замёрзшие озёра между тобой и мной

      Луи воздвиг своё королевство изо льда и снега. Оно холодное, как его сердце, и белоснежнее его волос. Солнце здесь никогда не выглядывает из-за облаков, застыв где-то высоко под пасмурным небом, а законы северных земель так же суровы, как и создавший их король.       Луи отдаёт приказы лёгким взмахом своей руки, и стражники выкладывают подножье его трона коронами поверженных королей. Гарри смотрит на младшего брата всегда с усмешкой и всегда свысока, словно пытаясь доказать, что жалости в нём — ни капли.       (он с лёгкостью может сжать его горло своими пальцами, навсегда забирая звуки слабого пульса)       Гарри смеется громко и с фальшью, веявшей за версту, в то время как его глаза всегда холодны, так что сразу и не поймёшь, кто из них на самом деле ледяной король. Он сидит на троне из чистого золота и правит югом, что трепещет перед ним лишь от одного взмаха его ресниц. Сердце Гарри не золотое и даже не изо льда. Луи сомневается, что в его грудной клетке бьётся хоть что-нибудь.       (он с радостью готов отдать своё сердце, если бы его действительно были рады принять)       В волосах Гарри золотая корона, а объятия Луи холодны, как лёд. Их никогда не пытались согреть чужие руки, а из фальшивой улыбки не получить и капли тепла. Гарри всегда одерживает победу в три хода, забывая извлекать уроки даже из редких поражений. Если их жизнь — это игра в шахматы, то он кружит по клетчатому полю, боясь услышать «шах и мат» в свой адрес, потому что Луи — слишком хороший игрок.       — Любовь — это ложь и иллюзия, — с губ Гарри раз за разом срываются одни и те же слова и фразы, и у него слишком беспечный вид для того, в чьих руках сосредоточена настолько большая власть.       (с трезвым умом приходят ясные мысли, а собственные пальцы грозят сжаться на собственной же шее)       Губы Луи говорят чужими словами, что он слышит с самого детства от того, кто старше, кто, конечно же, знает больше. Вот только слова имеют привычку лгать, идя вразрез с тем, что Луи видит в застывшей зелени напротив.       — Люди обманывают себя и других. Они не способны любить, — (а ты?) в голосе Гарри слишком много презрения и яда, что не вытравить даже за сотни лет. У его ног тысячи трупов, и трон в его королевстве на самом деле не золотой, а кровавый, но Луи послушно кивает каждому его слову, потому что и он далеко не свят. Его губы по-настоящему холодны и поцелуями их не согреть, и в глазах Гарри он видит то, что тот сам боится себе признать.       (он никогда не отступит от своих принципов, ведь нельзя отказаться от того, чего попросту нет)       — Любовь не побеждает. Она никогда не спасёт тебе жизнь, никогда не подарит силу, — шёпот Гарри громче любых криков, он словно стучащий по наковальне молот, настойчиво вбивающий в голову одни и те же слова каждый раз, когда палач с чужих плеч сносит очередные головы. Как будто пытаясь убедить, что всё сделанное — правильно.       Кожу Луи не согреть чужим дыханием и сердце не растопить. Между ними — немой вопрос, который Гарри боится задать даже Зеркалу. Луи смотрит на брата с тщательно скрываемым восхищением под толстым слоем льда в голубых глазах, который не тает даже когда Гарри улыбается краешками губ, откинув прочь всю ненавистную фальшь.       (Гарри играет слишком опасно, и Луи не знает, как сказать ему, что это уже не игра)       — Любовь — это ложь. Гадкая уловка, с помощью которой люди управляют глупыми и слабыми, — голос Луи громкий и властный, а от холодного взгляда даже воздух покрывается ледяной корочкой. Перед ним — тысячи людей, в страхе склонивших головы. Позади — прожигающий спину взгляд того, кто сидит на троне и всегда будет неизменно выше.       (Луи не знает, что он — единственный, перед кем Гарри готов преклонить колени)       Слова никогда не исчезают из его головы, произносимые одним и тем же голосом, что преследует Луи с самого детства словно вторая тень. Теперь это с его губ срываются заученные наизусть фразы, несмотря на то что тень по-прежнему не отходит от него ни на шаг. Ни в его сердце, ни в королевстве места любви нет. Это чувство, объявленное вне закона, и даже если люди продолжают умирать от рук палачей, то лишь для того, чтобы служить уроком другим.       (их последние слова друг другу неизменное «я люблю тебя», ядом обжигающее губы)       — Разве это не твоё королевство?       Голос Гарри привычно насмешлив, и его руки опускаются на плечи Луи как напоминание о собственном присутствии, будто тот действительно мог о нём позабыть. Пальцы впиваются в бледную кожу, и Луи крепко сжимает ладони в кулаки. Он чувствует себя отравленным.       — Моё.       Луи отвечает коротко, распрямляя плечи, ощущая чужое дыхание на своей шее и то, как золото волос случайно касается открытой кожи. Пальцы Гарри обжигает льдом. Это как нырнуть в ледяную воду, только холод ее не трезвит, а лишь опьяняет близостью тела.       — И у вас нет законов?       Люди у его ног никогда не просят пощады и не дрожат от страха. Они держатся за руки, невзирая на тяжёлые цепи, и готовы принять приговор с широко открытыми глазами. В руках Луи только холод, его ладони никогда не знали чужих объятий.       — Есть конечно.       Если Луи и дрожит, то только от холода, сковавшего тронный зал, и причина его тихого голоса вовсе не в тёплых губах, касающихся его уха, и не в льющемся расплавленным золотом шёпоте в унисон с бьющимся пульсом на выставленной напоказ шее.       — Так каков же будет приговор?       Ладони Гарри обнимают его плечи слово воды прохладной реки, ласкающие встречные камни, и Луи теряется в голосе, что холоднее тысячелетних льдов.       Губы Луи дрожат. В глазах подданных, преклонивших колени, он видит отражение собственного страха.       — Смерть.       Его пальцы на плечах брата, и лица так близко, что он буквально может чувствовать, как его кожу отравляет каждый выдох.       (в ледяном королевстве всегда правит ледяной король, и в его сердце всё ещё чересчур много острых углов)       Луи обнимает Гарри крепко, пальцами путаясь в золоте волос и чувствуя, как лёд пронзает уже давно замёрзшую плоть. Их кровь не золотая и не состоит из снежинок. Рваное дыхание белым паром растворяется в воздухе, глаза Гарри широко распахнуты, и среди ледяной зелени Луи видит один-единственный застывший немой вопрос, ответ на который он не признает себе даже на смертном одре. Глаза Луи словно два замёрзших озера, в которых Гарри утонул уже давно, и не может выплыть, не в силах пробить толстый лёд на его поверхности.       — Почему? — голос Гарри неестественно хриплый, словно горло сжала невидимая рука. Его пальцы беспомощно цепляются за талию Луи, он хочет злиться, хочет показать весь свой гнев, но черные кинжалы лишь царапают кожу, не в силах ударить сильней. — Это ведь я… сделал тебя сильным… я подарил тебе… эту власть.       У Гарри взгляд загнанного зверя, и Луи прикладывает палец к его губам, пачкаясь в крови. Вкус собственной крови чувствует на языке как самый праведный путь к искуплению.       — Мы оба потеряли свою силу, став слабостью в глазах друг друга, — вокруг них рушатся ледяные стены, и голос Луи — единственное, что держит глаза Гарри открытыми. — Любовь — это иллюзия, помнишь?       Кровь на губах Гарри черна и на вкус как обманутые мечты. Луи впервые в жизни касается их не только в своих фантазиях, оставляя обжигающий холодом поцелуй. Кожа Гарри покрывается льдом под его прикосновениями, он крепко сжимает чужую руку в своей ладони и зажмуривает глаза. Их первый и последний поцелуй — короткое прикосновение губ и рваный вдох в горящие лёгкие, сдающиеся под натиском льда, разрывающего грудную клетку.       Разве это похоже на иллюзию?