Sweet dreams

смотри в глаза, там — все После всего дерьма с Гарри я не посчитала глупым дать мужчине за рулём значительно больше денег, чем было нужно. Нервно и не слишком избирательно пальцы автоматически достали купюры, и без единого слова я покинула салон автомобиля. Мой дом выделялся на фоне остальных. В этом году на нём было меньше мигающих лампочек и украшений, навивающий дух Рождества. Зелёный венок впервые был искусственным, без запаха и должного цвета. В этом году всё пошло наперекосяк и не переставало напоминать об этом. Я и сама чувствовала себя среди всех людей как этот дом: по-серому глядящие глаза и высохшая до пустынных равнин душа. На меня будто обрушился девятый вал. Я больше не замечаю чью-то боль или страдание, грусть для меня вовсе не болезнь, а нормально состояние. Её не страшно видеть на лицах, страшно не замечать что-то большее за ней. Постоянное зацикливание на человеке превращает тебя в ходячего мертвеца, а если при этом ты не борешься с этим, не выпускаешь когти и не оставляешь раны, то выход из этого омута отдаляется с каждым днём до тех пор, пока не исчезнет с твоих глаз. Тёмные окна, зашторенные плотными тёмными шторами, которые маме сшили на заказ, молчали. А что они могли говорить в три часа ночи, когда даже таксист лениво сворачивал с улицы на улицу, пытаясь не зевать. Я достала ключ от дома и поняла, что он совсем не подходит к замку после того, как несколько раз попыталась вставить его в замочную скважину. Конечно. Какой же можно быть тупой, чтобы не додуматься о том, что мама давно сменила все замки после того случая? Но кто-то избегал её, чтобы узнать это. В вазоне с цветком, где обычно лежала пара запасных ключей, тоже ничего не было, потому что обычно человек делает всё, чтобы не наступить на те же грабли. Но почему не я? Я включила свой телефон. За целой кучей звонков от мамы, за которые меня колотила вина, было одно единственное смс. И, конечно, оно было от Алика. Уже ничего не могло испортить мою жизнь, пока этим занимался Гарри. Поэтому, прочитав на экране жалкое « я тебя убью», просто удалила это сообщение. Мне неважно было, что Стайлс помогал мне с этим куском дерьма, которому я нужна ради денег. Лучше бы он помог мне с самим собой. В моих руках завибрировал телефон и высветилось одно короткое сообщение, но не от Алика. « Вернись домой.» — Сайви? — тихий голос послышался из-за двери, и я узнала маму. — Мам, — тут же от отозвалась я, и дверь распахнулась, чтобы я смогла увидеть всю ту картину, что смогла нарисовать пером эгоизма. — Что случилось? Почему ты не отвечала? — звуки, покидающие её горло, были дрожащими и вместе с тем злыми. — Как мне надо было быть, чтобы не сойти с ума? Я звонила всем, кто знает тебя. Её полукрики давили на горло. — Мне нужно было побыть одной. — Алик разбит, из меня вышли все слёзы. Что с тобой? — глаза мамы были выцветшими, будто в мире не хватило красок, чтобы прибавить им яркости. — Почему ты сделала это с Аликом? — она прикрыла рот ладонью. — Пожалуйста, хватит о нём! — изо всех сил крикнула я, понимая, что этим только причиняю боль. Но что было делать, если сама боль жила во мне? Я раздавала её как бесплатный купон на покупки каждому, кто находился рядом. Может быть, дело в том, что со мной сделали? Изрезанное сердце не может приносить ничего, кроме страданий. — Объясни мне, что происходит, — мама потянула руки, чтобы обхватить моё лицо, но я увернулась. — Никогда не давай повода Алику быть здесь. Он не такой, каким кажется. Не такой. — Я не могу понять: в чём дело? — Просто поверь, пожалуйста, — я опустила глаза в пол, чувствуя, как они быстро наполняются слезами. — Он делал тебе больно? — эти слова заставили меня напрячься, потому что они были меткими, как стрела. — Нет, — через сдавленное горло ответила я, хотя мне никогда не было с ним хорошо. Мне не хотелось приносить кому-то боль или мучать кого-то — вот почему я соврала. — Гарри говорил, что между вами что-то не то, — неожиданно сказала мама. — Я просто хочу знать, что случилось с моей дочерью! — Не надо. Не сейчас, — я решительно отмахивалась, хотя на меня смотрели красные и строгие глаза. Если честно, все мысли смешались. — Сайв! Я в ответе за тебя, и то, что происходит с тобой, это моя жизнь, — не выдержала мама. — Я не могу с этим ничего поделать! — Мне плохо от того, что ты скрываешь! — она всплеснула руками, слеза, спускающая по её бледной щеке, отражала огни гирлянд. — Я не хочу, чтобы между нами были тайны. — Тайны? Расскажи мне, почему ты ходила на приемы к Гарри? Мама оторопела. Застыла с приоткрытым ртом. Это было что-то важное. Такое, что я не слышала даже её тяжёлого дыхания. — Мам? — Всё хорошо, — она набрала в лёгкие холодный воздух, но губы ещё дрожали, как и горло. — Дело в твоём отце. Мы очень плохо с ним расстались, — мама взглянула на меня, в её глазах была нерешительность. — Давай зайдем внутрь, здесь холодно. Она выключила мигающий телевизор и прошла на кухню. — Может, он был не самым красивым человеком, которого я встречала, но зато он был умным, чтобы понять, почему я собрала все вещи и ушла от него. Насовсем. Навсегда. Я его не могла любить. Я бросила его. И очень сожалею, что сделала это. Потому что так ранить людей опасно. Это было первый серьёзный разговор, касающийся моего отца. Я будто услышала семейную легенду, которая веяла мистикой. Но что есть любовь? — Это был сложный период в жизни, но Мистер Норт помог мне. Понимаешь, почему я хочу знать, что сделал его сын? — Достаточно, чтобы я поняла, что он меня не любит, — всё ещё обдумывая мамины слова, ответила я.

***

Настоящие друзья стараются избегать своих друзей всю оставшуюся жизнь или до того момента, когда все немного рассосётся и они успешно забудут, что произошло вчера? Скорее всего, нет. Никто в этом дерьмовом университете не хотел забывать, что было вчера. Прямо с горячим кофе в руках ко мне подходили какие-то незнакомые люди и спрашивали, как долго я репетировала удар, а тот парень столько мата. Я старалась не реагировать на это все, но было трудно. Помимо того, что многие обсуждали меня, они ещё говорили о том, что Гарри сдал дипломную работу раньше времени и исчез. Наверное, это была правда. Я не пыталась найти его в толпе. Я никогда не хотела больше искать этого парня нигде, даже если прямо сейчас делала это. От таких жалких привычек, к сожалению, отучиваются годами. Меня больше коробило то, что я знала причину его ухода. — Марта с тобой не хочет говорить, — Сью протиснулась ко мне за стол. — Ты сильно обидела её. Сначала я не хотела вообще ничего говорить, но голос подруги был спокойным и приятным, а этого всего мне давно не хватало. — Почему? — без особых эмоций спросила я. — Ты не говорила про Алика и не помогла ей с вечером, хотя обещала, — сказал Сьюзен, а затем увидела мои нахмуренные брови. Услышав это, меня обдало беспокойством. Чёрт, вечер. У меня он тоже выдался ужасным. Но самое страшное было то, что я знала многие трюки Алика и большую доверчивость Марты. Мне не хотелось, чтобы с моей подругой что-то случилось.  — Я понимаю твоё состояние и не хочу лезть тебе в душу, пока ты не захочешь всё сама, — продолжила девушка. — Спасибо, — я расслабилась. — Но Марта разочаровалась в тебе из-за того удара в… — Сьюзен скривила рот и помотала головой, словно выбрасывая ненужные слова. — Если честно, я в полном замешательстве. С тобой явно что-то происходит. — С нами всегда что-то происходит, разве не так? — Марта испугалась новой тебя. Я хотела сказать, что не воспринимай её слова близко к сердцу. Сейчас ей обидно за Алика, и она не может прекратить злиться на тебя. — Они общаются? — мой голос покрылся грубой ржавчиной. — Нет, ни за что, — помотала головой девушка. — Она его решила поддержать. Алик был очень подавлен. От этих слов по коже пробежала противный озноб. Он был подавлен тем, что не смог подавить меня. — Алик не тот, кому можно разбить сердце, — я не была уверена в своих словах, а точнее, готова ли я их произнести вслух. — Поэтому держи Марту от него подальше, ладно? — Я не уверена… — Сюьзен запнулась, — что у меня выйдет. Она начинает верить ему. — Кому угодно, только не ему, — пробубнила под нос я. — Он рассказал о многом, что отвернуло Марту от тебя. Она не послушает никого. — О чём он ей рассказал? — это не страх кричал во мне, а тревога за близких и дорогих мне людей. Я не хотела видеть, как разбиваются их сердца, особенно стрелой Норта. — Марта говорила о Манчестере, о том, что ты была первой любовью Алика и до сих пор он любит тебя. Он приехал ради тебя в Лондон, но ты изменилась, — это звучало, как сказка о бедном принце, где я — принцесса, которая стала ведьмой. — Это ложь. — Но это не всё. Твоя мама и Гарри они…? — эти словами обожгли тело. — Это ложь, — пытаясь затушить огонь, лизавший мою кожу, сорвалась я. — Всё, что говорит Алик, это гребаная ложь! — словно попытавшись стереть эти воспоминания из моей головы, выпалила я. Я просто встала и попыталась раствориться среди толпы студентов. Каждый раз, когда я кричала, мне казалось, что со мной вот-вот случится нервный срыв. Просто под кожей гуляла пьянящая слабость, захватывающая нечто большее во мне. Я пыталась набрать Марту, но она не брала трубку. Я написала ей сто сообщений в разных сетях, но в большинстве из них я уже была заблокирована. Одна ночь с Гарри забрала, будто половину моей жизни. Всё разлетелось, как шахматные фигуры, опрокинутые с шахматной доски. Каждая стояла на своей клетке, ожидая дальнейшего хода. Но теперь у меня отняли всё. И пешки и короля. Шах и мат? Папка с бумагами терпеливо принимала ту силу, с которой я держала её. Я сжимала вокруг неё свои побелевшие пальцы и шла. Я не думала о том, что через несколько минут попаду в кабинет заместителя декана. Он вежливо пропустил меня в кабинет, отнимая от уха телефон и указывая мне на стул. — Присядьте, Мисс Картер, — его быстрые движения и взволнованный вид делали его похожим на маленькую птичку, постоянно скачущую с одного места на другое. — Хорошо, Миа, да, я найду что-то нибудь без глютена… Нет, не будет как в прошлый раз… Я помню, где читать состав, — прикрывая рот рукой для конфиденциальности кряхтел Мистер Говард. Внезапно он вскрикнул: — Я не спущусь к машине, чтобы посмотреть… Ладно, я сделаю это. — Он тут же обратил своё внимание на меня: — Подождите меня здесь, Мисс, я вернусь. Он исчез так же быстро, как я и думала: хлопнув дверью не нарочно, вылетел, как ядро из пушки. И я осталась одна. Не думала, что кабинет заместителя декана станет для меня спасением от голосов, от эмоций, от упрёков. Знать, что тебя обсуждают прямо сейчас, на этаж ниже или выше — не важно, это неприятно. Я никогда не видела себя среди тех, которые становятся центром интереса людей. Совсем. Но становилась всегда, потому что оступалась, верила не тем. Благодаря длинному языку Алика, моя школа узнала буквально обо всём, что было между нами. Например, какого цвета у меня был лифчик в тот день, и как сильно я кусала губу. Но людям не понять, что, слушая, как поливают грязью другого человека, они сами пачкаются. Наверное, меня спасло только то, что маме предложили работу в Лондоне, иначе бы я до сих пор жила в этой людской дыре, под «добрым» крылом Норта и его папочки. Ненависть разъедает по кусочкам твоё тело — так я всегда полагала, нет, даже верила в это. Но с другой стороны ненависть — то оружие, броня, которая защищает от нападений, от острых мечей и горящих стрел. Я кинула сумку в кресло возле стола и промахнулась. Вместе с моим стоном прозвучало громкое падение на пол всех тетрадей, как будто я только что выстрелила из хлопушки. Но на моем лице было полное равнодушие. Я резко согнулась, нечаянно задевая какие-то бумаги на столе так, что они буквально упали мне в ноги. Пальцы тут же схватили первые листы, чтобы сложить всё в одну стопку и вернуть на место, но глаза невольно зацепились за имя — Гарри Стайлс. Поднявшись чуть выше по листку, я прочла: Дипломный проект на тему « Прогрессивные и регрессивные методы воздействия на человека». Сначала безумно захотелось выкинуть эту увесистую папку в окно, чтобы она исчезла так же быстро, как и Гарри. Но что, если в этих буквах я смогу найти ответ? Гарри умеет читать людей, его научили абсолютно всему, чтобы вскрыть человека без ножа. И мне захотелось узнать всех его жертв. Через минуту я поняла, что их всего было пять. Пять субъектов с инициалом, с помощью которых он ориентировался по ним, как по карте. Стайлс подробно описывал каждый случай, но план был одинаков для всех: 1) изучение субъекта; 2) выстраивание тактики подхода к субъекту, соотнося привычки, интересы и характер; 3)действие. Совершено незнакомые инициалы сбивали меня с мысли. Я начинала читать первые строчки, заканчивая мгновенным переворотом страницы, потому что… они были чужие. Может, я искала себя среди них, но кто знает, сколько не записанных жертв имеет список Стайлса. Л.Б. — я словно споткнулась о камень, начиная понимать всё с первых строчек. Этот объект — моя мама. Как можно быть таким? Нельзя отстраивать гнилые принципы, ходить по головам, чтобы усладить своё эго. Почему всем нравится обманывать чувства других? Опускаются руки, пропадает голос, но злость набирает силу. Я имею полное право растоптать Стайлса, но дело в том, что у меня нет достойного оружия. Я, может, глупее, потому что я не разбираюсь в людях должным образом, я не гребаный кукловод, но всё обязательно должно вернуться на свои места. Звук шагов приближался, и я почему-то была уверена, что это был Мистер Говард. Но мне безумно хотелось знать, кто является пятым в этом замкнутом кругу. Дверь с шумом открылась, когда глаза наконец-то отыскали — X.X. И лишь одно жалкое предложение длиною в два слова. Анализ невозможен. — Мисс Картер, что вы делаете? — возмущенно завопил мужчина, и я обернулась на его крик. Всё вылетело из рук. — Я случайно задела бумаги на вашем столе. Извините. Я знала, что Мистер Говард не был таким человеком, который верил всем подряд. Он так чётко придерживался своих правил, будто бы земля рухнула, если бы он этого не делал. Поэтому даже самые щедрые извинения не спасли бы меня от его высокого голоса. — И поэтому вы роетесь в них? — Я не роюсь, — врала я, хотя у меня в голове крутилось одно — анализ невозможен. Невозможен. — Говорите, зачем вы пришли, — с тяжёлым вздохом он сел за свой стол. — Я сам положу всё на место. — Мой проект готов. — Кладите его на стол и уходите. Я сделала так, как мне было сказано, не обратив внимания на тон. Наверное, я, как никто другой, должна печься о своей репутации. Учёба и дом — было бы моим всем, если бы я не родилась с болезнью влюбляться не в тех, кого надо. Но почему-то эта неловкая ситуация не заставила моё сердце волноваться. Меня злило то, что я не переставала натыкаться на Гарри там, где его не было.