Phoenix

      Сжавшись в комочек, Клодин протянула ладошки вперёд, создав небольшой огонёк. Когда пламя окрепло, Клодин убрала ладони, оставив огонёк в подвешенном состоянии и наблюдая за тем, как он пылает перед её глазами. — Пешка, значит, — с усмешкой произнесла Клодин. — Кто сказал, что мы безвольны? У пешки одна цель – занять место королевы.       Сейчас Клодин была на верном пути, ей лишь нужно было найти союзника, того, кто будет знать то, чего не знает она. Седьмое чувство, да-да, именно оно – предвидение; подсказывало ей, что союзник в скором времени сам пожелает вступить в тайный альянс.       Клодин закрыла глаза и откинула голову назад, произнося слова вечерней молитвы. Слова, произнесённые в стенах этого святого места, обретали особую глубину. Именно здесь осуществлялось прямое соединение с Богами; именно отсюда жрецы доносили слова Богов народу. Но народ стал глух и слеп. Божественные слова более не достигали их очагов жизни, и только Клодин могла пронести духовность и чистоту от сердца к сердцу, заставляя цветы распускаться даже в самых тёмных уголках души.       Клодин открыла глаза, в которых сейчас весь мир отражался как на ладони, невольно стукнула кулаком по мраморному полу, не желая принимать суровую реальность. В этой гонке за Создателем она забыла о самом главном: она – принцесса Азалеаса, от её мудрости и вовремя сказанного слова зависит судьба народа. В отличие от своих родителей, Клодин не была ограничена в пространстве и возможностях. Клодин могла жить тихой спокойной жизнью, не вмешиваясь в политические и военные дела Королевства, не говоря уже об Империи. Но именно эта свобода позволяла ей видеть истинную суть вещей; именно эта свобода делала из неё меч правосудия, чьей целью было сохранение мирового порядка. — Не проклятие ли это, мой Господин? — обратилась Клодин к Создателю.       Иногда Клодин казалось, что Создатель – есть сам Бог, единый Бог, что правит всеми сущностями. Но в тоже время, Клодин осознавала, что это не так. Внутри затаились обида и чувство нереализованной мести, погребённые под тяжестью земных грехов. Создатель мог сотворить её любой, но предпочёл сделать девушку орудием. Орудием своей мести. Или же это были чувства Клодин? Может, она желала суровой расплаты тому, кто посмел разлучить их? — Не дар ли это, мой потерянный Король? Я вижу мир твоими глазами, я чувствую боль и одиночество, что в них отражается. Где ты, любимое мною Божество? Я знаю, если бы ты мог, то был бы со мной. Тебе пришлось меня покинуть, по желанию ли своему, или же поневоле? Значит, на то были свои причины и обстоятельства.       Не получив никакого ответа, Клодин, прикрыв глаза, сонно потянулась, выгибая спину словно кошка. Она чувствовала, как усиливается дождь, а вместе с ним и барабанный бой дождевых капель по лужам, наполнявший храм глухим эхом. Огонёк слабо мерцал, отражаясь в полированных мраморных плитах, охраняя, подобно стражу, сладкий сон Клодин.