Молчи
Смотрю в потолок домика, в котором старушка хранит садовые приборы, а мы с Дейвом оружие и травку. Бледный свет со стороны окна демонстрирует количество пыли, витающей в обездвиженном воздухе. Мое сердце быстро колотится, но лицо остается спокойным. Нет, мне не часто снятся кошмары. Эти воспоминания были вызваны событиями ночи. И в данный момент тяжело понять, что именно я чувствую, пока обдумываю свои поступки. Честно, никогда в чертовой жизни я не был настолько сильно сбит с толку своими же ощущениями. Всегда действовал с точным пониманием, выполняя поручения. Наверное, проблема в том, что за меня все решал Главный, но в этом вопросе, вопросе эмоций и даже чувств, меня никто никогда не консультировал. Блять, достаточно посмотреть на такого, как я, и все станет ясно. Чувства и я — это не смешно. Эта смесь нелепа. Дейв сидит за столом, перебирая старое оружие, видимо, решил занять себя чем-то, пока я в отключке. Здоровым сном это назвать трудно. Приседаю на диване, осторожно, чтобы не вызвать в теле боль, но с удивлением понимаю, что раны ноют не так сильно, поэтому чувствую себя свободнее. Ладонью начинаю мять затекшую шею, бросая взгляды на парня, который, видимо, успел изучить мои повреждения, поэтому без особого удивления устанавливает зрительный контакт, оглядываясь: — Тебе не понадобится Джо, — полностью разворачивается, переставляя стул. В руке вертит старое, ни на что не годное оружие. Он знает, что я ничего не скажу, поэтому не спрашивает о поручении, но есть информация, которую необходимо донести, поэтому опускаю стопы на дощечный пол, без интереса разглядывая свою обувь: — Он говорил о Программе, — Фардж хмуро и сосредоточенно изучает пистолет. — Времени осталось немного. — Они официально всех соберут и объявят? — Дейв, наконец, поднимает на меня глаза, демонстрируя в них всю свою напряженность. Я смотрю в ответ, сдерживая вздох, и провожу ладонью по больному плечу, поправив мятый рукав темной футболки: — Да, но он молчит о точной дате, поэтому понятия не имею, сколько у нас еще времени, — бросаю быстрый взгляд в сторону окна, чтобы убедиться в наличии снега. — Если взять в расчет то, что сейчас уже зима, то… — Совсем скоро, — он заканчивает мою мысль с каким-то омрачением, опирается на спинку стула, запрокинув голову. Взглядом режет потолок, пока я смотрю в никуда, просто уходя в свои мысли. — Я не хочу, — Дейв шепчет. Он не хотел, чтобы я слышал, но даже, если бы он просто подумал об этом, я бы все понял. Он не хочет. И парень впервые открыто, хоть и с чувством страха, признается в этом. Мне давно стало ясно, что подобная жизнь не для него. Это раньше он был глуп, считал это крутым, а теперь мозги встали на место. Дейв просто захотел жить. Если честно, я порой злюсь на него, ведь именно он привел меня туда. Но это неправильно. Именно я сам позволил промыть себе мозги, сам поддался контролю. Я это делал только для того, чтобы чувствовать себя сильным, чтобы прикончить Донтекю. В первую очередь, для того, чтобы защищаться. Я не задумывался о наличии своих планов у Главного насчет меня. А таковы были и есть. Не могу заявить, что разделяю желание Фарджа. Нет, я не кровожадный убийца, которому нравится насилие. Воспитание меняет людей, правильное психологическое воздействие способно вырастить из тебя нечто бесчеловечное. Я не собираюсь оправдывать себя. Скажу только, что просто не умею жить иначе. Постоянный стресс, выброс адреналина, грубость, насилие, бег — это вызывает привыкание. И теперь, хочешь или нет, ты не можешь вспомнить, какого существовать иначе. Что вообще значит «жить нормально»? Ходить в школу, общаться с друзьями, после чего играть с ними в футбол между уроками? Иметь отличные оценки и заботиться о своем будущем? Думать об отношениях? Мило улыбаться на каждом селфи? Что? Что это, мать его, значит в первую очередь для меня самого? Может, это приходить домой с уверенностью, что никто чужой не навредит тебе? Может, это разговаривать с матерью и улыбаться в ответ? Может, это игра с братом во дворе в мяч? Может, это близкое отношение с отцом, которое так необходимо сыновьям? Может, это способность обнимать кого-то? Иногда целовать без лишних граммов водки? Может, это… Может, это возможность ценить все то, что имеешь на данный момент? Лирическое дерьмо. Давайте вспомним, что речь идет обо мне. Некоторые люди просто не созданы для всей этой сопливой мути. Хотя осознание этого не мешает мне стараться что-то сделать, как-то проявить себя по отношению к Харпер. Да, ночью была именно попытка доказать ей и себе, что меня тянет к другому человеку не по вине воздействия алкоголя. Я старался показать, но не вышло. Чувствую себя кретином. Но избегать Мэй — значит, просто бежать от ситуации и выставлять себя еще большим придурком. Поэтому… Черт, слишком много проблем из-за одного необдуманного действия. Всегда надо дважды, трижды думать перед тем, как совершить что-либо. Хер знает, к чему это приведет, а главное, как после этого себя будет чувствовать другой человек. А Харпер явно не полна счастья. Вибрация нарушает наше с Дейвом общее одиночество. Он опускает голову, роясь ладонью в кармане куртки, и вынимает телефон, слишком уж сердито и напряженно смотря на экран. Это заставляет выпрямиться, с такой же хмуростью уставиться на друга, который немного сбит с толку, поэтому выкидывает голову, взглянув на меня: — Лили. Поднимаю брови, так же слегка опешив: — Ну… Ответишь? — И понимаю, что Фардж ждет моего разрешения, поэтому киваю, хлопнув ладонями по коленям перед тем, чтобы встать. Ничего не поделаешь. Этих двоих тянет друг к другу. Не могу помешать. Слышу за спиной, как друг отвечает, беру кофту, покидая сарай до того, как натяну ее на руки. Белый пар льется изо рта. Холод. Мороз. Тонкие, кривые деревья покрылись льдом. Под ногами хрустит снег. Иду к дому, не готовя себя морально. Все, что реально необходимо, — это прекратить анализировать. Без анализа нет тяжелых мыслей. Захожу в дом, стряхивая рукой с волос и плеч мелкий снег. Есть желание все-таки выйти и сесть в машину, чтобы дольше насладиться тишиной и одиночеством, но странно, атмосфера вокруг совсем не давящая. Я не ощущаю себя скованно или зажато. Спокойно иду к кухне, решая умыть лицо и сделать крепкий чай, чтобы проснуться, но торможу, так и не переступив порог светлого помещения. Свет не горит, бледноты со стороны окна, видимо, достаточно, чтобы девушка чувствовала себя комфортно. Мнусь, топчась на месте, а от незнания, куда деть руки, прячу ладони в карманы кофты. Потеют. Черт. Что за херня с тобой, О’Брайен? Харпер стоит боком, пока медленно и осторожно режет яблоко. И делает она это… Немного странно. Не знаю, что именно кажется мне «не таким». Может, слишком расслабленное движение рук, ладони слегка потрясывает, это видно невооруженным взглядом. И смотрит она вроде вниз, но вовсе не на фрукт. Если честно, я сам могу выглядеть сейчас странно. Нельзя вот так открыто наблюдать за кем-то, но что еще непонятнее, так это неправильная беспечность. Обычно Мэй как-то быстро осознает, что находится под надзором, а сейчас соображает слишком долго. И нет, она не замечает меня, поэтому пальцами левой руки чешу кончик носа, медленно шагая к ней. Я мог бы уйти молча, включив полного придурка, но, как мне кажется, нет уже смысла играть в эти «недо-игры». И бежать. Встаю рядом, точнее, немного позади, но со стороны ее плеча, надеясь, что теперь Харпер сама обратит на меня внимание, но девушка продолжает медленно нарезать фрукты. Нервно и быстро кусаю внутреннюю сторону щеки, все той же рукой аккуратно касаясь ткани серой майки. Сжимаю пальцами, несильно оттягивая, и Мэй перестает водить ножом, поворачивая голову в мою сторону. Первая мысль: «Она вообще не спит?» Вторая: «Курнула травы?» Нет, выглядит она, вроде, нормально, но взгляд какой-то изможденный, будто она всю ночь читала неинтересную книгу, а под утро не смогла уснуть. Мускулы лица расслаблены, даже губы немного приоткрыты. Это ненормально. Я знаю, какое у нее обычно выражение, знаю этот чертов «не-беси-меня» взгляд. Сейчас… Она выглядит не так. И еще одна странность — она молчит. Мы смотрим друг на друга в тишине, сопровождаемой кипением чайника и ветром за окном. Мне становится некомфортно, поэтому говорю первый, мастерски не выказывая никаких эмоций: — Привет, — просто и спокойно, даже не изменившись в лице. Харпер моргает, и растягивает губы: — Привет, — нездоровая. Нездоровая улыбка, совсем не такая, как ночью. С Мэй явно что-то не так. Хмурю брови, пальцами продолжая сжимать край ткани майки: — Ты что-то употребила? — Шепчу, продолжая изучать ее лицо и наблюдать за состоянием. Чем внимательнее всматриваюсь, тем сильнее убеждаюсь в своей правоте, но девушка с той же странной улыбкой качает головой, продолжая смотреть на меня, и отвечает: — Нет, — и даже голос звучит не так. Всё не так. Совершенно. Хочу продолжить расспросы, но на кухню заходит Дейв, так что отпускаю майку девушки, обернувшись с вопросительным кивком. Фардж напряженно выдыхает: — Это была ее мама. — Что хотела? — С такой же хмуростью спрашиваю, успевая краем глаза следить за Мэй, которая не интересуется происходящим, поэтому вновь начинает резать фрукты такими же неаккуратными движениями. Еще немного и, кажется, по пальцу резанет. — Просит приехать, — Дейв привлекает все мое внимание ответом, поэтому смотрю только на него, совсем потеряв нить логики: — Не понял. — Лили перестала есть, поэтому она просит приехать, — друг морально разрывается между старушкой и Роуз, поэтому уверяю его серьезно: — Я все равно здесь буду. Сгоняй, разведай, — прячу ладони в карманы, совсем не ощущая себя комфортно. Чувствую дикую необходимость обернуться и взглянуть на Харпер, но остаюсь неподвижен, пока говорю с другом, чтобы тот не заметил моей заинтересованности в девушке. — Черт, — Фардж кусает ногти, качнув головой, и ненадолго опускает голову, решая. — Ладно, я быстро, — обещает, нервно моргая, а я сжимаю губы, кивая: — Не переживай, — роюсь в карманах, достав связку ключей, и бросаю парню. Тот ловит, благодарит меня, и разворачивается, не теряя ни минуты, поэтому буквально секунды две спустя до ушей доносится тихий дверной хлопок. Смотрю на пустое пространство дверной арки, долго собираясь с мыслями, чтобы обернуться и вновь начать контактировать с Мэй. Быть может, мне только кажется, что она ведет себя немного необычно. В конце концов, это же Мэй. Она постоянно выкидывает что-то этакое. Пальцами ворошу темные волосы на затылке, когда покачиваюсь на пятках, оглядываясь. И правда хочу заговорить с ней, несмотря на мой психологический протест. Это необычно — идти против себя и своих ощущений, но меня слегка раздражает обстановка. Лучше сказать, атмосфера. Между нами. Обычно именно Мэй — тот человек, который пытается поговорить со мной, но сейчас она этого не делает, а своим поведением только сбивает с толку. Смотрю не сердитым, но обычным для меня взглядом на девушку, которая словно застыла в движении: она держит слабо нож, пальцами надавливает на темнеющее яблоко, голова слегка повернута в сторону, глаза замерли. Смотрит куда-то вниз. Не знаю, как себя вести, поэтому откашливаюсь, опять пытаясь привлечь к себе внимание, но не выходит. Харпер лишь дергает головой, будто от судорог, а взгляд её становится напряженнее, поэтому хмурюсь, делая к ней шаг: — Эй, — наклоняюсь, чтобы рассмотреть её лицо. — Что ты курила? — Ничего, — она отвечает резко, четко, но выражение не меняется. Продолжает смотреть в одну точку, и мне остается только проследить за её взглядом. Моргаю, несколько раз оглядываясь назад, и только спустя пару секунд понимаю, что её внимание привлек кран. Выпрямляюсь, смотря на раковину, немного не понимая такой заинтересованности: — Что с тобой? — пытаюсь загородить ей обзор, и лишь тогда Харпер отмирает, но не резко. Она просто поднимает на меня свой взгляд, полный… Какой-то нечеловеческой потерянности. Вопросы. В её голове одни вопросы. Опять начинаю ощущать легкую тошноту от такого долгого молчания, поэтому громко вздыхаю, продолжая демонстрировать свою нервозность, ведь просто не могу вести себя иначе: — Ты нашла заначку Дейва и скурила? — чешу переносицу пальцами, щурясь. — Мне казалось, ты завязала, — усмехаюсь. Почему я усмехаюсь, мать твою?! Успокойся, кретин. Мэй не моргает. Она смотрит на меня, но вижу, что продолжает прислушиваться. Что она слышит? Её взгляд медленно скользит обратно на кран в раковине, и это заставляет немного выйти из себя, поэтому закатываю глаза, ругнувшись: — Да, еб… — останавливаю. — Что не так? — действительно, что не так, Дилан? Всё в порядке. Всё идеально, верно? Ты не сходишь со своего гребаного ума. Ничего не происходит в твоей ебанной голове. Всё не так. Абсолютно. — Харпер! — повышаю голос, зло дернув девушку за ткань майки, и она начинает моргать, медленно сводя брови к переносице, хмурясь: — Холодно здесь, — замолкаю, и она озадачено смотрит мне в глаза, с капелькой ненужной тревоги. — Холодно, да? — кажется, после её замечания, я правда могу увидеть, как пар льется изо рта, но это всего лишь игра моего воображения, поэтому отбрасываю мысли, не прекращая усмехаться: — Господи, ты реально обкурилась, — качаю головой, а внешне Харпер поникает, опустив взгляд в пол. Девушка ничего не отвечает, просто медленно поворачивается обратно к столешнице, вновь начав резать яблоко. Смотрю на неё, чувствуя, как на языке жжется от слов, которые с особым мучением проглатываю, но не успеваю заставить себя как-то исправить ситуацию, так как в кармане начинает вибрировать телефон. Сую ладонь внутрь, чтобы вынуть мобильный аппарат, а Харпер вдруг шепчет, не поворачивая головы: — Ты слышишь? — прекращает резать, хмуро уставившись на фрукт. Я мог бы обратить на неё внимание, если бы не номер, который высвечивается на экране. Блять. — Дилан, — Мэй поворачивает голову, поэтому мельком поглядываю на неё, хмуро игнорируя, ведь не могу не ответить: — Да? — прижимаю телефон к уху, разворачиваясь. Быстро шагаю к порогу, покидая помещение, и, как ни странно, не ощущаю, как девушка продолжает сверлить взглядом мою спину. Отвернулась? Выхожу в коридор, быстро забегая в гостиную, и прикрываю за собой дверь: — Что? — Ты получил объект? — грубый, прокуренный голос врезается в ухо. Обычно он сам не звонит, только если дело серьезное. Не позволяю себе проявлять слабость. Знаю, что Главный не может меня видеть, но все равно внешне сохраняю равнодушие, когда жестко уверяю: — Да, — шепчу, оглядываясь на дверь, отходя от неё. — Мне его доставить? — Нет, — по голосу ясно, что зол он не на шутку. — Никому не говори, что оно у тебя, — сквозь неприятный скрежет зубов мне удается разобрать слова. — Доставишь на «зачистку». Хмурюсь, заморгав, и сглатываю, сдерживая тон: — Зачистка? Вы говорили, что в этот раз обойдемся без этого дерьма, — напоминаю. — Среди нас много ненужных блядей. Нет места тем, кто ни на что не способен, — и точка. Звонок оборван. Стою на месте, продолжая держать телефон возле уха и слушать гудки. Смотрю перед собой. Помимо «программы» будет ещё и «зачистка»? Дейву срочно необходимо как-то проявить себя, иначе его… Прерываю свои мысли, опустив телефон, а второй рукой касаюсь лба, ладонью скрывая глаза. Слишком сложно, мать вашу. Главный настроен. Он готовился к этой зиме. Это уже не пустые обещания, не пустые слова и слухи. Это реальность. Моя и Фарджа. Нужно что-то предпринять, пока не стало поздно. Как-то решить проблему. Она копится, растет, давит на спину, и я почти ощущаю, как она душит меня. Блять. Выдыхаю. Руки на талию. Стою. Пропускаю через себя холод, стоящий в гостиной. Фильтрую мысли, чтобы проще было найти выход. Они начнут «программу». И тогда будет поздно. Вдыхаю. Глубже, чтобы забить легкие морозом. Откашливаюсь, сам себя настраивая на внешнее спокойствие. Моя вечная ложь. Тошно. Иду к двери, толкая её, чтобы выйти в коридор. Очищаю список вызовов, пока шагаю к кухне, самая обычная процедура. Лучше лишний раз перестраховаться. Кто его, черт, знает? Встаю на пороге светлого помещения, подняв голову, отрываю взгляд от экрана телефона, с легким недоумением осматривая кухню. Никого. Нож и яблоко на деревянной доске. Из крана капает вода. Чайник давно вскипел, поэтому выпускает из носа пар. Стою на месте, хмуро моргая, и оглядываюсь назад, прислушиваясь: — Мэй? — зову, медленно подхожу к лестнице, смотря наверх. Нет ответа. Как же. Раздражает. Что с ней сегодня, на хер, не так? Сжимаю пальцами телефон, поднимаясь наверх, и выхожу на второй этаж, рассматривая открытую ванную комнату впереди. Там никого. Она пошла в комнату? Но ни черта не слышу. Иду по коридору, заглянув в комнату старушки. Нет. Дальше. Комната Фарджа. Пусто. — Харпер? — сам не осознаю, как в голосе опять мелькает эта тонкая нотка сердитости и раздражения. Встаю напротив комнаты для гостей. Пусто. Её вещи лежат на столе и на незаправленной кровати. Она… Всегда её заправляет. Стучу телефоном по бедру, сощурившись до боли в глазах. Что. За. Херь? Оборачиваюсь, уже быстро шагая обратно к лестнице. Спускаюсь, не контролируя свои тяжелые шаги, которые эхом разбиваются о стены, уничтожая ненавистную тишину дома. Вновь заглядываю на кухню. Пусто. В гостиную. Пусто. Сворачиваю к заднему двору, выходя на террасу. Беглым взглядом изучаю окружение, понимая, что и здесь никого нет. — Харпер? — зову, напряженно второй раз стукнув себя по бедру, но уже больными костяшками. — Да ебанный… — откашливаюсь, разворачиваясь, и громко хлопаю стеклянной дверью, быстро приближаясь к главному входу. Хочу потянуться к замку, чтобы открыть, но замечаю, что дверь приоткрыта. Хмурюсь, давя на неё, и перешагиваю порог, оказываясь на крыльце. Смотрю на пустой серый участок с почтовым ящиком. Долго. Словно пропуская сквозь себя тишину и осознание того, что этот гребаный человек может спокойно свести меня с ума. Для этого не нужно прилагать особых усилий. Достаточно просто исчезнуть. Блять. Какого черта? Она бы не ушла вот так без своих вещей. Там у неё ключи на столе. Что за фигня? Слишком много Харпер в моей голове. И это раздражает сильнее, чем-то, что я начинаю хаотично давить пальцами на экран телефона, открывая список звонков. Блять. Просто, блять, мать же вашу, на хер. Я не сохранял её номер. Но он был в списке звонков, но его очистил. Стою на месте, не понимая, как ещё не разорвал губу зубами. Стискиваю их, ощущая безумное напряжение в челюсти. Поднимаю голову, отрывая взгляд от экрана, и смотрю в потолок крыльца, ругнувшись под нос. Хочу тут же спуститься вниз, чтобы покинуть дом, но вспоминаю о старушке и обещании, поэтому замираю, чувствуя, как от негодования охота рвать волосы на голове. Просто. Блять. Сжимаю губы, поставив ладони на талию, и не сдерживаюсь, пиная ногой камень: — Блять, — какого на хер черта она делает так? Знает же, что нельзя вот так просто уходить и… Пошло оно. Просто, пошло на хер. Быстро возвращаюсь в дом, захлопнув за собой дверь. Это ненормально. Это просто Харпер. Она может сама решать, что делать. Меня бесит такое чрезмерное волнение о человеке, мысли о котором не должны так часто мелькать в моей голове. Просто иди на хер, Харпер. Говорю себе под нос. А сам нервно верчу телефон в руках, надеясь вспомнить номер. *** Стены больницы уже кажутся противно родными. Дейв никогда так часто не появлялся здесь, но за эти недели он успел пропахнуть медикаментами. Парень идет по коридору, держа в одной руке питьевой клубничный йогурт. Шагает быстро, даже слишком, отчего начинает скакать сердце в груди. Простое волнение, перерастающее в нервозность при виде женщины у двери. Она стоит в задумчивости, кажется, не замечая Дейва, но на самом деле, косо следит за ним, пока Фардж проходит мимо, толкая дверь. Заходит в палату. Горит настольная лампа. Лили лежит на спине, но её голова отвернута в другую сторону. Она явно не желает выходить на контакт ни с кем, кто переступает порог её комнаты. Дейв стучит пальцами по бутылке йогурта, пока подходит к кровати, не зная, по какой из причин начинает улыбаться. Осторожно садится на край, ощущая, как легкие сдавливает напряжение, но оно пройдет, когда девушка оглянется. Парень прикусывает нижнюю губу, холодными пальцами коснувшись бледной шеи Лили, которая резко поворачивает голову, широко распахнув глаза. — Привет, — вполне спокойно говорит Дейв, не считая странным то, как Роуз приподнимается на локти, начав нервно, но искренне улыбаться в ответ, не отрывая взгляда от него. — Хорошо выглядишь, — нет, совсем не хорошо, и ты видишь это, Фардж. Кажется, парень способен заметить каждый потерянный ею килограмм, поэтому сжимает губы, не прекращая улыбаться, и протягивает ей питьевой йогурт: — Хапнем? Лили только и делает, что улыбается, неосторожно приседая, но не берет бутылку, а тянется к лицу Дейва, оставляя короткий поцелуй на его холодных губах. Фардж отвечает, промычав в момент касания губ, и дергает головой, сощурившись и отстраняясь, поднимает йогурт, тряся перед лицом девушки: — Сначала, поешь, окей? — не хочет придавать значения тому, что Лили кивает, не отрывая от него взгляда, будто… Будто он её чертов воздух, и чтобы не задохнуться, она обязана смотреть на него. Фардж опускает голову, открывая белую крышку, после чего протягивает бутылку Роуз. Та берет её, быстро поднося к губам, отпивает, после чего так же резко вновь целует парня, который смеется, слизывая клубничный йогурт с нижней губы: — Пей, Лили, — смотрит на неё, садясь ближе, а девушка кивает, молча продолжая отпивать йогурт, иногда поглядывает на Фарджа, словно проверяя, здесь ли он. Правда, здесь. Парень наблюдает за её приемом пищи, не желая смотреть в сторону двери. Знает, что мать Роуз следит за ними. Удивительно, что она ещё не встряла. А женщина стоит без движения. Она только складывает руки на груди, хмуро, но без злости наблюдая за происходящим. И глубоко выдыхает, качнув головой. Знаете, людям сложно понять друг друга. Обычно именно побывав в шкуре другого, нам удается хоть как-то приблизительно осознать, что именно чувствуют окружающие. Это может показаться ерундой. Мы ведь живем в эпоху лицемерия и бесчувственности, но рано или поздно один человек захочет понять другого. И сейчас Дилан О’Брайен начинает понимать то, что ощущают Дейв, Харпер, его мать, брат, когда парень надолго пропадает, не выходя на связь. Это незнание сводит с ума. Тишина. Молчание. Яростное движение мыслей в голове, которая, кажется, вот-вот лопнет. Ненормально. Дилан никогда не был по другую сторону. Он никогда не переживал о ком-то. Обычно именно он был на месте того, кто пропадал. И теперь парень сидит на кухне в напряженном ожидании. Он пытается отвлечься: заходит к старушке, помогает ей, как может, даже перебрал все на столе Фарджа, но мысленно остается в той клетке, из которой тяжело выбраться без чужой помощи. Думает. Ходит по кухне, по гостиной, по коридорам. Выходит на воздух, хорошенько отравляя легкие сигаретным дымом. И мыслит. Открывает телефон, набирает какую-то комбинацию цифр, но они даже близко не напоминают номер Харпер. Дилан не заботился бы об этом так, если бы не странное поведение девушки утром. Она ведь заговорила с ним о чем-то, а он? Он просто вышел. Но ему нельзя было игнорировать звонок. Есть правила, которые не стоит нарушать. Что ему оставалось? Встает с крыльца. Ходит. Вперед-назад. Дымит, пуская серо-белый пар вверх, в такое же неприятное бледное небо. Снег хрустит под ногами. С каждым часом становится холоднее. Дилан невольно задумывается над тем, в чем ушла Мэй. Она ведь была в джинсах и майке. Скорее всего обулась, но… Накинула ли что-нибудь сверху? Черт. Ты смешон, О’Брайен. Смотрит на часы на запястье. Идет четвертый час. Ни Дейва, ни Харпер. Ясное дело, что Фардж занят, но… Черт, он должен вернуться, чтобы О’Брайен мог… Мог что? Мог пойти на поиски? Не смешите. Дилан будет искать Харпер? Нелепо. О’Брайен себя не ведет подобным образом. Он не волнуется о других. Только о Кае. О матери. О Дейве. О старушке. О… Да, это уже целый список. И теперь он пополнен ещё одним именем. Как бы Дилан не противился этому факту, как бы ни скрывал его от себя же, но он имеет место быть в его сознании. И с губ срывается надоевшее «черт». Не выдерживает, набирая номер Дейва. Чувак, прости, но ты должен вернуться домой, иначе Дилан рехнется и разнесет что-нибудь. А ещё хуже — напьется или курнет что-нибудь. Тяжело сдерживать себя. Именно наркотиками всегда скрывается от себя самого. Но теперь это не особо актуально. Точнее, парень просто не может позволить себе опять бежать от проблем при помощи алкоголя. И снова «черт» срывается с губ. Лили молчит. Ей тяжело дышать, поэтому говорить не удается. Она хрипит, зевнув, и удобнее устраивается на кровати под боком у Дейва, который так же хранит молчание, иногда поднимая взгляд в потолок. Лежит. Греет. Она холодная. Здесь работает обогреватель, но её тонкие пальцы ледяные. Истощенное лицо с впадинами на щеках. Под глазами крупные темные круги. Роуз прикрывает веки, носом упираясь в шею парня, и тот поворачивает голову, губами касаясь её лба. Холодный. Что за черт? Хмурит брови, немного двигаясь, чтобы одной рукой проникнуть под её одеяло. Касается пальцами шеи, ключиц, живота. Холод. Даже Фардж успел согреться за эти часы, что сидит здесь. Роуз лежит с закрытыми глазами, приоткрыв губы, не шевелится. Уснула? Что-то хрипит, выдыхая. Дейв слегка приподнимает голову, отрывая её от подушки, хмуро смотрит на девушку, вовсе повернувшись на бок, и нащупывает под одеялом её запястье, проверяя пульс. И сердце больно сжимается. Нет, пульс есть, просто, от мысли о том, что её сердце не выдержит, ему становится дурно. Люди умирают от истощения, умирают, потому что организм не выдерживает. И, если честно, Дейв часто проверяет её пульс, дыхание, даже, когда в этом нет необходимости. Он просто не может спокойно спать рядом с девушкой, у которой в любой момент может перестать биться сердце. Это страшно: уснуть с живым человеком, а проснуться с мертвым. Поэтому Фардж никогда не спит рядом с ней. Он делает вид, иногда клюет носом, но не углубляется полностью. Да, нет причин для страха именно сейчас, ведь она поела, но, кто его знает. — Лили, — Дейв зовет её шепотом, пальцами касаясь холодной щеки. Роуз тут же открывает глаза, взглянув на него слегка устало и сонно. Фардж с той же мрачностью разглядывает её лицо, прижимая горячую ладонь к её шее: — Тебе холодно? — Зима, — девушка отвечает спокойной улыбкой, медленно моргая. И она никогда не узнает, какой вес имеют её слова. Зима. Да. Зима. Та самая, которую боится Фардж. Такое ощущение, что Лили каким-то образом ощущает приближающуюся бурю. Поэтому ей холодно. Поэтому холодно Харпер. Поэтому холодно О’Брайену. Дейв продолжает греть её, тыльной стороной ладони касаясь холодного носа, и растягивает губы в улыбку, ощущая её теплое дыхание на коже. Иногда его поражает немного странный факт. Лили Роуз. Он просто смотрит на неё, порой не веря глазам и осознанию её близости. Годами просто наблюдал за ней, даже не разговаривая, потому что знал, что в любом случае ничего не выйдет. Есть люди, не созданные для подобного. Есть Дилан и Дейв. Они будто в другом мире живут. Отличном от той реальности, в которой существуют люди вокруг. Фардж всегда чувствовал себя неполноценным из-за этого. Каким-то не таким. Не как все. И, возможно, это и было причиной его агрессии на окружающих. Он просто завидовал тому, что не мог иметь. А сейчас… Сейчас Лили Роуз лежит с ним. Она смотрит на него так, будто никого вокруг вовсе не существует. Дейв чувствует сильную зависимость и не может с ней смириться. Что он сделал такого, чтобы вызвать подобные чувства у девушки? Вроде, ничего. «Я этого не заслуживаю», — вот, кажется, о чем он думает, но потом вновь смотрит на Роуз — и все сомнения куда-то испаряются. Ему нравится вот так просто лежать рядом. Ощущение чего-то живого. И живет сам парень, пока может хорошенько сжать пальцами её кожу. Настоящая. Такая непонятно приятная, маленькая. Иногда Дейву нехорошо от своего слюнявого поведения, но никак иначе он не может думать о Роуз. Она же такая хрупкая, совсем. Наверное, это и есть настоящие чувства. Когда ты не понимаешь, почему тебя так сильно тянет к другому. Когда в твоей груди неприятно тяжело от пустоты на кровати рядом. Когда все мысли в беспорядке, но укладываются на место, стоит услышать приятный голос? Наверное, любовь — это не поцелуи. Наверное, это что-то иное. Может, простое дыхание на щеке? Может, теплый кофе, который разделяешь с кем-то? Может, желание лежать в кровати с ней весь день, не вставая? Может, возможность касаться волос, играть с локонами? Может, носом зарываться в них, вдыхая приятный аромат шампуня? Может, это простое молчание вдвоем? Фардж пока не определился, но он точно понял, что чувства — это не тот секс, что был у него с ней. Да, занятие приятное и вполне себе должно иметь место, но сейчас он чувствует большее психологическое удовлетворение, чем тогда. Проводит пальцами по плечу девушки, сжимает опустившееся одеяло, накрывая Лили. Роуз продолжает сонно улыбаться, прикрывая веки, и ерзает, ближе ложась к Дейву, который обнимает её рукой, водя пальцами по спине: — Если ты будешь кушать, то тебя скорее выпишут, — напоминает, а Лили просто кивает. — Тогда вернешься домой. — Я не хочу домой, — тихо шепчет, еле шевеля губами. Выглядит забавно, поэтому Фардж улыбается, интересуясь: — А куда ты хочешь? — Куда-нибудь, — девушка уже бурчит ему в шею, находясь на границе со сном. Дейв немного хмурит брови, но вполне серьезно заявляет: — Если будешь хорошо питаться, то увезу тебя куда-нибудь. Лили заметно улыбается, кивая: — Заметано, Фардж. — Договорились, — шепчет, чувствуя, как телефон в кармане начинает вибрировать. Быстро, но осторожно вынимает его, посматривая на девушку. Спит. Тихо отвечает, видя на экране номер Дилана: — Со старушкой что-то? — первый вопрос, но О’Брайен оспаривает: — Нет, но ты должен вернуться, — голос напряженный. Дейв поглядывает на спящую Лили. Ему совсем не хочется оставлять её. Только не сейчас. — В чем дело? — вздыхает. — Харпер ушла утром, её нет уже несколько часов. — И… Что? — Она ничего не сказала. — С чего она должна отчитываться перед тобой? — немного недоумевает Дейв, хотя хорошо понимает, что Мэй должна предупреждать. Просто парню охота вывести друга на чистую воду, ведь напряжение в его голосе многое значит. Тишина в ответ. Фардж вновь тяжело выдыхает, аккуратно выбираясь из кровати, чтобы не разбудить девушку: — Сейчас вернусь, — ему не хочется, но это же Дилан. Кажется, приоритеты остаются прежними. Друг на первом месте. — Пришли мне номер Мэй, — жестко просит О’Брайен. — Окей, — Дейв шагает к двери, тихо открывая её. Не оглядывается, чтобы побороть желание остаться. Мать Роуз сидит в холле, клюет носом, но на парня обращает внимание. Молча провожает взглядом. Не осуждающим. Уже немного другим. Люди меняют мнение. Долгий и тяжелый процесс, но через свой барьер приходится переступить, если хочешь помочь дорогому человеку. Так? Дилан сидит на крыльце. Курит уже пятую сигарету? Шестую? Седьмую? А к черту. Просто курит, потому что иначе начнет здраво мыслить. Он рехнулся. Теперь это ясно, как день. Давайте, аплодируйте, ибо этот тип, наконец, не отрицает. Он получает номер Харпер по сообщению, тут же набирая его, прижав телефон к уху. Слушает противные гудки, нервно вытирая пальцами губы. Смотрит вниз, сидит в хмуром ожидании ответа. Он не следует. Автоответчик. Вдох-выдох. Перенабирает. Сложно принять, но волнение настоящее. Сложно принять, но тяжесть есть. Сложно принять, но что-то чувствуешь. Сложно принять, но ты, Дилан, уже не будешь относиться иначе. И поэтому это трудно. Трудно стараться меняться для кого-то, особенно, если это не в твоем характере. Трудно изменять своим принципам, если оно требуется для налаживания отношений. Трудно, когда ты не умеешь, но пытаешься. Люди — самоучки во всем. Особенно в понимании других. В понимании себя самого. Смотрит на экран. Харпер не отвечает. Опускает телефон, ладонью растирая лицо. Ему надо было выслушать её. О чем она говорила? Он даже не помнит. Помнит только тревогу во взгляде. Мэй явно была чем-то взволнована, а он просто проигнорировал. Надо было ответить на звонок рядом с ней, держать её за чертову ткань майки, чтобы точно никуда не делась. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Гул мотора. Поднимает голову, видит свой автомобиль. Фардж паркует его, выходя из салона, и быстрым шагом приближается к Дилану, который тут же поднимается со ступенек, бормоча: — Старушка ела, теперь спит, — он проходит мимо друга, который оборачивается, хмуро смотря ему в спину: — Ты теперь не можешь отрицать, — немного грубовато звучит, но Дейву просто надоело, что Дилан постоянно ругает его за проявления сильных чувств к Лили. О’Брайен ничем не лучше. Пора уже это признать. Теперь окончательно. Они оба совершили ошибку. Они оба пошли против правил. Они оба знали, что «нельзя». Они оба ослушались. Дилан садится в салон, заводя мотор. Он знает, что Дейв продолжает наблюдать за ним, поэтому остается невозмутимым внешне, хотя зубы сжимает, давя на педаль газа. Пальцами крепко держит руль, выезжая на дорогу. На электронных часах полшестого вечера. Прекрасно, блин. Начинает темнеть. Зажигаются фонари. О’Брайен не знает, куда ехать, поэтому направляется сначала к дому Харпер. Сомневается, что она там, но ему надо отчего-то отталкиваться. Темная дорога. Шумно. Лондон, горящий теплыми огнями. О’Брайен практически не воспринимает цвета. Он просто смотрит перед собой, стараясь не позволять мыслям плодиться в голове. Едет. Спокойно. Хотя не прекращает сглатывать. Ему бы кофе выпить, чтобы взбодриться. Жаль он терпеть его не может. Заезжает на знакомую улицу. По сторонам довольно богатые дома. Поворот за поворотом. Тишина в сознании. Подъезжает к дому Харпер, тормозя. Смотрит на окна. Чернота внутри. Её здесь нет. Выдыхает, спиной прижимаясь к сидению. Руками упирается в руль. Смотрит куда-то вперед без какого-либо ясного выражения лица. Никаких эмоций. Берет телефон, вновь набирает номер, прижимает к уху. Ожидание. Гудки. Ожидание. Гудки. Нервное глотание. Желание опустить аппарат, но вдруг гудки прекращаются. Дилан хмурит брови, сев прямо, и моргает, слыша громкий гул автостопа. Приходится зажать второе ухо ладонью, чтобы услышать хоть что-то, кроме этого шума. Сильный ветер создает помехи, но парень все равно выдавливает из себя: — Где ты? — вроде голос звучит спокойно, так? Неплохо. Только шум машин в ответ и гул зимнего ветра. Парень откашливается, говоря громче: — Харпер? — ничего не меняется. Будто девушка не заметила, как ответила на звонок. Возможно, случайно зажала кнопку, когда села или… Черт, Дилан не может больше предполагать. Он вслушивается, пытаясь быстро понять, где может быть так шумно. Она явно рядом с дорогой, но О’Брайен только что выехал с улиц. Там не так громко. Харпер находится рядом с местом, где без конца носятся автомобили. Это может быть только автостоп. Без светофоров. При этом там дует сильный ветер. Возможно, Мэй находится чуть выше, чем машины. Может, это мост? Наземный переход? Где в Лондоне есть автостоп с мостом над ним? Парень поднимает взгляд на черное небо. Ставит телефон на громкую связь, бросив на сидение рядом, после чего давит на газ. Автомобиль трогается с места, вновь уносясь вперед по дороге между домами. Дилан сохраняет спокойствие. Ведет машину, правда, слишком сильно жмет на педаль. Проходит не так много времени, когда парень видит в окно знакомый парк. Он паркует автомобиль рядом с тротуаром, вынимает ключи, берет телефон, вылезая из салона. Слышит музыку, что разносится эхом со стороны баров и ночных клубов. Накидывает на голову капюшон, вспоминая о безопасности, и двигается в сторону входа в парк. Темный, такой же черный, как снег на дороге. Идет по знакомой тропинке, не осматриваясь. Только прислушивается, хватаясь за каждый шорох. Голые деревья выглядят устрашающе. О’Брайен добирается до знакомой тропы, сворачивая с неё. Идет между высоких стволов, невольно сжимая в кармане нож. Привычка. Ещё минута скитания — и он слышит шум автостопа. Уже близко. Выходит на голое поле. Раньше здесь все обрастало высокой зеленью, теперь, зимой, стало слишком голо. Навесной мост, наземный переход, соединяет две части парка. О’Брайен запомнил это место. Он идет к железным ступенькам, всматриваясь в темноту наверху. Кажется, можно ощутить вновь парящий снег. Мелкий, погибающий при касании с горячим асфальтом. Дилан поднимается наверх и, кажется, выдыхает. Просто выдыхает, потому что до этого не мог освободить легкие. Стоит на месте, смотря на девушку, которая стоит рядом с железной перегородкой, покачиваясь с пятки на носок. Кажется, она что-то напевает под нос. В майке. В джинсах. Смотрит на несущиеся машины. Слушает их гудение. Поднимает руку, и О’Брайен хмуро удивляется, когда видит бутылку водки. Харпер делает глоток, совсем не морщась. Стучит бутылкой о железное ограждение, продолжая что-то мычать. Дилан медленно шагает в её сторону, потянув края кофты вниз. Проявляет нервозность. Останавливается в нескольких шагах, изучая состояние девушки, которая заворожено наблюдает за хаосом внизу. — Мэй? — парень опирается рукой на перегородку, наклоняясь вперед, чтобы рассмотреть её лицо. — Может, домой? Девушка хмурит брови, качнув головой: — Нет, здесь тихо. Тихо? Серьезно? Это, возможно, самое шумное место Лондона. — Поехали, — Дилан осторожно скользит пальцами по поверхности железа, желая сделать ещё шаг к девушке, но та выглядит вполне серьезно для нетрезвой: — Здесь я не слышу, — шмыгает носом. Замерзла. О’Брайен следит за тем, как она вновь пьет водку, уже немного морща нос: — Что не слышишь? — решает немного поговорить с ней, чтобы потом заставить пойти с ним. Мэй приоткрывает рот, немного наклонив голову в сторону, и взволнованно понимает: — Нет, слышишь? — часто моргает, изогнув брови, ведь не может сосредоточенно мыслить. — Что? — дай ему уже свой чертов ответ. — Вода, — девушка опирается рукой на перегородку, наклоняясь вперед, чем вынуждает Дилана сделать неосторожное движение. Он чуть не касается её руки. Идиот. Помни о своей проблеме, иначе сам здесь свалишься. Харпер качает головой, дергает ею, с открытым ртом выдавливая: — Я слышу, — сжимает пальцами железо. — Почему я слышу? — Всё, — О’Брайен закатывает глаза, уверенно приближаясь к ней. — Идем отсюда. С паникой на лице Мэй рвется вперед. Она со страхом опирается на перегородку, занося ногу, а Дилан не думает, когда хватает её за предплечье, тут же отдернув руку. Черт. Сжимает пальцы, с напряжением следя за девушкой, которая опускается на корточки на выступе по ту сторону перегородки. Держится за неё, широко распахнутыми глазами смотря вниз. — Харпер, давай… — Дилан тянет к ней руку, но понимает, что просто не сможет её подтянуть наверх. Здесь нужно использовать обе руки. Нужно сжимать тело. Нужно касаться другого. Он способен на это сейчас? А Мэй не думает о возможном падении. Она хочет быть ближе к дороге, ближе к шуму, который так часто спасал её от этих звуков в её голове. Но сейчас не помогает, поэтому она действует необдуманно. — Так, — парень нервно трет лицо ладонью, присев на корточки, чтобы смотреть на девушку через решетку. — Харпер, давай, завязывай с этим, а, — видит, что она сосредоточенна на дороге. — Я слышу, — шепчет, качая головой, ведь находится в состоянии шока. — Почему я продолжаю слышать тебя? — она говорит не с Диланом. Парень пальцами касается её растрепанных, немного влажных волос: — Эй, — сжато произносит, но она не слушает. Не будет. Здесь надо действовать иначе. Дилан привстает, делает глубокие вдохи, собирая моральные силы. Сжимает и разжимает пальцы, слушая пустой шепот Мэй. Прикусывает губу, когда наклоняется, опираясь одной рукой на перегородку. Ровно дышит, следя за биением сердца и за мыслями, боясь пропустить воспоминания в голову. Второй рукой тянется к девушке, холодными пальцами касаясь не менее холодной щеки: — Мэй, — зовет, терпя знакомый щелчок внизу живота. Первый звоночек, предупреждающий о дальнейшем ухудшении состояния. Игнорирует, сжимая ладонью её плечо. Мэй переводит пустой взгляд на его руку, только потом поднимает на лицо, запрокинув голову: — Почему я слышу? Дилан не может ответить на её вопрос, поэтому говорит о своем: — Давай, — сглатывает, показывая ей свою ладонь. Пока все идет хорошо. Девушка продолжает смотреть ему в глаза, качая головой: — Я слышу. — Пойдем, — указательным пальцем касается ледяного красного кончика носа. Харпер медленно моргает, выдыхая пар из приоткрытого рта: — Ты не слышишь его? — Слышу, — лжет. — Хочешь, я отвезу тебя туда, где ты не будешь слышать? Мэй еле заставляет себя не закрывать тяжелые веки. Она точно не спала этой ночью. — Я не буду слышать? — Нет, — Дилан мысленно ликует, когда Харпер оставляет бутылку на выступе, рукой касаясь его предплечья. Терпит. Неудачная попытка вдохнуть — второй звоночек. Надо поторопиться. Девушка поднимается, Дилан продолжает игнорировать свой организм, сосредоточенно следя за тем, чтобы Харпер не оступилась, когда поворачивается к нему лицом. Крепко держится за его руки, пока парень берет её под плечи, потянув наверх. Мэй осторожно заносит одну ногу, коленкой касаясь живота Дилана. Тот ощущает боль в ногах. Терпит. Третий звоночек. Слишком сконцентрирован на том, как Харпер перебирается, опуская то одну ногу на поверхность моста, то другую. Девушка громко дышит, не чувствуя, как трясутся руки парня, которыми он отводит её дальше от перегородки, отпуская плечи. Дрожащие пальцы, сбитое дыхание. От судороги сводит ноги, но О’Брайен быстро дышит, начав снимать с себя кофту, продолжая смотреть на девушку, которая смотрит в ответ, немного дергая головой, ведь все ещё слышит шум воды. Дилан встряхивает ткань кофты, набрасывая её на плечи Мэй. Та делает странное движение телом, будто немного прогибается под тяжестью, что падает на неё, но вновь выпрямляется, опустив взгляд вниз. Губы шепчут. Слов не разобрать. Быть может, это простой набор букв. О’Брайен слишком занят борьбой с собой, чтобы думать об этом. Он грубыми движениями натягивает рукава на руки Харпер. Кофта ей велика. Накидывает капюшон на голову, застегивает молнию. Терпит. Терпит. Терпит. Дышит. Пытается выровнять дыхание, успокоить биение сердца. Успокойся. Смотри на неё. Это просто Харпер. Она не угрожает тебе. Ничего не происходит, что могло бы как-то навредить тебе. Смотри на Харпер. Сглатывает, облизывая губы, и сжимает ткань рукавов кофты, смотрит на Мэй, которая продолжает озираться по сторонам, шевеля губами. — Слышу… — шепчет, давясь воздухом. Искоса бросает взгляд на Дилана, а тот выдыхает, борясь с чувством тошноты, что подступает к горлу: — Идем, — делает шаг, потянув её за рукав, но тормозит, прижав кулак к губам. Сгибается, громко и быстро дыша. Сжимает веки. Его сейчас вырвет. Это Харпер. Это Харпер. Она не угрожает тебе. Рванные попытки успокоиться — и парень вовсе опускается на корточки, продолжая сжимать ладонью губы. Но не повторяет ошибки — не отпускает девушку, которая медленно покачивается из стороны в сторону, громче бубня под нос. Тихо. Тихо. Тихо. Спазмы в животе. Дилан стонет, мыча, и осторожно поднимается, запрокидывая голову. Дыши. Ничего страшного. Ничего не происходит. Она не навредит тебе. Дилан пытается кое-что осознать, чтобы справиться. Он старается принять к сведению то, что в данный момент ему ничего не угрожает. Что сейчас именно он пытается кому-то помочь. Ему не должно быть плохо. Он сильнее Мэй. Она слабее его. Она не сломает, не навредит, она ничего не может. О’Брайен продолжает сдерживать тошноту, еле сохраняя равновесие на трясущихся ногах. Окей, все хорошо, видишь? Ничего не происходит. Тебе просто холодно. Опускает ладонь, сжимая губы, и выдыхает белый пар через нос, начав осторожно и медленно двигаться в сторону спуска вниз. Харпер молча следует за ним, позволяя тянуть себя за рукав. Она начинает затыкать одно ухо свободной ладонью, чтобы немного приглушить шум воды. Всё, что с ними происходит, — это внутренняя проблема. Проблема только их организма. Каждый самостоятельно старается побороть свое отклонение, пока не осознавая, что совместная работа принесет куда больше результатов. А Дилан и Мэй уже начали «работать» вместе, правда, пока не замечают этого.***
Мне удается открыть глаза. Тяжелые, совершенно неприятные веки. Остаток отвратительного сна медленно бурлит в сознании, пока пытаюсь понять, где нахожусь. Лежу на кровати. Светлые стены, знакомый запах. Я… Я ведь дома у Дейва, да? Моргаю, смотря перед собой. Дверь открыта. Темный коридор. Какой-то непонятный гул в ушах мешает побороть чувство тошноты. В горле все горит, на языке привкус горечи. Морщусь, еле шевеля сухими губами, до боли искусанными. Мычу хрипло, пытаюсь приподняться на локтях, но тут же одолевает одышка. От резкого движения тела скручивает живот, поэтому громче мычу, лицом утыкаясь в подушку. Локтями поддерживаю себя навесу, громкие вздохи рушат тишину. Меня сейчас вырвет. Прямо между ребер стоит камень. Он царапает изнутри, мешая дышать. Начинаю ерзать в муках, пытаясь найти удобную позу. Пот тут же заливает кожу лица, и к нему липнут локоны волос. Не прекращаю издавать разные звуки, но сдерживаю их громкость, боясь нарушить чей-то сон или привлечь лишнее внимание. Плохо помню, что произошло. Единственное в голове — вода. Опять была вода. И этого достаточно, чтобы понять, почему мне так хреново сейчас. Хочу присесть, но от этого только хуже. Не просто тошнота. Всё застревает между ребер и жжется, будто изжога, но не в желудке. Громко мычу, начав покачиваться из стороны в сторону, а руками сжимаю тело под майкой. Голова раскалывается. Думаю, у меня жар. Мне не удается поймать тот момент, когда настольная лампа зажигается. Я так размыто мыслю, что вряд ли вообще могу что-либо оценивать. Болевой шок. Могу понять по очертанию, что это О’Брайен. Он держит в руке тазик, подходя к кровати, и протягивает мне, жестко процеживая: — Дыши. И только сейчас понимаю, что не могу дышать из-за этого камня. От боли в глазах темнеет, поэтому сжимаю веки, опуская голову. Чувствую, как кровать рядом немного прогибается. Дилан садится на её край, поддерживая тазик на моих коленях. — Мне плохо, — выдавливаю из себя, дернувшись так, будто мне вот-вот стошнит, а на глазах выступают слезы. — Ты выдула практически всю бутылку водки. Чего ожидала? — парень смотрит на меня спокойно. — Тебе нужно вызвать тошноту, — отрицательно качаю головой, жалея о таком резком действии. Раскалывается. — Тебе станет легче, — О’Брайен настаивает, но отказываюсь. Боясь вообще пошевелиться. Чувствую, как этот камень изжоги то поднимается, то опускается, поэтому не могу сдержать слез. Нет, не рыдаю, но боль вынуждает глаза слезиться непроизвольно. Мычу, желая лечь обратно, но Дилан предупреждает: — Только хуже станет, — продолжает держать тазик. — Два пальца в рот сунь. — М! — мычу, смотря куда-то вниз, и шмыгаю носом, сжимая больной живот. Не успеваю уследить за движением парня. Он резко и грубо давит пальцами мне на живот, прямо на то место между ребрами, поэтому боль разрывается, а жжение распространяется вдоль всей глотки, заставляя меня дергаться от рвотных позывов. Сдерживаюсь, отворачивая голову, чтобы скрыть мокрые глаза, и хочу попросить Дилана не делать так, но не успеваю открыть рот, как парень вновь давит на мой живот, заставив меня распахнуть рот шире. И меня тошнит. Дрожащими пальцами хватаюсь за тазик, а своей рукой О’Брайен сжимает мои спутанные волосы. Больно стягивает, потянув вверх, чтобы лицом не уткнулась в рвоту, но я молчу, продолжая опустошать желудок. Мычу от боли, не отрываясь и не поднимая головы, когда слышу голос со стороны двери: — Старушка обычно дает марганцовку выпить, — Дейв. Не могу взглянуть на него, так как меня продолжают одолевать позывы. И в такой позе я провожу следующие полчаса, если не больше. Чувствую, как изжога начинает проходить, как камень становится мягче, после чего вовсе рассасывается. На смену боли приходит дикая усталость. Меня клонит в сон. Медленно и глубоко дышу, наслаждаясь освобождением от боли, тазик держу уже не так крепко, поэтому Дилан берет его, жестом попросив Дейва вынести. Тот не возникает. Видимо, для них это вполне обычная процедура. Думаю, они таким образом частенько о друг друге заботятся. Чувствую неимоверное наслаждение, ведь больше ничего не сдавливает ребра. — Легче? — да, О’Брайен был прав. Он привстает, взяв со стола стакан воды, оставленный Дейвом, и протягивает мне. Слабой ладонью сжимаю, боясь выронить, поэтому, когда подношу ко рту, Дилан пальцем надавливает на дно, помогая мне приподнять стакан. Забирает его. Могу неосторожно вытереть веки и щеки от слез. Меня качает. Или комната качается. Неясно. Надо лечь. Осторожно, боясь вызвать тошноту, опускаюсь обратно на кровать, уложив голову на подушку. Хрипло дышу, еще ощущая остаток боли, но она не такая сильная, поэтому смогу уснуть с ней. Молча смотрю перед собой, следя за Диланом, и понимаю, что должна попросить прощения: — Извини, — шепчу. — За что именно? — парень уточняет, вертя стакан пальцами. Сидит на краю кровати, не смотрит на меня. — За то, что повела себя так. — Это твое дело, — грубо и холодно, но почему-то больше не верю его морозу в глазах. — Я просто не могу противостоять этому, — хочу оправдать себя перед ним, и О’Брайен вздыхает, стуча пальцами по стеклу: — Перед чем? — значит, всё-таки хочет знать? — Вода, — мне тяжело говорить, но стараюсь шевелить языком и выражаться так, чтобы меня поняли. — Когда я слышу воду, меня охватывает паника. И я бегу. Не могу побороть это. — Каждый раз? — хмурится. — Да, — глотаю очередной приступ тошноты, заерзав на боку. — Не знаю, что именно движет мной в такие моменты. Я просто уверена, что должна убежать, как можно дальше. Это тяжело объяснить. — В следующий раз, — перебивает, громко барабаня пальцами по стакану. — Когда захочется «бежать», говори. И мы подумаем, как поступить. Мы? Мы подумаем. Будто это не только моя проблема, но и его тоже. Мы.