Часть 23
26 августа 2016 г. в 22:02
Уже на следующий день я очень пожалела о том, что отправилась на эту экскурсию и корила себя за то, что не отказалась от нее. Меня сильно ознобило и тошнило, а температура подскочила вновь. Еще прошлым вечером мне казалось, что я вполне здорова, а теперь снова лежала с сильной головной болью в постели и не желала двигаться, так как каждое движение отдавалось острой болью во всем теле.
— Просыпайся уже, харе дрыхнуть! — прервав мою дрему, ворвался в номер Никита. И тут мне снова захотелось его убить. Складывалось ощущение, что парень специально подбирал «подходящие» моменты для того, чтобы меня взбесить — чтобы я как можно сильнее злилась на него и страдала.
— Проваливай туда, откуда пришел! — провыла я, запустив в сожителя подушкой и тут же схватив вторую, лежавшую чуть поодаль. — Мне плохо, очень сильно плохо, и если ты не оставишь меня в покое — я, клянусь, расскажу обо всем твоим предкам и сегодня же свалю домой!..
— Ну что ты сразу угрожать-то? — попытался возмутиться Никита, хотя вышло очень не реалистично. — Я что, по-твоему, не смог бы войти в твое положение? Изверг я, что ли?
— Ну да, — насколько могла спокойно, отозвалась я, поплотнее кутаясь в одеяло — мне было холодно из-за приоткрытой балконной двери. — Ты не мог бы закрыть дверь? — с надеждой попросила я, не желая вставать и делать этой самой.
Как ни странно, моя просьба не была ни проигнорирована, ни принята в штыки. Улбанов кивнул и молча прошелся к балкону, после чего сделал то, о чем я его просила. Я проводила его удивленным взглядом вплоть до выхода из номера, после чего решила завалиться спать, раз уж парень почему-то вдруг соизволил уйти даже без моей мольбы.
Правда сон так и не шел больше — мне было настолько плохо, что я даже шевельнуться не могла, хотя и выпила уже пару таблеток, прихваченных на всякий случай с собой. Ничего почему-то не помогало, да и еще, к тому же, я с регулярностью, наверное, в полчаса носилась от своей постели до ванной, чувствуя рвотные позывы.
В какой-то момент меня все так достало, что мне показалось, что еще чуть — чуть и я просто разревусь от безысходности. Такое бывало иногда во время каких-либо ситуаций, с которыми я не могла никак совладать. Но на этот раз я на полном серьезе выла, скулила и хныкала в подушку часа два, ворочаясь и негодуя на себя, Марину Дмитриевну и дебильную морскую прогулку, из-за которых я вынуждена была так страдать.
Часов в пять вечера в помещение кто-то вошел. Я же была так сильно вымотана за все время после пробуждения, что даже не открыла глаза, дабы лицезреть пришедшего. Да и кто это мог быть? Только кто-нибудь из Улбановых или какая-нибудь уборщица.
— Ну как ты? — послышалось спустя несколько минут тишины, во время которой я уж было подумала, что посетитель ушел из номера (просто так тихо, что я не заметила этого).
— Хре-но-во, — неохотно подала голос я и тяжело вздохнула. — Такое ощущение, что меня прокляли за какой-то ужасный грех, и я теперь должна терпеть все это в качестве божьей кары какой-нибудь… — уныло продолжила я, чувствуя, что могу снова расплакаться прям перед Никитой, который, вероятно, пялился на бледную и ноющую меня.
— Таблетки пила? — зачем-то поинтересовался он, а я в очередной раз поразилась — какое ему дело вдруг стало до меня? Похоже, он всерьез воспринял мои слова о том, что я раскрою правду его родителям, и теперь пытается угодить мне, дабы я не сдержала своего слова.
— Нет, ты что-о-о, я тут умираю фактически, но, конечно же, не додумалась выпить таблетку! — фыркнула я недовольно и наконец заставила себя открыть глаза и остановиться взором на Улбанове.
Тот сидел на диване и рубился в телефон, даже почти внимания на меня не обращая. Зато когда он почувствовал, что я смотрю на него, убрал гаджет в карман своих шорт и тоже уставился на меня, вопросительно приподняв одну из бровей. Похоже, он благоразумно решил не отвечать на мою колкость, дабы не провоцировать скандал. И за это я ему, признаться, даже была благодарна — совсем не хотелось в таком своем состоянии еще и тратить силы на нелепые ссоры из-за ничего.
— Чего смотришь-то? — с легкой усмешкой спросил Никита где-то спустя минуту.
— Ничего, просто задумалась, — соврала я, так как на самом деле не имела понятия, чего пялилась на парня в течение нескольких минут.
— Ну ладно, — Никита кивнул и снова достал мобильник. Я же поняла, что организму вновь приспичило отправить меня к толчку — в горле снова застрял противный комок, так и рвавшийся наружу.
Вытерпеть этого я не могла, как и не могла себе позволить сделать лужицу прямо на глазах у Никиты, так что пришлось в очередной раз подняться с постели и, ковыляя из-за небольшого головокружения, поплестись к ванной комнате. Как бы я ни старалась, вышло не так тихо, как мне хотелось. Даже слишком громко, как мне тогда казалось. Хотя, вероятно, все дело было в том, что я нервничала в тот момент и сильно преувеличивала все в своей больной голове.
Именно поэтому я с большим нежеланием выползла из помещения и, очень стараясь не смотреть на Никиту, медленно пошла обратно к кровати. Просто безумно надеялась, что Улбанов не додумается отпустить какую-нибудь дурацкую шуточку обо мне и моей, простите, рвоте. И тот даже молчал, просто снова рассматривал мою персону (я чувствовала это, хоть и старалась не подавать виду).
— Не смотри так на меня, — пробурчала я, не выдержав. — Как будто ты… не блевал никогда в своей ж… — я не успела закончить свою недовольную тираду, резко почувствовав, как подкашиваются ноги, а сознание постепенно затуманивается. Никогда не падала в обмороки, но сразу поняла, что все к этому и идет, потому истерично пискнула «Помоги-и-и…», а дальше очнулась уже на кровати в окружении всей семейки Улбановых и тетеньки в белом костюме.
Сколько я лежала без сознания, я, конечно, и не представляла, но, раз вся эта веселая компашка успела оказаться в номере, значит — не менее десяти минут. Все присутствующие молчали и таращились на меня так, будто я воскресла из мертвых — вы бы видели ужас, смешанный с удивлением, на их лицах! Даже Никита очень старательно изображал на своем лице испуг (хотя, может, и не притворялся он вовсе — не каждый день люди на твоих глазах резко грохаются на пол).
— Анастасия, вы меня слышите? — первой подала голос, очевидно, медсестра или врач. Говорила она на английском, разумеется, так что я поняла только эту часть ее монолога, хоть девушка и лепетала что-то еще.
— Да, — тихо сказала я в ответ, поразившись тому, насколько хриплым и тихим был мой голос.
— Хорошо, вы полежите пока, мне нужно поговорить с вашей мамой, — сказала тогда она и отошла в сторону с Мариной Дмитриевной, которая, похоже, и тут присвоила мне свою фамилию. Впрочем, мне тогда было не до размышлений, так что я очень быстро отбросила какие-либо мысли и прикрыла глаза, так как чувствовала сильную усталость.
— Э-э-эй! — зачем-то подлетел ко мне Ник и затряс так, как будто я, ну не знаю, умирать снова начала или типа того. — Не смей отключаться! Еще не хватало, чтобы я реально тебя на этом отдыхе похоронил. Шутки шутками, а дохнуть тут не надо! — на полном серьезе говорил он, сильно тряся меня за плечи.
— Да спокойно… — я нехотя открыла глаза. — Что, поспать уже нельзя больной?
Мне показалось, что на миг Улбанов-младший даже смутился, но уже вскоре парень отстранился от меня, снова встал, выпрямился и как ни в чем не бывало даже улыбнулся, не оставив от предыдущего волнения ни следа.
— Я думал, ты снова в обморок грохнуться собралась, — объяснился он, отворачиваясь в сторону работницы и своей матери, которые до сих пор беседовали неподалеку. Я не слышала их слов, но зато видела выражения лиц этих двух дам, и эти самые выражения мне как-то уж очень не нравились — слишком напряженные, слишком серьезные, чересчур взволнованные одновременно.
Спустя минут пять они, наконец, договорили и не спеша подобрались к моей кровати. Так как я больше и не думала отдыхать — авось опять переполох устроят из-за того, что я всего лишь глаза прикрыла, — то им пришлось почти сразу же рассказать мне о том, что они хотели. Правда поначалу они обе все-таки мешкались, смотрели на меня пристально — пристально и решались, видимо, говорить.
— Анастасия, как вы себя чувствуете? — начала врач — медсестра, слегка нервничая.
— Получше немного, а что? — я еле кивнула и приготовилась к, очевидно, не самым лучшим новостям.
— Сможете сейчас встать и немного пройтись. Конечно, с помощью этого молодого человека, — с явно натянутой улыбкой на лице спросила девушка, указав в сторону Никиты. Я нахмурилась, не понимая, зачем это надо, но неуверенно кивнула, чувствуя, что, вроде бы, смогу сделать то, о чем меня спрашивала собеседница. — Отлично, тогда носилки не понадобятся, — сказала она скорее сама себе и повернулась к матери Ника: — Вы поедете с нами?
— Конечно — конечно! Как я ее оставлю! — обеспокоенно протараторила Марина Дмитриевна, нервно поглядывая то на меня, то на докторшу эту.
— Хорошо, тогда вы можете уже спускаться, машина стоит у входа в отель, так что вы вряд ли потеряетесь.
И Марина Дмитриевна, и Андрей Семенович, ничего не говоря, поспешно ретировались из комнаты, оставив нас втроем: меня, доктора (пусть будет так) и Никиту, который как раз и помог мне подняться, хотя именно в этом помощь мне не требовалась. Встать я была в состоянии и без чьей-либо помощи, а вот насчет ходьбы я была вовсе не уверена теперь, поэтому и позволила Нику приобнять меня и идти рядышком, поддерживая хотя бы на всякий случай.
Из-за того, что я, оказалось, была еще слабее теперь, расстояние, которое еще вчера я спокойно проходила за пару минут, мы преодолели где-то минут за семь (если не больше). При этом я еще и периодически спотыкалась, почти падала и постоянно покачивалась из стороны в сторону из-за головокружения, вновь возникшего почти сразу после моего подъема с постели.
Как и сказала врач, машина скорой помощи стояла почти у самых ворот нашего отеля, так что ее и вправду найти было совсем нетрудно — тем более, что вокруг нее толпились какие-то детишки, видимо, просто увидевшие машину с мигалками и заинтересовавшиеся причиной ее появления.
Завидев меня, Марина Дмитриевна сразу зашикала на ребятишек, дабы те если не ушли, так хотя бы замолкли. Компашка детей, конечно, разобиделась на злую тетеньку, но под непреклонным и весьма строгим взором матери Никиты все они все-таки послушались женщину и заткнулись прям как по команде. Будь мое состояние получше, я бы даже, вероятно, усмехнулась такому, но на тот момент мне хватило лишь на весьма красноречивое «м-м-м».
— Ведите ее сюда, — подозвала уже знакомая мне работница Никиту, подойдя к открытой двери транспорта. — Сможете ее на руки поднять и положить вон на ту кушетку? — спросила она на всякий случай, на что получила укоризненный взгляд Улбаного младшего и его самодовольное «Конечно».
А в следующую секунду меня уже перенесли на нужное место и положили. Вопреки моим ожидания, Ник даже остался стоять возле меня, в то время как Андрей Семенович, например, сел где-то спереди. А вот Марина Дмитриевна, чему я совсем не была удивлена, скоро подскочила ко мне, за руку взяла и начала что-то безостановочно говорить. Благо, ее врач прервала и попросила отойти, а сама присела на небольшое сидение возле меня, внимательно изучая мою до сих пор ничего не понимающую моську. Тогда я смогла хоть имя девушки узнать, прочитав его на бейджике. Если кому интересно, то звали ее Роузи, так, к слову.
Двери машины закрылись, и уже через минуту мы куда-то поехали. И, хотя дорога была недолгой, врач постоянно интересовалась у меня по поводу моего самочувствия, получая каждый раз один и тот же ответ о том, что все нормально. Так как это было то ли волнение, то ли издержки профессии этой девушки (а может и все вместе), я отвечала без всякого недовольства в голосе, хоть и не понимала, чего Роузи так переживает.
Во время поездки, мне еще и вкололи что-то. Я думала, что, наверное, это какое-то успокоительное, однако я так и не отрубилась до самого прибытия к больнице, так что догадку пришлось отбросить. Меня на этот раз вынесли два каких-то мужчины — уже, между прочим, на носилках, чему я была не рада, так как, как мне казалось, могла и сама дойти туда, куда было нужно, пусть и медленно, пусть и с трудом, но все-таки, по моему мнению, зря они меня в немощное существо уже записали.
— Как вы чувствуете себя? — в который раз вопросила Роузи, когда я уже как несколько минут находилась в одной из палат.
— Нормально, — повторила я уже привычный ответ и вот теперь, наконец, решилась поинтересоваться: — Что происходит? Грипп настолько сильно мутировал, что я нахожусь при смерти? — я попыталась превратить свой вопрос в шутку, хотя ни мне, ни врачу весело не было. Я нервничала, не зная ответа, она переживала как раз по противоположной причине — знала его.
— Дело как раз в том, что у вас не грипп, — осторожно произнесла девушка, глядя на меня. Я напряглась, удивившись, так как до этого была уверена, что больна именно гриппом. — Пока что нет стопроцентной информации, но симптомы говорят о том, что дело в царапине у вас на ноге.
Я невольно перевела взор с собеседницы на свою конечность и только сейчас заметила, что та теперь была перемотана бинтом. Наглядевшись на сию картину, я снова взглянула на Роузи, а та продолжила после моего неуверенного кивка:
— Скорее всего, вам не повезло, и вы порезались об один из кораллов, являющихся опасными для жизни человека, — как можно более спокойным голосом сказала девушка. Я снова кивнула, хотя, если честно, сильно перепугалась после услышанного, просто, опять-таки, не хотела показывать своего страха. — Но не беспокойтесь, вы не должны умереть, — попыталась успокоить меня Роузи, чем сделала только хуже, сказав «не должны». Не очень-то многообещающе звучало, так что теперь я уже не скрывала своего офигевшего взгляда.
— В смысле? — я нервно усмехнулась, теперь уже мысленно буквально паникуя.
— Ну, мы сделаем все возможное, чтобы с вами все было хорошо… — поняла свою ошибку врач (или все-таки, может, медсестра?). — Мы уже делаем анализы, чтобы проверить, в коралле ли дело, и как только результаты будут известны, мы уже будем знать, как вам помочь, — девушка встала с края больничной кровати, на котором сидела все время нашего разговора. — Я пойду, вы пока отдыхайте… Скоро к вам должны прийти специалисты, которые вами и займутся.
После этих слов Роузи поспешно удалилась, пару раз оглянувшись в мою сторону по дороге к двери. А я понимала, что ни о каком отдыхе теперь речи уж точно идти не могло, так как мое сердце было готово выпрыгнуть из груди от перепуга…