Sweet dreams

amor dolor*

Такие минуты не желательно запоминать как лучшие. Когда звук ровного дыхания смешивается с собственными воплями, которые ты сдерживаешь у себя в голове. «Не отпускай меня» — я, кажется, слышу это в твоем ритме сердцебиения, поэтому обнимаю тебя в мыслях крепче, только жаль, что тебе это не помогает. Сообщение дошло, сигнал до боли отличный, но получатель вне зоны доступа жизни. Она умерла. Не растворилась в тишине, просто исчезла, оставив после себя холодное тело на столе. Мы лежим, как совершенно незнакомые люди, которым пришлось оказаться на одной кровати вместе. Гарри видел и знал её «до», а когда ворвался в морг увидел и узнал её «после». Сара не улыбнулась на прощанье. Веки уже были закрыты, но он всё равно провёл по ним рукой, собирая в кончиках пальцев её не угасшее тепло. А сейчас я с Гарри, пытаюсь отдать ему тепло на расстоянии километра, прокручивая разговор в больнице. Слишком поздно, чтобы ты осталась никем. Именно поэтому я здесь. Рядом. — Скажи мне одну вещь, которую ты всегда хотела сделать, — Гарри напрягся, произнося эти слова. — Любую, — он повернул ко мне голову. Расстояние между нами было огромным, парню надо было чувствовать его. Я замешкалась, ведь в голове не было ничего, кроме… неё. — Я хотела увидеть отца, — нервно пробормотала я. Молчание, отсчитываемое тиканьем часов на стене повисает между нами, пока я стараюсь дышать ровно. Замечаю, что Гарри отворачивает голову, переводя свой взгляд на потолок. — Забавно, — он усмехается фальшиво с нотками мрачности, пока я смотрю на него, нахмурив лоб. Хриплый голос отбивается в голове эхом. Он смеялся, будто расстроенное пианино. Он смеялся так, как звучит боль. Я не хочу отводить от него свой взгляд, который исследует острую линию подбородка, распахнутые глаза и изнуренный вид. Мы выдохлись за два дня, будто бежали сотни километров. Но сон упорно обходил нас стороной. Я боюсь заснуть по многим причинам. И, конечно, самая первая — это Гарри. Если закрою глаза, то отставлю его одного, потеряю его на часы во сне. Я медленно дышу, ощущая себя одной из вещей комнаты: так поло в моей душе. Его лицо напоминает мне ещё обо одном. Тот момент, когда я сказала, что люблю его. С того раза я поймала себя на мысли, что хочу это сказать снова. Я не смущена этим, потому что слишком устала, чтобы приплетать сюда сомнения. Я хочу, чтобы он отреагировал на « я тебя люблю» без той реакции, будто у нас осталось пять секунд до взрыва ядерной бомбы. Мне хочется видеть его трезвый взгляд, не задыхающееся тело… и услышать ответ. Да или нет. В этот момент Гарри будто слышит мои мысли, потому что вновь поворачивает голову ко мне. Вмиг подачу воздуха отрубают, и я задерживаю дыхание, словно оказалась под водой. Открываю рот… вот только мне нечего сказать. — Трудно дышать? — парень переключает внимание на мою шею, которая напрягается. Меня почему-то бросает в жар от его вопроса. — Нет, — выдыхаю слишком шумно и смотрю на Гарри с мыслью: это так очевидно? От его внимания все тело напрягается. Я не поняла, в какой части разговора перешла от сожаления к защите. Хотя уловила тот момент, когда меня бросило в дрожь: Гарри протянул руку и коснулся пряди моих волос, лежавших на шее. Я сжала пальцы на ногах чуть ли не до судороги от его неторопливых движений, потому что ощущение, что какая-то знакомая часть парня в нём, растворилось. Его тело, как ни странно, не отдавало жаром. Оно было холодным, как роса. Только она не приносила расслабления, а какой-то странный всплеск картинок в голове, гипнотизирующий мозг. Не возможно было забыть, кто есть кто. От его прикосновения я забыла только саму себя. Гарри исследовал мои волосы со стеклянными глазами. Он точно делал пробу достаточно ли они мягки для его пальцев и как густы. Я думаю, он видел не меня, он пытался не забыть Сару. В этот момент я почувствовала себя мертвой. Стайлс закрыл глаза на несколько секунд, чтобы открыть их снова без признаков разбитого стекла в глазницах. Они были по странному спокойны и имели свой обычный цвет. — А теперь ты попроси меня рассказать мое желание, — не смотря мне в лицо, по-прежнему играя с моими волосами, сказал Гарри. Я застыла от этих слов. Парень прочувствовал мою озадаченность, поэтому требовательно обратил ко мне свой взгляд. Но прежде чем я сумела открыть рот, он сам внезапно заговорил. — Нам нужно выйти, — скользнув по простыне вниз, он стремительно ухватил меня за руку, потянув за собой. Гарри сумел без света открыть дверь на балкон, которая находилась в другом конце его комнаты. Холодный воздух не ударил в голову, не помог ей стать легче, он просто вогнал мое тело в озноб. Но если парню это было нужно, то я могла забыть это небольшое неудобство, лишь бы он забыл, что такое скрывать свои чувства. Мы вышли на небольшую площадку, огороженную перилами. Два метра в ширину и пять в длину. Небольшой каменный утес, выпирающий из кирпичной стены. Это тишина, я выкидываю её из головы. На улице очень темно, вместо луны на небе какие-то остатки жёлтого света. Мне не нравится луна, ведь она полна одиночества, а на земле и так слишком много этого пустого чувства. Например, в Гарри. Если бы люди могли взрываться, то он бы взорвался на тысячу звёзд — Не стоит меня жалеть, — он ответил на мой обеспокоенный взгляд, который уже стал моим обычным взглядом в сторону Гарри. Парень аккуратно развернул меня лицом к темным окнам противоположного дома. Неторопливо вздохнул, будто его не беспокоил декабрьский холод. В этот момент мне показалось, что он неживой. — Я чувствую, как тебе холодно, но сумей дотерпеть до конца, — он шепнул и добавил совсем неожиданное: — Ты ведь сильная, — с небольшой усмешкой, на ухо. Мне легко перетерпеть холод, однако мне трудно чувствовать его такой расслабленный странный тон, будоражащий, как самое крепкое кофе. — Что у тебя есть, Сайв? — это то, чего я никак не ожидала. — Что занимает в твоей жизни много места? Я сглотнула, почувствовав взволнованность, отдающую жаром. — Я не понимаю тебя, — хмурю брови. — Не пытайся, а просто ответь на заданный вопрос. Я тебе помогу. Лора, учёба… Продолжай. — Сью и Марта, моя работа… — я замолчала от нехватки вещей, которые делают лучше мою жизнь. — А теперь назови мне то, без чего ты не можешь дышать. Внутри возникло чувство, напоминающее порыв холодного ветра, обдавший меня волной мелкой дрожи изнутри. Еле уловимый привкус знакомого отразился подрагиванием губ. — Хорошо, я тебе помогу, — я почувствовала, как его ладони легли на мои бедра, затем теплое прикосновение губ к холодной коже. — Этот человек, возможно, прямо сейчас тебя целует, — его дыхание бороздило мое плечо, — медленно. Ты нуждаешься в нём. И всегда задыхаешься, когда он прикасается к тебе, — его ладони легли мне под грудь, в районе ребер, и прижали к его телу, чтобы наглядно доказать его нехитрую теорему: мои легкие дрожали от нехватки воздуха. — Кто он? — Гарри прижал меня к себе сильнее, прошептав на ухо. Мне нужно было прийти в себя, чтобы ответить на этот вопрос. Но я не могла сосредоточиться. — Ты, — я не была даже уверена, что произнесла это, но то, как Гарри резко отстранился от меня, дало мне понять: что-то произошло. — И это тебе нравится? — он грубо развернул меня к себе, вцепившись взглядом полного и категоричного недопонимания. — Тебе нравится чувствовать что-то ко мне? — Ты знаешь ответ, — его серьёзный тон заморозил во мне какую-то часть голоса быстрее минусовой температуры. Я тяжело вздохнула, опустив глаза в пол. Свалившиеся на лоб волосы скрывали мое лицо от парня, но всё равно все мои усилия прилагались к тому, чтобы не проецировать чувства наружу. Гарри и так отлично разбирался в людях, читал их, как свежую газету по утрам, однако сегодня мне не хотелось говорить о том, что я чувствую. — Но ты не знаешь меня. Я понял, что во всем мире был только один человек, знающий всего меня, — Гарри не сводил с моего лица взгляда, наверное, думая, что его тёмные, как будто из ночи, глаза оттолкнут. — И знаешь что? Я не смогу, если снова потеряю такого человека. Никто не заставит пережить меня это снова, — он прорычал. — Это значит конец, Сайв. Я хотел сказать, что для нас обоих это финиш. — Я думаю… — я почувствовала, как легкие сдавливают друг друга, — я должна понять тебя, но знаю, что часть меня никогда не сможет. — У тебя не выбора. — Ты не хочешь его давать, — я подняла глаза на лицо Гарри, пытаясь посмотреть так же, как и он на меня. — Люди могут справляться с проблемами вместе. — А я нет. — А я — да! — я крикнула изо всей силы, собрав весь воздух из лёгких и пустив в эти слова. Грудь горела словно от ножевых ранений. Я хотела быть с ним вместе. Сильно. До боли. До слёз. Ладонь парня тут же прикрыла мне рот. Ночь, город, многоквартирный дом и мой крик. Мне было всё равно. Гарри говорил, что это конец. Я сильно дышала, чтобы не позволить своим солёным слезам попасть на его кожу. Мое тело покрылось холодными мурашками, но я пыталась изо всех сил себя сдержать. Холодный воздух заполнял меня до краев, но это никак не могло избавить меня от острой боли в сердце. — Ты такая же, как и в самый первый день: капризный, эгоистичный ребёнок, — я чуть не задохнулась от его слов. — Хватит меня так называть! Мы все эгоисты, чёрт возьми, — я чуть ли не слетела с катушек, но его тон не становился спокойнее. — У меня есть право бороться за свои желания. — Ты осознаешь, за кого ты борешься, Сайв? — губы парня задрожали от неоднозначной улыбки. — То, что у меня была девушка не значит, что я не спал с другими. — Ты не делал этого, — я застываю, горло болит, голос тут же падает до шепота, будто мне медленно царапают лезвием гланды. — Я делал, Сайв. Если об этом не ходили сплетни, то не значит, что этого не было, — он устало засовывает руки в карманы. — Ты лжёшь, — теперь звуки города «перекрикивают» меня, а не я их. — Нет! Это реальный я, тот, за кого ты пытаешься бороться! — у Гарри словно сдают нервы, и он кричит, пристально смотря на меня сверху, а затем затихает. — Готова купаться в моей любви по самое горло? — он холодно улыбается, вызывая у меня ничего, кроме огромного кома из чувства, значительнее обиды. Боль в глазах от улыбки, которую невозможно понять. Я съеживаюсь всем телом, стараюсь опереться спиной о ледяные перила. В этом мире все не так, максимально неприятно и плохо, всё не так, как у нас в голове. Может, поэтому мы и страдаем? — Как много девушек у тебя было, когда ты начал встречаться с моей мамой? — единственное, что хочу знать. — Три, — он не торопится, называя эту цифру. — И ты? Если это можно назвать изменой, — он вопросительно выгибает бровь. Слишком поздно, чтобы ты осталась никем. Все слова Гарри, которые дарили мне надежду, теперь потеряли всякую цену. Я слишком много полагалась на свои желания, но у меня отняли даже их. Я была такой же, как и остальные. Осознание всего, что было, отравляло меня, мной управляли, дергая за нити, а я готова была стоять в языках пламени, надеясь на лучшее. Стягивая с глаз плотную повязку, я поняла, что весь мир оказался усеян ножами. Когда я наступала на них, то думала, сражаюсь за будущее, но на самом деле это были бесконечные скитания, которым не было конца. — Я ненавижу тебя, — сдерживая слёзы, прошипела я от сильной обиды, превратившей меня в пустое место. — Ты мне противен. — Так будет проще, — Гарри пожал плечами, холод пробрался в самое тёплое место во мне — в сердце. Я втягивала воздух в лёгкие раз за разом, пытаясь эмоциям не взять надо мной верх. — Нет, теперь я действительно тебя ненавижу. Гарри блекло усмехнулся, скрываясь за дверью. Так легко и просто. Он оставил меня одну, но внутри меня было много того, с чем я не могла справиться в одиночку. Я прикусила до боли нижнюю губу, чтобы вой получился тихим. Горло дрожало, слёзы жгли глаза, и мне казалось, что они никогда не закончатся. Влажные щёки обвивал холодный ветер, пуская по всему телу озноб. Я обняла себя, проклиная всё, что могла. Мне было больно за маму, я должна была сломать их отношения чуть ли не в первый день, но не сделала этого. У меня замученные и уставшие глаза, тёмные круги под ними и ужасный вид, я не готова снова разочаровываться в любви. Но я уже сделала это. Новая волна слёз пробиралась сквозь лёд в моем теле, и мне не оставалось ничего, кроме как перегнуться через перила от безысходности, которые держала меня в своей клетке. Однако ничего не помогало. Какую бы я позу не принимала, становилось ещё хуже. Все эмоции во мне уничтожали меня, разрывали меня. — Дерьмо, — я глотала слёзы, как сумасшедшая, раскачиваясь возле стены, — как же всё дерьмово, — выругнулась и со всей силой ударила стену, на которою бы даже готова была залезть от пустого чувства, сжирающего меня заживо. За всё время, что я задыхалась, я поняла только то, что не хочу быть здесь. Хочу сжечь это место дотла, как сожгли меня. Я вытираю слёзы с обветренных щёк и пытаюсь собраться. Мне нужно забыть три месяца своей жизни и умение любить, однако не получится забыть только одну вещь — боль. Но в ней не будет ничего плохого, если я готова продолжать терпеть весь мир. С этими мыслями крепко сжимаю челюсть и резко открываю дверь, тепло мгновенно окутывает меня, и я не хочу, чтобы кто-то ещё касался меня сегодня. В комнате горел свет, Гарри сидел в кресле, и мне было… плевать, только с большой натяжкой. Мои лихорадочные движения говорили, что я в не лучшем состоянии. Только гребаная обувь замедлила мой побег, и Гарри появился в прихожей, смотря, как я пытаюсь пересилить свои слёзы. — Я могу отвезти тебя домой, — говорит он, но я не прилагаю никаких усилий, чтобы ответить ему. — Ты приняла правильное решение, Сайв, — Стайлс кивает на моё молчание, и из-за этого я горю от злости, но продолжаю возиться с обувью. — И всё же я должен отвезти тебя. Я хватаю куртку, все мышцы на лице напрягаются, чтобы сдержать эмоции. Кошмар рано или поздно заканчивается, до финала осталось немного, однако Гарри пытается схватить меня за руку. — Никогда больше не трогай меня, — я шиплю сквозь зубы, стараясь звучать как можно безразличнее. — Как же мне надоело объяснять маленьким девочкам, что вы верите в безнадежность. Любовь есть только в фильмах. — Спасибо, что открыл мне глаза, Гарри, — выплюнула я. — Слёзы ни к чему. Я остановилась. — Причинять боль тоже необязательно. Я вышла оттуда, откуда бы месяц назад не стала бы выходить при любых обстоятельствах. Дом, где живёт Гарри Стайлс, такой же противный и высокомерный, как и он сам. Жаль, что постоянное спокойствие, пухлые губы и цепляющий взгляд не несут ничего хорошего. Привлекательность только для того, чтобы приманить жертву и кусочек сердца, упрекнув в том, что оно отвалилось само. Безнадежная любовь зарождается только в душе, которая устала любить. Такси приехало быстро. Это был знак. Чёрт, никогда бы не подумала, что начну верить в такое, но, на самом деле, когда ешь безысходность ведрами, то приходится сходить с ума. От этого не уйдешь. Я подошла к краю дороги. Мои шаги были бесшумны, словно от меня осталась только моя тень. Я открыла дверцу машины, думая только о том, почему это происходит со мной, почему я всегда наступаю на одни и те же грабли. И только когда я почти села в такси, до меня долетел хрипловатый крик: — Мы не договорили! Пустыми глазами я взглянула на высокую фигуру за стеклом и во второй раз за сегодня, увы, не за последнее время, приняла правильное решение: — Поехали.