It Started with a Kiss

      Звенящая тишина прервалась лишь когда сквозь толщу ваты пробивались чьи-то голоса. Кёнсу не понимал, что происходит, ведь перед глазами всё та же пустота и что-то чёрное с бликами и мутными картинками. Он не понимал, умер ли он, или же ему просто всё мерещится. Парень не чувствовал собственного тела, он не слышал своё сердцебиение. Лишь мерзкий, отдалённый писк, который было очень трудно распознать среди множества голосов. Это всё продолжалось и продолжалось. Пока голоса не затихли вовсе, оставляя за собой шлейф того же редкого пищания прибора. А затем чувство тепла накрыло его с головой и чей-то мягкий голос так отчаянно пытался пробраться в сознание. Чувство тревоги исчезло так же быстро, как и появилось. И Су испугался, что и это ощущение чьего-то тепла тоже испарится. Эта лёгкость продолжалась слишком долго, и Кёнсу охватила паника. Но он не мог закричать или просто спрятаться. Господи… да он даже не мог пошевелиться! И не смотря на то ощущение защищённости, становилось страшно. До ощущал, как он задыхается. Отдалённый писк стал слишком частым и резким. Голоса вновь смешались, а отсутствие тепла вогнало в истерику. До почувствовал своё тело лишь раз… Лишь когда резкая боль стала разрывать на части онемевшие конечности… Лишь когда что-то мерзкое, напоминающее отраву, заполнило трубки вен, ледяным потоком смешиваясь с болью… Лишь тогда Кёнсу понял, что он не мёртв… Тогда захотелось плакать. Но было поздно. Звенящая тишина вновь заняла всё свободное пространство в его сознании. Никаких голосов. Никакого тепла. Никакой боли. Бездонная пустота поглотила всё… И возможно, именно сейчас Кёнсу был мёртв. Но даже сейчас он не чувствовал отчаянного желания жить. Парень не хотел очнуться. Не хотел вновь окунуться в ту боль и заново ощутить те давящие стенки безысходности. До продолжал ждать, вовсе не надеясь на что-либо. Надежда на тот долгий сон испарилась давно. И после этого парень и вовсе разучился желать. А затем та долгая тишина прервалась ярким светом, что резал глаза так отчаянно и безжалостно. Он пришёл в себя в абсолютном безмолвии, пытаясь сморгнуть мутную пелену, застелившую глаза. Размеренный стук в груди, слегка ноющее тело и кислородная маска, что так плотно жалась к бледной коже мешая дышать. А затем, так тускло и привычно. И чьё-то тепло у ледяной руки. Сил не хватило хотя бы на то, чтобы повернуть голову. Именно сейчас До ощутил себя как никогда беспомощным и жалким. Во рту было так мерзко и сухо. Горло болело. Реальность снова с размахом ударила по голове. Напоминая о случившемся. Заставляя вновь почувствовать себя тем ничтожеством, что не могло справиться хоть с чем-нибудь. Теперь Су мог позволить себе заплакать. Это было так больно. Так ничтожно по отношению к себе. И одновременно казалось, что слёзы помогают на время притупить это едкое чувство. Это был не первый раз, когда Кёнсу давился слезами, лёжа в больничной палате под капельницей. Та горсть каких-то однотонных таблеток почти лишила его жизни. Почти поставила на колени перед самим собой. Но его вернули к жизни, вынуждая существовать с мыслями о смерти. Тот год для парня выдался очень трудным. Прошедшее время оставило так много шрамов, что руки Су были омерзительны для него самого. А отец просто отказался воспринимать даже то, что они были родственниками. Шрамы затягивались, но поверх них ложились новые. А теперь… теперь этот безобразный рубец перескажет чувства Кёнсу лучше его самого. Кислородная маска вконец запотела, а слёзы отказывались прекращаться, стекая в уши и оставляя после себя тонкие дорожки. Со стороны его попытка выплакать всего себя выглядела так, словно смерть была его единственным желанием. Единственным выходом. Возможно, так и было…  — Додо… не плачь… — мягко и нежно. Тёплые пальцы, стирающие слёзы. И немой шок на лице Кёнсу. Перед глазами мутно, и чьё-то до боли знакомое лицо стало расплывчатой картинкой. Кто-то продолжал касаться его щеки и шептать еле слышные просьбы. Касания были такими осторожными, словно этот кто-то боялся сделать больно. Когда До захотел поднять руку, то его ладонь попытались удержать, мягко накрывая её теплом.  — Всё хорошо, Кёнсу… я рядом… — почему-то эти слова развеяли небольшую панику. А когда тонкая пелена слёз сошла с глаз, в сознание ворвался Чанёль с его нежной улыбкой и чуть покрасневшими глазами. Кёнсу улыбнулся. Да, ломанно и неуверенно. Но так искренне и по-настоящему. Сердце забилось немного чаще, и теперь ладонь Пака накрывала оставшийся участок щеки Су. Последний был более чем рад видеть в ответ такую же улыбку, смешанную со слезами. Этот момент дал Кёнсу понять, что Чанёль был тем, кого он хотел видеть рядом больше всего. Возможно, теперь ему будет легче. Возможно, теперь будет тот, кто обнимет и скажет, что всё хорошо. ____ Спустя несколько часов Кёнсу смог успокоиться и уснул, а Ёль продолжал держать его за руку. Парень был очень рад, что Су наконец очнулся, ведь эта ночь ожидания далась ему очень трудно. Тогда после школы он решил навестить До, но у его дома застал машину скорой помощи и плачущую мать. На тот момент у Пака возникло очень много вопросов, но волнение и шок подавили желание что-либо узнать. Ночь он провёл у палаты Су вместе с матерью, а на утро не отходил от его кровати. Чанёль продолжал ждать, не смея даже думать о сне. А потом привычную тишину в палате прервало нервное пищание прибора, что следил за сердцем Кёнсу. Затем снова томительные часы у кровати. Но ожидание стоило того… Дыхание прервалось, а сердце сошло с ума. Напротив потерянный взгляд Кёнсу и блестящие дорожки слёз. А потом та долгожданная улыбка. Безумно красивая и искренняя. И не единого слова больше. Оба вслушивались в размеренное дыхание друг друга, не решаясь разорвать зрительный контакт. А когда Кёнсу уснул, Ёль испугался, что тот больше не проснётся. Что уснёт навсегда, оставляя Пака без малейшего шанса сказать то застывшее на губах признание в любви. Без еды и сна Чан прождал целый день. Изредка целуя холодную ладонь, шепча чтобы тот очнулся поскорее. И когда палату окутал мрак, когда помещение стали освещать тусклые лампы, Кёнсу смог почувствовать тепло. И ему было плевать на боль. Впервые он так хотел кого-то увидеть. И этот кто-то так приветливо улыбался в ответ, снова прижимая к губам чужую ладонь. Кёнсу хотелось рассказать о том, как он любит, и о том, что чувствует. Но что-то так упрямо сдавливало его горло. А Чанёлю было достаточно и того, что эти глаза вновь так тепло смотрят на него. ____ Спустя два дня Кёнсу смог самостоятельно дышать. Спустя три — говорить. А спустя неделю ему хватило сил на то, чтобы двигаться. Капельницы больше не заполняли его вены какой-то дрянью, и плотная кислородная маска больше не оставляла следов на коже. Тогда парни просто промолчали. Тогда Пак просто крепко обнял Су. И обоим показалось, что это именно то, что им так давно не хватало. ____ Когда До выписали, Чан помог собрать его вещи, напоследок спросив о том, что его так волновало:  — Теперь ты отправишься домой? Мне можно тебя навещать?  — Я… эм… — Кёнсу запнулся не зная какие лучше подобрать слова. И спустя несколько минут парень неловко потёр затылок, смотря куда-то в сторону. — Сейчас я бы не хотел видеться с матерью. Не представляю, как буду смотреть ей в глаза. Можно я…  — Можно. — прервал его Пак, подхватывая сумку с вещами. — Я буду только рад, если ты поживёшь у меня.  — Но я… — начал было Су, но Ёль снова широко улыбнулся, взяв Кёнсу за руку.  — Не благодари! — не громко сообщил парень выводя До из палаты. И теперь было совсем не важно, что Пака хотели попросить совсем о другом. ___  — Моя тётя уехала навестить своих родителей, так что дом будет некоторое время пустовать. — сказал Ёль, любезно открывая перед Кёнсу входную дверь.  — А твои родители?  — Моя семья живёт в Пусане. — коротко сказал Чан, проходя вместе с До в гостиную.  — Спасибо, Чанёль… — тихо и смущённо. Но Пак расслышал, отвечая улыбкой и тёплым «Не за что». Так как организм Су был слаб, парни обошлись лёгким овощным супом, что приготовил ни кто иной, как Чанёль. Который сам вызвался на его приготовление, мысленно не желая видеть, как его Додо хоть чем-то напрягает себя. Позже Чан предложил посмотреть фильм, и Су охотно согласился. Тогда на бедного Додо и повалился шквал вопросов, что мучили Чана на протяжении нескольких недель.  — Знаешь, я очень волновался за тебя. Ты несколько дней отсутствовал в школе, не отвечал на звонки… Я правда испугался… — Ёль заставил себя посмотреть на Су, который неизменно прожигал взглядом мелькающие картинки на экране телевизора. — Расскажешь? Несколько минут напряжённого молчания и усталый вздох со стороны Кёнсу. Потом нерешительное «Просто…» и снова безмолвие. Поиски отговорок и неловких слов не приводили к результату. И Су казалось, что он и вовсе запутался в собственных мыслях. Впрочем, как и всегда. И лишь тихое и неизменное «Кёнсу…», дало трещину в самообладании последнего.  — Он… он назвал меня ничтожеством! Сказал, что я ошибка! Что я… что я… — это гадкое чувство вновь поглотило парня, возвращая в тот день что окончательно поставил его на колени. Су снова давился слезами. Снова комкал пальцами футболку и ломался. Ломался до хруста и до дрожи. Чанёль обнял Кёнсу так крепко, как мог. Он действительно боялся, что тот вновь рассыпется. И в том, что До снова заплакал, Пак винил себя.  — Отец сказал, что я бракованный… — хрипло и горько. Отдавая болью и сжатой тканью толстовки Чана между тонких пальцев. Солёные слёзы и привкус отчаяния на губах. Быть может, смерть и правда была выходом?.. Кёнсу продолжал всхлипывать и жаться к Ёлю, желая почувствовать знакомое тепло ещё сильнее. Он хотел просто всё забыть. Хотел хоть немного пожить, ни о чём не думая. Хотел почувствовать себя легко. Хотел быть счастливым… И сейчас Чанёль был действительно нужен ему. Бесчисленное количество раз Су задумывался о том, кто он есть. Почему всё вышло именно так. И почему отец его ненавидит. Быть может, родители хотели увидеть в Кёнсу кого-то другого? Такие мысли тоже посещали парня, и он винил себя в том, что не оправдал надежд родителей. В том, что родился слабым. В том, что в конечном счёте захотел умереть.  — Я бы, наверное, изменился, если бы выбрал другой путь, если бы остановился и оглянулся… — так тихо и еле слышно. Спустя долгое время. Но с таким трудом произнесённое. Чанёль растерялся. И не в силах что-либо сказать, он взял в руки лицо Кёнсу, пытливо заглядывая тому в глаза. Увы, Пак не умел читать эмоции по глазам. ____ Парни долго сидели в гостиной, вслушиваясь в размеренный стук сердца друг друга. Чан отказывался выпускать До из своих объятий, а тот был не против. Ближе к десяти ночи Кёнсу сказал, что устал, и Ёль отвёл парня в свою комнату.  — Спасибо… — поблагодарил Су выходя из ванной. Чанёль встретил его лёжа в постели в одних пижамных штанах. — Ты что же, будешь спать со мной?  — Я ни за что не оставлю тебя одного. — твёрдо сказал Чан, протягивая руку. Схватившись за рукав кофты, он потянул ткань на себя, заставляя парня лечь рядом с собой. Ёль прижался оголённой грудью к спине Кёнсу, чувствуя, как сходит сердце с ума. Руки обвились во круг талии хрупкого тела, и тёплые губы на тонкой шее. Горячее дыхание и лёгкая дрожь. Кёнсу закрыл глаза, играя картинками воспоминаний. Сейчас ему абсолютно не стыдно за то, что мечтал о прикосновениях. Сейчас До хотел почувствовать больше. Не важно, что будет потом. Есть лишь сейчас. Есть лишь Кёнсу, который ближе прижимается к тёплому телу. Есть лишь чужие руки под тонкой тканью кофты. Дыхание перехватывает и тёплые губы скользят по изящной венке под бледной кожей.  — Я люблю тебя, поэтому ты должен продолжать жить. — низким шепотом на ухо и прохладными пальцами по рёбрам. — Не оставляй меня одного… Ты нужен мне… Тихое «Обещай» уже вместе с поцелуем в плечо. И хриплое «Обещаю» с закушенной губой и тонкой полоской слёз на щеках.