XVI Ожидание
— Как думаешь, до чего Семен с Ульяной додумались? — Придут — узнаем, Толя. Боюсь, до того же, до чего и мы. Но, может, найдут какую-нибудь другую возможность. — Страшно тебе, Вилка? — Давно ты меня так не звал… Значит, тоже боишься. Очень страшно. Главное, чтобы пионеры об этом не догадались. — Можно, хозяева? Семен осторожно приоткрыл дверь медпункта и просочился вовнутрь, ведя за собой Ульяну. Та не боялась, нет, но лишний раз высовываться тоже не хотелось. Тем более, Семен был здесь почти свой, а она так и ощущала себя гостьей. — Заходите… молодожены. Устраивайтесь… на кушеточке. — Виола-Виола… Жаль, что я вас с Анатолием почти не помню. — Семен, вы же не за этим пришли… Лена собиралась искать Семена по всему лагерю. Но про медпункт почему-то даже не вспомнила. Знала, конечно, что гости туда захаживают, но делают это всегда после ужина, а днем обычно ходят где-то по территории или за территорией. Они взрослые — им можно. Лена почувствовала что-то вроде раздражения. Ей шестнадцать, Славе семнадцать, — а Ульяна-большая всего на два года старше Слави, а уже считается взрослой. «Дома» в спортзале пришельцев не оказалось. Ну и где их теперь искать? Спортплощадка, пляж, площадь, клубы, остановка, Старый лагерь? Чтобы сходить в Старый лагерь, наверное, надо спросить разрешения у Ольги Дмитриевны, которая, разумеется, откажет. Ульяна-маленькая, правда, говорят, бегает туда как к себе домой, без всяких формальностей, но на то она и Ульяна. Лагерь, он, конечно, маленький, но пока все обойдешь. А Семена надо до обеда найти, чтобы он хоть на одну репетицию да попал. К счастью, долго ходить Лене не пришлось, где-то между площадью и лодочной станцией Лена встретила Славю, а та сразу отправила Лену в медпункт. — Там они. Ушли вдвоем после завтрака, заперлись с Виолой и Толиком, и о чем-то спорят непонятном. Только… — Славя замолчала, — ты не подумай, что я подслушивала. Я сама Семена искала. Спросить у него об одной вещи хотела. — Славя ухватилась за то место, где должна была находиться ее коса. А косы не было. Помощник вожатой вздрогнула, посмотрела удивленно на свою руку и продолжила. — А они там так кричат, а окно открыто. Только непонятно ничего. Я и ушла сразу, чтобы не подумали, что я подслушиваю. — Спасибо, Славя… Без кос Славя смотрелась… непривычно, но очень неплохо. В голову пришло неизвестно когда услышанное: «Эта девушка будет прекрасно выглядеть и в дворницком тулупе, и в купальнике, и в космическом скафандре». — …я передам Семену, что ты его искала. — Спасибо, Лена. Славя благодарно улыбнулась, посмотрела Лене вслед, и вернулась к привычной работе. Конечно, можно было бы выловить пару пионеров из среднего отряда, дать им задание и ближе к обеду, проверить исполнение. Но во-первых, работа была не тяжелая, а Славе нравилось работать самой; во-вторых, «хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо — сделай это сам»; в-третьих, простая работа отвлекала от ненужных мыслей. Поэтому она продолжила обустраивать цветочные клумбы вокруг памятника сама, только попросила пробегавшего мимо Сыроежкина принести ей воды в двух ведрах, которые стояли тут же, около постамента. Сыроежкин, тихий, безотказный и исполнительный, вернулся с полными ведрами через десять минут. Какое-то время постоял, глядя на Славину прическу, пошевелил губами, но так и не решившись спросить про косы, попрощался и ушел к себе — недоделанный робот ждал. «Хорошо, что Сережа ничего не стал спрашивать. А то устала уже отвечать всем. От октябрят до Ольги Дмитриевны!» С Ольгой Дмитриевной пришлось разговор выдержать отдельный и обстоятельный. Нет, она не ругалась, не возмущалась, она даже сразу сказала, что ей нравится Славина прическа. Но она, вцепившись клещами, все пыталась вытянуть ответ на вопрос: «Что? Что заставило примерную пионерку, отличницу, мамину радость, гордость школы и лагеря совершить такой резкий, внезапный и в чём-то даже вызывающий поступок?» Если бы Славя могла ответить… Просто как будто давило что-то. Начиная от встречи с Семеном на пляже, и до вчерашнего вечера. А вот когда Женя лязгнула ножницами и две косы упали на пол — так сразу стало понятно, что все будет… нормально. Правильно все будет. А Женя все ходила вокруг с расческой и ножницами, все ровняла волосы и ворчала себе под нос. — Тебе не нравится? — Какая разница? — Женя пожала плечами. — Это же твои косы, а не мои. Но ворчать ты мне не запретишь. Думаешь, я сюда приехала, чтобы парикмахером работать? А Славя была благодарна Жене за то, что выполнила ее просьбу без лишних вопросов. Потом был непонятный сон, от которого сохранились в памяти только отрывки, лишенные смысла. И пробуждение утром с тем чувством, что скоро все будет по-другому. Славя тогда, проснувшись, еще раз подошла к зеркалу, посмотрела на себя, улыбнулась своему отражению. Не согласна она была отказываться от своих улыбок, шедших действительно от души, ради строгого выражения, соответствующего новому образу. Опять примерила к себе полное имя, прислушалась к ощущениям, всплыли при этом и обрывки сна. Сказала сама себе: «Нет. Я — Славя!» — отодвинув «Славяну» в глубины памяти. И пошла на утреннюю линейку, навстречу неизбежным вопросам о новой прическе. Виола глянула в окно и сказала, обращаясь больше к самой себе, чем к Ульяне, старательно переписывающей что-то из тетради Виолы. — Лет ему было побольше тридцати, носил он бороду, надевал свитер, играл на гитаре… Вообще, был похож на геолога из старого кино. — Вы о чём? То есть, о ком, Виола? — Да о Сёмке твоём, то есть об оригинале его. И давай на ты. Спор уже давно закончился, Семен ушел с Леной в музыкальный кружок, Анатолий тоже скрылся где-то на территории лагеря. Ульяна-большая с Виолой остались одни в медпункте. — Виола, а расскажи о нем. — О ком? О дубликате или об оригинале? — О моём Сёмке. Я же не знаю о нем почти ничего. И он не помнит. — А никто почти ничего не знает о твоем Сёмке. Он особо не мелькал, ну и для нас в поселке был одним из многих. А потом, когда все случилось, оказалось, что он единственный из вас в активной фазе, каким-то образом его оригинал сумел это устроить и спас его от Выключателя. Да еще и каким-то чудом оказался в Шлюзе на тот момент. Совпадение не случайное, но концов уже не найти. Ну и каждый человек был тогда нужен. Люди, люди-оригиналы, я имею в виду, уехали, а он вписался в нашу компанию. А когда все устаканилось, вдруг заявил, что пионером был и пионером останется. И, оказалось, что был прав. Виола заглянула в тетрадь через плечо Ульяны, провела дужкой очков по строчке, прокомментировала: «Отсюда и до конца страницы можешь не переписывать, это полная чушь оказалась». И продолжила. — Деление это, на оригиналов, подлинников и так далее, это, кстати, его оригинал придумал. Потому что миксы — это его лаборатории дело… — Тётя Виола, это вы с кем сейчас разговаривали? — Ульяна смотрела на Виолу широко распахнутыми глазищами, и если бы не мелькающие в них озорные огоньки… — Да что это такое? Один Церновной обзывается, другая тётей дразнит. Совсем меня в старуху превратить хотите? — также, с притворной серьёзностью, отреагировала Виола. Наступила пауза в разговоре, прерываемая только шелестом страниц и шуршанием шариковой ручки. Виола, уступив Ульяне место за столом, устроилась на кушетке, подобрав под себя ноги, и изучала Ульянины записки. — Кстати, про Систему. Ты уверена в том, что здесь написала? Я биолог и врач, я твои формулы понимаю плохо. — То, что Система — это мы сами? Да. Глафира Денисовна это доказала, сама испугалась, не поверила и почти ничего записывать не стала, только намеки, а мне их двое суток расшифровывать пришлось. Между циклами у Системы сессии, и промежуточные сессии во время сна. И даже вы с Анатолием в этом участвуете, хоть вы в Шлюз и не ездите, а… Вы же в бомбоубежище отсиживаетесь, да? Потому и противоречие, потому система и разваливается, что те, кто уже проснулся тянут систему в одну сторону, а вы привязаны к прошлой жизни, к тому миру, что снаружи. Вот и разваливается все. Потому Сёмка и предложил вам уйти через теплообменник. — Есть ведь еще и Выключатель. Чтобы привести всё к одному вектору, — Проговорила обращаясь к самой себе Виола. — Виола, ты о чем? Я не согласна, имей в виду. А Выключатель и у Сёмки есть. — Да не переживай ты. Это я о своём. Разговор прервался, Ульяна-большая еще успела переписать пару страниц, иногда задавая технические вопросы Виоле, когда протрубили обед. Ольга Дмитриевна вздохнула с облегчением. Полдня прошло без происшествий. Не считать же происшествием обрезанные косы у помощницы вожатой. Славя так и не созналась, зачем она это сделала, но выглядело неплохо. Хуже точно не стало, а Славя стала казаться… серьезнее, нет, взрослее и солиднее. И вести себя начала чуть иначе. Да хоть с косами этими же. Не оправдывалась перед вожатой, не извинялась, вообще о мотивах своего поступка ничего не сказала. Просто когда вожатая второй раз за день захотела пристрастно побеседовать со Славей на эту тему, та улыбнулась Ольге Дмитриевне, глядя в глаза, и спросила, есть ли к ней претензии. Как отсекла дальнейшую дискуссию. «Вот так внезапно взяла и повзрослела. Интересно, кем она станет? — подумала Ольга, — вот отправить ее в педагогический, а лет через пять я бы с удовольствием ей свое место отдала». Но сказала совсем о другом. — Очень твои косы всем нравились, Славя, теперь привыкай обходиться без них. Я не только об этом, — и осторожно коснулась Славиной руки шарящей по тому месту, где должна быть коса, когда ее перекидывают через плечо. — Держишься хорошо, но заметно, что нервничаешь. Пионеры, кто здороваясь, а кто старясь незаметно прошмыгнуть, проходили мимо нее в столовую. Прошла Славя, улыбнулась, поздоровалась и пошла к столику своего отряда. Прошел театральный кружок и Семен вместе с ними, Мику о чем-то спрашивала Семена, о какой-то отдаче, Лена шла рядом, молчала, но слушала очень внимательно, Алиса замыкала процессию, улыбаясь чему-то своему и смотрела вокруг как в первые три дня смены: весело и нахально. — Мику, как подготовка? Не сорвете? — Все замечательно, Ольга Дмитриевна. Еще и Семен согласился нам помочь! — Тогда я делаю объявление. Прошли Виола с Ульяной-большой, Ольга услышала реплику Виолы: «А насчет Системы ты понимаешь правильно, но неполно». Следом, с идиотской улыбкой и мыча какую-то песенку плелся Толик. Последней на крыльцо влетела запыхавшаяся Ульяна-маленькая. «Отчитать ее за то, что опаздывает, а заодно напомнить про запрет выхода за территорию?» — вяло подумала Ольга, но только отправила Ульянку мыть руки. Ольга зашла в зал, оглядела пионеров, перехватила взгляд Мику, дождалась ее утвердительного кивка и сделала объявление. — Внимание, пионеры, персонал и гости лагеря! Сегодня после ужина на концертной площадке театральный кружок покажет пьесу, сочиненную нашей Мику. В общем, будет двойная, нет, тройная премьера: премьера автора, премьера спектакля и премьера труппы. Что-то еще беспокоило Ольгу Дмитриевну. То же самое неясное предчувствие непонятных перемен, что и утром. И поэтому известие о том, что Толика нужно везти в город, поэтому Виола покидает лагерь, а вместо нее на завтрашнем автобусе приедет замена, вожатая восприняла даже с облегчением. Жалко было расставаться с Виолой, но ничего не поделаешь: это не эпидемия дизентерии, не побег пионера на лодке, не беременность одной из пионерок, — это не ЧП, а нормальное течение жизни. Ольга Дмитриевна не могла видеть, что лагерь сейчас напоминает бак с перегретой водой, в который попало несколько пылинок, вокруг этих пылинок уже начали образовываться первые пузырьки пара, и вода в котле вот-вот вскипит, сразу и во всем объеме. Следующий цикл обещал быть очень интересным. Система это фиксировала и Ольга, как человек связанный с Системой, эту фиксацию подсознательно воспринимала, а уже сознание Ольги трактовало полученную информацию, как ожидание перемен. Нервное, но не тоскливо-безнадежное, кстати, ожидание.Ожидание
19 октября 2016 г. в 07:57