оскорбление в один голос. Ученики в классе продолжают разговаривать. Урок ещё не начинается? — Харпер, — голос Донтекю никак не влияет на меня, поэтому поднимаю на него глаза, сохраняя немного надменную улыбку на устах, и мужчина продолжает спокойным тоном, словно между нами ничего не происходило: — Идите сюда, — ладонью подзывает, держа ручку. Не теряюсь, когда учитель предлагает мне сесть на стул рядом с ним, что делаю, не колеблясь. Он возится с журналом? Зачем ему понадобилась я? Опять начнет свою шарманку? Меня не пугают его угрозы. — Вы забыли, как заполнять журнал? — с сарказмом обращаюсь к нему, и Донтекю вздыхает, понимая, за какого кретина я его держу. К моему удивлению, мужчина сохраняет равнодушный тон, продолжая говорить, но тихо. Не хочет, чтобы нас слышали? Это не проблема, если учесть, какой шум стоит в кабинете. — Смотрю, вам не нравится мистер ОʼБрайен, — уверяет. С каких пор он обращается ко мне на «вы»? Ему явно что-то нужно от меня, раз уж мы перешли на официальный стиль общения. — С чего вы взяли? — делаю вид, что меня не особо интересует разговор, демонстративно разглядывая свои бледные ногти. — Я предлагаю нам объединить усилия, — говорит, и я хмыкаю, сощурив веки: — Что ещё за… — Вам он не нравится, он мне мешает, — Донтекю перебивает, что-то чиркая в журнале. — Так… В чем проблема? Вы — староста. К слову, наш директор в вас души не чает. Я — учитель. Плюс социальный педагог. Мы сможем избавиться от проблемы. Вам разве не надоело получать по голове из-за него? — звучит заманчиво, вот только… Исподлобья смотрю в сторону парты, за которой сидят Дилан и Дейв, а Фардж как раз что-то шепчет другу, не сводя с нас с учителем взгляда. Дилан резко поднимает голову, тут же восстановив зрительный контакт со мной. Дейв продолжает что-то шептать, хмурясь, а ОʼБрайен сутулит плечи, опираясь локтями на стол, и нервно стучит ручкой по его поверхности. Самое удивительное, что в данный момент парень даже не пытается разобрать меня мысленно на части. Он будто… Спрашивает меня взглядом, при этом сжимая зубы, ведь в любом случае, не ждет ничего хорошего от Донтекю. Изогнув брови, я кое-как заставляю себя размышлять над сложившейся ситуацией: мне не нравится ОʼБрайен, одно его присутствие выводит из себя, но и к Донтекю не питаю никаких «теплых» чувств. Забавно осознавать, что в данный момент я нахожусь на развилке двух дорог, словно меня обязывают принять одну сторону, вот только учитель не понимает, что у меня свой собственный путь. Загвоздка в том, что если Донтекю хочет каким-то образом избавиться от Дилана, значит, на то есть причина. Это интересно, разве нет? Мужчина продолжает что-то писать в журнале, создавая видимую занятость для окружающих, но только не для меня. Вижу, как он выводит круги ручкой, поглядывая в мою сторону и в сторону его заклятого врага, который не меняется в лице, продолжая напряженно всматриваться в мои глаза. Актерски вздыхаю, дав понять, что устаю от подобного дерьма. Их дерьма, к которому я не могу иметь отношения. — Так, что? — всё ещё надеется убедить меня? Но мне противна сама мысль, что я приму его сторону. Перевожу на учителя взгляд, правда перед этим щурю веки, стараясь как можно сильнее пронзить мыслями парня. Донтекю и правда надеется на сотрудничество. Вижу это в его глазах. Учитель наверняка уже продумал план, и я играю в нем роль. И мне нравится, что могу позволить себе так играть с другими. Рушить чьи-то надежды приятно. — Знаете, — начинаю незамысловато, вздохнув и положив ногу на ногу. — Мистер Донтекю, если вы хотите убрать ОʼБрайена, значит, его присутствие вам чем-то мешает. Если он мешает, значит, приносит неудобства. Если приносит неудобства, то портит жизнь, — моргаю, довольно улыбаясь мужчине, который пока не понимает, к чему я веду. — Я не буду вам помогать, поскольку больше всего на свете желаю, чтобы таким людям, как вы, которые посмели повести себя грубо по отношению ко мне, было плохо, — моя улыбка сползает с лица, а взгляд учителя наполняется той самой знакомой яростью. — Я хочу, чтобы тебе было плохо, — шепчу с угрозой и удовольствием и поддаюсь вперед, сдерживая смешок. — Умри. Донтекю сглатывает. Не могу не заметить его сбитого дыхания, поэтому с наглостью и чувством морального превосходства растягиваю губы в улыбку, поднявшись со стула. Иду, наконец, к своему месту, всё ещё ощущая на себе взгляд мужчины, который громко листает страницы журнала, кажется, порвав одну. Играю с огнем. Мельком смотрю на Дилана, и тот по-прежнему сверлит меня взглядом, что вынуждает с презрением фыркнуть. Сажусь за парту, ладонями пытаясь пригладить вьющиеся волосы, но безуспешно. Урок начинается чуть позже. Больше Донтекю не смотрит в мою сторону. Видимо, обновляет свой план, добавляя в него пункт «избавиться от Харпер».

***

Наконец, приходит возможность покинуть кабинет экономики. Звонок давит на виски, но всё равно встаю уверенно, перекинув ремень рюкзака на плечо и взяв учебник в руку. Обхожу парту, устремившись в сторону двери, уже с горечью предвкушая растущий шум. — Дилан, — слышу, как ругается Дейв, поэтому поворачиваю голову перед тем, как переступить порог класса. ОʼБрайен быстрым шагом сокращает между нами расстояние, поэтому ускоряюсь, на автомате пытаюсь затеряться в толпе покинувших свои кабинеты учеников. Оглядываюсь, позволяя спутавшимся локонам касаться моих щек. Дилан выходит в коридор, с прежней угрозой следует за мной, взглядом распиливая мою голову на части. Отворачиваюсь, внезапно понимая, что у меня нет причин бояться его. Да, он может ударить меня. И это всё. Расправляю плечи, прижав учебник к груди, и гордо держу голову, свернув к своему шкафчику. Открываю его и не даю никакой реакции на парня, который подходит практически вплотную, сжав ладони в кулаки. Непринужденно убираю книгу на полку, делая вид, что ищу что-то: — И что на этот раз? — спрашиваю с вызовом, убрав локон волос за ухо. — О чем вы говорили? — опять грубо, но как может быть иначе? Никак. — С кем? — специально злю его, показывая, что мне плевать. Чувствую, как ярость со стороны «приятного» собеседника возрастает в разы. Он на пределе. Удар. Да. Я замираю в ту же секунду, когда Дилан хлопает ладонью по дверце моего шкафчика, и та закрывается с грохотом. Правда, шум никого не привлекает. Быстро моргаю, не двигаясь с места, когда ОʼБрайен опирается рукой на шкафчик, нервно скользнув кончиком языка по губам. Оглядывается по сторонам, явно сдерживая злую ухмылку: — Ты даже не понимаешь, с кем связываешься. — Это ты про себя или про Донтекю? — наигранно задумываюсь, выдав. — Вы оба вполне стоите друг друга. Зря. Я зря произнесла эту фразу, ведь выражение лица парня меняется моментально. Мне казалось, что тот его взгляд, которым он «награждает» меня ежедневно, это его предел. Так вот нет. Этот тип может выражать куда большую злость. У его ярости нет предела. Теперь приходит мой черед нервно сглатывать. Перевожу на него взгляд, хмуря брови, и не успеваю ничего придумать для ответа. Дилан говорит первым: — Он тебе сказал? — не понимаю, о чем он, но парень вот-вот выйдет из себя. Окончательно. — Сказал? — прикусывает губу. Глубоко дышу, опять проглатывая комок в глотке: — Не понимаю, о чем ты. И ОʼБрайен смеется, на секунду наклонив голову. Он убежден, что мы с Донтекю что-то замышляем против него? Дилан вновь смотрит на меня, всё с той же ухмылкой: — Он сказал тебе… — О чем ты, черт возьми? — не сдерживаюсь, ругнувшись, и поворачиваюсь к парню всем телом, открыто демонстрируя свое злое непонимание. — Оставь меня в покое, — готовлюсь толкнуть его в грудь, но замечаю, что мысленно останавливаю себя, ведь знаю, как Дилан реагирует на прикосновения. Черт, это не должно беспокоить меня! И не беспокоит. Я лучше сожру собачье дерьмо, чем буду переживать о ком-то, кроме меня! Я толкну его. Прямо сейчас! — Тогда, я тоже знаю, — его слова вызывают у меня смятение. Хмурю брови, качнув головой, и парень продолжает с особым удовольствием: — Ты убила своего брата. В голову ударяет. В ушах внезапно начинает звенеть, каждый хлопок дверцей отдается этим диким звоном, каждое сказанное слово окружающими меня людьми теперь оглушают. Я понимаю, что теряюсь. Чувствую, как земля уходит из-под ног, словно мое тело медленно проваливается в бездну, где эхом продолжает звучать: «Ты убила его». Не моргаю, вцепившись широко распахнутыми глазами в лицо ОʼБрайена, который усмехается краем губ, довольствуясь моей ответной реакцией. Мой язык немеет, при попытке сказать: «Это была не я». И выходит непонятное, слабое, с легким дрожанием в губах: — Не я, — на выдохе. Приоткрываю рот, качнув головой, и крепко сжимаю ремень рюкзака, делая шаг назад. — Не я, — в голове мысли путаются. Их становится всё больше, и конец наступает в тот момент, когда в сознание лезут серые, темные воспоминания того дня. Это была не я. Продолжая покачивать головой, отступая. Откуда он знает? Как он… Документы. Он читал их? Смотрел? Как он посмел… Мне хочется смеяться. И я начинаю судорожно дышать, улыбаясь. Это была не я. Не я. Не я. Кто-то задевает меня плечом. Дилан ОʼБрайен отвратительный. Именно в этот момент я осознаю в полной мере его омерзительность. Он посмел залезть в личную жизнь другого человека, а подобное — самое, что не есть, низкое, на что способны люди. Никто. Никто не смеет так нагло вырывать у человека его тайну, после, его еще и использовать против него. Я не такая. Я не стала смотреть дело ОʼБрайена, когда была возможность. Не настаивала на объяснение причины, почему учитель хочет убрать его. Так как знаю — это не мое дело. Каким бы ублюдком Дилан не был, я не стала бы влезать. И этот урод превзошел себя. Мое дыхание тяжелеет. Голоса вокруг громче кричат в уши, стены сжимают тело. Мне невыносимо трудно дышать. Необходимо больше кислорода, больше пространства вокруг. Продолжаю отступать, без остановки качаю головой, но в во взгляде, обращенном на Дилана, нет злости, ненависти. Я чувствую странное огорчение, презрение, и морщусь, в попытке сдержать смех. В груди начинает ныть. Опять невралгия. ОʼБрайен стоит на месте. Не ухмыляется, правда, его внимание все еще сфокусировано на мне. Если честно, мне казалось, что именно этот тип должен понимать мои чувства. У него тоже есть секрет. Но я ошибалась. Отворачиваюсь, расталкивая руками людей. Стремление к входной двери. К свободе. Перехожу на бег, сдерживая слезы в краснеющих глазах. Лицо искажается, поэтому потираю лоб ладонью, шмыгнув носом. Моральная боль растет с большой скоростью. Разрушение неизбежно. Это была не я. *** — Надеюсь, олимпиада пройдет быстро, — девушка следует за учителем в коридор чужой школы. Ее подруга улыбается, поправляя подол юбки: — Хочешь, чтобы мы закончили вовремя? Тогда не сиди молча, — переглядывается с ней, и девушка хмыкает, вынув из сумки зеркальце, чтобы проверить макияж. Идут за учителем, который пытается настроить их на победу, при этом повторяя материал. — Лили, вся надежда на тебя, — говорит. — А я? — Девушка, которая уже мастерски обходилась с губной помадой, округлила глаза. — Понятия не имею, что ты здесь забыла, — бурчит мужчина, на что следует возмущение. Лили смеется, но это дается ей тяжело, так как она устает идти в темп. Нет, ее учитель биологии и подруга шагают, не спеша. Вся проблема в состоянии тела больно худой девушки, которая уже давно не питается нормально. Тонкие ноги кое-как двигаются. Лили Роуз никогда не признает, что перегибает палку. В каждом зеркале она видит задыхающегося в теле человека. Нет. У девушки никогда не было проблем с весом, и ей никогда не казалось, что она толстая. Это было бы крайне банально. Дело в том, как себя она ощущает. Лили задыхается. Ей без конца кажется, что ее собственное тело — это тяжесть, это груз. Она не питается, потому что хочет стать легче, совершенно не осознавая, что тяжесть вовсе не физическая. У Лили Роуз проблема в голове. Учитель продолжает спорить с подругой Роуз, пока та с интересом осматривает коридор школы. Слишком шумно и многолюдно. Она поправляет пиджак, начиная отставать. Колени хрустят. Поворачивает голову, взглядом скользя по строю исписанных маркерами шкафчиков, и понимает, что невольно замедляет шаг. Дейв Фардж идет в противоположную сторону, уже какой раз набирая номер друга. Он смотрит по сторонам, нервно прикусывает разбитую губу, какое-то время идет спиной вперед, сталкиваясь с подростками. Оборачивается. Сначала секундный взгляд цепляет знакомый силуэт, после чего он продолжает идти, но осознает, резко ногами «въевшись» в пол. Смотрит на Лили, проходящую мимо, держит телефон возле уха, глотая воду во рту. Девушка выглядит болезненно, но смущенная улыбка скрывает под собой все внешние недостатки. Роуз — это что-то необыкновенное, раз один взгляд на нее заставляет забыть обо всем. Такая маленькая и хрупкая. Она как фарфоровая кукла, к которой страшно прикоснуться. Фарджу не составит труда разбить ее, раскрошить на мелкие части. Но для этого требуется прибегнуть к физическому воздействию, а у Лили выходит ломать его каждый раз простым взглядом, широкой, искренней улыбкой. Что она нашла в нем? Роуз немного опускает голову, проверяя пальцами хвостик из волос, и расправляет плечи, подняв взгляд на девушку, которая несется мимо, толкая всех локтями. Лили моргает, не в силах проконтролировать свои действия, поэтому делает шаг вбок, подняв ладонь, обтянутую бледной кожей: — Мэй, — ее улыбка растет, но меркнет, когда Харпер вздрагивает, с ужасом в глазах смотрит в ответ, тут же ускоряясь.

«Я ранила близкого человека».

Лили с грустью провожает Мэй взглядом, опустив обе руки вдоль тела. Больно видеть, как человек, который до сих пор является частью тебя, на глазах превращается в нечто странное, загнанное в угол животное. А самое удивительное, что в данный момент времени Дейв и Лили подумали об одном и том же. Фардж видит в толпе ОʼБрайена. Роуз все еще смотрит в спину Харпер. *** Рабочие будни — меня встречает пустой дом с холодными стенами, которые кажутся голыми. На кухне по-прежнему грязно, мать никак не найдет в себе силы для уборки, а это значит, что внутри нее творится такое же безумие. Я бежала всю дорогу домой, пересекала улицу на красный свет, за что получала ругань в спину, но мне необходимо было скрыться. В голове происходит нечто. Мне не удастся описать это. И не хочется. Это тяжело.

Я никогда не желала ей боли. Я не убивала своего брата.

Забегаю в комнату, наконец, ощутив, как горит горло от холодного воздуха, который приходилось глотать по пути. С трудом хрипло дышу, прижавшись горячим от кипевших мыслей лбом к стене. Продолжаю дергать дверную ручку, чтобы убедить свое больное сознание, что замок сдерживает реальность на той стороне. Я в безопасности. Здесь меня никто не достанет. Дышу глубоко, медленно отрывая голову и потные, холодные ладони от стены. Переступаю рюкзак, шагнув к своей кровати. Аккуратно стягиваю с плеч кофту, бросив ее под ноги, снимаю обувь, холодно взглянув в сторону зеркала. Выгляжу усталой, лишенной сил. Вздыхаю, убирая прядь волос за ухо, будто эта деталь придаст моему лицу «свежести». Наивно. В отражение зеркала виден край детской, старой кроватки, накрытой простыней. Хмурю брови, продолжая играть с прядями волос, чувствую, как глаза начинают болеть, поэтому тру сжатые веки пальцами, тихо всхлипывая. Тишина вокруг меня впервые заставляет чувствовать себя одиноко. Раньше это не заботило. Сейчас внутри образовался дискомфорт. Холодный ветер стучит по стеклу окна. Вой носится по ногам, вызывая мурашки на спине. Слышу голоса. Это мой голос. Слова, говорящие мне. «Это была не я», — да. Не я. Я не убивала тебя. Глубоко дышу, сутуля плечи, и ледяными ладонями накрываю глаза, пытаясь остановить свои мысли, которые без конца старались оправдать меня.

Я не хотела причинить ей боль. Я не убивала его. Это была не я.

Ощущение холода вокруг меняется. Мгновенно. Сгибаюсь, не переборов боль в коленях, и сажусь на корточки, понимая, что все органы в животе сворачиваются. Одолевает тошнота. Сжимаю веки, на этот раз руками давлю на уши, думая, что от этого мысли в голове станут тише. Нашептываю слова успокоения под нос, начав покачиваться на носках. Это была не я. Руки трясутся. Сердце в груди ноет, быстро бьется, напоминая мне о том, что я — живой человек. Я настоящая. И боль не чужда мне. Наклоняю голову, стиснув зубы, и прошу саму себя отогнать поток мыслей, пока те не начали оседать в голове. Я должна сама помочь себе. Внезапно чувствую, как пальцев ног касается что-то ледяное. Распахиваю веки, взглянув на темного оттенка жидкость, что касается моих стоп. Вода? Хлопаю ресницами, вскочив на ноги, и с недоумением наблюдаю, как темная лужа разрастается на глазах, заполняя все больше пространства. — Что? — Поднимаю голову. Вода течет из-под двери. Что происходит? Кран прорвало? Моргаю, быстро шагая к выходу, роюсь в карманах джинсов в поисках ключей, и мое удивление растет, когда не могу их найти. Спотыкаюсь о рюкзак. Падаю на колени, ладонями хлопнув по воде, и ужасаюсь. Она черная. Грязная. Пахнет отвратительно. Вскидываю голову, вдруг подметив — вокруг стало еще тише. Ветер с улицы не бьет по стеклу. В комнате застывает полумрак. С напряжением сглатываю, сделав рывок вперед, чтобы подняться, но меня тянет вниз. Мои колени тонут в черной воде. Испачканные пальцы склеиваются между собой. Липкая. Мычу, с паникой в глазах осматриваясь. Меня словно затягивает. Уровень воды поднимается с несказанной скоростью, но мне не удается оторвать части своего тела, поэтому жалко хнычу, не веря в происходящее. Дергаю руками, но они вязнут глубже, потянув меня за собой. Будто подо мной нет пола. Там пропасть, которая поглощает меня. Вскидываю голову, сдержанно роняя слезы. Темнота. Вокруг все резко погрузилось во мрак. Шмыгаю носом, чувствуя, как кто-то дышит за спиной. Громко. Он желает быть услышанным. Сжимаю веки, прикусывая нижнюю губу, и громко дышу носом, продолжая попытки успокоить свое сознание. Это была не я. И резкий рывок вверх. Вскакиваю на полу, присев, при этом вытянув перед собой руки. Пальцами щупаю темноту перед собой. Большие глаза увеличиваются, пытаясь хоть за что-нибудь уцепиться взглядом, но ничего. Мрак. Ветер за окном стучит. Холод сочится полоской света из-под двери. Вечер. Громко дышу. Сердцебиение нарушено. Опускаю руки, ладонями щупая паркет. Сухо. Это был сон. Убираю локоны волос с лица, ненадолго прикрыв веки, но мне приходится насильно вернуться в реальность, так как понимаю, что именно вырвало меня из кошмара. Мобильный телефон вибрирует в рюкзаке, так что приходится поползти к нему, ибо передвигаться на ногах я еще не способна. Роюсь еще дрожащими руками в рюкзаке. Приходится вытирать нос рукавом. Стараюсь отогнать полусонное состояние, чтобы голос звучал уверенно. Номер не определен. Уже напрягает. Отвечаю, немного погодя подношу аппарат к уху: — Да? — Выходит хрипло. — Хэй, сучка, — слышу знакомый голос в трубке, немного потерявшись в себе. Хмурюсь, заикнувшись: — Кто это? — Спрашиваю тихо, боясь, что мой номер опять достался какому-нибудь извращенцу. Но все куда хуже. — Это Фардж. И нам нужна твоя помощь.