Я найду тебя здесь, внутри темноты
Марта не пришла в университет, как мне сказала Сьюзен. Перед этим я лежала в кровати и думала всю ночь напролёт, что если с ней что-то случится, то в этом буду виновата я. Так оно и произошло. Даже плюшевые стены квартиры Сью не защищали меня от чувства вины. За окном приходил дух Рождества, пока я лежала в постели с обработанными ранами и жалела об огромной части своей жизни. Мне надо было найти Марту, чтобы она услышала запись с моего телефона. Но найти Марту было невозможно. Ещё неделю я скрывалась от мамы, ожидая, когда припухлость сойдёт с лица. В больнице сказали, что я ушибла нос. Всё-таки упасть с лестницы — это больно. Так выглядела моя невинная отговорка, когда меня спросили, что случилось. Несмотря на все упреки, я умела врать. Благодаря всем моим стараниям, никто ничего не узнал. Даже когда наступило Рождество, мама была так счастлива, что ничего не заметила. Меня поздравил даже Эндрю, с которым мы столкнулись на одном из собраний, но я попросила его уйти, даже не спросив о Гарри. Всё шло своим чередом. Будни — входные. Работа — дом. Только мое состояние оставалось прежним, а Марты нигде не было. Спустя неделю, когда мама попросила заехать после работы к ней, позвонила Сью. Она сказала, что Марта недавно появлялась у себя дома, и была не рада видеть свою подругу. Она не сказала, куда поедет. Просто попросила отстать. Но мне надо было достучаться до неё. Я не могла вздохнуть с облегчением, подъезжая к дому. Ещё один груз лег на мои плечи, когда я заметила припаркованную машину рядом с ним, мне стало хуже. Этого не может быть. Господи. Я захожу в дом и чувствую кофейный аромат. Где он был? Я встряхиваю голову, поправляя свои мысли. Не важно, где он был, — важно, что он делает здесь и сейчас. Кроме, конечно, того, что пьёт кофе с моей мамой. Развернуться и уйти будет самый лучший вариант. Но развернуться и уйти — значит выдать себя, прогнуться под Стайлсом. Я натянула улыбку для мамы. Она была моей реальной причиной того, что я прошла на кухню и мило поздоровалась, а не сорвала себе голос до чертиков. Но Гарри был не дураком. Он всё прекрасно поймёт из этого огромного расстояния, что я вылепила между нами. Сесть на другой конец стола. Сесть не другой конец стола. Как же это глупо. — Сайв, Гарри вернулся, — мама улыбнулась, будто это был её подарок на Рождество. Я с непониманием посмотрела на неё, нахмурив брови. Господи, он причинил ей боль, о которой она ещё не знает. — Да, я вижу, — но мне было страшно сказать маме об этом. — Садись ближе, нам нужно поговорить, — Лорен взглядом указала на стул рядом с ней, и я послушалась, нервно цепляясь в спинку стула пальцами, чтобы отодвинуть его. Не знаю, мне казалось, что в этот момент меня обвязали огромной цепью, а к ногам прицепили камень, тянущий мое сердце вниз. Мне оставалось только держать гордой поднятую голову и сохранять уверенный вид, потому что у Гарри это получалось безупречно. Но с каждым вздохом становилось труднее. Его взгляд был прежним, он не кричал "я спал со всеми, встречаясь с ней". — Я знаю, что вы с Гарри не ладите, — виновато улыбнулась мама, даже не подозревая насколько, — но он мне помог справиться с моими проблемами. Я прошу тебя забыть всё, что было, и поговорить о твоих, — эти слова сдавили горло. — У меня всё прекрасно, — в противовес сказала я. — Нет, даже не смей мне врать. Ты не так хорошо скрываешь свои чувства, как думаешь. И если не хочешь говорить о них мне, то скажи Гарри. Он поможет тебе. Я болезненно усмехнулась про себя. Я уже столько всего рассказала ему... А он как всегда натягивал своё идиотскую ухмылку и острым взглядом вспарывал мне живот. — Спасибо, я не уверена в этом, — горло высохло, поэтому я говорила хрипло. Тело уже привыкло постоянно бежать, поэтому я медленно отодвигала стул, чтобы сделать то же самое ещё раз. — Сайв, перестань! — чуть повысив голос, вздохнула Лора. — Сядь, дай мне закончить. Я не знаю как тебе сказать, мама, что рядом с тобой сидит не тот человек. Я посмотрела на маму, лишь слегка сжав зубы. Но все чувства уходят в ноги — там безжалостно сжимаются пальцы на ногах, там растекается по полу злость, там тонет, как подводная лодка, моя скорлупа, которая не давала шанса людям покопаться во мне. Может, я бы рассказала всё тому человеку, кто бы пообещал меня защитить от всего, кто бы не хотел трогать моё сердце грязными руками. Все слова, произнесённые Гарри, служили огромнейшей преградой для того, чтобы я хоть что-то рассказала. И я не хотела травмировать маму. У нас это чувство схоже. Она ничего не говорила про отца, она высказала это всё Гарри, чтобы не причинить мне боль. Но я не сделаю то же. — Ты просто поговоришь с Гарри, — пообещала мама. — Выговоришься, если тебе станет легче. Пожалуйста, не надо держать всё в себе. Наверное, я побледнела. — У меня трещит голова, — я потёрла виски, пытаясь что-нибудь придумать. — Я устала. — Сайв, ты не хочешь говорить со мной, — я услышала боль в голосе мамы. — Обещаю, что Гарри не расскажет мне ничего. Я хочу, чтобы тебе дали стоящий совет. Это твоя жизнь, другой не будет, умей ценить её. — Я подумаю над этим. — Ради меня.***
— После всего, что я услышала, — я остановилась, — ты в ответ не услышишь ничего. — Мы оба знаем, что это надо тебе. — Это надо тебе и твоему благородному эго, Гарри. Мне стоило быть более разумной, когда я связывалась с тобой. — Забавно, когда ты связалась с Аликом, ты сказала ему те же слова? — Всё было намного проще. Я уехала из Манчестера. — Стоит ждать от тебя этих же действий в этот раз? — Я не собираюсь уезжать из-за тебя. Лондон невероятно огромный, чтобы не сталкиваться с тобой до конца жизни. Гарри усмехнулся в кулак и отвел наполненные весельем глаза, закусывая нижнюю губу, вкус, которой я когда-то пробовала. — А для Алика он такой же огромный? — ну, конечно, все дороги ведут к нему. Всё начинается с Норта и заканчивается им. Мне кажется, что бы я ни сказала сейчас, Гарри сведёт это только к нему. — Я бы не пришла сюда, если бы не мама, ждущая меня в холле, — сухо заметила я. — Так что продолжай заниматься своими делами и не трогай меня ближайшие пять минут. — Всё бы ничего, Сайв, но пока ты здесь, моё единственное дело это ты, — Гарри присел на крышку тёмного стола, ожидая, что я скажу на его обольстительные и ранящие слова. — Мне всё равно. Я могу молчать, сколько моей душе угодно и выйти отсюда, а ты останешься ни с чем. Так что не теряй время зря. — Нет, я весь твой. — Забавно, как ты играешь со словами. Тебе всерьёз нравится быть таким Мистером МнеПлевать? Гарри пропустил все мои слова мимо ушей. О, его гребаное «уважение». — В этом кабинете сейчас то, что ты так хотела давно: всё мое внимание целиком и полностью принадлежит одной тебе. — В таком случае очень грустно: я нашла то, что искала, но оказалось, мне больше это не нужно. — Вранье. — Послушай, Гарри, — не вытерпела я, — какая к чёрту разница? Какой толк посылать, а потом обвинять в чём-то? У всех поступков есть последствия — умей с ними справляться. Я ненавижу тебя и у меня есть тысячи причин на это. — Какие последствия оставил Алик? Я сжала зубы и помотала головой: — Нет. — Я расскажу Лорен всё, что знаю, — Стайлс попытался предъявить свою единственную угрозу, на которую он был способен. Я только чуть скривила губы в ухмылке. — О, ты всё ещё не сделал это? — притворно удивились я. — Я давал тебе шанс. — Спасибо, за твою доброту, — мне пришлось съязвить, пока стрелки на часах медленно преодолевали секунду за секундой. — Сайв, я повторяю, что прямо сейчас выйду за дверь и расскажу всё Лоре, если ты не начнёшь говорить, — его голос был весь переполнен тошнотворной решимостью. — И я полагаю, она будет счастлива, узнав о нас с тобой, — я дернула бровью, отправляю прямо в его лицо прямой намёк на шантаж. — И не только обо мне. Моя мама всё ещё уверенна в том, что ты хороший человек. Ты подведёшь её? Впервые ему нечего было ответить. Я смотрела на него с превосходством, поддёрнутым гордостью. Хоть я была намного ниже Гарри, сейчас мне казалось, что он упал к моим ногам: так растерянно он выглядел. Я собиралась уйти с победно вздёрнутым подбородком, но вдруг вспомнила кое-что, что разожгло моё любопытство. — Зачем ты написал о маме в своей дипломной работе? Стайлс и этого не ожидал. Но этот вопрос дался ему легче прошлого, так что он просто нахмурил брови, отчего его лицо показалось резким, а скулы особенно ярко выделялись на нём. — Откуда ты знаешь? — спокойно прохрипел он. — Это неважно. — Я попросил у неё разрешение. Больше ничего не хочешь спросить? — он скрестил на груди руки, отклонив голову вбок.Bishop Briggs — Never Tear Us Apart
( ох, только попробуйте не включить) Его взгляд снова обрел силу, и я должна была противостоять ей. Мой триумф длился мало, и, наверное, из-за этого Гарри и был стойким: что бы с ним не произошло, он быстро возвращался в форму. — Нет, — отрезала я, глядя на него, и сделала шаг назад, чтобы исчезнуть с его глаз, потому что наконец-то пришло время уйти. И только когда я коснулась ручки двери, прозвучал этот решающий вопрос, изменивший всё: — Что Алик делал с тобой? Ничего личного, профессиональный интерес. Моих губ коснулась несколько странная усмешка, но парень её не видел. Я закусила губу, чувствуя, как грудь сводит от мыслей и чувств. Ему было интересно узнать тот огонь, что закалил меня. Ну что ж, покажи ему, Сайв. Кожаная ручка сумки соскользила с моей руки и упала с лязгом на пол. Я бы хотела видеть его непонимающий, но сильный взгляд, слышать, как изменяется его частота дыхания. Это было бы забавно. Я медленно защёлкнула дверь, чтобы никто не смог помешать мне и повернулась к нему. Но наши глаза не столкнулись. Нет, мне не было стыдно, и я не стеснялась. Просто это случилось, потому что так хотела я. Это была моя история, которую могла рассказать только я. И это был пролог. То, как всё начиналось. Я сделала решающий вдох и медленно проскользила взглядом по его ногам, груди, поднимаясь вверх, к лицу. Моя голова тут же наклонилась вбок, копирую позу Гарри. Я хотела, чтобы он почувствовал во мне то, что никогда не чувствовал: похоть. Алик шутил, что я могла стать самой лучшей шлюхой в городе. Но думал он так только, полагаю, перебрав их всех. Но я не такая. Я та, которой надо любить, прежде чем целовать кого-то, поэтому огонь желания в моих глазах горит так ярко, что способен не только ослепить, но и обжечь. Мои руки потянулись к первой пуговице на блузке. И я ни за что не оторву свой взгляд от его внимательных и сосредоточенных глаз, не посмею убрать эту дерзкую ухмылку с лица, потому что именно так всё начиналось: с жертвы и охотника. Блузка на мне распахивалась всё шире и шире с каждым уверенным и медленным шагом, открывая кусочки моего незагорелого тела. Алик приказывал притворяться крадущейся пантерой, которая вот-вот утолит свой голод. Быть сексуальной, желанной и властной. Не играл роли ни серый цвет лифчика, ни его обычный фасон. Я не стеснялась своего повседневного не возбуждающего белья. Всё самое главное исходило от движений тела, глубокого дыхания и, главное, взгляда. Как из меня могло получиться это? Я не знаю. Даже самые обычные люди могут скрывать нечто особенное. И в моем случае это похоть, которой я болею ровно с того момента, когда меня заразил Норт. Гарри был непреклонный, несмотря на то, что я делала. И мне это нравилось. Сопротивление делало игру интереснее, открывало новые цели, которых хотелось достичь. Я положила свою ладонь поверх ладони парня, переплетая наши пальцы. — Ничего особенного, — прошептала я, отвечая этим на вопрос, чувствуя, как прикосновение, которое я давно не ощущала, буквально кружило мне голову. Чувство росло и росло с каждой секундой, тлело, разогревая кровь и желание внутри. Мои губы слегка приоткрылись, пока я следила за тем, как мои пальцы поднимаются по его руке к плечу. Самое интересно было то, что Гарри не останавливал. Он, как всегда, позволял всему случиться. Но я чувствовала на себе этот странный и слегка шокированный взгляд. И мне хотелось скорее рассказать ему всё. Поэтому до того момента, когда я взяла его подбородок, в моих глазах не осталось ничего, кроме темного вожделения. Я буквально врезалась в его губы, в первое мгновение не ощущая никакого вкуса. Ещё чуть-чуть и моя грудь вот-вот разорвется от давления. Но мы знали, что этот поцелуй — бомба замедленного действия. Стайлс не ответил. Его рот не был сжат, он просто был расслаблен. И это не огорчило меня. Я прижалась к нему сильнее, так, чтобы он ощутил мою полуобнаженную грудь. Мне пришлось оторваться от его губ на секунду, чтобы он почувствовал мой короткий вдох и то, как я сладко облизываю языком нижнюю губу, собираясь припасть ртом к нижней челюсти. Я целую его кожу и вздыхаю её запах. Мои губы только и передвигаются вниз-верх по его шее, пока голова Гарри медленно отклоняется назад. И сквозь поцелуи я снова улыбаюсь, пускай он почувствует это, а ещё мою страсть, которая проникает холодными пальцами под его футболку, касается груди и живота. Его кожа покрывается мурашками от напряжения, от моих покусываний, и в эту секунду звучит его рваное дыхание, означающее мою победу. Он резко хватает моё лицо и целует меня ещё резче, чем это делала я, ещё более страстно, не то что забирая власть, а буквально выдирая её из моих губ, оставляя меня без шанса дышать. Мое тело пылает, я закрываю глаза, потому что комната сжимается до нереально маленького пространства, в котором не хватает воздуха для нас двоих, поэтому мы стараемся поддержать в друг друге жизнь. В нашем поцелуе нет никакой гармонии, потому что мы оба боремся за власть, пуская в ход зубы и языки. И в этом есть мало эстетичности: похоть не всегда красива. В конце концов, борьба вытекает за пределы наших ртов. Я стараюсь стянуть с него эту ужасную футболку, и это выглядит так, словно у меня не осталось ничего, кроме первобытных инстинктов. Но это имеет свою прелесть: я делаю всё так, будто в моих движениях вся та боль, которую мне причиняли. Этому меня никто не учил, это просто моя отчаянная импровизация, часть которой мне удаётся сделать, пока Стайлс не меняется со мной местами. Больше он не зажат между мной и крышкой стола, теперь я нахожусь в этой западне и чувствую, как на мою шею обрушатся его губы и язык. Зато теперь его тёплый и голый торс дотрагивается до части моей открытой груди. Только серебряная цепочка Гарри между нами с каждым неровным зигзагообразными движением щекочет ключицы. Я стараюсь сесть на стол, но сильная хватка Гарри не даёт мне. Он, как безумный, прижимает меня к себе, пытаясь вытянуть всё, что желает. А желает он учащенного и обрывистого дыхания, становящегося тихим стоном. Но я улыбаюсь, прикрыв глаза, хватая воздух целыми порциями, запрокинув голову как можно дальше назад. Я стараюсь держаться за краешек стола, но это плохо получается. Наконец я соображаю, что надо сделать: я отворачиваюсь от губ Гарри, и он яростно вздыхает, толкая меня на стол. Я чувствую пятой точкой крышку стола, и холодный воздух проскальзывает между нами, потому что мы на миг становимся дальше. Но я же сказала, только на миг. Прежде чем я хочу обернуть свои ноги вокруг пояса Стайсла, его руки дотрагиваются до моих бёдер, перед этим раздвигая ноги, и продвигают меня к нему ближе, мощно сжимая и фиксируя мои тонкие лодыжки за его спиной. Мы снова как одно целое. Я пытаюсь прикончить его волю, однако одной пулей тут не обойтись. Ничего не существует, кроме инстинктов и одного единственного желания: я хочу его. Раньше моей любви было слишком много, а его — ничтожно мало. Я в десятый раз запрокидываю голову, уводя свою шею от влажных губ, почти ложась на весь стол, и сладостно думаю: чтобы сказал сейчас этот задыхающийся человек с потемневшими глазами? Я чувствую, как его руки поглаживают внутреннюю часть бедра. А мне надоела слишком затянутая прелюдия. Я нахожу в себе силы подняться, но Гарри останавливает меня, смотря мне прямо в глаза. Я облизываю и так влажную и пухлую губу, когда парень резко ухмыляется и тут же расстегивает резко ширинку моих джинсов, вжимая меня в себя. Он едва касается кожи рядом со ртом и мягко целует меня там же, прикрыв глаза. Я чувствую жар, исходящий от его кожи, и сглатываю. Гарри хватает пояс моих штанов по обе стороны от замка так, что его большой палец дотрагивается до живота, и медленно двигается по дуге назад, перемещаясь к пояснице. Там он стягивает мои джинсы с задницы, чуть приподнимая и прижимая меня к себе, а затем снова садит на стол. Теперь на мне блузка и бельё, а джинсы свисают с края деревянной крышки и скоро, я чувствую, вовсе упадут на пол, потому что в ближайшем будущем здесь будет место только для меня. Все татуировки с его груди, рук и живота глядят на меня. Они выглядят сексуально так, что у меня захватывает дыхание. Даже если я знаю их, мне плевать, всё как будто в первый раз. — Они мне нравятся, — говорю я то, что вертится в моей голове, потому что она затуманена настолько, что невозможно отличить мысли от слов, произнесённых вслух. — Не только тебе. Челюсть сжимается от злости. О, конечно, я же далеко не первая, кто с ним переспит, и далеко не последняя. — Мне плевать, — я делаю полное безразличия лицо, чтобы он не понял, что меня это задело, и притягиваю его за шею, хочу ощущать его поцелуи на груди, наслаждаться этим, пока не придёт мой час. Его пальцы плавно исследуют моё тело, сильно сжимают его, потому что мне прекрасно знакомо то напряжение, которое он испытывает в паху. — Давай же, — через прерывистое дыхание бормочу я. Он почти не реагирует, продолжает играть свою партию. — Господи, разденься, — не выдерживая, шиплю я, сильно сжимая зубы чуть ниже его челюсти вместе с кожей, на которой потом останутся болезненные пятна. Я хочу, чтобы он разделся полностью. Гарри приостанавливается, но уже ничего не поделать, темнота залила меня с ног до головы. Я хочу этого. Я давно не получала то, что меня убивало. Алик был отчасти прав: мне действительно нравилась боль, но только в сочетании с сексом. Стайлс чуть сжимает мое запястье, отводя его в сторону, и я удовлетворительно стону. Он сладко целует меня глубже и глубже, отчего внутри меня зацветает роза, шипы которой начинают колосться. — Заломай мне руки, — с полувдохом вырывается у меня. — Я хочу жестче. Гарри увеличивает напор, я молниеностно припечатана к столу и его руки спускаются ниже, и ниже. — Сдави мне горло, — хрипло прошу на ухо парню, и он тут же останавливается. На его лице нет того желания, что и у меня. Оно слегка бледнеет. Парень бегло оглядывает все мои черты, от взлохмаченных волос до раскрасневшихся губ, а затем нежно обхватывает руками моё румяное лицо и мягко дарит бархатный поцелуй, лёгкий, как дуновение майского ветерка. Но мне этого мало, тело ноет от неутоленного аппетита. — Пожалуйста, сделай, что я прошу, — умоляю я, прошептав ему в губы. — Мне это не нравится. — Неправда. Пожелай причинить мне боль, и у тебя всё получится. — Сайв, нет! — он разозлился, отстраняясь от меня. — Я не буду это делать. — Тогда поцелуй меня. Гарри просто смотрел на меня, не двигаясь с места, точно обнаружив на столе не ту Сайв, с которой только что собирался заняться сексом. Я слезла с деревянной крышки, от которой на моих ягодицах остались красные пятна, и подошла к парню на своё любимое расстояние: впритык. Я скинула блузку с моих плеч, и ткань, струясь, слетела на пол: — Сделай что-нибудь. — Это то, что делал Алик? Он трахал, сжимая тебе горло, и тебе нравилось? Это то, что он делает до сих пор? — Гарри впустил пальцы в свои волосы. Вена на виске выступила, не предвещая ничего хорошего. Я опустила голову, полную просочившейся вины, которую помог мне забыть Стайлс на какое-то время. Теперь она снова возвращалась, кричал во мне, отчего мне хотелось и рыдать, и злиться. — Сайв! — он повысил голос и непонимающе покочал головой, строя из себя неприступного. — Я не хочу говорить об этом. Стайлс взял меня в охапку, блокируя любые движения рук. Его подбородок упирался в мою голову всё то время, что мы напрасно молчали. Самое странное было то, что я чувствовала то, как парень до сих пор хочет меня, но он не пытался закончить то, что мы начали, горько и яростно дыша со мной в такт. — Тебе нравится, когда тебя унижают? — не выдержав, спросил он. — Это просто секс, — раздражённо ответила я, прижимаясь к его груди горячим лбом. И услышав, как Стайлс буквально закипает от гнева, держа меня в руках, я сдалась: — Он обещал причинить боль моей подруге, Марте, — язык не поворачивался. — Если уже не причинил. И это всё из-за меня. Она по уши в него влюблена, а я знаю, к чему это в итоге приведёт. Он выслушал, не проронив ни одного слова. — Сделай со мной всё, что хочешь, — шепотом попросила я. — Я хочу укутать тебя в одеяло, — я услышала сверху этот низкий расстроенный голос спустя некоторое время. — Нет, — я закусила губу. — Я всё ещё хочу тебя. — Я тоже. Но тебе пора идти. Пять минут тянутся слишком долго.