Sweet dreams

Я достала толстую тетрадь. Здесь должны быть наброски моего экзаменационного проекта, который нужно сдать через три недели. Сегодня у меня был свободен целый вечер, и мне пришла отличная мысль начать его прямо сегодня. Знаю, что тетрадь в двадцать первом веке для проекта по истории это не очень удобно и быстро, но мой ноутбук ещё в ремонте и, если честно, без него — сущий ад. Перебравшись с подобранным материалом и ручкой к себе на подоконник, я открыла одну из книг где-то чуть дальше начала и стала вникать в суть материала, пытаясь выяснить, как из одной мысли, длинною в одно жалкое предложение, написать целый абзац, а в лучшем случае — страницу. Не прошло и пятнадцати минут, как моя голова жутко кипела, и я злилась на саму себя. — Круто, — под нос цокнула я и положила книгу на стол вместе с другими. И вместо того, чтобы хоть как-то заинтересовать себя в проекте, уткнулась в окно, мечтая о здоровой порции мотивации.       За тонким стеклом чувствовалась осень со всеми её резким переменами: холодным ветром, внезапными дождями, противной и хмурой погодой. Каждую осень я чувствовала себя всегда не в своей тарелке, на меня вечно находили непонятная хандра и чувство потерянности. Мне с трудом давались занятия, и я всегда была на пределе, что нередко замечали преподаватели. Но, в основном, им было всё равно. Второй год я учусь в университете, второй год как мы переехали с мамой из Манчестера в Лондон. Я думаю, эта была болезненная, но необходимая. Очень аккуратные новые знакомства принели в мою жизнь спокойствие. Мне легче было освоиться, потому что такие же, как я, приезжие, искали поддержку в чьем-то обществе. Сью и Марта нашли это во мне, а я — в них. Как можно было понять, отца у меня нет, только мама — Лора Батлер. Он ушёл ещё до моего рождения, поэтому, где черти носят самого Мистера Картера, я не знаю. Скорее всего, у него новая семья, работа, дом, он, может, вообще за границей. Меня это не волнует: я не чувствую никакой эмоциональной привязанности к слову «папа». Кажется, начинался дождь: перед моими глазами на стекле стали появляться маленькие капли. Вид из окна у меня был никудышный. Целая улица небольших домиков, как наш, пустая дорога, несколько деревьев — это все, что я видела. Конечно, иногда я скучаю по нашей квартире в Манчестере, где моему, только моему пользованию был предоставлен огромный балкон, открывавший вид на дальние готические соборы и прочие здания города. За это я любила Манчестер. Мой мерзкий и прекрасный Манчестер, как же это было давно. До сих пор меня не отпускают его люди. Сколько всему этот город научил меня: там я первый раз влюбилась, там я первый раз тайно сбежала с дома, там я первый раз ощутила на себе ненавидящие взгляды своих друзей. В соседней комнате слышался шум. Я привыкла, что мама до сих пор очень занята своей новой удачной работой (я рада, что она нашла таковую), своими делами и даже этим, имевшим срок в два года давности, переездом. Я привыкла, что она пытается сделать нашу жизнь в этом городе наиболее комфортной, отдавая этому чуть ли не все свое время.  — Можно? — я приоткрыла дверь в её комнату и заглянула туда. В облегающем бежевом платье чуть ниже колен перед напольным зеркалом крутилась моя мама. Увидев меня в зеркале, она тепло улыбнулась. Я прошмыгнула в комнату, аккуратно закрыв дверь, и присела на кровать. — Ты не говорила, что у тебя были какие-то планы на вечер, — с улыбкой заметила я. Она выглядела счастливо. Я видела, что у неё тоже все хорошо, и это, несомненно, подняло мне мое опущенное настроение. — Я сама только недавно узнала, — усмехнулась она, аккуратно поправив свои волосы. Её темные волосы чуть ниже плеч мне всегда нравились. В детстве я так страстно старалась быть на неё похожей: надевала каблуки, красила губы и всегда забирала остатки всех её духов, чтобы использовать их по назначению, чтобы пахнуть, как она. — Не может быть. Ради кого ты надела это платье, пролежавшее у тебя в шкафу год? Особый случай? — поинтересовалась я. — Сайв, брось, оно новое! Я его ни разу не надела, — возразила мама. — И год назад я не была в такой форме, как сейчас. Мне нравилось, что она общается со мной на равных. Никаких ролей в дочки матери и указаний, что делать. Совершенно никаких секретов друг от друга. — Так для кого? Это какой-нибудь... эм...моряк?  Она издала смешок и перевела глаза на платье. — Стой! Нет, погоди. Это…хм, как насчет твоих коллег? Должно быть кто-то из них? О, боже, это сто процентов Джо? Тот Джо, который приглашал тебя обедать позавчера? Я не верю, что ты наконец-то согласилась! Это точно Джо! — Нет, Сайв, — она покачала головой. — Это не Мистер Нил.  Моя широкая улыбка вмиг погасла. Жаль, он мне нравился. Мама словила мой растерянный взгляд в зеркале и повернулась ко мне лицом. Когда мои внезапно заимевшие явный смысл догадки обрушились, как карточный домик, мне ничего не оставалось, как вновь быть в неведении. — Тогда кто? — медленно повторила я ранее заданный вопрос. — Он не похож ни на одного человека, с которым я когда-либо имела отношения, — мама присела на край кровати. На её щеках появился лёгкий персиковый румянец, и она нежно обняла меня. Я в полную мощь вздохнула её цветочный аромат, перемешанный с родным мне запахом. — С ним я себя чувствую такой молодой! И мне нравится это чувствовать. Ты даже не можешь представить мои чувства, Сайв! — Сколько вы знакомы, мам? — растаявшая в её объятиях, прошептала я. — Неделю, — она погладила меня по спине слишком трепетно, пытаясь скрыть волнение в своем голосе. Кто он, что подарил ей крыль за неделю? Желание увидеть его, посмотреть, какой он, услышать, что скажет, возникло в моей душе. Мне не терпелось увидеть что-то в этом загадочном мужчине, что изменило женщину, сидевшую рядом со мной. В тишине, при свете люстры мы сидели совсем недолго. Вдруг мама оживилась и молниеностно подлетела к окну. — Он приехал, — врезалось в мои уши, и все перевернулось внутри от радостного предвкушения. Кто знает, возможно, этот человек мой будущий отец. — В самом деле? — уточнила я, медленно подходя к окну. Ответа не последовало, потому что спустя секунду я взглянула сквозь стекло на ту же улицу, что совсем недавно, и увидела то, что заставило меня осталбинеть. Я просто не верила в это. Всё, начиная с его татуировок на руках, освещенных фонарным светом, заканчивая кудрявыми взъерошенными волосами, заставляло меня понимать, что это Гарри Стайлс. Тот самый парень, который сейчас на последнем курсе моего университета, к которому я на протяжении последдниз двух лет испытывала чувства, которого я представляю всегда в своих самых сокровенных и грязных желаниях, на которые только способно мое воображение. Это человек, который заставлял в своем случайном взгляде в мою сторону искать хоть какой-то крючок надежды на знакомство. Тайно желать его больше всех, целуя каждую ночь во снах; принимать его полное равнодушие в реальной жизни, и выгибаться от его нежных прикосновений, будто нет костей, в другом мире. И сейчас эта грань рушится с каждой моей крупицей осознания того, что он сейчас здесь. Здесь не ради меня. Меня перебрасывает из холода в жар, когда я смотрю на его силуэт, быстро направляющийся в сгущающихся сумерках к нашей двери. Он должен остановиться, прекратить эти чертовы шаги и раствориться. Я, увы, не могу силой мысли отбросить его от двери. Я совсем ничего не могу сделать, кроме как поверить в это, чувствовать его каждый шаг, отдающийся болью в сердце. —Сайв! Сайв! Ты меня слышишь? Открой, пожалуйста, дверь, — мама гладила меня по плечу. Я посмотрела на неё, потеряв контроль над чувствами. Мысли закрутили меня в свой безумный, сумасшедший вихрь. Столько эмоций было вытрясено из меня лишь в ту одну секунду, когда я увидела его. Что будет дальше? Мне страшно было представить. — Сайв, ничего не говори! Просто позволь мне быть счастливой, — это прозвучало как страшное проклятие и мольба одновременно. Мама повернулась ко мне спиной, быстро вытирая слёзы с глаз, чтобы не испортить свой макияж. Она была слишком сентиментальна. В её голосе было столько жалости, что я почувствовала себя убитой этой просьбой. Даже здесь, в этом огромном городе, где я была спокойна, меня сумели кинуть на берег, заставили смотреть на все происходящее со стороны. Я тоже хочу. Я тоже хочу, черт возьми, такого счастья. Я схожу с ума от всего вокруг. Даже твое счастье, мама, во мне превратилось в желание. Стоит лишь… Я снова посмотрела ей в глаза, пытаясь передать что-то взглядом, и с дрожью по всему телу вылетела из комнаты. Я теряюсь здесь. Мне плохо. В полусознании, держась за железную ручку парадной двери, я знала, что он там, всего в метре, всего лишь за этой дверью. Не совсем понятные противоречивые чувства затуманили мой рассудок.

Дать счастье или погубить его?

Я не судья в этом вопросе, мне разрешено лишь право голоса, но не выбора. Так почему я так отчаянно пытаюсь думать иначе? Просто открыть эту проклятую дверь и уйти с поражением зализывать раны. Я хватаюсь за железную ручку и отворяю дверь. Он стоит ровно на том месте, где я представляла. Тёмные джинсы, свободная рубашка и терпкий, притягательный аромат его парфюма. Я, наверное, запомню этот миг, когда я реально сошла с ума, когда ты посмотрел на меня не случайно, а прямо в мои, покрытые серой дымкой, глаза. Ты вдохнул тот же воздух, что и я, доказав, что не иллюзия. И на этом хватит. — Мама, — как тяжело мне далось это слово, — сейчас спустится. Как холодна была моя речь, как я сама испугалась своего тона, как все казалось неправильным. Мои ноги уже донесли меня до лестницы на второй этаж, но Гарри… — Ты ведь Сайв? — он произнес мое имя. Мое имя было произнесёно этими потрескавшимися розовыми губами, которые целовали мое тело не по-настоящему. — Мне тоже приятно познакомиться, — сухо произнесла я и ушла. Кажется, у всех нас были секреты, только свои секреты, о которых мы боялись признаться даже себе. Мой секрет был слишком горький на вкус. Особенно сейчас.