У близких душ единые поля, И маяки едины и моря. Аневито Кем
Тёмная ночь заботливо окружила город, расширяя просторы ночным охотникам. Луна светила сегодня особенно ярко, позволяя отчётливо различать тёмный замок, принадлежащий вампирам. Отель «Дюморт» был особенно пуст. Старшее поколение вампиров учило «птенцов» охотится на своих жертв, а потом так же незаметно заметать следы. В обители вампиров оставалось лишь двое. Совсем ещё мальчишка, с осознанным взглядом, повидавший жизнь, сидел за столом, стараясь решить дела клана. Вокруг него крутился темноволосый, кареглазый птенец, превращённый самим главой клана. Он что-то надоедливо бормотал, а потом резко схватил Рафаэля за руку и повёл на балкон. Саймон что-то начал рассказывать о луне, потом перескочил на звезды, начал рассказ о галактике и незаметно перескочил на «Стартрек», приправляя свой рассказ «Звёздными войнами» и почему-то «Теорией большого взрыва». Рафаэль решил прервать бессмысленный монолог и взял вампирёныша за руку, заставляя обратить на себя внимание. Льюис повернулся, и один кудрявый локон опустился на лицо. Свободной рукой старший вампир поправил выпавшие волоски, и почему-то этот жест смотрелся куда интимнее того, что испытывал в своей жизни Рафаэль, а ведь ему был уже не один десяток лет. Испанцу пришлось чуть опрокинуть голову назад и приблизиться, чтобы заключить в поцелуй своего визави, но тот почему-то начал дрожать. — Ты нервничаешь? — тихо спросил испанец, выдыхая звуки прямо в розовые губы. — Это твой первый раз? Саймон посмотрел в чёрные глаза и помотал головой. — Нет, я нервничал и раньше, — задумчиво ответил подросток. — Idiota, я о поцелуе, — Рафаэль улыбнулся на такую невинность Саймона, граничащую с глупостью, но даже это делало его особенно милым и выделяло среди прошлых пассий Рафаэля. — Д…да, — чуть запнулся парень. Рафаэль ничего не ответил. Он просто притянул Саймона к себе, придерживая одной рукой за талию, а другой за шею, стараясь продлить умиротворённый момент. Саймон целовался с закрытыми глазами, но Рафаэлю понравилось смотреть на длинные реснички, освещённые лунным светом, а ещё ему нравилась неуверенность его птенца. Он то пододвигался ближе, то чуть отстранялся, но Сантьяго вновь возвращал его на место. Этой ночью разговоров о «Стартреке» больше не было, хотя, о бумагах Рафаэль не забыл, а Саймон в первый раз сидел тихо, впрочем, долго он не продержался.***
В обычно тихом «Дюморте» была сегодня шумная вечеринка. Везде горели яркие огоньки, а кровь была приправлена водкой. Где-то посреди зала в толпе затерялся и Льюис, он обследовал территорию, стараясь подружиться с большим числом вампиров. За его нелепыми попытками следил Рафаэль. Глава клана стоял на втором этаже, делая вид, что его взгляд не прикован к одному известному вампиру, совсем нет. Тогда-то к Саймону подошёл новенький, обращенный пару месяцев назад. Раньше он занимался американским футболом, да и внешностью его природа не обделила, так что Рафаэль не смог бы назвать его страшненьким или не сексуальным. Наоборот, парень был очень хорош, а вампирская кровь сделала его ещё лучше. На краю сознания испанец уловил: — Ты знаешь, что сегодня день поцелуев? — блондин пошло улыбнулся и сделал шаг в сторону Саймона. — Да, — ничего не соображающий в прелюдии мальчишка даже не понял, что его собираются «клеить». Рафаэль постарался не бежать по лестнице, придумывая в голове пытки, которые он применит к блондинчику. Ему не удалось. Но нужно отдать должное, потому что через пару секунд он уже стоял рядом с Льюисом совершенно спокойно, держа себя в руках. — Раз сегодня день поцелуев, то ты можешь поцеловать меня в задницу! — рявкнул испанец и потащил свою неразумную проблему подальше от любопытных глаз. Когда они зашли в какую-то тёмную нишу, о которой Саймон и не подозревал, Рафаэль собрался начать гневную триаду о неразумных птенцах и похотливых вампирах, однако ему пришлось замереть с открытым ртом, потому что Льюис поцеловал его в щёку, говоря тихое «спасибо». После этого случая на вечеринки они ходили только вдвоём, а многие из вампиров сразу же стали набиваться в друзья Саймона, но тому они уже были не нужны, потому что у него был Рафаэль.***
После ночи любви Рафаэль всегда притягивает более высокого парня к себе и целует его запястье, там, где когда-то была кровь, текущая по венам, заставляющая работать его сердце. Но теперь это просто сосуды. Однако Рафаэль превратил этот ритуал в обязательный, будто бы стараясь каждый раз напоминать Саймону, кто он такой, напоминать о том, что он когда-то был человеком, связывать настоящего Саймона с предыдущим, не давая забыть о родных и близких. Рафаэль знает как никто другой, что близкие люди — главное, что есть в жизни любого существа. И неважно, мёртвое оно или живое. И он любит целовать запястье птенчика, зная, что когда-то по венам текла тёплая кровь, такая же, как та, которую они сейчас с удовольствием употребляли в пищу. От невинного проявления ласки у Саймона бегут по коже мурашки, напоминая о том, что он до сих пор чувствует. И любит. Того, кто дарит ему такие вот ощущения жизни, кто ворчит на него за слишком открытую одежду зимой, хотя знает, что Саймон уже не сможет простудиться или замёрзнуть. Того, кто каждый раз успокаивает его в своей манере, а другие думают, что он опять ругается. Того, кто соединяет холодные руки, и на душе становится теплее. И Рафаэль знает, как его поцелуи действуют на подростка. Как Саймон в нерешительности касается его холодной кожи, и шрамов, отпечатавшихся на теле ещё в прошлой жизни. Рафаэль любит проявление нежности, но никогда не скажет об этом Саймону. В конце концов, Рафаэлю нравятся смятые простыни в его кровати и сонный птенец после долгих ночных ласк и секса. А ещё обоим нравятся их ночные разговоры и рассказы о прошлой жизни. И сколько бы лет они не были вместе, на людях Рафаэль всегда закатывает глаза в свойственной ему манере и ругается на испанском, а Саймон выслушивает это всё и глупо улыбается.